В классики

 У меня зазвонил телефон.
- Кто говорит?
Нет, абонентом оказался вовсе не слон, а один  мой старинный знакомый. Настолько древний, что я уже лет десять, как вспоминать о нем перестал.  А тут вдруг нате вам, раздался звонок из самых замшелых руин моей биографии и воскресный послеобеденный покой дома был нарушен  булькающим от восторга голосом.
- …Нет,  ну ты представляешь, старик, открываю  толстый журнал, и вижу в нем твою фамилию, а чуть пониже четыре рассказа,-  надрывалась трубка, - Однако! Я сначала подумал, что однофамилец какой, (ну мало ли в Бразилии Педро), но окончательную точку над I поставила фотография. Хоть и изменился ты не слегка за уйму лет, да только  вот обознаться по-любому было трудно. Галстук - все тот же. Ха-ха. А теперь, значит, рассказывай, чертяка.
- Что еще рассказывать? - растерялся я, ошалевший от обилия восклицаний.
- Все как есть, без утайки. Как ты докатился до жизни до такой. Представляешь мое удивление, чтобы ты, да вдруг в журнале? Уму непостижимо. Я даже зауважал тебя, как увидел. Нет, я и раньше, понятно, тебя того, - торопливо поправился он, - Но теперь особенно. Теперь, можно сказать, просто горжусь. Честное слово. Я всегда знал, что ты талант, глыба и человечище.
- Тут ты несколько преувеличиваешь, - покраснел я, - Где Толстой и где я.
- Не скромничай- знаю, что говорю. Слушай, я вот тоже решил  себя попробовать. Что скажешь, а? Как увидел твое фото в журнале- так сразу и решил. Не поверишь, такое вдохновение нежданно накатило. Ночь даже не спал- поэмку строчил. Нет, ты только послушай, старик.
На том конце зашелестели бумагами.
-Сейчас- сейчас ...
Наконец он прочистил горло и с чувством изрек:
- В сермяжном платьице дешевом
Средь лопухов, коровьих куч,
Любовь себе свою нашел я,
Мне было очень хорошо с ней,
Что я влюбился всей душою,
Сказав ей- Будь моей, не мучь…
  Потом он обстоятельно изложил мне историю несчастной любви своего героя к одной очаровательной пейзанке из предместья, которая поначалу не ответила на его неземные чувства, потому, что была  еще молодая и глупая. Повзрослев, она, само собой, одумалась, но, увы, было уже слишком поздно…
-Оставил я ее в покое,
И вспоминать ее забыл,
Прошли года, она с любовью,
Пришла сама ко мне в покои,
Но я, как боров, был спокоен,
Любви огонь не тот, что был…
- Как думаешь- сойдет для большой печати? - не скрывая гордости спросил он, когда закончил читать свой труд.
- Как бы ему потактичней ответить, - думаю, - так чтобы не особо сильно обнадеживать, но и не зарубить благой порыв на корню. А то ведь, как оно бывает, обидишь неокрепшее дарование неловким словцом и погубишь зарождающегося классика. Потомки, глядишь, не простят.
- Идея хороша, слов нет. Только рифму местами подточить бы надо, - уклонился от прямого ответа я, - «ушел- пришел», или вот еще - «ясно – не ясно». А в целом -здорово. Особенно- «Искали губы в ней уста, глаза и прочие места». Очень выразительно.
- Только и всего-то, - задумчиво протянул он, - Ладно, сегодня еще ночку поковыряюсь, и уж завтра тогда отправлю.
- Отправишь? Куда, если не секрет, - вежливо поинтересовался я.
- В журнал, конечно, ... и с твоей помощью, кстати. Ты ведь замолвишь пару слов за друга, надеюсь? На первых порах рекомендация мне, сам понимаешь, не помешает. И еще, - засмущался он вдруг, - тут такое дело. Ты скажи им там, что мне гонорар сразу нужен, а не после реализации тиража. Деньги пускай на карточку переведут.

