Как моряк Сенька чуть впросак не попал

       1970 год. Ранняя осень. Бийский железнодорожный вокзал. На подъездных путях идет разгрузка автомашин и техники с воинского эшелона. Это сводный отряд моряков Краснознаменного Тихоокеанского флота,  прибыл на Алтай, чтобы оказать помощь в уборке урожая. А может, тогда и эшелонов было несколько. Много было техники, много моряков, и выгружались долго.

       Наконец, дошло дело и до формирования колонн, которые со своими командирами отправлялись в разные концы этого хлеборобного края. Вот в одной из колонн в кабине, уже в меру расхристанного, прошедшего огни и воды, ГАЗ-51, и оказались два наших героя, два моряка, старший матрос Сенька Атишев и старшина 1 статьи Генка Перегудов.

      Вообще-то водителем грузовика был Сенька, а старшину дали ему в помощь, когда после первых же километров, после многочисленных чиханий и стрельбы в глушитель, заслуженный ветеран флота категорически отказался дальше ехать.

       - А я что Вам говорил, еще тогда во Владике, что нужно поставить на машину новый карбюратор и трамблёр. А Вы? Ничего, мол, проходит уборку и на старом карбюраторе, всё равно машины будем там оставлять. А новые запчасти нам и в части пригодятся.

       Это так Сенька Атишев удрученно плакался заму по МТО, сидя на бампере своего “газона”. На что тут же получил ответ, в котором, если выкинуть весь ненормативный лексикон, явствовало, что новые запчасти он родить тебе здесь не может, а вот ты прояви всю свою флотскую изобретательность и смекалку. Если не хватит своей, вот тебе в помощь старшину первой статьи. Колонна вас ждать не будет. Когда отремонтируетесь, догоните нас, мы остановимся на ночлег в селе Надеждинка.

     Обдав моряков пылью и гарью, колонна скрылась за поворотом. Сенька и Генка остались на безлюдной дороге одни. Делать нечего, полезли в двигатель. Уже стало смеркаться, когда движок наконец-то заработал. Плутать ночью по незнакомым проселочным дорогам, выйдет себе дороже. Поэтому решили остановиться на ночь в первом же населенном пункте. Им оказалась небольшая деревушка, в пару десятков домов. Остановились у первого, с виду совсем неказистого домика.

        - Хозяева! Есть кто живой!

     Дернулись шторки на подслеповатом окошке и на крыльце появились две женщины. Если одна, красивая, видная дивчина, может чуть помладше моряков, то вторая, худенькая, благообразная старушка, в белом платочке на голове. Внучка и бабушка, определили ребята.

     Поведав свою историю, ребята и не надеялись, что эти две женщины пустят их на постой. Оказалось, ничего подобного. Или то, что ребята, хоть и были одеты по робе, но гюйсы, тельняшки и бескозырки на затылках говорили о том, что это не какие-то там бандиты с большой дороги, а представители славного, советского военно-морского флота. Хоть и чумазые немного. А моряков в алтайских деревнях завсегда любили и уважали. И за форму и за всё другое.

    Познакомились. Старушку звали баба Нюра, а внучку ее Настей. Вообще-то в этом домике постоянно живет только баба Нюра, а Настя частенько навещает ее, хотя живет с родителями в другом доме.

    Уже при свете уличного фонаря, лампочки, под белой, железной тарелкой, умылись и привели себя в относительный порядок. Вытащили из кабины свои припасы, в виде сухого пайка, на столе уже закипел электрический чайник. Поужинали вдвоем, хозяева отказались. Они раньше уже это сделали.

      Ребята с интересом оглядели нехитрое, деревенское жилище. Оба родились в городах, один в Мордовии, другой в Белоруссии. От входной двери, чуть ли не половину комнаты, занимала большая, русская печь. Через проход старая двуспальная кровать, с блестящими шишечками-шариками в изголовьях и досками вместо сетки. Небольшой стол и три табуретки. Через дверь, в небольшой горенке, виднелась еще одна кровать. Верхнее пространство печи со всех сторон закрывали цветные занавески.

