Мак Маг. Юленька, гл, 13

- Нет, Макс, черт возьми, нет! Ничего такого я не предполагал. И в голове не таилось данной истории. И даже, если я скажу более…
Она наставила на меня свой крошечный Браунинг, но выстрела не последовало. Я уже не помню: то ли я выбил этот пистолет, то ли он сам выпал.
Помню, как я отшвырнул его ногой в сторону и той именно ногой, на которой был повреждён злосчастный мизинец.
Да-с, несказанно больно.
Снова та несвязная физическая боль, будто возвращавшая меня в бытие, - нормальное или полунормальное существование.
Я пригнулся, изображая, обрисовывая, так сказать, то полунормальное существование наружу перед Анастасией, чтобы ей было довольно, было знать – я простой человек с состраданием и горем людским. Простой человек.
Я поднял на нее глаза и пытался дать понять выражением, чтобы она поняла меня, Анастасия, - этот случайный человечек, чтобы она смогла уразуметь: ничего плохого я не пытаюсь совершить и… грех, Макс, мне не нужен был.
Однако моя женщина рвалась на выход, она чуть не вырвала мне глаза, вместо того, Макс, чтобы понять. Понять.
И ещё: Юленька. Я слышал разговор Юленьки, я не понимал… Кажется, она помимо меня, с кем-то общалась, что-то бубнила, заклятие… Не пойму. Но точно воспринимал задачи:
- Сбей ее с ног! Уложи, оглуши и перевяжи. Иного выхода нет.
 И я, Макс, это делал.
Как ни странно или вовсе не странно – эта женщина оказалась чрезвычайно хрупкой. Мне не стоило особых усилий, чтобы … чтобы размахнуться и один раз ударить ее в лицо.
Это, да, это было страшновато.
Мне никогда не приходилось бить женщину, но в этот раз Нечто заставило меня.
Она упала, скатилась по груди моей, выцарапывая на пуловере округлые символы. Да, Макс, дальше мне пришлось связать ее.
- Это все? – Спросил я, Мак Маг.
- Это? Как говорила Юленька: это продолжение...
- Она с вами продолжала общаться? Что она хотела от вас?
- Она? Просто: стать живым человеком или сущностью какой-то. Зачем -неизвестно. До сих пор мне было это неизвестным. Но я расскажу…
Мой клиент, Бонапарт – Бонис – Боня, переместился в кресле, помолчал, продолжил.
- Мне нужно было спрятать Анастасию куда-нибудь. В коридоре я не мог ее оставить. Если вдруг очнётся, послышатся звуки, шорох и крик, вырвавшийся… Он мог насторожить ту же Ольгу Олеговну, уборщицу, с которой, я упоминал, у нас сложились терпимые, миролюбивые отношения.
И потом: та собака неизвестной породы, злая мохнатая собака со своим беспечным хозяином.
Она ведь тоже могла учуять посторонний запах.
Итак, мне пришлось заволочь мою жертву, мою случайную жертву, в комнату с Юленькой.
Анастасия безжизненно лежала, связанной по рукам и ногам. Во рту - кляп.
Я проверил который раз надёжность упаковки и немедленно отправился поглядеть на себя в зеркало.
С лица капала кровь. Мне нужно было знать – насколько повреждена внешность и насколько суток я не смогу показаться на улице.
И если подумать: у меня было немного продуктов, чтобы прокормить даже себя самого, а пленницу - также нужно было поить, питать.
Да-с проблема.
Справившись с собой, увидев, что наружность моя не сильно пострадала, что зуб один мой лишь потерпел значительный удар – готов был выпасть. Это больше всего меня расстроило.
Я попытался говорить. Губы слушались меня, но изо рта выносился иной голос, шепелявый, трещащий.
- Черт знает, что! – воскликнул я, - и какого беса и чем я занимаюсь вместо того, чтобы просто ходить на работу и ночью трахаться с приличными женщинами! Черт знает что! Преступление, сплошные преступления и исполнения!
