Зебра и дружок

ЗЕБРА И ДРУЖОК


Дружок умирал. И не от страшного удара бампером грузовика, сбившего его на дороге. Это было только последней каплей. Он умирал от тоски. С того дня, как исчезла Зебра, он пил только воду. Теряя силы, Дружок каждое утро выходил на дорогу, к тому месту, где в последний раз видел ее. Пыль от проходящих машин ела глаза, солнечный жар выпивал последние силы, а он не уходил, ожидая с минуты на минуту появление Зебры. Это не было иссушающей страстью, как не было и помутнением рассудка. Это была тоска одиночества. Он уже жил один, до момента встречи с Зеброй и знал, как это быть одному в целом мире, знал и поэтому понимал, что одиночество и смерть для него равнозначны. Он не хотел умирать, но и жить так не мог.
Первое время Дружок искал Зебру. Он перевернул вверх дном ее жилище, обегал все места, где она бывала, где любила отдыхать. Даже ночами, когда все спали, а он понимал это, Дружок громко звал Зебру. Его ругали, его прогоняли со двора, в него бросали камни. Он уходил и снова возвращался, чтобы позвать ее.
Когда сил осталось совсем мало, он перестал уходить от дороги. Ноги дрожали и подгибались, но Дружок крепился до последнего. Потом что-то произошло с глазами. Все стало плыть в густом мареве. Ему показалось, что он видит Зебру, Дружок шагнул к ней и страшный удар погасил свет.
Его нашли только на следующий день. Отец позвал меня:
- Давай похороним Дружка,- сказал он и я заплакала.- Там, где он погиб, там, где он не дождался Зебру.
Отец был сильным человеком и считал, что я, его наследница, тоже должна уметь держать себя в руках. Он привел меня к Дружку. Смерть сделала его сереньким и неприметным и только глаза, открытые глаза светились, как мне показалось, радостью. Она, как крохотные неприметные солнечные зайчики, сверкала в придорожной пыли.
- Может быть, в последнюю секунду жизни он увидел Зебру? – Спросила я у отца.
Он почему-то на миг закрыл глаза, потом отвернулся и согласно кивнул мне головой.
- Не все люди,- папка замолчал, о чем-то размышляя, потом продолжил,- не всем людям дано то, что выпало на долю или,- он опять отвернулся,- счастье Дружка и Зебры. Когда ты вырастешь, то поймешь, что я имею в виду. Ты только помни, помни об этом...
И вот сейчас, когда прошло много лет, и я, самая старшая во всей нашей семье, я хочу рассказать о той давней истории из моего детства. Но только сейчас я могу сказать, что это история любви, простая и страшная, как вся наша жизнь...
Село, в котором мы жили, наверное, не отличалось от сотен других, раскинувшихся на просторах Поволжья. Хотя, если честно, я, кроме райцентра и нашей деревни, нигде не бывала. Все мы жили на одной улице, вдоль которой стояли дома. Большая часть из них были построены из красного кирпича под шиферными, черепичными или жестяными крышами. Каждое строение имело палисадник с цветочной клумбой. Перед нашим домом росли алые розы. Их аромат, как говорил папа, это благоухание райского сада. Бог лишил нас рая за грехи, произнося последнее слово, отец смешно морщил нос и добавлял: «Но тогда кто, если не он сам, сделал нас такими любопытными, что мы не послушались его запрета и схрумкали это яблоко?..»
Я не понимала его. Он сам, занимаясь со мной арифметикой и немецким, без устали говорил о том, что самое главное, что сделало человека человеком, была, есть и будет любознательность. «Как только тебе станет скучно и не интересно жить,- повторял он,- ты перестанешь быть человеком, а станешь старой курицей».
У нас в курятнике было много кур, и я не знала, кто из них старше и как они выглядят, но слова отца, почему-то пугали меня. Мне не хотелось становиться курицей. Самой старой женщиной села была баба Марта. Она могла по сто раз спрашивать одно и то же, бесконечно повторяла свои истории и курила вонючие самокрутки. По вечерам, когда я оставалась одна, я молилась Богу и просила его не делать меня похожей на бабу Марту и курицу.
