Салам, бача. Глава 32. Кто первый

- Скрипкин, вы же минут десять назад ребятам говорили, что, когда мы с вами шли сюда вдоль арыка, к вам обращался душман на русском языке? – старший лейтенант Баталов посмотрел на одного из своих бойцов. – И вы дали по нему в ответ автоматной очередью? А почему вы подумали, что это душман?

- Так неожиданно все произошло. Из куста мужик в афганской одежде выглянул, и что-то сказал. Ну я и пальнул в него. А потом иду, и крутятся в голове его слова, что-то вроде: «Мужики, мы свои». И еще что-то, или раненые есть или… Может показалось?

- Ага. Ну, да, - Князев опустил глаза и задумался. – Может и показалось. А тот душман с бородой был?

- Да нет, товарищ старший лейтенант. – Чистое у него лицо было. Почти, вроде. Так, как у нас, если три-четыре дня не бреемся. Вот и я о том же. Вроде и знакомое лицо, худючее такое. Так стреляли справа и слева. Сами понимаете.

- А он в чалме был? – старший лейтенант посмотрел в глаза Скрипкину.

- Так без нее вроде бы, - в голосе Сергея Скрипкина появилась дрожь.

- Ну, ну, - закивал головой Баталов. – И полез бы ты к нему, а он тебя тут же в упор…

- Ну, да, - согласился солдат.

- А где его видел, боец?

- Да, да, - солдат начал осматриваться по сторонам, - да, не вдалеке от той скалы, что на зуб похожа.

- Угу. И что делать будем, а? – Баталов посмотрел на бойцов.

- Думаете, за нами душманы хвостом пошли и сейчас, как стемнеет, окружат и расстреляют нас? – спросил сержант Спелов.

- И такое может быть, - согласился с ним Баталов. – Так что установите пару растяжек в самых опасных проходах.

- А где, товарищ старший лейтенант их поставить? – не понял сержант Спелов. – Кругом одни деревья и ни одной тропки. Разве что по арыку растяжки поставить и между деревьями, чтобы окружить ими себя, как волков.

- Да уж, - развел руками Баталов. – Скрипкин.

- Я, товарищ старший лейтенант, - откликнулся тот солдат, которого только что расспрашивал Баталов.

- Рацию настроил?

- Так точно! Через три-четыре минуты включится связь. Что передать?

- Отара цела, часть волчьей стаи осталась в логове. Она окружена охотниками.

- Товарищ старший лейтенант, это все? – спросил радист.

- Все, - кивнул головой Баталов. – Стоп, скажи, у пастуха зуб болит. Как его лечить будем? Так и спроси. Понял? – и подсел рядом с радистом.

- Что-то вы как-то непонятно говорите! – вздохнул с усмешкой Скрипкин.

- Запомнил мои слова.

- Так точно: «Отара цела, часть волчьей стаи осталась в логове. Она окружена охотниками». И, это, мм, а: «У пастуха зуб болит. Как его лечить будем?» Так, да?

- Молодец, слово в слово скажешь, - сжав до боли в ладони цевье автомата, старший лейтенант сплюнул себе под ноги.

- А когда отсюда будем уходить, товарищ старший лейтенант? – спросил сержант Спелов. – Наша миссия вроде бы и закончена здесь. Пусть пехота афганская со своими бандитами сами разбирается.

- Я знаю об этом также, как и ты, - писк позывных, раздавшийся с радиостанции привлек внимание всех бойцов к радисту, одевшему на голову наушники. 

- О, знаете на кого душман тот был похож, - обратился к старшему лейтенанту сержант Спелов, - на одного парня из снайперов. Да вы его не знаете, это Саня Андриенко, Мужиком еще его кличут. Мелкий такой, костистый, но силы немеряной.
Баталов, прищурившись, посмотрел на своего заместителя сержанта Спелова и спросил:

- Во сколько была та встреча с афганцем у Зуба?

- Не знаю, может быть, ну, часов пять назад. Где-то так.

- Угу. И о чем же ты думал, когда проходил мимо него?

