Лось

               

      Мы шли по неглубокому снегу, но ноги всё равно проваливались. Сантиметров пятнадцать между верхним слоем белого пуха и землёй давали о себе знать. Иногда приходилось продираться сквозь густые заросли. Ружьё оттягивало плечо, патроны, охотничья амуниция и зимняя одежда тоже не помогали покорять снежную целину. Позади мы оставили километров шесть, впереди ещё неизвестно сколько, а потом ведь придётся возвращаться. Группа офисных работников, которые даже в юности не числились бегунами-разрядниками, явно демонстрировала признаки усталости и наступающего разочарования. Стали подкрадываться предательские мысли:
  «А послать бы это всё подальше! На базе и так хорошо можно провести время. Стаканчик водки на полянке, огурчик солёный, шматок сала на куске хлеба. И зимний пейзаж перед тобой – красота! Выпил, закусил – и в тепло, за стол, там снова за разговорчиком выпил, закусил…»
   Вслух, однако, ничего подобного никто не решался высказать, хотя для многих и разбавленный кипятком «бомж-пакет» - лапша быстрого приготовления - казался пределом мечтаний в тот момент. Но старший группы имел серьёзные взгляды на охоту. Эдик мог и не предложить явному слабаку в следующий раз участвовать в коллективном выезде. С ним всё надо было делать серьёзно: работать (Эдик имел собственную фирму по пошиву охотничьей одежды, а это очень непростой бизнес), охотиться (он ведь охотник лет с пятнадцати, когда стрелял водоплавающих птиц из чужого ружья). Отдыхать тоже надо серьёзно, ведь, если это не лежание на диване с телевизионным пультом, любой отдых – это занятие, и к нему, как к каждому занятию Эдик готовился основательно.
    Первым решился высказать крамольную мысль Алик – ему отлучение от приятного вида коллективного отдыха не грозило, всё-таки родной брат нашего главного охотника.
   - Мужики, давайте двинем на базу, ну нет здесь лосиных следов, вообще никаких следов нет! - почти прокричал он в сердцах, обливаясь потом, несмотря на холод. Алик к своим тридцати пяти годам успел обзавестись очень полезным в мороз слоем жирка. 
    Народ поддержал:
    - Надо было от Пашозера левее забирать, там в прошлом году море следов было!
     «Групповод», наш охотничий гид - местный специалист по дичи и по совместительству друг детства Эдика, только ухмыльнулся:
     -Дык, то в прошлом году!
   Эдик задумался, честь мундира и уважаемое положение организатора охот нашего спаянного коллектива не позволяли поддаваться минутной слабости, но усталость и полностью испарившаяся вера в успех сегодняшнего предприятия давали о себе знать. Он явно колебался, однако на чаше весов находились несопоставимые вещи, и Эдик согласился на отступление. В общем, группа разделилась, большинство во главе с руководителем мероприятия, предвкушая хорошее застолье, двинулось обратно, на базу, а групповод Саша и длинноногий Окунев, одолевший в качестве землемера не одну сотню километров по пересечённой местности, решили продолжать поиски.
   Некоторое время я, как витязь на перепутье с картины Васнецова, сомневался чью сторону принять, идея с возвращением казалась очень заманчивой. Для современного городского охотника, как известно, охота - не способ добывания пищи, а в основном забавное времяпрепровождение.  И уж, конечно, никакого прибытка для семейного бюджета от неё вообще нет. Напротив, она приносит только ущерб, объём которого зависит лишь от степени страсти к охоте конкретного индивидуума и его материальных возможностей. Чем выше благосостояние, тем существенней расходы, но от их уровня количество добытой дичи не зависит совершенно. Жена Эдика жаловалась, что в самом большом шкафу квартиры три четверти места были выделены под охотничий реквизит супруга. Да-да, реквизит, охотник, как востребованный актёр, должен иметь одежду и аксессуары на все сезоны и на любую вариацию большого спектакля под названием «Охота – моя жизнь».  Остальные вещи семьи старшего нашей группы теснились в самом уголке массивного шедевра белорусской мебельной промышленности. Так что главное для охотника – это приобрести нужный атрибут. Ещё важнее – показать его в поле товарищам. Потом уже можно пытаться продолжать добычу дичи или сразу перейти к поеданию заранее заготовленной, неважно, ключевое слово «потом».
