Пять историй из жизни животных

«Пять рассказов о животных, вошедших в эту книжечку написаны с мягким юмором и оптимистическим отношением к жизни. Лучшие читатели этой книги – дети и взрослые, которые с уважением и любовью относятся к братьям нашим меньшим, так много дающим нам-людям, и, почти ничего не требующим взамен». – Татьяна Тайганова(член союза писателей,  художник.)


Stand up! 

Свинью звали Катру;сей. а по;просту - Катькой.  Ещё в младенческом возрасте Катька осталась совсем  одна, одна-одинё;шенька на всём белом свете. Родилась она холодным зимним вечером. Мир, в который она так стремилась, принял её неласково. Первый же глоток воздуха ледяным осколком застрял в горле, заставив судорожно съёжиться. Мороз остро резанул по тонкой нежной коже спины, скользнул по тощему животу и ознобом забился в позвоночнике, сотрясая маленькое голое тельце мелкой дрожью. Катька испуганно открыла глаза. Студёный поздний вечер равнодушно глянул на неё туманным пятном далёкой луны сквозь щель в потолке. Снег в этих краях был большой редкостью, но, зато, ветер!  Ветер рвал и метал всё, что поддавалось его порывам, от него трудно было спрятаться, он пронзительно свистел во все щели. Море, леденея свинцовой волной, билось о берег, шумело. Морские брызги залетали в щели свинарника, стоящего на самом берегу. Стадо жило в большом неблагоустроенном сарае, питалось  объедками солдатской кухни, для которой и само было предназначено. Раз в день солдаты приносили огромную бадью с едой, отскребали с пола накопившиеся нечистоты, закрывали сарай, и до следующего дня туда уже никто не заглядывал.
В свину;шнике  царил жестокий закон естественного отбора – слабых съедали более сильные. Мать не смогла защитить  новорожденных. Катьку от верной смерти спас  человек  в серой шинели. Подняв её тёплыми руками с цементного пола, подул ей в пятачёк, согревая своим дыханием, бережно сунул себе за пазуху и заспешил к Дому.
В Доме было тепло и даже жарко, пахло добром и уютом. Ярко светила лампочка под зелёным абажуром. Хозяйка смеясь взяла Катьку на руки, погладила по спинке, подышала в пятачёк, и положила на мягкую, пахнущюю чистотой, подстилку: «Вот тут и будешь жить пока». Самый тёплый угол выделили для меня – благодарно думала Катруся, обследуя назавтра окрестности печки, пышущей жаром и ещё чем-то вкусным. Жизнь обещала быть приятной.  По вечерам Катру;сю купали в тёплой розовой водичке пахнущей марганцовкой, и ей нравился этот запах; насухо обтирали мягким полотенцем, и держали на руках пока она согреется; затем осторожно тыкали пятачком  в тарелку с молоком. Катька не сопротивлялась,  потому что сразу поняла - это вкусно, и вытянув нижнюю губу хоботком, громко, с наслаждением втягивала в себя молоко. Она быстро освоилась среди людей приютивших её; просыпалась  «спетухами» и потом весь день суетилась в поисках работы: то из цветочных горшков землю выроет, то начнёт гонять кошку. Та хоть и не боялась несмышлёныша, но не связывалась с глупым поросёнком, и, к большому удовольствию Катьки, уходила куда подальше.
Вечерами, когда вся семья усаживалась перед телевизором(даже Мурка сворачивалась клубочком на ковре перед экраном), Катька вопреки запрету, проникала в гостиную и, тихонько устроившись на тёплых ногах хозяйки, засыпала сладким сном, и не просыпалась, даже когда её водворяли на место у печки. 
Из всех живущих в доме, Катруся выделила девочку с косичками, и решила, что они будут подружками, потому что они были похожи – косички и хвостик, только косички красиво завивались, и прикрывали ушки, тогда как хвостик завивался  где-то сзади  далеко от пятачка и ничего не прикрывал. Но всё равно они были похожи – косички и хвостик, правда , косички заканчивались красивым бантиком – это озадачивало Катрю и она втайне завидовала. 
Алёнка  догадалась – чего не хватает  Катруське для полного счастья. Она выбрала из своих лент самую красивую и привязала к колечку- хвостику  пышный бант. После чего в квартире долго не умолкал восторженный  поросячий визг.
