Касатка
глаза, стояла у крыльца; она изредка всхра;пывала, и перебирала копы;тами.
Устав от долгого ожидания (может, по другой какой причине) она глубоко вздыхала и, махнув безнадё;жно хвостом, с утро;бным звуком пускала о;блако па;ра в морозный утренний воздух и опять терпеливо затихала, постепенно впада;я в дрё;му, и, наконец, забывалась коротким лошади;ным сном.
Сны приносили с собой воспоминания, давно забытого, прошлого. Вот она –
молодая горячая кобыли;ца в компании лихих красавцев верховы;х коней, намё;том летящих по высохшим осе;нним полям…цо;кот быстрых копы;т, запахи встречного
ветра, развевающиеся гривы, хвосты, лай собак, призывные звуки охотничьего
рожка… Нетерпе;ние седока; передаётся и ей, она и хозяин – одно целое в этом стремительном движении… «бы-стрей, быс-трей, е-щё бы-стрей!» - выбивают
копыта, выстукивает сердце; ветер треплет её длинную гриву, которую жена
хозяина каждый день бережно расчёсывала большим гре;бнем, и любовно заплетала
в косы. Танюшка зачасту;ю угощала её кусочком ржано;го хлеба с солью, при этом, ласково поглаживая, тихонько шептала «Каса;тушка - ла;стушка ты наша»… Каса;тка знала что названа так за свой неимове;рно быстрый, как ла;сточкин полёт, бег. Оо-о, она знала себе це;ну и при встрече с другими лошадьми гордо поднимала голову, выгибая шею «лебедем» – как говорил Тимка.
Тимка - её хозяин, неисправимый у;харь, лиха;ч каких свет не ви;дывал - любит покрасова;ться верхо;м на коне. Они с Тимкой отлично ла;дили, правда иногда они ссорились: он кричал-ругался, махал плё;ткой, она, взды;бившись ще;рила зубы, взвизгивала, предупреждая, что может и кусну;ть. Но демонстрация противоборствующих сил обычно заканчивалась переми;рием. Хозяйский но;ров Каса;тка давно и хорошо вы;знала, и мудро не ссорилась с ним по пустякам. Она помнила его привычки, зама;шки; научилась по его взгляду, голосу,
даже по походке определять его настрое;ние; но была «себе; на уме;» и, при случае, всегда норовила улизну;ть в поле на зелёные овсы;.(«А-хаа, задрема;л» - коси;т она сторо;жким глазом на седока;… шаг в сторону… два…
«Ааа-хё;лки-мота;лки!» - вопит, очнувшийся от дорожных дум Тимка.
…Прыжок! Аллю;р три креста;! – как говорят кавалеристы, и …десяток-два ме;тров бе;шенного гало;па!..
По;днятая для удара плётка не успевает огла;дить незащищё;нную от хозяйского гнева спину.
Тимка довольно хохочет, успокаивается, и затихает на облучке;.
Прядая чуткими ушами, прислушиваясь к хозяйскому дыханью за спиной, Касатка, ма;ло-пома;лу переходит на шаг трусцо;й, выжида;я моме;нт – уж очень овсы; хорошы;!) Хуже было, когда он брал с собой собак. Шли;пка, Хвата;й и Вале;т – у-уУх! Эти за хозяина пасть рвут! Тут уж не полакомишься дармовы;ми овса;ми… Ну псы – они и есть псы… одно слово – кобели;! Лают, хамят, под ногами путаются… А Тимка – ничего, добрый, отходчивый… уда;лый ма;лый! … удале;ц… За мой счёт уда;л! – прорыва;ется обида за вчерашнюю плётку: …ужо; вот!.. - коротко всхра;пывает, очнувшаяся от дрё;мы, Каса;тка: Во;ноо-Оо, опять куда-то собра;лся! - глядит она в сторону дома.(С крыльца; спуска;лся хозяин)…Ника;к и челядё;нков с собой тащи;т,.. ак ыть зима;, холод… Иии-ых! - сфы;ркивает снежинки с губы; Каса;тка: Хоть бы уж Таню;шка наста;вила его-ветрого;на на путь и;стинный. Красивая она –Таню;шка. И Тимку любит. И детки у них красивые. Девочку Гали;нкой кли;чут, паренька; Валенти;ном прозвали… совсем ещё сосунок… А тоже, ручё;нку тянет - норови;т мне в глаз. И;-иио-и в такой мороз! - неодобрительно взги;кивает Касатка: Ооо-и.., и старая Матрона вы;ползла из ызбы;! Кошо;лку суёт под ко;злы. Вида;ть, далё;ко собрались…Оого-го, и дед Матфе;й притащился! Одряхле;л Матюша, обесси;лел, охлябнул совсем – иш пови;с на плече; у своего люби;мчика Ти;шыньки. Постаре;ли мужыки, постарели! А давно ль вдоль деревни гарцева;ли на Вороно;м - лихом скакуне;, с ума своди;вшем всех кобыли;ц в округе.