   Примерно такие мысли проносились у меня в голове, когда я думал – идти дальше или зачехлить своё фирменное бельгийское ружьё, уже оценённое моими друзьями (одна из задач нашего активного отдыха, значит, выполнена). Однако, отбросив в сторону пораженческие рассуждения о смысле охоты, решил-таки последовать за двумя лидерами. Всё же я не так часто выбирался на подобные мероприятия, да и сама мысль взять сохатого пока ещё неудержимо гнала меня в путь за желанным трофеем.
     Моё рвение оказалось недолговечным. Избавившись от балласта в виде офисного планктона, Саша, с детства привычный к ходьбе по заснеженным просторам, и худой, как спичка, натренировавшийся в походах по буеракам Окунев прибавили ходу. Я едва поспевал за ними, всё время отставая. Ускорял темп, как только мог. Однако уже минут через пятнадцать я выдохся и осознал степень тяжести своей ошибки. Надо было возвращаться обратно, пока не поздно. А силы улетучивались прямо пропорционально беготне за двумя мэтрами спортивной ходьбы по заметённым вьюгой перелескам. Здешних мест я не знал совершенно, только наши следы в снегу могли вывести меня на базу, а через пару часов начинались сумерки. Преодолев стыд, я догнал мастеров по прыжкам через сугробы и объявил о своём уходе с дистанции. Те понимающе переглянулись и пошли дальше. С мечтой о трофейном лосе пока пришлось расстаться.
     Путь назад был не лёгким, сказывалась усталость, то, что я легко перепрыгивал час назад, уже не мог перешагнуть в два приёма. Ноги всё больше и больше вязли в снегу, с каждым шагом становилось всё труднее вынимать их из вязкой белой массы. Несколько раз я валился на едва черневшую на белом фоне траву, чтобы перевести дух. Лежу, а в висках гулко стучит кровь, совсем как блокадный метроном, отсчитывая последние остающиеся до наступления сумерек минуты. Лежать на пушистом одеяле земли мягко, приятно, завораживающе. Вокруг никого, тишина, чистый, до синевы белый, совсем не такой как в городе снег, низко висит серое небо, молчат птицы, молчит природа. Тёмное зимнее безмолвие толстой стеной отгораживало меня от внешнего мира. Мира, в котором жили люди, сновали машины, шумели города и дороги. Здесь же ничего не двигалось, ничто не издавало никаких звуков. Даже припорошенные снегом сучья деревьев не качались на слабом ветру. Казалось, природа умерла, затаилась до весны, но нет, изредка откуда-то доносилось карканье сбившихся к зиме в стаю ворон.  Хотелось, чтобы это длилось долго, может всегда. Глаза смотрели сквозь ветви сосен в неподвижное серое небо, разгорячённое тело отдавало тепло, казалось, его хватит на бесконечное лежание на нежном белом покрывале земли - невозможно замёрзнуть в такой идиллии. Но надо найти в себе силы встать и идти, времени всё меньше и меньше, скоро стемнеет. Двое моих недавних спутников тоже, наверное, повернули назад, во всяком случае, выстрелов я не слышал – лося явно не встретили. Им легче, Саша выведет на базу и с закрытыми глазами. Мне же не на кого рассчитывать. «Помоги себе сам, а Бог тебе поможет!», - говорила бабушка.  Я последовал её совету. Отдых явно пошёл на пользу, ноги шли резво, спина уже не сгибалась горбом под тяжестью охотничьей экипировки, и ещё до наступления полной темноты я увидел огоньки базы. День закончился безрезультатно, если не считать самоистязания в виде длительного хождения по снегам лесов и полей в окрестностях Пашозера и одноимённой деревни.
    На следующее утро намечался второй поход за лосём. Не все участники экспедиции успели обрести хорошую форму, некоторым пробуждение от ночных грёз далось с большим трудом, вечер, что называется, удался. Ведь настоящие охотники это те, кто одинаково ответственно подходят и к приобретению патронов, и к закупке согревающих напитков. Ни тем, ни другим пренебрегать категорически нельзя. Такое правило, а то потом будешь локти кусать – «ах, пожалел денег, не купил дробь семёрку на вальдшнепа, а тройкой по нему бесполезно лупить». А как бывает обидно и грустно сидеть в последний вечер у большого костра (дров-то хватает всегда) или у пышущей жаром печи и вспоминать не прошедшую охоту (бывает ведь вспомнить просто нечего), а вчерашние весёлые посиделки, на которых согревающая жидкость лилась рекой. Зачастую дичь оказывается хитрее наивных людей, полагающих, что обладание ружьём является необходимым и достаточным условием для успеха задуманного предприятия. В таких случаях хорошее дружеское застолье способно скрасить любую неудачу.