- Та сразу и не придал значения. Так глянул и все, и сам бы, увидев его, нажал бы на курок, но боец, - указав головой в сторону Скрипкина, - первым это сделал. А вы, товарищ старший лейтенант, как бы на моем месте поступили?
Баталов не ответил. На войне, выигрывает тот, кто первым успевает нажать на курок, и этим все сказано. Чуть замешкаешься, и все. Там правый тот, кто побеждает.

В течении нескольких минут радист пытался выйти на связь, потом наконец-то ему это сделать удалось и четко доложил те слова, что ему передавал Баталов. Потом, слушая ответ, закивал головой и отключил рацию.

- Ну, что там, Скрипкин? – обратился к нему Баталов.

- Товарищ старший лейтенант, сказали, что зуб нужно беречь. Врача найдут только утром.

- Вот и хорошо, Скрипкин, - улыбнулся старший лейтенант. – Слушать меня! У нас, ребята, времени шиш. Подъем, возвращаемся назад, к той скале, что на зуб похожа, где видели того душмана по-русски говорившего.

- Думаете – это наш человек? – спросил Спелов.

- В шесть утра туда за нами придет вертолет. Или пешочком до Кабула пойдем отсюда, а? – не отвечая на заданный сержантом вопрос, сказал Баталов. – Подойдем сейчас к арыку до того Зуба. Внимание, на открытую местность не выходим. Я не думаю, что душманов здесь нет. Навряд ли все они в кишлаке и в горах остались. Здесь им легче спрятаться. Так что, как всегда, ниже травы, тише воды. Все поняли, о чем я говорю?

- Так точно, товарищ старший лейтенант, - ответил каждый из разведчиков, на которых посмотрел Баталов.

- Солнце скоро сядет, нужно торопиться. Вперед! Сержант Спелов, вы крайний. За мной! – и встав на ноги, немножко размявшись, старший лейтенант двинулся в сторону заросшего по краю фруктового сада к кустарнику.

- 2 - 
 
Голову начинало мутить, и Дашков еще не осознавал, почему у него появилось это неприятное чувство. Хотелось пить? Да, очень. И вода рядом, бурный арык, доползи до него, опусти в его воды голову и - наслаждайся холодной и вкусной водой. А то, что она именно такая, он уже знал еще с позавчерашнего дня, не раз наполняя ею свою флягу, лодочку из ладоней, выпивая ее из них до последней капли, и – погружая в ее бурлящие воды свое лицо.

И для этого всего-то нужно было сделать одно, доползти к арыку и упасть в него, в воду лицом. Но, что-то сдерживало его от этого поступка. И скорее всего, как позже догадался он, это несколько трупов, лежавших на берегу арыка. Ими были афганцы с «бурами» (английскими винтовками), имеющими высокую цену на войне, в принципе, как и русская «трехлинейка» (винтовка Мосина), которую также, как и «бур» афганцы использовали как снайперское оружие, бившие на километр в «яблочко».

Лица, лежавших без сознания Ивакова с другим солдатом, похожи на мертвецов: щеки впалые, глаза полуоткрыты, мухи лазают по их векам, залезают в полуоткрытые рты. Фу. И смотреть на них не хотелось. Но они дышали, и эти губы тоже нужно было почаще смазывать водой, чтобы мухи, ползающие по ним, не оставили в их трещинах свои яйца, которые и живую плоть будут тут же пожирать, превратившись в опарышей. Фу!

И запах какой-то знакомой вони, образующейся от пота, которым уже насквозь пропиталась одежда солдат, и крови, она тоже имеет свой приторный запах, и еще чего-то, похоже на запах человеческих выделений – мочи и кала.

Боль в желудке резко отвлекла Геннадия от этих мыслей. И если сейчас Дашков чего-то не съест, то скоро к болям в животе добавятся и давление в висках, готовых в любую секунду разорвать их. С этими чувствами он уже не раз сталкивался не только в Афгане, а и дома. Голод – не тетка.

И выход у него из этого положения один, хотя бы напиться воды, которая на некоторое время обманет организм, придавая ему чувство насыщения.

