Чебак и счастливый немец

Начало 60-х годов. Город Курган строился ударными темпами, преображался центр города, росли посёлки пригорода: Рябково, Восточный, Северный. «Курганжилстрой» работал под лозунгом Хрущёва: «Больше жилья без лишних изысков»! Хрущёвки, так их стали называть за самую простецкую архитектуру как внутри, так и снаружи здания. Грязно-белый цвет силикатного кирпича придавал постройкам невесёлый и унылый вид.
Наша бригада работала в районе посёлка Рябково. Были заложены основы областной больницы, туберкулёзно-онкологических диспансеров. Институт Илизарова был в проекте, но для него уже предусматривалась единая инфраструктура с теми объектами, что строились сейчас.

Областная больница выполнялась по одному из новых проектов, который предусматривал высокие светлые палаты. Отдельные из них были высотой (пол-потолок) 2,8 – 3 метра. Также планировался механизм лифта.

Наша бригада заканчивала кирпичную кладку трехэтажного здания школы интернат с большим спортивным залом, и передавала объект плотникам, сантехникам, электрикам и т. д. Состав нашей бригады несколько обновился, но основной костяк был сохранен. Вся наша шестёрка была жива-здорова.

Альберт, у которого прозвище было Чебак, здорово возмужал и повзрослел, оставался центром нашей шестёрки и любимцем бригадира Алексея Стемасова. Чебак не мог забыть Любу и злополучные дома: сороковой и сотый. Хотя со дня печального события прошло чуть больше года, но Чебак не ощущал, что «время лечит». Я очень часто заставал его задумчивым и размышляющим. Однажды он сказал:

– Знаешь что, Серый? Ты всё-таки молодец и зря время не теряешь.

– А, это ты о том, что я с девчонками общаюсь?

– Да нет, я не про это. Вот ты не меньше моего жаришься на солнце и не меньше мокнешь под дождями, вымерзаешь на морозе, но ведь находишь в себе силы и время, ходишь в школу и зарабатываешь себе среднее образование. А вот я ничего хорошего не делаю, кроме того, что отрабатываю наказанное. Мы работаем наравне с заключёнными, только те наказаны за дело, а мы на 100% ни за что.

– Ничего, Чебак, всё перемелется, мы вырвемся, устроимся работать и будем работать теми, кем захотим. Тебе, Чебак, надо в школу идти. Голова у тебя есть и работает хорошо. Образование так или иначе потребуется и будет очень нужно. Нам же жить с тобой очень долго.

– Скорее всего так и надо сделать. – Ответил Чебак.

Мы с ним виделись далеко не каждый вечер и даже не каждый выходной. В довершение ко всей моей занятости на меня свалилась ещё одна задача. Раиса Фёдоровна, моя сестра, и жена Дмитрия Семеновича, который, в свое время, вызволил меня из Новосибирска, окончила техникум и поступила в педагогический институт на заочное отделение факультета русского языка и литературы. По её просьбе я перечитывал горы литературы, чтобы рассказать ей не всё содержание, а саму суть прочитанного. Для того, чтобы усвоить то, до чего не дошли руки и на что не хватило времени. В основном это была классика, зарубежная литература. В памяти прочно осели Жан Жак Мольер, Лопе де Вега, Данте, Франсуа Рабле, Сервантес, Айвенго, Сага о форсайтах и многое-многое другое.

Я очень благодарен создателю за то, что он подарил мне такую память.

Совсем неожиданно я получил от жизни отпуск в виде больничного листа довольно длительного срока.

Четверо рабочих: это я, Чебак, Коля Сирота и Жора Жунда, занимались перекрытием второго этажа больницы. Всё было к работе подготовлено, торопливости и спешки не было. Все своё дело знали. Алексей, конечно, был с нами. Утром наша бригада была переведена временно на другой объект, так как Алексей считал, что толкаться всей бригадой там, где справятся вчетвером нет никакого резона, потому что за два дня бригада справится сбольшим объемом работ. Алексей (мы не обращали внимания) старался влезть в каждую мелочь, считая, что без него не догадаются. Не в обиду старому строителю, что он считал необходимым подсказать, что работу надо начинать до обеда с восточной стороны, а после обеда с западной. Это для того, чтобы солнце не било в глаза и не мешало работе. Мы ухмылялись и продолжали работать. Алексей уверенно командовал, несмотря на своё заикание, голосом и рукой держал контакт с крановщиком.