Мои родители, как все наши соседи, были крестьянами. Мой отец считался признанным авторитетом среди односельчан. Он работал на всех агрегатах, которые только были в хозяйстве. У нас был свой мотоцикл и телевизор. Кроме того, папа был единственным на все село, кто выписывал и читал не только общепринятые газеты и журналы на русском, но и периодику, и литературу на немецком языке.
Едва я начала говорить, как папка начал приобщать меня к профессии. Не знаю почему, но он решил, что мне определено быть, в лучшем случае, дояркой. Он разговаривал со мной только о животных. Что бы он ни читал мне, это, в той или иной степени, было связано с коровами, овцами или лошадьми. Может быть немного позже я бы и поняла свое главное предназначение и стала животноводом, но Зебра и Дружок... Их любовь... Да, она была именно такой, о которой пишут книги и слагают легенды.
Он и она. Сейчас я понимаю, что для меня это была ожившая сказка, весенний ливень, гроза среди зимы. Любовь...
Мне было только шесть, и это слово... Я воспринимала его, как что-то полузапретное, но удивительное. Даже мой суровый и неулыбчивый отец, услышав его, теплел лицом. Но что это на самом деле, мне кажется, я поняла только с помощью Дружка и Зебры.   
Он попал к нам случайно.
Шмиты, семья Дружка, жила на другом конце села, и мы виделись только по большим праздникам. Вот и в этот раз они пришли на день рождения нашей мамы. Пришли вчетвером вместе с противным Димкой, который всегда дергал меня за косички. Дружок был пятым и самым незаметным. Это было странно, но я не обратила на него никакого внимания. Да и он за все время застолья он не издал ни звука. Его хватились только поздно ночью, когда гости стали расходиться. Димка так, для вида, как все всегда делал, поискал Дружка.
- А,- махнул рукой старший Шмит,- утром сам придет.
Мама разбудила меня чуть свет:
- Иди,- она протянула мне краюху хлеба, посыпанного солью,- Зебра тебя заждалась.
Я натянула юбку с кофтой и побежала к ней. Там все было интересно, даже дверь скрипела, словно песню пела. Сверху, сквозь верхнее окно, падал сноп просыпающегося солнца. В этой сверкающей пляске пылинок Зебра казалась чем-то сказочно невиданным. Она подняла голову, и я отшатнулась. У ее крутого лоснящегося бока, тесно прижавшись к нему, лежал Дружок. Кажется, от удивления я вскрикнула. Зебра, не обращая внимания на лакомство в моей руке, отрешенно взглянула в мою сторону и опустила голову ему на спину. И, я видела это своими глазами, песик засветился от счастья.
- Мама! – Наверное, в моем крике было что-то такое, что мама почти в ту же секунду оказалась рядом со мной.
- Ну, - она положила руки на мой лоб,- чего ты испугалась?
- Вот,- я показала на Дружка,- вот где он спрятался.
Мама какое-то время молчала, глядя на них, потом улыбнулась:
- Ну, и дай Бог. Пусть остается, если ему тут нравится, только ты так больше не кричи.
В ее появлении на этот свет я сама принимала участие. Было это по весне, когда наша кормилица Зорька, собралась одарить нас теленочком. Дело это, оказалось, было нелегким. Корова кричала и билась на соломенной подстилке, но не могла, как говорил отец, разродиться. Ехать за ветеринаром было далеко, да, похоже, папа стыдился звать кого-то на помощь. Мама в этом не участвовала. На ней был весь дом и четверо моих младших братьев и сестер.
- Ты и я, как самые старшие в семье,- сказал отец,- сами справимся. Отец что-то делал с коровой, а я носила ему воду, тряпки, какие-то лекарства.
Я так устала, что у меня пропали не только страх, но и отвращение. На рассвете, когда Зорька уже почти не шевелилась, наружу вышли две тоненькие палочки.