«Да что ты так вижжишь-то, кто тебя щекочет?» - хохотал добродушно хозяин.
 Добрая девочка  частенько угощала Катьку разной вкуснятинкой. Катруся скоро разобралась, что котлетка и колбаса намного вкусней молочной каши, а за сладкую конфетку она готова была сделать всё, о чём просила её подружка.  Алёнка скажет: <stand up!> -  и нужно , просто, замереть, подняв  переднее копытце , как можно выше – и всё!  И, пожалуйста  -  конфета сладко тает на языке!   <sit down please> - просит Алёнка, и нужно сесть, просто сесть на хвостик – и всё! Катька видя, что не только ей  нравится эта игра, усмотрела в том для себя выгоду и при всяком удобном случае без всяких просьб и уговоров  садилась перед хозяйкой, задирала пятачок и молча глядела ей в глаза.
 «Ишь ты - вот вам и свинёнок!» - смеялась та,  и одаривала её  чем-нибудь вкусненьким. 
Как выяснилось,  Катька – хоть и свинья, но была большая чистюля и  от других требовала того же.  Угол свой она содержала в чистоте. По естественной надобности бегала в, дальний от своего, угол, где в дверную щель несло холодом, но, именно этот угол Катря  определила для своей нужды. Прикрыв белесыми ресничками свои серые глазки, она вставала хвостом в щель, сонно покачиваясь в ожидании облегчающего покоя в животе, затем быстренько цокоча копытцами, бежала в свой спальний район у тёплой печки; умиротворённо хрюкнув, падала в постель, подобрав под себя все четыре копытца, и, уткнувшись пятачком в тряпочку, затихала. Однажды Катрусе показалось, что от её постели несёт запахом пота, и ещё чем-то неприятным(а спала она на этой подстилке не дольше недели). «Спать на этом нормальный, уважающий себя поросёнок не должен» - подумала Катруся, и решительно выкинула постилу;шку в дальний – отхожий угол. Хозяйка, не поняв истинных мотивов поросячьего поведения, ловко  сложила тряпочку, служившую поросёнку  постелью и аккуратно водворила её на прежнее место. Поросячьему возмущенью не было предела: схватив тряпку в зубы, поросюшка оттащила её к двери; постояв хвостом в, дышащюю ветром, щель, с остервененьем затоптала тряпку в лужу. Изумлённая хозяйка только руками развела: «Ну и свинья!», и, к великому удовольствию Катруси, выдала ей новую, свежевыстиранную подстилку.  Удовлетворённо хрюкнув, и потоптавшись на чистой постели, свинушка растянулась вниз животом, и,  сладко потянувшись всеми конечностями, отрешённо засопела, уткнувши пятачок в угол. Были у неё  в этом добром  доме и враги. Сапоги! – их Катька, почему-то, не взлюбила сразу. «Стоят!» - свирепо издали уставилась она на сапоги, преспокойно, как ни в чём не бывало,  стоящие в углу на своём обычном месте. «Што молчите, подхалимы, хозяина ждёте? Вот, я вас…» - Катька пытается пятачком выдворить из дома ненавистные сапоги. Устав от очередного раунда борьбы за место под солнцем, Катька хмуро укладывалась в свой угол, откуда неотступно и зорко следила за врагами. Стоило надеть сапоги на ноги(это всегда служило сигналом к нападению), Катря, крадучись, заходила сзади, и молча хватала за пятки. В конце-концов хозяевам надоели свинские выходки поросёнка и они решили отдать Катрусю на воспитание её сородичам. 