Ведь только сейчас я осознал слова Валентины-сестры, как пользуется мною моя кукла.
Но пути назад не было. Нужно было продолжать слушаться ее, Юленьки. И где-то как-то выскользнуть от ее законотворчества.
- Ты, - мысленно улавливал я ее слова, - положи ее рядом со мной. Или меня  - рядом с ней, пожалуйста.
- Это зачем ещё? – спрашивал.
- Я говорила: хочу видеть тебя. А ты?
- Что я? Что я, уважаемая?!
- Не говори так со мной. Я делаю это ради нас обоих. Ты же хорошо относишься ко мне, любишь меня, не так ли?
- Вот ещё! – возмущение не имело пределов.
Я не мог, не имел право не говорить правду, но и не мог раскрываться полностью. Мне требовался некий буфер для раскачки собственных действий, создания собственной дислокации.
Я постарался смягчиться и подумал, что ничего в том дурного нет, если я, например, расположу куклу рядом с Анастасией на ковричке.
Так и сделал.
Юленька лежала и глядела на нашу добычу.
- Ты положи мою руку на неё, - просила она.
Я так сделал.
Вышел из комнаты, зашёл на кухню, открыл холодильник и бессмысленно глядел на содержимое.
Потом вынул из морозилки тушку курицы и поставил варить.
Я отсутствовал в комнате более четверти часа, а когда вернулся: увидел очнувшуюся женщину и испуг в ее лице.
Она хотела что-то сказать мне, указывая на руку Юленьки, положенную мною на ее грудь.
- Вот видите, - произнёс я, - что вы натворили!
Я прислушивался к тону своего голоса. В нем не было ничего преступного. Да. Ничего.
И я был уверен – эту женщину отпущу в ближайшее время. Только как это сделать?
«Ведь она вызовет полицию и все такое. Побои и - лицо. Царапины…
Господи! Это невозможно!»
- Потерпи немного, - советовала Юленька, - ещё немного. Я подберу у неё энергии, живительной энергии. Я хочу видеть тебя, различать твоё расположение. Я хотела бы чувствовать тебя.
Анастасия потеряла сознание. Лицо ее было сухо, бледно.
- Вот если она сейчас сдохнет! – Воскликнул я.
- Не умрёт. Не смертельно. Совсем не смертельно. Ты разве не знаешь… что такое Смерть? Сам меня учил тому. Смерть – когда ничего нет. А это не Смерть.
Неживые вещи на то и существуют и окружают тебя, чтобы дать намёк. И ведь не зря в ваших книгах писано: не воруй.
Иначе, если воровство – вещь переместится, займёт кусок сознания и выплывет самостоятельно. Вот и я - хочу.
- Но это же не воровство с моей-то стороны. Я просто тебе… я просто твой соучастник, что ли? Соучастник твоего преступления.
- Но я же… Я же и пальцем не пошевелила.
- Вот ещё этого не хватало! – Возмутился я и опешил, когда рука Юленьки поднялась.
Анастасия вновь вернулась в сознание, и все повторилось.
Сидел до самого вечера на кухне, боясь и в туалет выйти. Я слышал движения в противоположной комнате с Юлей и Анастасией, той, где стояла моя кровать, где я спал в одиночестве, оставляя порно-куклу на своём месте.
Что там было, не знаю.
Я слышал, как нечто переместилось, шурша конечностями из моей комнаты в комнату Юленьки и спустя ещё час, когда вечер сгустился, включились фонари, я сидел все ещё в полной темноте, боясь и свет включить, услышал рёв:
- Где Ты?!
Вот тут, Макс, поджилки мои трухнули.
Я вжался в седалище стула, и он был единственным моим оружием. А пистолет, спросите вы? А, где тот пистолет? Я о нем забыл.
Звонил телефон в коридоре. Возможно, сестра.
Но я таки боялся подняться. Кто-то мог разглядеть меня. Кто-то направляющийся ко мне, ищущий меня, бродящий из комнаты в комнату, мог увидеть, распознать, прийти в единственно запертое магией место – кухню.