  «Дееньги? Так вот оно что. Ну наконец-то! Сезам открылся. А то я уже устал голову ломать, с чего бы это он тут в мэтры подался, терзает меня уже битый час своим творчеством.»
- Да какие деньги, чувак, когда там только расходы одни. За редактуру заплати, за корректуру заплати…
- А это еще  к чему?-   В голосе  собеседника  явно обозначилась обида на мою "неуместную шутку".
- Чтобы редакторы взглянув на твой текст не сразу его в корзину отправили. А насчет гонорара- извини. За гонорарами тебе куда-нибудь в другое место обращаться надо. Отрасль в упадке.
- Постой, никогда не поверю. Наверняка какой-то фокус- фикус в этом есть. Колись давай. Я тебя понимаю, конечно. Жилу отрыл,  а формулу успеха выдавать жалко. Но я-то ведь никому не скажу, могила, ты меня знаешь. Сколько там на офшорный счет твой уже накапало, а?
- Скажешь тоже- накапало. Чтобы за удовольствие быть услышанным еще и заплатили, не знаю кем надо быть, живым классиком, наверное. Талантов много вокруг, в классики же выбиваются единицы. В живые и того меньше. Напрягаются шибко, от того и сгорают быстро. Короче, в очереди за гонорарами стоит меньше сотой процента от всей пишущей братии. Я в этот процент точно не вхожу и не войду никогда, - успокоил я его на всякий случай.
- Не врешь?
- А смысл?
- Побожись!
-Век рассказа не написать!

  На какое-то время  в эфире установилось молчание. Мой собеседник, судя по всему, усиленно напрягая извилины, прикидывал, насколько можно доверять такой клятве.

  - Ну и зачем тебе вся эта мигрень тогда, в толк не возьму, -  недовольно засопела наконец трубка, - На кой ляд сдалось тебе это, ночи не спать- карандаши грызть, если на выходе ноль? Темнишь ты что-то, брат, недоговариваешь, - снова насторожился он.
- Да как тебе сказать, удовольствие получаю, наверное, от самого процесса, от того, что из ничего, вдруг - раз и получается что-то. Как там в Новом Завете: « В начале было Слово, и Слово было у Бога....".
Представляешь? Только Бог со словом и был,  а потом взял и написал  все остальное, и нас в том числе.  А  поскольку в каждом из нас  частичка Великого творца заложена,-   Я прислушался к сопению, ставшему нетерпеливым, - Ну или почти в каждом, то и потребности возникают соответствующие.  Правда надо этот бозон обнаружить в себе еще, раскопать.
- Ты давай не умничай, Экклезиаст, намекаешь, что это хобби у тебя такое, что ли?
- Именно.

  В ответ в трубке раздался неуверенный вздох то ли разочарования, то ли облегчения.
- Так что же ты сразу не сказал. Тогда другое дело. Тогда, конечно, пиши. Развлекайся. А то я было черт знает, что подумал уже. Кстати, - встрепенулся он, - ты там, кажется, говорил, что, некоторые все-таки здорово поднимаются на этой теме порой. Хоть редко и ценой невероятных усилий. Так?
- Есть такое.
Знакомый на мгновенье задумался, как будто взвешивая все за и против, после  чего  произнес решительно:
- А знаешь, что?  Ты там особенно из кожи вон не лезь. Сам, ведь, говоришь- шансы ухватить удачу за хвост к нулю стремятся. В классики не выберешься, а язву себе на нервной почве точно наживешь. Знаешь, как она лечится тяжело, язва-то.
- Еще бы, прямо, как в моем рассказе «Тень больного Гамлета», помнишь?
- В каком- таком рассказе?
- Ну в том, что из журнала, который первый из четырех опубликованных. Забыл что-ли? - спросил я, почувствовав его замешательство.
-Да, знаешь, как –то все недосуг прочесть было, - замялся он, - Но я обязательно прочту, обязательно, вот только время как-нибудь выберу… потом…- добавил он, вешая трубку...

  Мне только одно в этой истории осталось непонятным- зачем он открывал журнал?


­