Нащупав пустую капроновую флягу, надетую сзади на ремень, пополз к воде.  Усевшись поудобнее между двумя каменными глыбами, осмотрелся по сторонам – никакой живой души. Опустив лицо к воде, аккуратно зачерпнул ее в ладонь и посмотрел на нее. Она была очень грязной. Глина, перемешанная с кровью, вызывала отвращение, и поэтому, уперев свою винтовку на камни, начал отмывать руки. Как назло, этот процесс был не таким быстрым, как хотелось. И поэтому отодрав от кожи основную грязь, он, зачерпнув в ладони воды. Припал к ней, но первого глотка не сделал, этому помешала резкая боль в потрескавшихся от сухости губах. И начинать питье нужно было только после того, как размочить их. Только после этого кожа на них, став влажной, отлипнет друг от друга – верхней и нижней губ, и позволит ему с меньшей болью развести их друг от друга и приступить к питью.

И вот наконец настал долгожданный момент, и погрузив свое лицо в бурлящий арык, Геннадий захлебываясь начал поглощать в себя его холодную воду.

Сколько он не делал больших глотков воды в себя, но ощущения сытости так и не приходило. Отжавшись руками от камней, он уселся на землю и осмотрелся. Наполнив флягу водой, подхватив винтовку, хотел было возвращаться назад, но что-то привлекло его внимание. Это паук под водой. Присмотрелся, и первый испуг, тут же прошел, узнав в нем не насекомое величиной с кулак, а речного краба, мясом которого ребята с его разведвзвода не ленились наслаждаться. А чем хуже он.

Забыв о безопасности, Геннадий, встав на колени, начал наблюдать за этим «пауком», кравшимся между камнями к берегу, где течение, видно, было не таким сильным.

Ухватить его так и не удалось, как и второго и третьего краба, которыми здесь все кишело. Но они, как назло были очень маленькими, а значит и мяса в них в том обилии, которого хотелось, не найти. Разве только что, еще больше разозлить голод. И поэтому встав в полный рост, ухватив винтовку, Геннадий в брод перебрался через арык на другой берег и направился в сад, зная, что именно там он и найдет хоть какое-то пропитание в виде персиков, яблок, слив, того, что попадется ему на глаза.

И не ошибся. Под деревьями бвли рассыпаны подсохшие абрикосы, которые можно было с легкостью кусать, жевать и проглатывать, не мучая обессилившие челюсти. Но все-равно приходилось их постоянно запивать водою, чтобы они не застревали в глотке.
Минут через пять, после ползания под деревом и поедания фруктов, он почувствовал тяжесть в голове, скорее всего, по своим чувствам, больше напоминавшую опьянение. Но при всем этом он понимал, что не должен поддаваться этому чувству, а найти в себе силы вернуться назад, к раненным ребятам и дать им напиться, а может даже и накормить их кашицей с этих фруктов.

Найдя в себе последние силы, переходя в брод арык и, наполняя по дороге флягу, которую кушая фрукты опустошил наполовину, вернулся на старое место. И тут же, стал мочить лица и губы лежавших в бессознательном состоянии солдат. Они, почувствовав влагу, начали инстинктивно двигать языками, со стонами слизывая ее с губ. 

Открывшиеся глаза Константина, смотрели в небо. Они еще были безжизненны, их зрачки были почти не видны, и это успокаивало Геннадия, понимавшего, что он сейчас ничем не может ему помочь, кроме того, что смочить им губы, пожевать фрукты, и этой кашицей смазать их губы. Но и это мероприятие достаточно опасно для жизней их, он прекрасно понимал. Причина этому одна, они находятся в бессознательном состоянии, и фруктовая кашица забьет им не только глотку, но и дыхательную часть. Поэтому процесс кормления можно проводить только после того, как они придут в себя и начнут осознанно пить и есть.

Что-то сильно хрустнуло сзади. Чувство безопасности сработало в ответ мгновенно, и опустившись животом на землю, Геннадий весь напрягся, улавливая на слух окружающие шумы бурлящей воды, шорох своей одежды, веток. Веток?

Геннадий сместил тяжесть своего тела на правую сторону, чтобы вытащить из-под тела карабин, и его локоть, упершись в какую-то тонкую ветку, сломал ее. Она хрустнула громко, как и что-то несколько десятков секунд сзади.
Раздались голоса. Речь была не русской.

Люди, услышав хруст ветки, остановились и замерли. Знать бы, где они.