- Ну, вот,- удовлетворенно проговорил отец,- ножки показались, жить будет. Давай веревку.
Он обвязал тонкие ножки, еще не появившегося теленка и сказал:
- Давай тянуть вместе, у Зорьки уже нет сил, даже дышать.
Теленок был большой, но какой-то угловатый. И вот, что странно, на его мокрой, блестящей коже четко выделялись черные полосы.
- Это что,- спросила я,- зебра?
Отец поил Зорьку, потом он повернулся ко мне и спросил:
- Причем тут зебра?
- Он весь полосатый, может, это не коровенок, а зебренок?
Папка расхохотался и весело махнул рукой:
- Так и назовем эту девочку, как ты окрестила, Зеброй. А раз имя уже есть, то жить будет.
Я повернулась к теленку и удивилась тому, что он уже стоял на своих тонких ножках.
- Папа!
- Так и должно быть, крестьяночка ты моя маленькая. Вот сейчас эта малышка попьет маминого молочка и сильной станет…
Так в нашей семье появилась Зебра, а я, вместе с мамой, ухаживала за ней. По утрам я провожала ее до околицы села, а вечером, когда стадо возвращалось в село, открывала ворота и вела Зебру в хлев. Мама смеялась и говорили, что теперь и у меня есть своя корова. Мы дружили. Я даже рассказывала Зебре свои секреты и о том, как в детском саду Димка дергает меня за косы, и о том, как меня ударила по руке воспитательница, когда я случайно разбила во время обеда стакан. Зебра тоже мне что-то говорила, но я ее не понимала. А потом появился Дружок и она совсем изменилась. Мне стало казаться, что они не расстаются ни на миг. По утрам, когда я вела ее к околице, стоило Дружку задержаться у забора, как Зебра останавливалась и принималась медленно двигать головой из стороны в сторону, словно искала его. Если он тут же не подбегал к ней, то она начинала протяжно мычать. Один раз Дружок ввязался в свалку с соседскими собаками, так Зебра, которая раньше не обращала никакого внимания  на этих пустобрехов, вернулась и, выставив вперед рога, чуть проткнула ими соседского Рекса. На околице, перед тем, как  уйти в стадо, она склонялась к Дружку и вылизывала его мохнатую спинку. А собачка, обычно не способная стоять на месте, замирала и, казалось, жмурилась от удовольствия. Если я не слышала, как Зебра, возвращаясь, подходила к нашим воротам, то песик принимался лаять и тянуть зубами створки ворот. И летом, и зимой Дружок спал под боком Зебры. И стоило мне войти в хлев, как ко мне поворачивались две головы: огромная ее и маленькая, с блестками сверкающих бусинок-глаз, его. Когда мама доила Зебру, Дружок постоянно метался между ними. Он, то заглядывал в лицо мамы, то возвращался к своей подруге и, подпрыгивая, лизал ее губы.
Прошло три года. Половина села уехала в Германию, засобирались и мы. Когда очередь дошла до продажи Зебры, папа попросил ее нового хозяина взять с собой Дружка.
- Они не могут друг без друга,- пояснил папа.
Незнакомец, приехавший за Зеброй на грузовике, пожал плечами:
- Извините, но у меня и так две собаки, зачем мне эта дворняга?
Отец опустил голову и, незнакомо съежившись, отошел в сторону.
Мы вместе с Дружком бежали за машиной до самой околицы. Когда машина выехала на большак, песик залаял и принялся прыгать вокруг меня. Его теплый, шершавый язык, раз за разом вылизывал мои слезы, но это было все, на что мы были с ним способны…
 Потом… Потом он… Он ждал ее ...
 Мне хочется верить, что они встретились…
С тех пор прошло много времени. Иногда длинными, предрассветными часами я возвращаюсь в свое детство и вижу Зебру и Дружка. Они оба поворачивают ко мне головы и восходящее солнце любви прогоняет из моей души темень душной ночи.