Техника духовных ударов кувалдой

Они боятся смеяться громко. Они придумали свой смех. Даже их смех служит конспирации. Она над этим смеется, значит с ней можно завести ребенка. Он над этим смеется, значит он наш. Его надо продвигать, ему надо хлопать, надо заводить толпу ради него. Он наш. Он так же боится громко смеяться. Давайте пусть они пойдут с нами. Они такие же иезуиты.

Как мы можем отличить иезуита?

Он никогда не смотрит нам в глаза. Он говорит, что этот законопроект сделает нашу жизнь легче. Он не негодяй, он – иезуит. Мы не из его ордена. Они на нас отрабатывают свою технику духовных ударов кувалдой. Они бьют кувалдой и говорят, что это хорошо. Они говорят, и мы верим, что это хорошо. Они знают заранее сколько автобусов приедет завтра на майдан. У них у всех горят глаза. Они там все иезуиты. Теперь им не надо даже бегать глазами, они их, просто, не могут открыть.

Они теперь могут маскироваться под нас, только толстых. У них гладкие затылки и жирные складки. Они уже не похожи на иезуитов, они уже похожи на нас. Они, якобы, смотрят нам в глаза, но их глаз мы все равно не видим. Мы пытаемся туда заглянуть, но там только щелочки, там невозможно ничего разглядеть.

А те беззвучно смеются, у тех свой язык. Когда государство хочет, крови своих граждан, оно называет себя Родиной. У тех и Родины нет, поэтому они никогда не смеются громко. Они умудряются этим гордиться.

Угадайте, хочу ли я смеяться тихо?

Мою Родину имеют эти иезуиты. Вывелась новая порода иезуитов - иезуиты без глаз. Им легко, им не надо ничего прятать. Они ходят, как летучие мыши, они идут на шорох купюр. У них тонкий слух. Они не слышат ультразвук, они игнорируют инфразвук, они идут на шорох бумажек. Они знают, если там что-то делят, значит им туда. Они безошибочно ориентируются. Зачем им глаза, чтобы в них туда заглядывали всякие. Они так обострили свой слух, что по шороху различают номинал.

Они нам уже снарядили автобусы, они уже договорились со всеми, они выдали нам палатки, они сняли с нас все обвинения. Они все знают наперед. Они захватили все органы чувств.

Они придумали металлические полоски, чтобы мы их щупали. Если ты не умеешь нащупать металлическую полоску и морщины на лице одного из президентов, значит ты не из их числа. Если ты не умеешь определять номинал на слух, значит среди них тебе нечего делать. Если у тебя вся гамма видимого света не свелась к оттенкам зеленого, значит ты станок для имения.

«Имей меня всегда или, кажется, везде,» - я плохо запомнил слова того шлягера, потому что она уже взрослая, а мы еще такие дети, что нас даже иметь скучно.

Где нам спастись?

Одни тихо смеются, другие слушают шорох бумаги. На зрение все положили, поэтому его захватило телевидение.

Вы пробовали смотреть телевизор с выключенным звуком?

Это увлекательное зрелище. Они показывают, они не могут не показывать.

А что остается делать нам?

Нам остается только нюхать. Нам остается нюхать очищенный выхлоп бесшумно проезжающего лимузина. Они не принимают нас  в свои клубы. Мы не из их числа, мы не различаем шуршание и не умеем тихо смеяться. Мы различаем только звон мелочи и громко смеемся.

Они говорят, что мы смеемся ниже пояса. Они так думают, потому что у нас там трясется, потому что у нас там есть чему трястись. Нам остается только нюхать запах колбасы за шесть тысяч рублей за килограмм. Мы можем гоготать и опускать бюллетени в урну.

Они уже снарядили свои автобусы, они уже закупили палатки. Эти палатки они будут заполнять нами. Они будут глядеть на нас отсутствующими глазами и говорить, что нам потом будет хорошо. Они будут нас кормить гнилыми апельсинами, оставшимися с того лета. Но мы не будем их есть.

Давайте их только нюхать и морщиться, хотя это все равно нам не поможет.