Исповедь пациента

Шипение трубки с кислородом, гейзерное бульканье воды в специальной ёмкости, увлажняющей поток кислорода… Я поднял глаза и уставился на этот шарик, показывающий уровень потока в шкале, на этой ёмкости. Больше двадцати литров в минуту, на максимуме…
Почему же я так не могу собрать мысли… Куда они делись? С кем я общался только что? Кто мне отвечал? Почему он молчит?  …Не молчи, я тут, что ты хотел сказать?
Взгляд перевёл на монитор с показателями жизнедеятельности. Очень неудобно, и так на животе, ещё и дотянутся взглядом до монитора, который слева… Сатурация 86. Надо 90. Дыши. Дыши, тряпка! Вдох…
Кто это был сейчас рядом? Я же один в палате… Опять надувается манжета автоматического тонометра. Я назвал её терминатором. Она неумолима, как этот терминатор из фильма… Надувается каждые двадцать минут и никогда не даёт заснуть. А засыпать нельзя, надо дышать. Дышать, иначе уже не проснусь, потому что сатурация крови стремительно падает с каждым медленным вдохом при закрытых глазах… Когда просыпаешься, опять возвращается тот, с кем всё время общаешься, пока забываешь молитвы… Это гипоксия…
Яркий свет в палате не выключается ни на мгновение. Спать нельзя. Сколько я буду здесь? Или уже всё?
Со временем, я придумал обозначения каждой цифре сатурации на экране монитора. 100% это «метро» … Это когда надувает лёгкие так, что не надо дышать самому, как под ИВЛ… 99% «очки», 98% «автобус», 97% «извозчик» на карете… 96% «велосипед». 95% вызывало уже беспокойство, граница. 94, 93, 92% - «пора дышать». 91-90% «проверь маску». 89 % – «злой клоун» … Если падало ниже, то уже падало… Когда я рассказал о своих обозначениях медсестричке, она улыбнулась, сказала, что «надо же ещё о чём-то думать». А другую я попросил принести трубку от капельницы, только без самой капельницы. На её вопрос зачем, я показал на бутылку воды, чтобы посасывать воду… А регулирующим шариком, пережимающим трубку, можно было бы отключать поток… Она тоже улыбнулась и с наигранным удивлением произнесла: «Вот это лайв хак!». Она принесла мне эту трубку и жить стало чуточку интереснее.
Я лежал голый под шерстяным одеялом, вечно мокрый от пота, с температурой то 34,6, то даже ниже, то чуточку выше. После того, как я попал сюда, как мне проткнули подключичную вену и ввели катетер, чтобы подключить систему капельниц, которых было сразу пять и которые, как казалось, никогда не заканчивались, потому что постоянно подключали следующие все эти долгих пол месяца реанимации. Разодрали всё там… буквально вколачивая мочевой катетер, так, что кровь еще пару дней сочилась на постель…
Это только потом я понял, почему мне не хватало кислорода при высоком его потоке. В маске оказалась трещина, я сделал её случайно, лёжа лицом на пластиковой маске. Примерно 5 сантиметров, тоненькая, но через неё выходил кислород.
Я лежал и вспоминал, как же я сюда попал. Неделя в общей палате, капельницы с физраствором, уколы фрагмина в живот… Вот и всё лечение. А когда попросил жену привести антибиотики и витамины, и когда мне их привезли, а я имел неосторожность выложить всё на столик, рядом с кроватью, молодая врач, буквально девочка, которая уже рассказывала мне, что она гинеколог и совсем недавно стала врачом, забежала в палату и сказала, что она заберёт у меня все лекарства, так как я занимаюсь, с её слов, самолечением. Я, уже не скрывая раздражения, повысив голос, спросил у неё тогда, а чем они меня лечат? Физраствором? И просто не отдал. Но не успел. На следующий день я уже был на канюлях, под кислородом, добраться до туалета уже не было сил. И в этот же день мне стало очень плохо. Вызвал дежурного врача, смерили сатурацию, 70% и падает… под кислородом, на канюлях. Персонал сразу организовал каталку на колёсиках, быстро стали собирать меня, чтобы отвезти в реанимацию, и тут я взглянул в глаза медсестры. Они все были в спецхалатах и масках, всё же красная зона больницы. Тогда я спросил её: «Я же сюда ещё вернусь?» Но взглянув в её глаза, я увидел текущие слёзы, она покачала головой, молча ответив, что… нет.
Она ошибалась. Я вернулся через пол месяца. Единственный, со слов персонала, кто вернулся к ним за всё время этой эпидемии из реанимации, в их отделение. Тогда они, все три смены по очереди приходили ко мне, и смотрели на меня, как на диковинку: «Это что, правда он? Это он вернулся!?».
…Каждые двадцать минут, в палату интенсивной терапии, днём ко мне кто-то заходил из медперсонала. В полночь, в два ночи, в четыре утра, в пять, в семь… Яркий свет, недочитанные молитвы… В здравом уме и твёрдой памяти утреннее и вечернее молитвенное правило занимало минут двадцать, двадцать пять. Сейчас же, лёжа в кровати, испытывая сильную гипоксию, с запредельным сахаром в крови с отметкой 28,6, с тем, что потом оставило у меня рубец на сердце, это занимало весь день. Заканчивались утренние, начинались вечерние… Что я читал? Забывал, начинал заново, переходил на какой-то бред, но не расстраивался, а просто просил прощения у Бога за то, что не смог прочитать правильно и начинал всё заново… И заново… И заново…
Порой, представляя, какое горе я доставлю родным своей смертью, как меня будут хоронить в закрытом гробу, как заразного, вспоминал стихотворение Сергея Есенина и своё: «И как тебя, мой друг, Серёга, под лай собачий похоронят». Я уже готовился к смерти, но я был не готов…