     Итак, наша группа выступила, правда с некоторым опозданием. Вторая попытка.  Погода не мешала, обычное для конца ноября пасмурное небо не сыпало ни снежными зарядами, ни холодными дождями, не заслоняло белую даль туманами. Лёгкий мороз не выстуживал нас до костей, а только бодрил. На сей раз выбрали другой маршрут, Саша сказал, что лось там точно есть, точнее, был, на прошлой неделе.
     Путь опять оказался нелёгким. Ноги, как вчера, вязли в снегу, спотыкались о бурелом, по лицу хлестали ветки кустов, на плече болталось ружье, норовившее то свалиться, то стукнуть прикладом по мягкому месту. Так шли с перекурами почти три часа. Все подустали, но в который раз репутация охотников не позволяла повернуть назад. Сказал же Эдик: «Мужики, ну сегодня мы должны взять лося!». На вопрос, почему, наш главный охотник ответил просто: «Так надо! Ну не ехать же завтра домой с пустыми руками!».  «А-а-а», - поняли мы. Надо так надо, вот и шли, неумолимо продвигаясь к заветному перелеску, где Саша видел следы нашего будущего трофея. В заранее оговорённом месте разделились на группы по два человека. Каждая имела рацию. Теперь мы шагали медленнее, стараясь производить как можно меньше шума, и внимательно, насколько позволяли заросли, осматривались по сторонам.
     Я двигался впереди Эдика, протаптывал путь. Сзади до меня доносилось его тяжёлое дыхание. Наш лидер выдохся, и это чувствовалось. Нервная работа руководителя фирмы не оставляла времени на поддержание спортивной формы, ведь, как известно, лучший способ борьбы со стрессом это перекус, а не утренняя гимнастика. Для того, чтобы начать заниматься собой всегда нужно преодолеть некий внутренний рубеж. На тот момент Эдик ещё не пересёк этот рубикон. Я предлагал остановиться и перевести дух, глотнуть из фляжки бодрящего НЗ, но не таков был Эдик, по фамилии Зайчик, чтобы показывать свою слабость. Он сопел, пыхтел, но шёл вперёд как тяжёлый броненосец в кильватере эскортного миноносца. Как говорится, зайцы умирают, но не сдаются!
     В какой-то момент в нескольких метрах впереди на небольшом бугорке я заметил непонятные предметы странной формы, остановился не без удовольствия (тоже подустал, пробивая дорогу). Опытный охотник Эдик пошёл смотреть. Дальше было как при замедленной съёмке. Он наклонился, рассматривая находки, снял перчатку, взял что-то в руку и поднял её к лицу, понюхал, задумался, ещё раз понюхал, помял пальцами, потом, сдвинув шапку набекрень, почесал себе теми же пальцами затылок и медленно, растягивая каждый звук, произнёс: «Да-а-а-а!» Наконец повернулся в мою сторону, и тут я не узнал его лица. Только что оно было усталым, осунувшимся, по нему текли струйки пота вперемежку с грязью, теперь же в предвкушении внезапно замаячившей впереди удачи глаза его сияли как пробившее серую мглу утреннее солнце, и пот с грязью казались умело нанесённой боевой раскраской настоящего охотника из диких прерий Америки. «Ваня, - произнёс новоявленный Чингачгук сын Инчу-чуна, - это же говно, ты понимаешь, свежее говно!» Я несколько стушевался, не зная, как ответить. Подразумевалось, что я должен был понять без лишних слов, кому принадлежали данные экскременты, настолько преобразившие моего друга! Но, к стыду своему, я понятия не имел о том, кто мог оставить здесь продукты своей жизнедеятельности. «Ваня, - снисходительно сойдя с высоты своего охотничьего Олимпа, сказал мой друг, - это свежее лосиное говно!».  Тут я радостно закивал. Рядом с кучей лосиных орешков среди проплешин сдутого вьюгой снега мы увидели и следы животного, они почти перпендикулярно пересекали наш путь.
    - Надо предупредить остальных, - прошептал мой друг. Он сделал очень серьёзное лицо и достал рацию. - Алик, Алик, как слышишь меня, приём, приём.
    - Слышу тебя хорошо, приём, - раздался весёлый голос его брата.
    -  Вы где, приём?
