Грюн

На берегах Невы, там где раньше жили очень важные люди. Там, рядом с Эрмитажем, где старинные дома и дворцы, а их тёмные пыльные окна уставились на Неву, пыльные, как очки обнищавшего интеллигента, который уже год не может проснуться, оперевшись на книжный шкаф. Там было когда-то волшебство.

Никто даже не задумывался, кто живёт за этими вечно закрытыми окнами. Жил, если быть точным... Прохожие и автомобилисты всех мастей: беспечные и замороченные, толстые и жёсткие, добрые и противные, сытые и раздражённые — все ехали по путям какой-то пресной рутины, мимо невероятных чудес и даже не думали проникать в эти здания.

Там жили сказочные существа. Давно ещё аристократы за чашечкой согревающих напитков беседовали с ними у роскошных каминов о мифах и сказаниях древних цивилизаций и о новинках литературы тоже. О музыке, конечно же. О любом искусстве. И эти существа жили ещё долго за этими окнами. Единственно, пришлось скрываться от пролетарских и крестьянских глаз, которые верят в глупые сплетни о том, что сказочные существа несут в себе какую-то тайную угрозу. Найдёт кто-то из пролетариев чудесное существо, хвать его и телеграмму в Москву: Я нашёл Чебурашку тчк Требую вознаграждение тчк

Сложнее всего было справиться с Огнегривым Львом. Его как золотого орла небесного или того, кого обозвали Чебурашкой по ошибке, в пиджачок не спрячешь. А его имя вообще называть нельзя. Даже текстом. Но не будем об этом.

Жить хочется и волшебным зверям и стали эти существа невидимыми для глаз человека. Только когда никого нет рядом, они проявлялись и продолжали заниматься своими делами. В основном ночью. Если прятаться надоедало и какой-нибудь, например, дворник их замечал, то их увозили в Москву к пролетарским вождям. Возможно для бесед о мифах и древних сказаниях, ведь хочется же ощутить себя аристократом, даже если ты большевик. Может быть и просто в какой-то кремлёвский тайный зоопарк. Что уж тут гадать? Никто не знает. Слухи. Слухи всё.

В одном из особняков жил волосатый гном по имени Грюн. Под лестницей у него была маленькая свиноферма. Свинки у него были под стать ему — размером со спичечный коробок, и визжали они ультразвуком. Свинки кушали пыль и производили вкуснейшее свиное молочко, из которого Грюн делал нежные гномьи тортики и пирожные. Иногда сыр.

Из всех чудесных существ с берегов Невы остался на набережной жить только он. Всё благодаря свинкам, которые служили ему ещё и сигнализацией. Пройдёт по коридору пыльному кто-то из ЖЭКа, свинки начинают визжать ультразвуком «пииииииииии» и Грюн взмахнёт своим волшебным топориком и всё — ни его, ни свинок никто не видит, а какой-нибудь дядя Вася из жилконторы и не подумает, что это гном. Откуда ему знать, что это именно гном и маленькие свинки? То на выпитую вчера канистру кондитерского коньяка подумает, мол, мерещится спьяну что-то, то подумает, что просто мышь, или ветер шелохнул какую-нибудь бумажку на полу. Но слухи, конечно, в жилконторе ходили о том, что в особняке кто-то живёт и туда лучше не ходить. Ну и редко заходили. На уши что-то давило.

Всё стало меняться, когда в Петербурге появились хипстеры. Им надо было продавать одежду, странные и некрасивые побрякушки, виниловые пластинки, делать татуировки и стричь бороды, но не до конца, а так, чтобы они становились ещё длинней. Их странный как загогулина вкус не позволял им открыть магазин на Апрашке, но нужно было непременно в центре, и вот именно в особняке Грюна. И стали они шастать рядом с Грюном целыми днями, а свинки визжат, визжат, беспокоятся! Стала у Грюна болеть голова. Да ещё и уборщицу хипстеры наняли, а она каждые пол-часа пыль убирать стала. Свинки исхудали и пришлось водить их на чердак, где жил неприятный тип — домовой Голелепс.
— Моя пыль! Уводи отсюда свой свинарник! — ворчал домовой отрывая конфетные губки от бутылочки с амброзией.
— Ну и дурак ты! Ну дурак! Шёл бы ты к чёрту! — отвечал ему Грюн и продолжал кормить свинок вековой пылью.
— А вот и уйду! У чёрта получше будет, чем там!
— Где там?
— А вот ты знаешь, где там!

Однажды ночью Грюн увидел, как Голелепс тащит свой пиратский сундук на набережную, к причалу с речными трамвайчиками.

— Ты куда? — крикнул ему Грюн.
— Всё! Чао! Там бородатые у меня поселились!
— Зачем им твоя вонючая нора?
— Сам ты вонючий! Я уезжаю в Америку! К тому самому чёрту! Ха-ха-ха!!! Чао-какао! Счастливо оставаться! Аривидерчи! Надеюсь тебя будут кормить в клетке! Ха-ха-ха!