Вот мы всей четверкой стоим на уже уложенной панели, кран медленно поднимает панель, и, как только она поднимается над уровнем второго этажа, включается ход и одновременно поворот стрелы. Панель приближается к нам, мы кладём на неё руки и ведём к месту укладки. Алексей дал отмашку рукой: стоп. Чуть позднее, по нашему знаку, он подает команду опускать панель. Отцепив тросы, мы дали команду крановщику о временном отбое. Алексей растолковывал нам, что будем делать дальше. Пусть он тешится сознанием, что без него нам не справится.

– Будем укладывать наверх, выложенных столбов, бетонные подушки, на которые в будущем ляжет балка перекрытия. Давай, Чебак и ты, Жунда, спускайтесь на второй этаж, будете принимать подушку и класть на место. А ты, – он мотнул головой в мою сторону, – принимай подушки, отцепляй, а потом по одной будешь цеплять и направлять к ним.

Мы разошлись и каждый занялся своим делом. «Подушки» с земли поднимались по несколько штук в раз. Моей задачей было отцеплять эти пачки «подушек». Принял одну пачку, вторую, третью… отцепив последнюю пачку я оказался в непростительной близости от целой кучи сгруженных «подушек» и не заметил, что при подъёме свободных тросов, один из них зацепился крюком за нижнюю «подушку» в пачке, от чего натянулся струной, вырвался из плена и взметнувшись вверх, описал полукруг вокруг других тросов, плоской стороной крюка на конце троса, достал меня и ударил по правой стороне моей бестолковой головы. От удара я отлетел в сторону, только услышал громкую трель непрерывного звонка крановщика.

Потом рассказывали, что Чебак на крыльях, вместе с Алексеем и Жундой влетели ко мне. Они подняли меня, я худо стоял на ногах и голова ничего не соображала. Стоял гул и шум. Они спустили меня на землю.

Надо отметить, что в те времена, когда кругом был сплошной примитив, порядка было больше, чем при нынешнем бардаке. К каждому строящемуся объекту от ближайшей телефонной линии проводился провод и устанавливался телефонный аппарат, который давал возможность держать связь не только по строительным вопросам, но и служил населению этого околотка средством связи.

Быстро подошла скорая и меня посадили в машину, Чебак меня сопровождал. Позднее он рассказывал, что физиономия моя распухла до неузнаваемости. Он ушёл из первой городской больницы только тогда, когда убедился, что я в полной безопасности. Он рвался в палату, желая сам увидеть как я и где лежу, но его вежливо выпроводили.
Каждый день после обеда он приходил ко мне справиться о моем здоровье, приносил всякую всячину, всяких сластей. Он успел подружиться с сёстрами, называл их по имени, благодарил их за всё, когда на десятый день меня выписали с предписанием амбулаторного лечения и постельного режима не менее десяти дней, признав сотрясение мозга от полученной травмы. В этом я сомневался, считая, что в моей чугунной голове, мозгов не так много, чтобы получить сотрясение.

Но вот все процедуры лечения были закончены и я вышел на работу, готовый к новым трудовым свершениям. Больше всех моему приходу радовался Чебак. За время моего отсутствия стройка здорово продвинулась. Кирпичная кладка объекта была закончена, и последний третий этаж был перекрыт. Внутри здания оставались мелкие недоделки, а Алексей готовил бригаду на новый объект. Я увидел, что почти впритык к стене больницы был поставлен агрегат, который назывался «канаво-копатель», это чудо техники мы видели не впервые, и знали, что он очень быстро и качественно может производить рытьё траншей. Он вполне справлялся с траншеей шириной 70 – 75 см. и глубиной до трех и больше метров. Само устройство агрегата было простым, надёжны и вполне удобно управляемым. Алексей разъяснил, что траншея пройдет от нашего объекта до будущей территории института Илизарова. Это займёт расстояние примерно 20 – 30 метров. В траншею будет уложен многожильный кабель, который послужит нуждам больниц туберкулезной и онкологической, а также комплексу института Илизарова. Алексей сказал, что кабель будет укладываться силами другой бригады, которая входит в подчинение Отто Карловича. 

После обеда на объекте появился новый агрегат, на котором была закреплена большая бабина с кабелем. Агрегат медленно двигался с бабиной вдоль траншеи, как бы пропуская её под собой между колёс. Бабина медленно разматывалась, кабель всё больше свисал с края и, наконец, достиг дна траншеи. Агрегат двигался медленно-медленно, словно пятился вдоль траншеи, всё дальше удаляясь от стены объекта больницы. Наверное, не прошло и часа как весь кабель очутился на дне траншеи. Его длина, видимо, была заранее рассчитана. Он заканчивался в самом конце траншеи, там, где был пологий спуск. Конец кабеля был в полутора метровой трубе, чуть больше диаметра кабеля.

