Шум

    Конец лета. Восьмой час вечера. Занавески на открытых окнах тихо колеблются, призрачно касаясь пола. В это время на стуле с низкой спинкой сидел студент. Перед ним на деревянном столике дешёвое подобие керосиновой лампы и лист ослепительно белой бумаги. Лампа бросает на стол ровный и яркий круг тёплого света. Всё, что вне этого круга, — темно, пусто, чуждо и безразлично этому студенту. Весь мир его сосредоточился в маленьком, светлом и круглом пространстве, где каждая царапина, каждая шероховатость, каждое слово написанное и грубо перечеркнутое ручкой на столе было знакомо и до боли родное. «При свете маленькой свечи», — быстро написал студент на левом краю бумаги, остановился, что-то прошептал про себя, покачал головой, напряженно улыбнулся и снова продолжил писать. Секунды вечера бежали с кроткой, неторопливой однообразностью, а в светлом круге всё было так просто, уютно, близко и мечтательно. Писал студент неровно, грязно, постоянно спотыкался, обводя не получившуюся букву и отчаянно боролся с пунктуацией и орфографией, как борется с этим большинство самоучек. Он рассеяно и печально глядит на приятный, не ослепляющий глаз свет лампы, а по его ногам пробегает еле заметный, прохладный ветерок. Потом вдруг, точно очнувшись, он встряхивает головой, вздыхает и засучив рукава, оживлённее продолжает что-то писать.
    И вот кто-то стучится в дверь. Раз-два-три… Три быстрых и тревожных удара. Очарование светлого круга исчезает мгновенно и бесследно. Студенту становится холодно, хотя, казалось бы, на улице прекрасная своей летней теплотой погода. Он выключил лампу и вот он снова оказался в комнате, в доме, в городе, среди людей… Жизнь ворвалась в него, подобно тому как вторгается уличный шум в распахнутое окно. Мечтательность и лёгкость сменилась отяжелевшей головой, ленивой душой, потерянностью, рассеянностью, усталостью и совершенным непониманием: кто он, зачем живёт, зачем пишет, чего хочет... Вдруг студент всё больше немея, начинал сознавать своё настоящее положение, вдруг стал понимать, что он одинок и чужд всему миру, один в углу, меж таинственных, подозрительных людей, между врагов, что попытаются отнять самое важное: его любопытство, искренность, страсть к жизни и душу…
   Кто же стоял там за дверью? А может это ему всего-навсего показалось? Или же нет? Или там за дверью, тот, чьё появление станет заметным следом в жизни студента, или он, этот человек, скользнёт, не оставив никакого следа в памяти, как ежедневно проскальзывают мимо нас тысячи безликих людей? А так ли безлики все эти люди? Может они, как и студент, совершенно одиноки и бояться выходить в жизнь, за пределы своего светлого круга?
    Студент замер. Глухие удары в дверь продолжались с дерзкой решительностью. Кто же скажет молодому человеку, крепко вцепившемуся в лакированную спинку стула, что принес с собою этот стоящий за дверью человек: радость или скорбь, любовь или ненависть? А может это судьба в своём белоснежном наряде ожидает того мгновения, когда ей распахнут все двери и с покорностью подчинятся её указаниям на всю оставшуюся жизнь? Но студент крайне не суеверен. Или же он пытается быть таковым, скрывая всё за прагматизмом, а в глубине души он ждёт особого, волшебного билета, который подарит ему восхитительную жизнь? Студент в замешательстве, потому что в его голову лезут мысли странные и загадочные, но вселяющие надежду.
— Кто там? — громко спросил он.
— Судьба, — ответил равнодушный, беззвучный голос.
    Молодой человек не успел ничего сказать, как за дверью начался глухой и частый топот ног, слышались неумолкаемые, сердитые крики, громкие слова и ругательства, затем затрещали окна, зазвенела вся посуда в доме; откуда-то прозвучал свист флейты, послышались резкие звуки пения кларнетов, рычания басов, чудовищная дробь барабана, визг и плачь сломанной гитары. Всё сливалось в один неясный, омерзительный шум, от которого кружилась голова и невыносимый писк раздавался в ушах. Студент взялся за голову и пронзительно закричал, чтобы хоть как-то противостоять этому шуму. Но голоса его не было. От этого он испугался, весь покрывшись испариной. А шум в это время всё возрастал до страшных, небывалых пределов. И сквозь эту беспрестанную суматоху можно было расслышать, как с силой и грохотом, ударившись об стену, отворилась дверь. В дверном проеме было загадочно пусто и лишь чернела густая тень сумерек, а за этой тенью, в подъездном широком окне тихо тлела прекрасная малиновая заря...
   Тишина. Сумерки. Студент проснулся и больше не кричал.