    -  Вышли на поле, сейчас присядем отдохнуть, одинокое дерево видишь? Мы там. Всё равно ничего нет. – В отличие от нас, Алик уже явно согрелся содержимым армейской фляжки, безупречно ему служившей со времён срочной, проведённой в танковых войсках, и был готов, согласно Уставу, произвести боевой разворот на 180 градусов.
    - Алик, есть, слышишь, Алик, у меня говно, приём!
На том конце условного провода замолчали и долго не отвечали, наконец, включили передачу, и мы отчётливо услышали, как там давятся со смеху.
    - Эдик, у нас его тоже хватает, тебе можем дать взаймы, понюхать. А ещё что у тебя есть?
     Эдика перекосило. Дальше последовал отборный, в несколько этажей, и совершенно не поддающийся описанию пассаж с использованием ненормативной, недопустимой и нерекомендуемой в обществе женщин и детей лексики. В ней на высокохудожественном, свойственном только русскому устному языку, уровне подвергалось жёсткой критике аликово отношение к охоте и к поставленным на тот день задачам, а также давалась оценка качеств младшего брата как охотника.
    - Мы пойдём вперёд, по следу, предупреди остальных, если не услышали. Сами залягте там, где сейчас стоите, он может пройти мимо вас. -  Эдик, наконец, перешёл на литературную версию великого и могучего.
    Мы двинулись. Я не узнавал своего друга. Преображение было полным. Только что он еле тащился за мной, тяжело дыша, а сейчас шёл лёгкой рысью, слегка пригнувшись, держа наготове свой новенький финский карабин. Теперь я еле поспевал за ним. Офисный работник превратился в лесного хищника, выслеживающего дичь и каждое мгновение готового совершить роковой для жертвы прыжок. Ещё несколько раз видели лосиный помёт, Эдик опять останавливался, брал в руки несколько орешин, мял их, нюхал. «Всё хорошо, - говорил он после таких экзерциций, - мы сокращаем расстояние до лося».
    Вскоре наткнулись на лёжку, на площади в 6-7 метров квадратных утрамбованного снега отчётливо читалась фигура неправильной формы – там животное отдыхало. «Это самка», - безапелляционно заявил Эдик, в очередной раз демонстрируя своё неоспоримое превосходство. Как он определил пол по месту, где лосиха лежала, для меня до сих пор остаётся загадкой, но эрудированность охотников очень часто превосходит моё понимание природы вещей. За лёжкой виднелась очередная порция экскрементов. Эдик всё внимательно изучил и довольный сказал: «Она близко, совсем близко, говно даже остыть не успело! Теперь, Ваня, надо быть очень осторожным. Раненый лось бьётся до конца, даже обездвиженный он чрезвычайно опасен - подходить без контрольного выстрела нельзя, ещё никто не выживал от его удара копытом в грудь!»
    Короткий сеанс связи с Аликом, в чью сторону поворачивали следы, и мы продолжаем погоню. Эдик по-прежнему демонстрирует прекрасную форму, он взял след, и уже ничто не могло его остановить. По дороге он продолжал меня напутствовать, рассказывая о многовековой борьбе человека с лосём. Я ещё совсем недавно хотел плюнуть на всё и повернуть обратно, однако теперь полностью, всеми фибрами своей души, возненавидел и эту лосиху, и всех её сородичей за то, что они не позволяют убивать себя, не подвергая опасности нашу бесценную человеческую жизнь! Жизнь, созданных по образу и подобию Божьему (говорят, в минуты опасности человек особенно сильно начинает верить в сверхъестественные силы). И не было в тот момент места в мире одновременно для двух наших антагонистических сообществ – людей и лосей! Или мы, или они. Кто - кого!
    Меж тем, мой друг почти бежал впереди, а ненависть к сохатым всего мира позволила и мне обрести второе дыхание. Теперь небольшой мороз стал казаться почти тропической жарой, с нас валил пар, мы дышали как загнанные лошади, но, без сомнения, готовы были бежать и дальше, продолжая преследование извечных врагов рода человеческого. Вдруг, остановившись в очередной раз для изучения отходов процессов жизнедеятельности будущего трофея, впереди и немного сбоку услышали приглушённые голоса.  Прислушались – оказалось, это Алик с напарником мирно беседовали о чём-то. Опытный охотник Эдик сразу осознал всю глубину свершившейся трагедии: лосиха прошла метрах в тридцати перед нашими друзьями, легкомысленно подставляя свои импозантные бока под прямой выстрел из ружья Алика, а он, увлечённый беседой, даже не заметил такую прекрасную мишень. Возможно, им до сих пор не давала покоя поднятая старшим группы тема лосиного дерьма. И точно - мы явственно расслышали сдавленный смех Алика. Расплата не заставила себя ждать. На голову младшего брата обрушилась очередная порция возмущения Эдика. Жертва гнева старшего стояла, понурив голову, как провинившийся школьник, и только изредка позволяла себе некоторые реплики.