Появился Отто Карлович. Он прошёл вдоль траншеи, внимательно всматриваясь в дно траншеи, где чёрной змеей лежал кабель. Дойдя до конца и вернувшись на середину он громко крикнул:

– А это что такое?

И указал рукой на дно траншеи, где в двух местах, недалеко друг от друга, виднелись два небольших изгиба кабеля.

– Поправить! – заорал он, – Немедленно! Сегодня следует кабель зарыть!

Изгибы сами по себе были невелики. Двое рабочих быстро сбежали по пологому спуску траншеи и быстро добрались до первого изгиба. Очень ловко и быстро они его выпрямили и направились ко второму, который был гораздо ближе к пологому выходу.
Наш Чебак всегда был готов оказать помощь, он быстро спустился по пологому спуску к кабелю, а рабочие, видя, что неполадка будет исправлена без них, направились в другую сторону, к стене больницы, где был неровный подъем в виде кривоватых ступеней. В это время Чебак двумя руками быстрым движением выпрямил изгиб. Вдруг где-то что-то словно затрещало, траншея, словно зевая, вздрогнула и зашевелилась. Послышался шум и грохот падающей земли и на наших глазах края траншеи сомкнулись и от неё наверху осталась лишь неглубокая канава. Никто не успел увидеть на каком месте были ребята, но мы помнили, что Чебак был совсем недалеко от пологого спуска. Мы заорали во всё горло, призывая на помощь, но как откопать? Лопатой? Нельзя. Можно поранить Чебака. Где? Как?

Мы спустились к началу пологого спуска и маленькими лопатами, мастерками, руками стали разгребать землю, подбираясь к тому пологому откосу, где мог быть Чебак. Коля Сирота загребал землю ведром, с маху выбрасывая ее на пологий спуск. Вдруг Коля Сирота как-то взвизгнул и, разгребая землю, захватил светлые волосы, которые торчали из земли. Постепенно проявилась голова Чебака. Мы аккуратно разбрасывали землю вокруг. Чебак сидел на корточках. Упавший пласт земли придавил его сверху, наверное, другие большие комья упали на него следом и задавили его. Он оказался погребён под толстым слоем земли. Подоспевшие люди вместе с нами вытащили Чебака из траншеи и положили его на зеленую траву.

Тут среди народа появился Отто Карлович Зоммер.

– Зачем, спрашивается полезли?! Ведь явное нарушение техники безопасности!

И Коля Сирота громко крикнул:

– Это ты, фриц, дал команду исправить!

– Что ты сказал, щенок?!

Отто надвинулся на Николая. Жора Жунда сграбастал его за лацканы пиджака и как-то хрипло выдавил из себя:

– Уйди с глаз! Не то счас прямо здесь закопаем!

Только через два часа откопали и достали двух других рабочих. Их обезображенные тела положили на траву. Они были найдены на самом дне траншеи рядом друг с другом лицом вниз, придавленные всей толщей земли.

На площадке возле объекта больницы стало людно, подъехало две машины скорой помощи. В них – два врача. Милицейский газик привез двух милиционеров. Один из них был сержант, второй – офицер. На волге прибыло строительное начальство, вслед за ними приехала машина, в которой было двое мужчин. Один назвался старшим инженером гостехнадзора, второй – инженер по строительству объектов техники безопасности курганской области.

Врачи были заняты осмотром тел. Что-то писали. Старший милиционер заполнял протокол. Протокол записывался в основном с наших слов и показаний. Закончив свою писанину милиционер прочитал ее вслух и дал нам расписаться внизу. Помолчал и сказал:

– На всякий случай из города постарайтесь не отлучаться. По факту будет заведено уголовное дело и, возможно, вы потребуетесь в качестве свидетелей.

Врачи закончили работу и собрались уезжать. Потом один из них подошёл и сказал:

– Кто у вас старший?

Мы показали на Алексея. Тот, по нашему знаку, подошёл. Врач обратился к нему:

– Дайте разрешение ребятам поехать с нами. Они помогут санитарам в морге.

