Многоликий моцарт

Опера «Свадьба Фигаро» над подмостках Мариинского театра

Одним из репертуарных плюсов политики Мариинского театра стало повторение блестящих постановок прошлых лет, уже успевших завоевать заслуженный успех и уважение у петербургской публики. Об одной из таких пойдет речь в этой статье – это «Свадьба Фигаро» В.А. Моцарта в постановке режиссера Юрия Александрова и художника Вячеслава Окунева. Созданная авторами в 1998 г., сценическая версия оперы не перестает притягивать зрителя уже много лет, собирая полные залы исторического здания Мариинского театра.

Многоликость – одна из главных черт моцартовского гения. Такая всеохватность образного мира композитора позволила дирижёру Геннадию Рождественскому в одном из своих литературных трудов («Мысли о музыке», 1975) сказать о нём так: «Творчество Моцарта – это энциклопедия, где музыкант может почерпнуть всё… Он сочетает в себе невероятную смелость, новаторство, оставаясь в тоже время глубоко лиричным композитором».
С таким многомерным образно-смысловым пространством композиторского мышления Вольфганга Амадея связаны многочисленные сложности, которые возникают при попытке интерпретаций его инструментальной музыки и произведений для театра. Как показывает практика, наиболее яркими и музыкально убедительными являются те, которые заставляют ощутить живые импульсы музыки австрийского гения. Достигаться такая живость музыкальной ткани может совершенно различными путями.
С одной стороны, известны яркие и достойные уважения опыты интерпретаций сценического наследия композитора, связанные с аутентичной школой исполнительства. По словам самих представителей этого движения (Рене Якобс, Николаус Арнонкур), только на инструментах эпохи Вольфганга Амадея можно достичь предельно контрастных звучаний, задуманных композитором, и реализовать тот подлинный энергетический потенциал, присущий музыкальному стилю Моцарта.
С другой стороны, известен и иной подход. Вместо попыток исполнителей-аутентистов воспроизвести музыку Моцарта в соответствии с духом его эпохи, в которую она была создана композитором, наоборот, перенести эстетику австрийского классика в современность, и представить, что было бы, будь он сейчас среди нас.
Таким оригинальным подходом отличается яркая балетная постановка И. Килиана «Шесть танцев» на музыку В.А. Моцарта. Известный балетмейстер подчерпнул присущий композитору шарж на галантный стиль и положил его в основу своей хореографии. В результате, получился озорной, местами даже гротескный спектакль, насквозь пронизанный современным ощущением галантности, при сохранении намёков на исторический стиль.
Последний подход присущ и оперному спектаклю «Свадьба Фигаро» в постановке режиссера Юрия Александрова и художника Вячеслава Окунева в Мариинском театре. Спектакль радует насыщенностью жизненными соками, богатым переплетением различных эмоциональных граней. Здесь происходит трансформирование эстетики Моцарта «в парике» с его условностями галантного стиля в эстетику предельно современного ощущения моцартовской партитуры.
Очень остроумно режиссер воплощает тему розыгрыша на оперной сцене, заложенную в партитуре композитором. Так, очень смело и самобытно обыграны арии, которые при неумелой режиссёрской работе смогли бы превратиться в сценический штамп. В арии Фигаро «Non pi; andrai» («Мальчик резвый, кудрявый влюбленный») неожиданно для зрителя вдруг происходит обрушение части декораций. Из образовавшейся пустоты на сцену выезжает брутальная тяжёлая артиллерия, раздаются выстрелы, призывающие бездельника Керубино на воинскую службу.
В арии Керубино «Non so pi; cosa son, cosa faccio» («Рассказать, объяснить не могу я…») во время игры с Сюзанной герой-любовник с завязанными глазами путает Сюзанну с любвеобильной красоткой Марцелиной. На финальных аккордах арии, снимая повязку с глаз, юный паж пускается в бега, прячась от престарелой кокетки.
Также интересны и продуманы декорации. Чтобы избежать повторов в декоре сцен оперы, режиссёр вынес в центр зрительского внимания в первой сцене ванну (а не кровать или кресло как обычно полагается). Поэтому, следующая сцена в покоях Графини выглядела весьма контрастной как по цветовому решению, так и по меблировке.
В отношении костюмов и декораций хочется отметить, что они образно соответствуют XVIII веку, в котором происходит действие. Выстроены они на редкость правдоподобно: то ветерок на заднем плане нежно колыхнет занавески в спальне Графини, то молния сверкнёт в сцене ревности Графа, когда он ринулся искать в дамском закрытом гардеробе мерзавца Керубино.
И, наконец, самое главное достоинство спектакля – это высокий уровень музыкального исполнения. В спектакле занята плеяда молодых и самобытных музыкантов: дирижёр Николай Цнайдер, оперные певцы Сергей Романов (Граф Альмавива), Михаил Колелишвили (Бартоло), Виктория Ястребова (Графиня Розина), Вадим Кравец (Фигаро), Оксана Шилова (Сюзанна), Светлана Волкова (Марцелина), Ирина Шишкова (Керубино).
В целом, хотелось бы искренне поддержать и пожелать дальнейших творческих свершений всем участникам этого спектакля!

Ирина ПАНТЕЛЕЕВА