На дворе цвела южная тёплая весна, и можно было не бояться за здоровье малышки. Её отнесли в свинарник, не в тот, а в другой – напротив того. Здесь всё было устроено для безбедного проживания поросят: небольшой огороженный заборчиком, дворик для выгула; тут же, крепко прибитое к полу, корыто для пищи. Часть откормочного комплекса занимал небольшой сарайчик с мешковиной вместо двери(с досками, да и, вообще, с дровами на юге – вечная проблема). В этом свинарнике жили три поросёнка, старше Катьки на целый год. Молодой боровок Стёпка был добр, любознателен и спокоен. Одна из свинушек называлась  Хавронья, другая - Мамзель за то что была  была красива, капризна. Когда к корыту с едой подходила Хавронья, привередливая красотка, капризно вытянув губу хоботком, отходила в угол, и поднимала дикий визг. Стёпка догадливо, в угоду ей, отгонял Хавронью от еды; после чего привереда замолкала и принималась аппетитно чавкать, поглощая обед. А безответная Хавронья шла в, так называемую, спальню; пятачком, и копытами разгребала охапку свежей соломы, брошенную , хозяином вместо вчерашней подстилки; затем аккуратно всё, до последней соломинки, сгребала в угол, утаптывала,  взбивала, снова утаптывала выравнивая. К тому моменту как постель была готова, в спальню являлась насытившаяся парочка. Они нахально заваливались на готовенькую постель, а труженице  Хавронье там места не оставалось. Она молча шла во дворик, доедала остатки остывшего ужина, и, также молча, укладывалась у самой двери на голой земле. Хозяин, видя такое положение дел, стал оставлять для неё пищю, и, пока она ела, эастилал свежей соломой место где она корота;ла ночь; а над дверным проёмом повесил большой брезент, чтобы холодный ветер не докучал нежным свинкиным бокам.
Катьку поместили в отдалённый от дверей угол, отгородив его досками. Катьке, поначалу, понравился переезд: она с видимым удовольствием зарывалась в душистое сено, и подолгу стояла у перегоро;дки, разглядывая обитателей, а те обращали на неё внимание лишь когда в загоро;дке появлялась миска с вкусной детской кашей. Красотка,  как всегда, визгом  понуждала Стёпку к действию;  и тот иногда, исхитрившись каким-то образом, добирался до каши.
Хозяин, видя этот беспредел, сделал забо;рку повыше, так что Стёпке уже не удавалось полакомиться, и он не обращая внимания на обиженные визги Красотки, уходил во дворик.  Катьке сквозь щель  виден был и дворик, и песчаный морской берег, и даже кусочек синего неба. Она подолгу  стояла у щели, глядя в далёкое небо, светлое как её прошлая  жизнь.               
Время шло.  Катька росла, набирала вес и вскоре  оформилась в хорошенького трёхмесячного поросёнка. Теперь её выпускали из свинарника попастись на зелёной травке – детям же нужны витамины, особенно весной. Катька свободно разгуливала по территории воинского городка, в котором имела честь родиться и проживать. Население городка не обращало внимания на маленького поросёнка,  ибо в округе бродило немало всякой живности,  поскольку городок не был отгорожен от цивильного мира, и сюда забредали гражданские куры, коты и, даже, козы. Рота жила своей солдатской жизнью, по своему распорядку, в котором для свиней – будущих котлет и гуляшей, отводилось строго определённое время, после которого - хоть трава не расти в том свинюшнике. Но Катруся, сама того не ведая, сбила этот строгий, раз и навсегда заведённый, порядок. Случился этот непредусмотренный казус однажды утром.
Рота, выстроившись перед казармой, постигала тонкости армейской науки. И, надо же было такому случиться - в самый напряжённый момент постижения на позицию забрела Катька.   Уму непостижимо – как она среди целой роты одинаково детых мужиков опознала своего любимого хозяина!?   С радостным хрюканьем она кинулась к нему, опешившему от неожиданности.  Старшина- балагур и весельчак, спасая престиж растерявшегося офицера, принял огонь на себя: «Рр-РОТАаа! РРАв-няась! смИи-рнА!». 
«Stand up!» - нашёлся опомнившийся  Катькин хозяин.  «Stand up!» - скомандовал он, чтобы с честью выйти из щекотливого положения. И, ко всеобщему изумлению, свинушка мгновенно замерла, подняв вперёд-вверх правую ножку, как-бы приветствуя доблестных воинов. И, восторженно взвыв, замерла рота.
Катька, не дождавшись положенного поощрения, недовольно хрюкнула и пошла в кусты сирени, густо разросшиеся вокруг казармы.
«Stand up!» - несмело остановили её из солдатской шеренги. И, испытывая катькино терпенье, солдаты, ко всеобщему удовольствию, нарушая воинскую дисциплину, принялись наперебой выкрикивать: «Stand up! Stand up! Stand up!» - хохотали они. Наконец Катруся обиделась и похрюкивая затрусила к морю, не обращая больше  внимания на заманчивое «Stand up!»