И вдруг голоса этих людей ожили. Они были громкими и совсем рядом. Скорее всего, увидев лежавших перед собой тела людей, не вызывающих для их жизней опасности, душманы успокоились. Кто-то, приподняв тело Константина, лежавшего чуть сзади Геннадия, бросил его на землю, громко рассмеявшись. Потом он опустился над ним, и скинув с него чалму, что-то грустное сказал. Но увидев под лежавшим афганцем еще одно бездыханное тело обрадовался.

Сколько было моджахедов, стоявших сзади по голосам определить трудно, но то, что говорили между собой только двое, Геннадий понял по интонации голосов.
Выстрел оглушил его. Ойканье «трупа» обрадовало душманов, и они заливисто засмеялись, хваля Аллаха.

Геннадий, что есть силы, напрягся, особенно в тот момент, когда почувствовал, как сильная рука, надавившая ему на плечо, пыталась столкнуть его тело с другого шурави.

Сначала у моджахеда это сделать не получилось, и поэтому он опустил свою руку ниже, под плечо Геннадия. И тут же Дашков увидел, что тем, чем он толкал его в плечо, был револьвер.  И его хозяин, не удержав оружие уронил его. Пистолет скалился под тело «афганца», к самой его ладони. И рука Геннадия, инстинктивно сжав его, найдя указательным пальцем курок, при разворачивании моджахедом его тела, нажал на курок. Раздался выстрел.

Оттолкнувшись ногой и отползая в сторону, Геннадий нашел глазами второго душмана, стоявшего рядом с ним, как и первый, и снова произвел выстрел. Не обращая на согнувшиеся и падающие тела моджахедов, осмотрелся по сторонам. Больше никого не было.

Но это, как сказать. На выстрел должны были прийти заинтересованные в нем люди.  А это были, похоже, только душманы. И поэтому не теряя времени, он, ухватив под плечо тело Константина, стал отползать с ним в глубь кустарника. И тяжести его тела он сейчас не ощущал.

Спрятавшись в плотных зарослях, Константин замер, прислушиваясь к окружающим звукам. И только сейчас он обратил внимание, что солнце садилось. Его лучи уже не пробивались сквозь ветки и без того плотных зарослей.

В памяти тут же пришло окровавленное лицо того второго парня, пришедшего сюда вместе с Иваковым. Это в него, скорее всего, и стрелял душман. И тут же появилось понимание, что возвращаться к нему, чтобы перетащить его тело сюда, в более безопасное место, не стоит. Он похоже уже убит.

Шум раздавшийся со стороны арыка, заставили Геннадия снова сжаться. И та сила, которая помогла ему перетащить тело Константина, снова появилась у него, и, не теряя времени, подхватив младшего сержанта под плечо, потащил его за собою глубже в заросли.

Этот шум, и услышали те люди, шедшие от арыка сюда, и ускорили шаг.  Это сильнее и сильнее нервировало Дашкова, и он, выбиваясь из сил, остановился и навел пистолет в то место, откуда приближались к нему люди, ломая ветки.

Первая фигура, огромного парня, оказалась перед ним совершенно неожиданно, и Геннадий нажал на курок, но выстрела не последовало. Удар ногой по его руке, выбил оружие, а второй – в лицо, выключил его сознание.

- О, да он жив еще, - слышался знакомый ему голос.

Открыв глаза, Геннадий посмотрел на этого человека, лицо которого оказалось совсем рядом с ним.

– О, да это же салапет наш, Генка Дашков, - заорал тот со смехом во все горло. И его сильная рука, ухватив Геннадий за грудки, приподняв его тело, затрясла. – Жив, паря! Товарищ старший лейтенант, жив он, как и Иваков. Жив. Ну че, салага, Салам, бача!

И только сейчас дошло до Геннадия, что перед ним был никто иной как сержант Спелов, его бывший командир в разведвзводе.   

- Салам, бача! - теперь прошептал и он, не веря тому счастью, которое обрушилось на него.

- Я же вам говорил, что он здесь, - раздался голос Мужика.
«Значит и он жив», - проваливаясь в бессознательное состояние, подумал Генка. И улыбаясь уснул.

ВСЁ