Уходя - НЕ уходи

               
                Повсюду мрак, повсюду тишина...
                Но что? На мрак не первая волна
                Живительных лучей златого море света
                Нахлынула? Редеет тень,
                И се уж твердь в багрец одета.
      
                В.К. Кюхельбекер «На воскресение Христа» 1832 год.

Я никогда бы не поверил в эту историю, если бы сам не был знаком с участниками той драмы.

Ленинград. 1989 год. Больница им Куйбышева в самом центре города. Отделения больницы расположены в отдельно стоящих зданиях.
Я работал там инженером по медицинской технике.

Весна. Встречаю на территории больницы своего приятеля, тридцатипятилетнего анестезиолога Михаила Александровича. (Для меня просто Миша)

- Привет!
- Привет!
- А пошли-ка мы с тобой прямо сейчас в гости к одной очень милой даме - предлагает мне Михаил.
- А, пошли.

Купив по дороге цветы, мы входим в парадное старинного дома, расположенного поблизости от нашей больницы. Поднимаемся на четвёртый этаж и звоним в квартиру.
Дверь нам открывает совершенно очаровательная пожилая женщина.
Вручаем цветы и проходим в первую комнату. Потолки под три метра с изящной лепниной, мебели нет. Одна стена полностью зеркальная, вдоль этой стены перила (балетный станок). Теперь я смог хорошо разглядеть хозяйку квартиры. Худощава, стройна, фигура юной девушки, по ухоженному лицу же можно было дать ей около шестидесяти. Теперь знакомимся.
- Ольга Павловна Мировская. Балерина Мариинского театра. Теперь уже только преподаю.
- Очень приятно. Я Николай, приятель Михаила.
- Я рада, что Михаил Александрович пригласил ко мне на обед и вас. Я понимаю его стеснение и неудобство провести время, пусть и, я надеюсь, за вкусным обедом, но в разговорах с пожилой дамой.
А скажите, уважаемый Николай, Михаил Александрович вам рассказал, при каких обстоятельствах он со мной познакомился? Я-то его узнала чуть позже. Ах, он сама скромность. Ну что же, наверно это сделаю я. Мишенька, вы не будете против этого?
А сейчас прошу вас к столу.

Вторая комната обставлена старинной добротной мебелью. Резной буфет и в тон ему книжные шкафы. Книги в основном об искусстве.
Стол накрыт на троих. Ольга Павловна, видя мой удивлённый взгляд, поясняет.
- Не удивляйтесь, я всегда ставлю на стол дополнительный прибор, в надежде, что Михаил Александрович придёт ко мне со своей замечательной супругой.
- В следующий раз обязательно приеду с ней.

Мы рассаживаемся за столом.
- Нынче угощение у меня простое. Вот, извольте гости дорогие, откушайте моих рыбных расстегаев из слоёного теста. В супнице овощной бульон. Пить будем, если вы не возражаете, сухое вино Цинандали. Мне его презентовал один из моих грузинских учеников.
Я очень люблю готовить и смотреть, как гости это едят. Сама-то я ем как воробышек.

Всё было очень вкусно. Я и Михаил ели, ели, ели, ели. Миша, на удивление, был сегодня малословен.

После еды мы расположились на широком диване в третьей, уютно обставленной комнате, которая была меньше первых двух. Чувствовалось, что Ольге Павловне не терпится рассказать мне о том, как она с Мишей познакомилась.

- Случилось это 10 лет назад. В ту пору стояла лютая зима. Столбик термометра опустился до – 24 градусов, что, как Вы, Николай, знаете, для сырого климата Ленинграда весьма и весьма морозно. Днём я зашла в гости к своей подруге, живущей на соседней улице. Засиделись до темноты. Обратно я пошла, чтобы сократить путь, через территорию больницы Куйбышева. Было это примерно в девять часов вечера. И вот, проходя мимо одноэтажного здания, я вдруг почувствовала себя очень дурно и не смогла сделать дальше ни одного шага. Вдалеке, по дорожке, проезжала карета скорой помощи. Я стала кричать, звать на помощь. Но, на удивление, я не услышала своего голоса. Совершенно не было сил, чтобы поднять руки, и привлечь к себе внимание. Тут я ощутила сильное головокружение и в изнеможении села в снежный сугроб...
Очнулась я на кровати в отделении терапии.