     Гостей положили в прихожей-кухне. Баба Нюра ушла в свою опочивальню, а Настя, пожелав всем спокойной ночи, выключила свет и ловко заскочила на печь. Невзначай показав при этом, неприлично высоко свои белые, красивые ножки. Не специально, ведь на печь сходу залезть, умение немалое нужно.Видимо, с раннего детства, у ней там было излюбленное место для сна.

     Тишина. Свет от раскачивающегося уличного фонаря рисует в комнате причудливые блики. Дом погрузился в сон.

     Сенька проснулся среди ночи. Неожиданно проснулся. Первое время не мог понять, отчего? Вроде всё в доме по-прежнему, всё так же уличный фонарь рисует по стенам различные картинки. Тишина, только Генка посапывает, отвернувшись к стенке.

     И вдруг Сенькино ухо уловило какие-то звуки, доносящие с печки. То ли шепот, то ли еще что. Показалось, что даже занавеска шевельнулась пару раз. Сенька протёр глаза, неужели чудится, голову никак напекло на солнце, пока с мотором возились?

     А дальше - больше! Из-за занавески показалась рука, манящим жестом приглашает Сеньку на печь. У Сеньки враз пересохло во рту! Ни хрена себе! Там же Настя лежит и это она зовет его к себе! Ну, слышал Сенька, что бывают развязные девушки, правда, в своей жизни ему их до сей ночи встречать не приходилось.

      Что же делать, то? Кажется, уже обеими руками, звали его, бестолкового и нерешительного, за занавеску. Холодной испариной покрылся Сенькин лоб. Не знал моряк, то ли радоваться, свалившему на него, счастью, иль печалиться. Боязно, как-то. Может Генку разбудить? Ага, только разбуди. Этот лосяра, враз перемахнет через тебя, и мигом будет на печи. А Сенька с носом останется.

 Нет уж! Фиг вам! Сам, так сам! Сенька на цыпочках, чтобы старушку в горенке не разбудить, скрипящими половицами, встал на голбчик и просунул свою голову за занавеску.

     Трепеща всеми своими органами, и внутренними и наружными, Сенька силился  разглядеть лицо девушки,хотя и так абсолютно не сомневался,кто его там так страстно ждет. Но когда в полутьме он увидел,смотрящие на него в упор, искаженные болью глаза бабы Нюры, ее широко открытый рот, делающий судорожные движения, какие делают рыбы, выброшенные на берег, Сеньке враз поплохело.  Всего несколько секунд хватило несостояшемуся ловеласу, чтобы сигануть вниз, вместе с остатками, не потраченного, сексуального желания своего.

     Сенька в горенку бегом. Ёшкин кот! Чудеса, да и только! Вечером на эту кровать укладывалась спать старушка, а сейчас там сладко спит девушка. Разбудив ее, Сенька только и промолвил, что старушке на печке плохо. Машет руками и силится на помощь позвать, да не может. Конечно же, ни единым словом не обмолвился, почему именно он возле старушки в тот момент рядом оказался.

     И оказывается, совсем не удивил девушку этим известием. Быстро взяв со стола какие-то лекарства, Настя принялась вливать их в рот своей бабушке. Случился с бабой Нюрой приступ, коих за последнее время было немало. Почему она, считай, каждую ночь и ночует с ней. И совсем забыл спросить Сенька Настю в суматохе, когда и зачем, внучка с бабкой спальными местами поменялись. А что ему, старшему матросу флота Тихоокеанского, Саньке Атишеву, довелось пережить от этой ихней перестановки, опять же скромно утаил.

     А что же Генка? А он даже не проснулся этой ночью. Может это и к лучшему. Хотел Сенька рассказать ему потом по дороге, что же на самом деле он пережил этой ночью, а потом передумал. Расскажет Генка остальным морякам, а ведь он обязательно расскажет, да еще и изрядно приукрасит, как Сенька чуть не полюбил бабу Нюру, тогда точно, засмеют на всю кампанию уборочную.