- Где Ты?! – Твердило Оно. И я слышал, тот голос отличался от голоса Юленьки.
К часу ночи силы мои иссякли, я сложил голову на столешницу, мечтая вздремнуть. На следующее утро – работа.
В темноте у входной двери я чувствовал, кто-то стоит.
- Что ты хочешь? – Спросил.
- Ты можешь отпустить ее, - ответили.
- Она тут же сдаст меня полиции. Я сяду в тюрьму.
- Поверь. Ничего не будет. Она не в том состоянии духа. Она ничего не будет помнить и осознавать.
- Это ты, Юля?
- Ах, Юленька! Я – Юленька! Ты всегда так меня называл. Так и зови. Покажись. Я хочу тебя видеть. Я могу тебя видеть.
Возникла тишина.
- Вам не кажется, - прервал я, Мак Маг, повесть своего клиента, - что все это крутая фасматогория?
Что данная вещь скорее относится к художественному творчеству, и поверьте мне, у вас нашлась бы аудитория.
- Я понимаю, Макс, понимаю. Любая вещь имеет право на жизнь точно так, как вещь одушевлённая.
И, знаете ли, да, возможно я приукрашиваю, фантазирую где-то, но другими словами этого не передать. Не передать.
Возможно, где-то я плавал во сне, и что-то мне приснилось, но, Макс, когда к вам в помещение входит полуосознанное создание, существо – тут не до шуток.
- Ну, вот, - предложил я, Мак, Маг, - пожалуй, остановимся. Что же это было?
- Анастасию я развязал. Вид у неё был растерянный. Развязал и выпустил под утро. За моим столом сидела Юленька. Она была живой…
Бонис прервался, задумался.
Что-то мешалось в нем, но я видел, ему стоило вернуться в повесть, и он мог все объяснить.
- Вы понимаете, Макс, я могу преподать историю с другой стороны. Без этих манипуляций психических.
Вы должны понять с самого начала:  если мужчина истерзан комплексами, сомнениями в отношениях с женщинами, то что, кто его ждёт? Лёгкая, плавкая добыча.
Как распознать здравие женское? В чем оно? В жалости? В верности? В послушности? Или что-то противоположное? Что есть те «Другие», которые диктуют свои правила жизни, а, собственно, не жизни, но законного существования.
Ведь каждый и каждая имеет право на то законное существование.
И если не Хозяин Мира, если не здравый смысл или там Логика Великая, то что же ещё может поддержать человека в его сумасшедшем бытии?
Что?
Наверное, для этого искрятся «Другие».
Не признанные, вне всяческих законов, вне сферы возникновения того Большого Великого Взрыва, когда весь Космос постепенно наполнялся газом, звездами, Галактиками и прочее.
Эти «Другие» вне всего. И на них расчёт почти павшего, но, так сказать, живого. Остающимся живым.
В не живом ничего падшего нет.
Но оно стремится свалиться в пропасть.
И вот, когда Анастасия покинула мою квартиру, когда я наблюдал медленный, тщательный, осторожный избирательный ход прочь от моего дома, пошатывающийся ход, когда я понял, что эта женщина явилась донором моей Юленьки, ожившей Юленьки, и любящей меня безумно, тогда я увидел ее вполне.
Она сидела передо мной.
Она глядела на меня страстно, но едва фокусируя в своём воображении. Как-то мимо пролетал ее взгляд, скрещивались глаза, однако душу я - чувствовал.
- Ты красивый, - говорила она мне. – Ты даже красивей моего Ромы.
- Ромы? – не вытерпел я, Мак Маг.
Бонис посмеялся.
- Хорошо. Вы не верите? Хорошо. Если я скажу, что познакомился с этой женщиной по переписке и, что никакой куклы не было, что это все моё воображение сыграло, что эта женщина была моей душой.
Она понимала меня с полуслова, покорялась мне с полуоборота.
Она волновалась за меня, звонила каждых полчаса, переспрашивая, что я ел, где я был, как я себя чувствую.