Но дальше лучше нам расскажет Михаил, ведь я и сама эту историю знаю только со слов. Михаил Александрович, уважьте уж нас!
- Ээх! Ну что же, попробую рассказать. Только пообещайте, что не воспримите мой рассказ, как некую хвалебную оду мне, любимому.
- Обещаем – в один голос сказали мы с Ольгой Павловной.
- Действительно, стоял в ту ночь ужасный мороз. Я, молоденький врачонок, год после окончания института, был в тот день дежурным анестезиологом. Час ночи, на улице темно, лишь редкие фонари освещают территорию больницы. Я бежал из реанимации в ординаторскую нашего отделения. Пробегая мимо здания морга, увидел лежащую в сугробе хорошо одетую женщину. Подошёл, не дышит, пульса нет. Трупное окоченение. Простите меня Ольга Павловна за медицинскую подробность. Захожу в морг, говорю сонному пьяненькому санитару, что, мол, там одна к вам шла и не дошла.
Мы положили бездыханное тело на каталку, и я помог санитару закатить её в здание.
Дальше у нас с этим парнем состоялся примерно следующий диалог.
- Спирт будешь?
- После покойника? Нет, всё равно не буду, я на дежурстве.
- Надо бы зеркало поднести ко рту, чтобы уж точно знать, что богу душу отдала, да и посмотреть, нет ли зубов золотых.
- Зеркало-то затуманилось. Да у неё и пульс нитевидный прощупывается. Быстро помоги-ка мне её отвести в отделение водной терапии. Попробуем оживить. Я же из семьи врачей. Помню, мальчишкой, нашёл в библиотеке у отца книгу немецкого профессора, как оживить замороженного человека.

Мы бегом с каталкой и вами на ней. И у санитара появился тоже спортивный азарт охотника. Вбегаем в грязелечебницу, где вряд стоят большие ванны. Раздеваем вас, извините ещё раз за такую подробность Ольга Павловна, догола. И кладём в наполненную ледяной водой ванну.
Дальше добавляем в ванну каждые 15 минут горячей воды, поднимая температуру каждый раз не больше, чем на два градуса.
Прошло больше четырёх часов, пока температура воды стала около 37 градусов. Слава Богу, в этом промежутке я не понадобился в операционной для дачи наркоза.
В общем, когда я вас, Ольга Павловна, перенёс в палату, то вы хотя и были без сознания, но уже хорошо дышали. Дальше я ввёл вам внутривенно кое-какие препараты. Но я вам скажу, что попасть тогда иглой в вашу вену, было для меня большим испытанием. И если честно, ещё очень пугала ваша худоба. Мы же не знали, что вы балерина и специально изнуряете себя отказом от пищи, поддерживая вес. Ваша, назовём так, изящность фигуры, не вязалась с довольно дорогой и новой одеждой, в которой вас нашли.
Но я отвлёкся.
Теперь, когда вы хорошо задышали, осталось опасение, что охлаждение не прошло бесследно для вашего мозга. Наступило утро. Моё дежурство закончилось, и теперь я уже мог спокойно оставаться рядом с вами, не боясь, что меня будут дёргать к другим пациентам.
Ваше дыхание было совершенно чистым, без хрипов. Пульс хорошего наполнения, ровный. Часам к двенадцати пополудни Вы, Ольга Павловна, открыли глаза. Ну а дальше, я думаю, что сможете продолжить рассказ Вы.

- Я очнулась в палате, на белых простынях, рядом со мной милый молодой доктор. Я лежу нагая под тремя одеялами, в ногах горячая грелка.
Мне сказали, что у меня был голодный обморок и нужно срочно поесть. Что я и сделала с большим аппетитом.
Из больницы меня выписали через три дня даже без малейшего насморка. Всё это время Михаил Александрович навещал меня. Да и другие врачи и сёстры приходили подивиться на это воскресшее чудо. А Петр Аполинарьевич, санитар из морга, который тоже меня спасал, принёс большущую банку чёрной икры...

Так я, побывав на том свете, благодаря цепи обстоятельств, вернулась в мир живых. Если бы тогда Михаил Александрович не дежурил, не пробегал мимо морга, если бы санитар тогда не запил, не остался ночевать на своём рабочем месте, не поднёс зеркало к моему рту, если бы Мишенька в детстве не прочёл ту книгу об оживлении замёрзших людей. И если обобщить всё: если бы Михаил Александрович не был таким добрым и порядочным человеком, то не ели бы мы сегодня с вами в моём доме расстегаи и не пили бы это чудесное Цинандали.

На фото из интернета парадный подъезд больницы Куйбышева в Ленинграде. (Нынче это Мариинская больница в Санкт-Петербурге) Имена в рассказе вымышленные.