И тогда я вспоминал слова Божьи, сказанные через старца мне лично… И вспоминая обещанное, я снова и снова обращался со слезами к Богу, прося Его простить меня и исполнить то. Ведь то, о чём я не могу написать, могло быть исполнено только в одном случае: «Только если без греха».
Без греха… Это не про меня. Поэтому смерть где-то была рядом. Она ходила тенью в коридоре, заговаривала со мной, пугала образами, исчезала шелестом жалюзи через приоткрытое окно, откуда сквозило холодом и безысходностью с наступлением вечера и ожиданием очередной бессонной ночи.
«Смерть, где твоё жало? Ад, где твоя победа?», - проносилось где-то в голове, как будто Ангел Хранитель, возвращаясь с небесной службы, возвещал мне хорошие новости, начиная с этих слов…
«Не отходи от меня, господин мой», - с плачем умолял я его в ответ: «Побудь со мной, не оставляй меня! Ты же видишь, что я могу умереть, как же я могу умереть без тебя? Помолись за меня перед Владычицей Богородицей ещё раз, я виноват перед ней, перед Богом, перед людьми, перед детьми, перед Катей, не сдерживал обещаний, повторял свои грехи, как та собака… Успокой мои мысли, упорядочи их, чтобы я смог помолиться» … И тогда я понимал, что уже молюсь, что это уже сделано… И тогда, обращаясь к Богородице, просил Её, что, если я умру, чтобы она не оставила моих детей и Катю, мою жену.
Бред, переходящий в молитву, молитва, переходящая в бред… И когда я видел в этом бреду образ Богородицы, в темной, монашеской одежде, ведь был Великий Пост, плачущей не только за меня, но и за всех людей, возносящей к Ней свои молитвы, тогда я вновь и вновь просил Ангела Хранителя обратиться к Ней, но Её образ куда-то ускользал, исчезал, а взгляд снова и снова улавливал цифры жизненных показателей на мониторе… «пора дышать» … «велосипед» … вот и «метро». Как тогда я просил, чтобы побывать на Пасхальной службе! Чтобы встретить ту Пасху!
К вечеру следующего дня, когда бред снова перешёл в молитву на некоторое время, в палату интенсивной терапии вошла лечащий врач. Она принимала сложное решение, вводить ли меня в кому и подключать к ИВЛ, или же оставить всё как есть, сам выкарабкается… В этот момент я уже сам хотел, чтобы всё это закончилось побыстрее, или туда или туда… Или жизнь, или смерть. Есть я мог лишь по ложке, сидя, на мгновение подняв маску, закинув ложку каши в рот, и несколько минут справляясь с упавшей до 80% сатурацией… От потока кислорода, крепление трубки, бывало, вылетало и я оставался на некоторое время без кислорода, это происходило с громким шипением из емкости с жидкостью, через которую проходил кислород, тогда я откладывал тарелку, пытался ослабевшими руками воткнуть трубку обратно, но когда, уже задыхаясь не мог этого сделать, и когда уже возникали фиолетовые вспышки гипоксии в глазах, расслаблялся кишечник, и я начинал терять сознание, собрав все силы я кричал несколько раз: «Помогите!», пока кто-нибудь не приходил на помощь из персонала…
Лечащий врач, которая зашла в мою палату, пока я лежал лицом вниз, разложила передо мной какие-то листочки, прямо над головой. Я поднял глаза. Передо мной были листы формата А4, с рисунками детей, моих учеников. Там были слова, начертанные еще неумелыми детскими ручками, которые тронули моё сердце: «Тренер, возвращайтесь!», и: «Тренер, мы вас ждём, поправляйтесь!»
В этот момент мне так захотелось жить…
Это увидела врач. Она немного постояла надо мной, потом спросила, как я себя чувствую. Я ответил, что за всё слава Богу, и спросил её, не повезут ли меня на ИВЛ? Она повернула голову в сторону, видимо не выдавая эмоций: «Нет, сам справишься… я вижу».
С того момента началась борьба за каждые пол литра кислорода, подаваемые в мою маску. Иногда врач или медсестра, раз в два дня или в день убавляли поток на пол литра, иногда поднимали опять, видя обрушение сатурации крови. Но я сам возвращал эти пол литра или даже литр обратно вниз, испытывая дефицит кислорода и терпя, терпя, терпя…
К концу второй недели это уже было двенадцать литров в минуту и новая маска, без трещин. Молился я уже спокойно, понимая, что милость Божья коснулась меня.
Скинув двадцать два килограмма, я не мог ходить, разучился, двумя ладошками, пальцами я мог легко обнять своё бедро. Ещё через день из меня вынули катетеры. А потом и вернули в общую палату…

Я целую ваши руки,
Кто молился за меня...
Ведь молитва не осталась без ответа...
На одре лежащего раба
Вынесли молитвы с того света...

Я целую ваши руки,
Белые халаты, не спящие ночами,
В эти руки Бог меня вам передал,
Как и тех, кто по ночам кричали,
Вы простите, что и сам кричал...

Я целую ваши руки, дети,
И рисунки, что вы мне прислали,
Это тоже милая молитва,
Если б ничего не написали,
Всё равно не может быть забыта....

Я целую твои руки страстно,
Милая вторая половина,
Что меня как за руку держала,
Мысли мои, с грустью, отводила,
А сама болела и страдала....

Я целую ваши руки, люди,
Кто неравнодушен был до боли,
И переживали, как могли,
Я хоть недостоин этой доли,
В сердце благодарности легли...

Я целую ваши руки,
Это всё, что я смогу сейчас...
Это всё, на что мне хватит сил.
Большего для вас желал, конечно,
... Большего у Бога попросил...

27.04.2021