Рабочие, присутствующие здесь, помогли погрузить тела на прибывший катафалк. Мы втроём, вместе с врачами поехали в морг. По дороге я попытался выяснить у врачей когда примерно Чебакина отдадут матери для последующих похорон. Один из врачей сказал:

– Я патологоанатом. Вполне возможно, что я осмотрю первого, как я понял, вашего друга Чебакина. Сделаю заключение и, я думаю, что к обеду, завтра, документы будут готовы. Остальные двое, видимо, побудут в морге, поскольку они иногородние и родственники, конечно, приедут позднее… на опознание и подобное.

Пока врачи и милиция занимались своими делами, мы с Алексеем успели распределиться по обязанностям на сегодня и на завтра. Алексей сказал, что часть его работы уже выполненна, потому что из строительного начальства был сам директор треста. Он написал записку о выделении материальной помощи матери Чебака.

–  С администрацией кладбища я тоже решил все вопросы. Тебе, Витя, надо выполнить самую тяжелую и трудную работу: посетить Любину мать и мать Чебака. Та и другая тебя знают. Постарайся, я не могу дать тебе совета «как»… было бы неплохо, если бы матери завтра приехали вдвоём забрать из морга тело, одеть… гроб и так далее. С катафалком я решу, чтобы увезли его домой. Я представляю себе так – ночь он проведёт дома, похороны проведем послезавтра.

Я приехал к матери Любы, открыл калитку, здесь я бывал не один раз. Дверь открыла любина мать.

– Здравствуйте, Зинаида Григорьевна, – поздоровался я.

– Витенька, дорогой, здравствуй. Не забываешь меня.

– Нет-нет… как я могу вас забыть.

– Ну, давай проходи. Чаем напою.

– Зинаида Григорьевна, не до чая сейчас. Я к вам не надолго.

Мы сели к столу и я сказал:

– Зинаида Григорьевна, произошло очень печальное событие. Сегодня погиб Альберт Чебакин.

– Ах! Да что ты говоришь!

– Он хорошо вам знаком. У нас к вам большая просьба: разрешите Альберта Чебакина похоронить рядом с Любой, рядом с вашей дочерью. Если мы получим Ваше согласие, то мы сделаем всё, что необходимо. И похороны будут послезавтра. И ещё одно, если вам будет не трудно, поедьте со мной к матери Альберта. Вы две матери, погорюете, переговорите, и, я думаю, сумеете решить вопрос, чтобы вы остались у неё с ночёвкой. Завтра утром я подъеду и увезу вас к моргу.. Рядом с моргом есть ритуальный магазин. Хотя… это всё я вам покажу. Адрес матери Альберта Коли-Мяготина 64, я думаю, что вы город знаете. Пройдём на ближайшую остановку?

Дверь открыла мать Альберта. Она взглянула на нас как-то подозрительно-тревожно и сказала:

– Виктор, а почему ты без Альберта?

– Галина Спиридоновна, пройдёмте в дом.

Я прошёл первым и сел на кухне у стола. Они вошли следом и сели рядом. Я обратился к матери Альберта:

– Случилось большое несчастье: погиб ваш сын. Он находится сейчас в Рябково. В морге. Будьте мужественны. Это мать нашей Любы, с которой дружил ваш, теперь уже покойный сын.

Они поднялись обе ушли в комнату. Разговаривали, плакали. Я не вмешивался.
На следующий день мы привезли тело Чебака в дом. Он ночевал  дома, обе матери были там. Похороны проводились в два часа дня.  Я не думал, что всё пройдет так спокойно. Было очень много людей. У нас заказано было два автобуса. Эта трагедия стала известна всему посёлку. Народ не только сочувствовал, но и почти все, кто знал Чебака пришли попрощаться с ним на кладбище. После похорон мы (наша группа и Алексей) навестили мать Альберта, там же оказалась мать Любы. Мы посидели с ними, выпили за упокой Альберта и вспомнили Любу.

Прошло две недели. Мы работали на новом объекте. Наше новое место работы – это два восьмидесяти квартирных дома. Были готовы нулевые циклы домов, а нам предстояло выложить две пятиэтажки.

В один из дней на наш объект зарулил милицейский газик. Из него вышли два милиционера. Наш Стемасов пошел им навстречу. Они довольно долго разговаривали стоя у машины. Стемасов окликнул меня и, когда я подошёл он сказал:

– Позови своих ребят.

Мы подошли, назвались. Стемасов сказал:

– Одного не будет. Зовут Жунда. Он сейчас здесь, но выполняет одну из работ, прерываться не надо. Я пошлю его потом куда скажете.

Мы вопросительно посмотрели на Алексея, он, видимо, понял, что мы хотим узнать.