При этом воспомина;нии глаза Каса;тки повлажне;ли, уши прижались к затылку, и ме;лкой зы;бью заходи;ли бока;. Она тихонько заржала и часто-часто перебира;я копытами, затанцевала на месте, слегка приседая кру;пом на задние ноги. …тогда на дворе; стояло лето, первое в её жизни лето. Летний день радостно звенел жа;воронками, шелестел, трепета;л листьями деревьев, цвёл и благоуха;л
разнотра;вьем; прозрачный воздух, наполненный запахами молодой зе;лени и
родной конюшни, слегка пьяни;л и кружил голову.Касатка в компании, таких же как она, юных кобы;лок и жере;бчиков, задрав, от полноты; ощуще;ний, хвосты;, носилась наперегонки; по скошенным лугам. Среди них был и Вороно;к – ещё и во;все не красавец-жеребе;ц, а такой же как и она, жеребё;нок-одноле;ток, длинноногий, зади;ристый, смешной и добрый… Это потом, спустя годы, он вырос в краса;вца-вожака;, а она всегда была ему верной подругой. Жили они все в большой светлой конюшне. Их хорошо кормили, чистили, выводи;ли на вы;пас; взрослых лошадей, и наиболее сильных(их ещё называли битюга;ми, впряга;ли в плуг, и, вообще;, использовали на тяжё;лых работах; породистым же, и тем что поспокойней но;ровом, доверяли хозяйский, лёгкий на ходу;, возо;к; а самых горячих и быстроногих седла;ли на охоту – в то число попа;ли и они с Воронко;м…
Вороно;к погиб «при исполнении», как говорил Тимка, служивший тогда в «о;рганах». Однажды в перестре;лке, сражё;нные бандитской пулей, оба упали. Воронок не поднялся, остался лежать там навсегда. Потом какие-то люди спали;ли конюшню, сгорел и красивый хозяйский дом. Лошадей чужие люди
развели по разным двора;м и деревням, а она, волей несчастного случая, осталась на родном пепели;ще, никто не поза;рился на кобылу со сломанной ногой, бессильно лежащую среди обгоревших брёвен. Хозяйский сын Тимка вы;ходил её и Касатка
стала единственной опорой для бедствующей теперь семьи. Нога сросла;сь уда;чно, правда, и;зредка, перед не;погодью даёт о себе знать, а так ничего, жить можно… «Ну вот и всё» - прерва;л её ду;мы грустный Тимкин голос, и тут же, Матро;на,
тоскливо всхлипывая, припа;ла к нему на грудь: «Тимо;шынька, свет ты мой ясной,
да и на ково; ты нас-от стариков покида;ш, соко;лик ты мой, и пошто он тибе тот го;род-от? Жыли бы се, да жыли в родному-ту углу;! Как жо мы типерь без тибя-та будем? Хосподи-све;ты бо;жыи!..».
«Ну-у, ну, ма;мынька, прекратите уж! Дома Федька остае;цце – во;но како;й вы;махал! Си;лищи-ты,.. пои;, быка; кулаком свали;т!» - смеётся Тимофей, успокаивая мать.
А та присела, обхватив Таню;шку с детьми, как насе;дка крыльями цыплят, что-то шепта;ла им, целовала детские щёчки, вытирала своим подолом носы;.
Старый Матфей легонько похлопал Касатку по кру;пу, и часто-часто схэкивая,
словно у него перши;ло в горле и он никак не мог отка;шляться, отвернулся: «…ээх, годы-годики- года; берут своё!(это бы раньше такой пустяк расстроил бы его?
Да ни в жысь!) Не скака;ть, видно, больше вам по полям, переле;скам, в городу;-ту
не шы;пко розбежы;ссе» - обнял он внука: …ну, дава;й в последний раз с ветерком!». Касатка слегка ударила в землю копытом и чтобы, порадовать Тимку, с места в
карье;р, ли;хо вынесла возок за ворота. Собаки взвыли, рванулись, было, следом
загремев цепя;ми, но так и остались во дворе, скуля и подвывая.
А она, легко и свободно, никем не понука;емая, понесла возок по, свистящему под по;лозом, снегу. Ах, видел бы Вороно;к, как она сейчас красива и грацио;зна в своём стремительном беге! И это несмотря на годы! Касатка гордо тряхнув гривой,
окинула зорким глазом дорогу, убегающюю в дальний лес. Морозным солнцем
играет-искрится каждая снежинка бескрайнего заснеженного поля; и оттого чуть-
чуть слепит глаза… Это ничего, что метель перемела, ука;танную за; зиму дорогу! – Касатка чует её всем своим лошадиным нутро;м – дорога ровная, без уха;бин… Огло;бля больно ткнула в ухо… возок запроки;нулся… Внезапно, увлека;емая его падением, Касатка оказалась в плену пушистого придорожного сугроба.
Разгорячённое бегом тело насквозь прожигало ледяным холодом. Натужно
всхрапывая и гневно кося лиловым глазом, она, пытаясь вскочить, отчаянно разбрасывала копытами сугроб. Попытки прыжком-ра;зом выскочить на твёрдую
дорогу были напрасны – её держал возок, зарывшийся с разгону в снег. Если бы
ещё не огло;бли!.. Сзади – испуганные крики… детский плач…
Наконец, с помощью хозяина Касатка встала на дорожную твердь. Колени её ме;лко-ме;лко противно дрожали. Она тяжело дышала и беспокойно косилась в сторону сугроба, где ещё лежал опрокинувшийся возок. К счастью, все были целы; и
невреди;мы, мале;ц и тот уже не плакал; мать, успокаивая детей, что-то говорила-говорила смеясь и целуя их. Смех серебристым колокольцем звенел над
заснеженным полем, затихая в холодной зимней синеве неба. И морозный воздух серебрился и звенел, и солнце искрилось в каждой снежинке…
Тимка нежно огла;жывая Касатку, ла;сково целовал её морду, и ободряюще похоха;тывал: «Уката;ли си;вку крутые горки!».
Солёная слеза сорвалась с её ресниц и покатилась по лошадиной щеке. Касаткагорько тряхну;ла гривой, и пону;ро потащила вида;вший ви;ды возо;к, дальше. Она знала, что никогда уже, больше никогда не помчится лёгким аллю;ром по просторным полям. И никогда-никогда не взовьётся на скаку; белым облаком её роскошная белая грива. И недалёк тот час, когда кто-то мимоходом, безразлично глянув на неё, равнодушно кинет обидное:клячя.
Свидетельство о публикации №221090801800