     Ситуацию, однако, ничего уже не могло спасти. Дичь ускользнула из-под рук, выпорхнула как птичка из клетки. Теперь это стало понятно, она наверняка слышала нас за своей спиной, услышала и людей сбоку, поэтому должна была прибавить скорость. Догнать лося в такой ситуации человек абсолютно не способен. Мы слишком плохо бегаем по сравнению со своими собратьями из животного мира.  Нам оставалось только признать своё полное поражение. Эдика опять было не узнать - только что полный сил, бодрый, скачущий впереди Гайдар нашего времени, опять превратился в выбившегося из сил городского охотника, забывшего о пользе ежедневной физкультуры. Наш лидер сник, опёрся о свой импортный карабин, чего бы он, как ярый поборник техники безопасности охоты, никогда бы себе не позволил. Потом сел, сунул себе в рот комок снега и сказал: «Ладно, пошли». Куда никто не переспросил, все всё понимали.
    Вечером неудачу заливали горячительными напитками, живо обсуждались достоинства недобытого зверя. Конечно, за столом по глубине оставшихся в лесу следов быстро определили и рост, и вес, и возраст животного, и все другие его достоинства, не говоря уже о вкусе его мяса. Но это не могло помочь, на следующий день нужно было уезжать, и несостоявшаяся жертва могла чувствовать себя некоторое время спокойно. Мы проиграли. До появления следующих охотников её жизни ничто не угрожало.
    Лося мы взяли в следующем году. Снег ещё не лёг, стояла великолепная осенняя погода, первое октября, а ведь накануне мы с Эдиком купались в озере. Вода, конечно, была холодной, но двадцать градусов на воздухе и в два раза больше во фляжке позволили совершить это рискованное мероприятие. Ясные тёплые дни, казалось, оживили начавшую увядать природу, утки по-прежнему осваивали озёрные просторы и, вроде бы, не собирались никуда улетать, в лесу постоянно были слышны свист и клёкот каких-то птиц. Только ветер, как всегда, безмятежно и, не делая поправок на время года, шелестел ветвями деревьев. Вековые сосны тоже никак не реагировали на, как сейчас любят говорить, аномально тёплые дни. Им было всё равно, они в равной степени терпели и январский мороз, и июльскую жару. А вот маленькие, почти незаметные глазу, побеги зелени, обманутые исключительно тёплой для этих краёв погодой, стали пробиваться сквозь поникшие травы прошедшего лета. Природа торжествовала, ей казалось, что зимы не будет, победа над ней представлялась свершившимся фактом. Царство вечного лета пришло, наконец, и к нам, захватив даже удалённый, забытый Богом, север Тихвинского района.
     Мы без особой надежды на удачу брели по лесу, наслаждаясь этим подарком природы, и вдруг… Если честно, то нам дико, жутко повезло. Не понадобилось выслеживать лося, организовывать загон, гнать животное под пули стоящих на номерах. Лося узрел остроглазый Лёнич, однокашник и безоружный (идеи ради) компаньон Эдика по охотам. Рогатый исполин стоял на полянке метрах в трёхстах впереди, прямо у нас на пути, и был полностью недосягаем для ружья, но не для карабина моего друга. Лось даже посмотрел в нашу сторону, но, видимо, не нашёл ничего опасного для себя. Эдик медленно, стараясь ничем не привлекать внимание потенциальной жертвы, снял карабин с плеча, также медленно поднял ствол на уровень глаз, не торопясь прицелился. Всё это время животное наблюдало за нами. Казалось, вот-вот и оно рванёт в сторону. Я мысленно кричал Эдику: «Стреляй же, чего ты тянешь!» Но Эдик во всём любил основательность, ничто не могло заставить его выстрелить раньше времени. Потом он признался, что руководствовался советами лейтенанта Малешкина из фильма «На войне как на войне»: «Спокойно, Эдик, спокойно, - шептал он себе, - тут нельзя мазать!» Наконец я увидел, как указательный палец Эдика, лежащий на спусковом крючке, зашевелился, подаваясь назад, в сторону прильнувшей к прикладу щеки охотника, и одновременно с тихим щелчком раздался выстрел. Сохатый дёрнулся, побежал и скрылся в лесу. Мы тоже понеслись вперёд. Осмотрели место, где только что был лось. Потом выяснилось, что Эдик разворотил ему челюсть. Животное с таким ранением, несомненно, обречено, но уйти от нас и прожить ещё некоторое время, оно могло.  Его кровь капала в осеннюю траву, оставляя едва заметный и прервавшийся вскоре след.