– Сейчас поедите в милицию, там всё объяснят. Мне можно идти? – спросил он милиционера.

– Да, пожалуйста.

Мы приехали в отдел милиции Советского района. Нас начали водить по кабинетам. Но прежде чем нам дали команду: «сейчас с вами побеседуют», я спросил:

– Можно вопрос?

– Можно, – сказал один из милиционеров.

– Скажите, а что случилось?

– Случилось вот что: два дня назад на гражданина Зоммер, вам эта фамилия известна, совершенно покушение. Поэтому преступлению заведено уголовное дело. Вас хотят послушать, чтобы вы ответили на вопросы, по той причине, – милиционер запнулся и продолжил, – вы являетесь прямыми свидетелями гибели трех рабочих, один из которых ваш друг. Фамилия его Чебакин. Вам не предъявляют обвинений в том, что один из вас или больше могли совершить это преступление в отместку за гибель вашего друга. Но я повторяю: вас в этом пока не обвиняют.

Нас растаскали по кабинетам и стали задавать разные вопросы, но все на одну тему: где, когда, как и так далее.

Лейтенант, наверное, следователь, спросил:

– Кого нам должны были позднее доставить?

– Жунда, – сказал я. – а можно узнать как на него напали и кто?

Следователь ухмыльнулся и сказал:

– Если бы мы это знали вы бы здесь не сидели!

– Нет, я хотел уточнить не это… как совершенно нападение?

– Ломиком пробили ему ключицу. Орудие вышло насквозь. Лицо совершившее преступление еще не установлено.

И тут Коля Сирота отличился. Он громко сказал:

– А что ты, мусор, статью нам хочешь повесить?

И добавил к этому нецензурную брань.

– Вот за это ты, – поднял голову следователь, – получишь срок.

– Какой?!

– Вот такой. Сейчас все будут свободны, а тебя повезут к судье. И я думаю, но не скажу точно, но пятнадцать суток или часть из них ты получишь.

Мы не успели уйти как появился Жунда.

– Можно? Мне бригадир сказал…

– Проходи-проходи.

Жунду увели в другую комнату, нам сказали идти на работу. Сироткина задержали.
Жунда, вернувшись, сказал:

– Во! Оказывается я самый главный подозреваемый!

– А с чего бы это? – спросили мы.

– Один вопрос: «Вы угрожали прорабу»? Я сказал: «Нет». «Ну как нет? Есть свидетели, что вы кричали: «За свои команды ты ответишь!». Ну, да, говорил я это, за это посадят? Ну, в общем, толкли воду в ступе, а потом сказали: иди домой.

– А где Коля Сирота?

– А Коля Сирота красит деревянный забор.

– А что пятнадцать суток красить? – забеспокоился Стемасов.

– Да нет… судья присудил ему пять суток.

Стемасов позаикался и спрогнозировал:

– Не просидеть ему пять суток!

– Почему? – удивились мы.

– Да потому, что пока он сидит пять ему десять добавят!

Всё обошлось. Стемасов не выдержал и поехал в первую городскую больницу навестить прораба. Вернулся он возбужденный.

– Во дела, ребята! Наш прораб вообще умирать не собирается! Он идет на поправку. А еще у меня добавочная новость. С тебя, Жунда, подозрения сняты!

– А чё? Вы меня подозревали?

– Да нет. Снимаю потому, что, оказывается, к прорабу накануне покушения в каптёрку приходил брат одного из погибших и сказал, что «тебе, немец, не жить». Ну, а дальше милиции стало известно… очная ставка. Понял почему тебя больше не подозревают, Жунда?

– Да понял-понял…

Прошло время. Мы работаем. На улице зима. Не задержалась и весна. Стемасов был по делам в конторе Курганжилстроя. Вернулся, мы все как раз были в каптёрке.
 
– Ну, ребята, что вы думаете? – казалось, что он даже заикаться перестал. – Иду я по коридору, а навстречу мне идет Отто. Остановились, поздоровались. Я не стал при нём сильно удивляться. Спросил его дали ему группу, говорит «нет, обошлось». А здесь, спрашиваю, по делам? Он говорит, что заявление подал на увольнение.

Мы промолчали, только один Жунда громче, чем обычно сказал:

– Ну ты скажи! Выжил немец! Счастливый немец!

И было не понятно то ли он восхищается тем, что тот живой, то ли тем, что лично ему теперь ничто не угрожает.

Мы дожили до тепла, дожили до лета. Навестили могилу Чебака и Любы. Постояли у могил, как будто с ними повидались.