Это Гуль

               
     " Патишествуя в кабак по долинам и по взгорьям, пробиваясь сквозь ледяные торосы и Вайсберги, понимая, что сто лет жизни нет, попустительством Божиим снося к такой - то матери факт черты оседлости, обнаружил я недостаток постной пищи, на что Преосвященный заявил мне  " Лопай, что дают ", оставляя весьма недовольным, об чем и сообщено по линии ".
     - Дальше будет Невзоров - социалист, - предположил пан Мошка, издатель, с любопытством рассматривая симпатичную мордочку невероятно притихшей Пикачу, высокомерно помахивающей пушистым хвостиком перед оскаленными рожами патриотов, русофобствующих переводчиков и фашиствующих молодчиков, скомковавшихся в шарлатанскую манно - небесную кашицу  " Дружба ", где от дружбы оставалась лишь бензопила невзрослеющего мудака Троицкого. - Толстый и тонкий как Геростраты и концом принудительная кастрация целого народа.
     - Впрочем, я мудак, - вторым абзацем провербализировал тягучие мысли пан Мошка, издатель, отворачиваясь от анимешного зверька, - раз пытаюсь беседовать с нарисованным животным. Тьфу, гнида, - выругался издатель, вороша груды рукописей на своем бесконечном столе, - обосралась жидким калом актуальности говенного тилиграм, столь же блевотного, что и жж с прочими радио свободами, не стоящими и кавычек. Говно ! - заорал пан Мошка, издатель. - Вот так и оживают ухойдаканные накануне экс - физкультурницы, умея предложить сексуальность с глупостью.
     - Обожди, Старшой, - привел себя к целесообразию издатель, раскрывая первую попавшуюся рукопись, - не кипешуй пока. Лучше вот сказочку послушай.
     " Миновав серпантин, мы выехали к Ягодному, я это понял по отдаленному шуму. Капитан Ребров сжался в углу, что - то скуля. Мордач в зефировой рубашке наклонился к разоблаченному врагу, еще вчера всесильному, и прислушался.
      - Интернационал поет, - удивился блатной, пиная капитана под ребра. - На, сука ! Падло, - брызгал он слюнями, успевая поддать и мне валенком, - собрались фашисты, а мне вышака лепят не за хрен.
      Он завыл, сжимая виски ладонями, но скоро успокоился и, усевшись в углу автозака по - турецки, замурлыкал какую - то босяцкую мелодию.
      - Ах, плантчик, ты плантчик, ты божия травка, отрада для всех ширмачей, - донеслось до меня.
      Старик в углу не выдержал. Вскочил и, вздев руки, потрясая ими, завопил, смущая конвой :
      - Сопли у мертвецов сосали ! "
      - Дичь какая, - скривился пан Мошка, издатель, - профурсизм Николая Свинадзе без умения точно описывать ужас Варлама Шаламова и вовсе без бороды Солжа. Х...та, - приговаривал он, отправляя пневмопочтой ( бульк ! - и всё ) рукопись по надлежащему рукоположению - Лариной и Петровской, конечно, парочке толстых обоссанных старух из всей Масквы без окраин, невероятно озабоченных озадаченностью ситуации. Любой, сука, совсем любой ! На Урале два завода стоят ? Стоят.
      " Черноногов, объездив с мусью Кокото заводы, уединился на заимке, где и угодил в запой. Кишкин, ткнувшись в дверь, впал и ударился лбом о черен, выросший за ночь из пробитого чеканом лба мусью Кокото, на грех людям шруцимски приспособившим колесики от югославского трюмо к делу феминизмы.
     - Просрана феминизма скудоумием и бесталанностью говнокошелок, - мрачно отметил Кишкин, сворачивая гудящие с голодухи кишки в узелок завяжется, узелок развяжется, а из  " Пуси, мать их, райот " ни хрена не выйдет и не станется, - Черноногов. Ты капитана Менжу знавал ли ? - строго спросил Кишкин, разделывая лобзиком ноги старателя, дабы войти в мировую литературу лихорадкой и картофелем цинги.
     - Он утратил руку при штурме Каракаса, - ответил старичку малярийный комар, хитро свисая с потолка заимки вниз головой. "
     - Твою ж ты мать ! - восхитился пан Мошка, издатель, ставя рукопись в первоначалие бизнес - планов по озарению читателей изысками ума. - Руссиш фентези, Антон Чеков и знаменитый петербургский сыщик Иван Говно. Самый тренд.
     Мемуары Димы Билана. Книга воспоминаний Марии Шараповой  " Как Ася Клячкина мерином стала и замуж пошла по рукам шершавых ". Протокол общего собрания Петрограда о взаимности в кучах  " Шалишь и не балуй ". Поэма Кристины Потупчик  " Как я Путина любила, засушив свой  " Твиттер " в окатуй ". А также посмертный роман Лимонова  " Семь сосен и рога " о чрезвычайно интересных телезрителю приключениях виконта де Бражелон в дебрях Вологодчины, где раскрылись бункеры заговорщиков против всех и вышел к людям граф де ля Феродо, излишней буквицей Несора Махны преобразовавшись из тривиального хоббита толкиенутых поклонников всех рерихнувшихся этой Земли.
     Довольно потирая руки, пан Мошка, издатель, переместился в уютное кресло - качалку, раскрыл книгу Романа Гуля, выбравшего культуру вместо войны, и надолго погрузился в рассматривание картинок изнутри книжки, злостно нарисованных безымянным гимназистом вавилонястого Парижа тридцатых. Не хватало лишь Депардье Горски и носасто - лысого Риддика Турлопа, жрущего под прицелами лазерных целеуказателей жареного кролика, а так - вумат и правильно, благо, что говноедный Несмиян канул по следам таких же Бабченки и Витухновской, не умея ни развлечь, ни познать.