Тяжкий камень-валун

   
                (рассказ)               
      «Ну, здравствуй, старость. Это я. Могли и не встретиться. А вот поди ж ты, сошлись на узкой дорожке так, что не свернёшь – не спрячешься», – сдерзила себе доктор, глядя на своё отражение в зеркале, с горечью соглашаясь с тем, что годы – не воды вечно юных родников, кои бьют из-под земли, и, сбегая к речке, весело журчат по камушкам.         
      Годы ответственной женщины – ноша тяжкая, которую лучик счастья редко жалует. Чаще по ней, обязательной, недобрые люди страются «пройтись коготками», оставляя следы в виде морщинок…  Ида  и не пытается избавляться от следов таких.   
      «Подруга минула старость, эту мало приятную пору: то ли разочаровалась в жизни, то ли сама жизнь не очень спешила её понять – молодая ушла в миры иные, добровольно. Не осуждаю, но и … Думается, как бы ни была сложна земная дорога – одолей её, как  пик, не покорённой ещё никем горной вершины. Обязан одолеть, полняться, потому что это только твоя задача, ничья больше  Наверняка, за этим в сей мир и являемся», – уходя от зеркала, зачем-то вспомнила Ида такое давнее…            
      Прошлое – что родимое пятно, от которого вовек не избавишься. Не забывается оно: то июльской грозой вдруг полыхнёт с треском молний и с ветром – до бурелома, то степным морозным бураном, от которого спасение одно – погибель. Что до лучика света – редко скользнёт, да и тут же исчезнет, будто пугается настоящего.               
      Настоящее Иду Павловну, немолодую бабушку, не оставило на обочине жизни, хотя она давно на «дожитии». Читает в медучилище лекции, по-прежнему по четвергам операции (без скальпеля – никак), выступления на симпозиумах – словом, жизнь, как и в молодости. Только вот личное…       
      «А что личное?– обрывает вопрос к себе Ида – Я состоялась как доктор, как личность. Хватило и пяти лет ожиданий мужа из «командировок» от всяких грязных дам. Ушла от него. Подняла сына. Вот уже и внуки тянутся к науке, оба – будущие медики…»   
      А вот другое прошлое… как вековой камень-валун на душе – не сдвинуть, не поднять, и на помощь не позвать.
      Ида начинала путь хирурга в госпитале, будучи совсем молодой. Как-то главный врач вызвал её к себе в кабинет и сказал: «Завтра у нас сложная операция, вы её проведёте. Я буду рядом. Надеюсь на вас».      
      Ида изучила карточку пациента: инвалид по ранению, с 1945 г. из одного госпиталя в другой… Седьмая операция, теперь удаление осколков, что около сердца.
      «И правда, сложная операция, пятьдесят на пятьдесят…Чтоб мой скальпель его спас, обязательно спас. Ушёл на фронт в январе 1942, неполных девятнадцати лет», – с горечью подумала Ида, засыпая.
      Новое летнее  утро, облитое солнцем, радовало Иду. Она точна: к восьми утра готова начинать дело. Рядом коллеги. Открывается дверь в операционную – бесшумная каталка. а на ней что-то необычное… Сестричка откинула простынь с пациента. Ида вздрогнула – ещё не старый крупный мужчина...без рук, без ног – голова и туловище (это в новой карточке не было отмечено).  Но она мгновенно напомнила себе о долге врача – спасти жизнь человеку…
      Когда его положили на операционный стол, он еле слышно прошептал:    

 – В добрый час, дочка…

 – В добрый, обязательно добрый. Другого нам не дано. Надейтесь, – ответила она,
   прежде чем давать ему наркоз.    

      Операция завершилась успешно: осколки извлечены, завязаны в бинт, чтобы вручить «на память» пациенту. Главный хирург твёрдо сказал: «Ида Павловна, вы – состоявшийся хирург. Поздравляю. Благодарите скальпель и не забывайте о науке, в таких, как вы, она нуждается».
      Теперь Иде предстояло вести пациента вплоть до выписки. Но что-то тревожило её душу. Придя в ординаторскую, она обратила внимание на первую страницу карточки больного: Листов Павел Ильич, год рождения 1923…   
      «…И я, Листова, Павловна…а, мало ли совпадений в именах, фамилиях», – подумала Ида, заполняя карточку новыми данными.         
      Утром следующего дня, на обходе, Ида заметила, как медсестра переводит взгляд с неё на прооперированного, с него – на неё, хирурга, но не придала этому значения. А когда обход закончился, молоденькая сестричка как бы между прочим произнесла: «Доктор, вы так похожи на нашего пациента». Ида в ответ только улыбнулась, подумав: «Мало ли схожих на свете этом… А Листов –  молодцом, держится».   
      В конце трудового дня Ида Павловна ещё раз посмотрела подопечного: всё вроде бы в норме. Было приятно от него услышать: « Спасибо, дочка, вы – спаситель мой. Только для чего и для кого спасён…» Она ответила: «Для жизни, Павел Ильич, для жизни». 
      Доктор сняла халат, готовясь уходить домой, но туг в ординаторскую заскочила сестра почти с криком: «Доктор ! Листову плохо!» 
      На ходу надевая халат, Ида спешила к больному. Но… Ничто уже не помогло запустить сердце больного. «Остановилось в неполных сорок пять: аукается треклятая война до сих пор. А моего отца сожгла ещё в 45-м…», – почти плача, Ида искала в карточке адрес родных, кому необходимо сообщить о смерти Листова. Адреса не было.   
      Военкомат достойно проводил в последний путь солдата Листова.. Похоронили       Павла Ильича на местном кладбище.
      На следующее утро к Иде обратилась дежурная нянечка: «Доктор, вот пакет из тумбочки Листова, в пакете письма. Что с ними делать?» 
      Доктор приняла пакет, намереваясь вечером посмотреть его: может, там найдутся адреса родственников умершего.   
      Уставшая за день Ида (провела две операции) чуть не забыла про пакет с письмами. Достала письма-треугольники и – обмерла от неожиданности: на треугольниках увидела почерк своей матери. Дрожа всем телом, Ида развернула листок. Прочла…
      Строки пронизаны влюблённостью юной девушки, зрелой любовью женщины-матери с малым дитём на руках, её верностью – торжеством любви вечной… То было самое ласковое письмо солдатки своему надёжному воину, мужу, в которого верят и которого ждут, что бы с ним ни случилось. Печать на треугольнике: 03.04.1942 г.       
      Второе письмо от 30.04.1945 г. Ида пробежала глазами за две-три секунды – три строчки: «Похоронку на тебя получила, а ты вот живой… Извини, жизнь одна. Тратить её на полного инвалида не готова. У меня здоровый муж. Больше мне не пиши».
    …Ида плакала навзрыд, приговаривая: «Как же я не обратила внимания на первую страницу карточки! Мой отец, мой! Выходит, и я, дочь, предала его. В детстве часто перечитывала его письма с фронта (случайно нашла среди старых газет). Гордилась погибшим отцом-воином, не подозревая мать в предательстве…»          
   Идут годы. Доктор часто бывает на кладбище у холмика отца, Листова Павла Ильича. Просит прощения, надеясь сдвинуть тяжкий камень со своей души.
   Только камень-валун по-прежнему давит, хотя давно уже и матери нет на свете…   
               
                07.09.2021 г.