    Казалось, мы опять упустили верную удачу, но тот же Лёнич, обладавший каким-то необъяснимым чутьём на зверя, обнаружил новые капли лосиной крови. По ним и пошли, однако ближе к опушке леса следы крови опять оборвались. Мы вновь как тот витязь стояли перед выбором – надо решать куда идти. Эдик сообразил, что прямо, на поле, раненый зверь не пойдёт -  повернёт вдоль опушки направо или налево. Вот это и составляло главную дилемму – направо пойдёшь – с добычей вернёшься, налево пойдёшь – с пустыми руками заявишься на базу, и наоборот. К счастью, в глухом лесу брал телефон, и Эдик решил воспользоваться последней подсказкой – звонком другу Окуневу, не поехавшему с нами в этот раз. Однако, в отличие от известной передачи, наш трюк не сработал -  Окунев ещё сладко спал в своей тёплой питерской кровати и трубку не брал – воскресенье. Тогда было принято единственно верное решение – идти налево, потому что там лес гуще, легче спрятаться.
    Мы двинулись, внимательно рассматривая заросли. Мой друг первым увидел обречённое животное и практически сразу выстрелил, я поддержал его огнём и манёвром. Мы сработали слаженно, как будто всю жизнь только и делали, что с ружьями гоняли лосей. Трижды раненый лось упал, пробежав ещё метров двадцать. Его большие, ещё не замутнённые смертельной пеленой глаза печально смотрели на нас, когда я кричал Эдику – «контрольный!» Ведь только так можно было утвердить нашу победу, победу цивилизованного рода человеческого над диким зверем. С подобного расстояния мой друг попадал в монетку – пуля вошла точно сохатому в лоб, между глаз. Даже мёртвый он внушал страх – огромное, мощное тело лежало на жухлой траве. Казалось, ещё немного, и оно поднимется на своих сильных ногах и вмажет нам передним копытом. Но это было мимолётное впечатление, глаза его помутнели, как будто их затянуло тёмной плёнкой – он умер, и никакие силы на этом свете не могли уже заставить его подняться.
    Лось лежал, мёртвый и неподвижный на пожелтевшей траве прямо на опушке леса. Заросли начинались совсем рядом, но в них он и не пытался спрятаться – именно оттуда пришла его смерть в виде свинца, посланного нами. Лось мог спастись только метрах в тридцати впереди, именно туда, движимый инстинктом самосохранения, он бежал, там лесная чаща выступала на поле, как большая лука. Но не успел, мы торжествовали, лось – наш. Поверженный зверь стал нашим трофеем, только я долго не мог подойти к нему – его мутный, неживой взгляд создавал для меня непреодолимое препятствие. Даже когда весь наш коллектив собрался вокруг мёртвого животного и приступил к разделке туши, я долго ходил в стороне под надуманным предлогом поиска своих гильз и никому не нужного теперь определения позиции стрельбы. Наконец, занятые важной работой друзья заметили праздно шатающегося члена группы, и я был привлечён к важному делу. Мой нож окрасился кровью животного, я безжалостно сдирал кожу и резал его плоть, но по-прежнему видел только глаза лося.
    Хотя мясо мы поделили на всю компанию из восьми человек, свою порцию мы с женой не могли съесть целый год. И только когда я отнёс остававшиеся куски на работу, хозяйственная Оксана приготовила котлеты для всех сотрудников. Коллеги уничтожили их с большим аппетитом. Ведь люди – самые страшные хищники на Земле. С тех пор я больше на лосей не хожу, как-то не хочется, видимо, я никудышный охотник.


                МАРТ 2017 ГОДА
Рассказ из сборников "История моего преступления" и "Маршал хочет сена". Их можно найти на платформе "Литрес", а "Маршал..." продаётся в сети "Буквоед - Читай-город" и в магазинах Петербурга.