 - Зачем тогда вы придумали эту повесть? Вот вопрос, хотя… - начал я, Мак Маг.
- Вы знаете. Я знаю, что вы знаете.
Вы знаете, что всякой живой сущности есть предыстория.
Всякое полуобморочное создание стремиться обрести осознанное состояние. И грехи прошлые, с той жизни, встают великим столпом этому воплощению. Но Юленька хотела жить изо всех сил. Изо всех сил.
А Роман – это ее муж.
- Так, - остановил я рассказ, - хорошо. Короче говоря, вы познакомились с женщиной по переписке и придумали всю эту историю, чтобы оправдать себя, свои комплексы перед женщинами? Фригидность.
- Я не знаю, как это называется. Но Юленька была мне и мать, и любовница, и нечто большим. Однако, я с ней легко расстался.
- Вы расстались с ней. Хорошо. А те две или три тысячи долларов? Что-то не пойму.
- Ах, они? Они были утеряны мною. Просто небрежно утеряны в метро.
Мне нужно было оправдать их целесообразность, потому я якобы купил порно-куклу.
- Потом «якобы» нашли с ней общий язык и все такое, понятно, - заявил я, Мак Маг, - ну, вот это уже похоже на реальную историю.
- Вы счастливы, что я не обманывал вас?
- Даже более. Только можно было это все рассказать тремя словами.
- Нельзя. Только так я понял связь живого и не живого. Только через эти переживания я понял, что откупаюсь, то есть, точнее: что есть откуп от прежней негодной жизни. И он реальный этот откуп.
- Вы недовольны своей жизнью?
- Я не могу полностью влюбиться.
Все время на дороге возникают препятствия: или я люблю и пылаю, или кто-то любит и горит. Или я отрицаю, или меня отрицают.
Что же есть эта Любовь? Тоже воображение?
Связь потребностей, привыканий, предсказаний.
Что есть Любовь порицающая подлинное одиночество человека? Истинная, судебная.
Не случайная ли сходка обстоятельств? Зачем же тогда принижать ее до этого? Требуется наполнить ее содержание содержанием существенным и дать понять себе самому: где в ней начало и где в ней конец. И только так ты изучаешь ее,  испытываешь.
- Вы хотите вернуть ту девушку?
- Она уродлива. У неё на спине горб. У неё недоразвита мускулатура и она, пожалуй, слишком много обещала и воображает о себе. Но она, Макс, истинно меня любила.
- Очень странно…
- Что же тут странного?
- Странно то, что вы легко разоблачились. Никакой сказки не было.
Все просто. А ваша сестра Валентина? Она существует?
- Да. Она не в курсе моих задумок.
- То есть, она никоим образом не причастна к этой истории?
- Нет, никоим. Но есть одно обстоятельство – двойственность моя исчезла.
Я успокоился, когда принял эту девушку. Я перестал гоняться, фантазировать на счёт семейного счастья. Что-то, наконец, успокоило меня, Макс.
- Ну, это похоже на гештальт или пассивную психотехнику повышения самоуверенности, или…
«Фальшивая нота, сыгранная неумело – это просто фальшивая нота. Фальшивая нота, сыгранная уверенно, - это импровизация», - таковы слова Виктора Гюго, закончил я, Мак Маг.
- Да-да. Я понимаю вас. Я сыграл также во всю мощь, с моей Юленькой,  - признался Бонис.
- Ну, и, скажем, продолжение вашей повести существует?
- О, Макс, я и середины ещё не достиг. Но на сегодня довольно. Завтра, позвольте, я к вам приду?
- Завтра, не получится. Вот на вторник, запишу.
Бонис поднялся, кивнул, очевидно, в знак благодарности, вышел.
Я видел его несколько сгорбленную фигуру, шагающую по улице.
Он что-то нёс в ней или вынашивал. Ему было ещё, что поведать, но это будет в ближайший вторник, следующее его посещение.


***

(1-13 Благодарность Паренсову Ф.К)