Грюн стоял и смотрел Голелепсу вслед. Потом достал трубочку, забил её огрызками вкусных древних обоев с табаком из окурков. Задымил.

— Что ты стоишь? — крикнул Голелепс, — Давай со мной!
— Чёрта с два! — гавкнул Грюн и ушёл в особняк.

Остановился у окна, посмотрел вслед уплывающему речному трамвайчику и стало ему грустно, тошно и даже страшно. Свинок теперь кормить совсем нечем будет. В клетку не хочется. Не просто так про клетку говорят.

Жуткие времена настали. Свинки даже не могли пищать, насколько они изголодали, а хипстеры стали ещё и по ночам устраивать вечеринки. Шасть-шасть, хи-хи, ха-ха, хо-хо. Бу-бу-бу. Совсем Грюн ослаб, все запасы тортиков и сыра кончились, ведь ими пришлось кормить свинок.

Однажды ночью, когда была очередная глупая и пьяная вечеринка хипстеров с музыкой для умственно отсталых, волшебство испарилось. Особенность у него есть — не вечное оно и требует настроя хорошего, бодрого. Грюн и свинки стали видимыми и проявились они прямо перед толпой бородатых хипстеров. У диджея даже слетела иголка с пластинки от всеобщего удивления.

— Кескюсе?
— Ай дон-ноу!
— Я — Грюн! Хозяин этого дворца… — сказал Грюн и отключился.

Хипстеры отпаивали его клубничным смузи, сэндвичами и салатом коул-слоу. Грюн очнулся. Его вытошнило облаком в виде единорога. Хипстеры аж хором сказали: «Wow!»

— Только не в клетку! Только не в Москву! — первое, что сказал Грюн. Хипстеры добродушно рассмеялись в ответ. В тайне они все презирали Москву. Они же питерские хипстеры. Да и просто питерские люди.

От человеческой еды у Грюна был понос зелёной радугой целую неделю, но в себя он пришёл.

С тех пор завязалась дружба между этими бородачами, их подружками с разноцветными волосами и Грюном. Они ему собирали пыль со всего особняка, а он по вечерам устраивал лекции по истории искусств. Через год хипстеры стали настоящими интеллектуалами и стали опасны для Родины. Надо правильно понимать, что если интеллектуал один и у него двенадцать просмотров в месяц в соц.сетях — всё хорошо. Плохо, когда образуется группа интеллектуалов. Начинаются в атмосфере и судьбе Родины какие-то завихрения происходить, о которых только в подвалах Большого Дома знают.

Чуткая власть с оружием за пазухой и бдительностью в сердце опасных людей чувствует и посылает на них депутатов, например, которых чем-то долго кололи или кого похуже. Вот и приехал к ним один. Он оказался большим противником LGBT. Был похож на молочного поросёнка с рыжей бородой. Приехал, оскорбил всех педиками и обещал пересажать их в тюрьму, потому что они педики. В общем, уехали хипстеры всей своей компашкой в Америку, не дожидаясь уготованной судьбы.

Грюна взяли с собой, ведь русские своих не бросают. Так сказал один самый мрачный хипстер, этакая реинкарнация то ли Раскольникова, то ли Данилы Багрова. Одна милая девушка с гирей в носу и татуировкой в виде Луны на виске, поместила его в неудобную и пропахшую книжной пылью сумку. Книжная пыль, конечно, пахнет лучше всего на свете, так что все неудобства были не так противны.

Часть хипстеров, которая боялась депутата больше всего уехала в Сан-Франциско, а часть в Нью-Йорк. Вот и Грюн в Нью-Йорк. Америка ему не понравилась. Удивительно, но в Нью-Йорке Грюн мог ходить не думая о невидимости. Там были вещи гораздо более странные для людей, чем он. Ну и идёт гном по улице с маленькими свинками, и что тут такого? Пусть идёт! Вы, вон, на того бомжа посмотрите! Что он вообще несёт? Что он делает? Безобразник. Такие вот они, американцы.

Распрощался Грюн с девушкой с гирей в носу, и пошёл на Брайтон Бич. Куда ещё идти культурному русскому иммигранту? Размышлял он о хипстерах. Стало ему грустно. Рассосались все по чужбине. Найдут ли друг-друга теперь? А ведь, как они, глупые, слушали рассказы про Бодлера и Рембо. Почему им нравятся декаданс? Может, они чувствуовали, что ТАМ надежды нет никакой? А, может, была? Может, просто надо было быть правильным? А что такое быть правильным? Послушным? Исполнительным?

Не успел прочувствовать Грюн Брайтон Бич, как увидел на скамеечке Голелепса с сигарой. Подкрался незаметно, скрывшись в невидимости, а потом хором со свинками: БУ! (Пиииии).
— А ты что тут делаешь, дубина? — спросил ошарашенный Голелепс первым делом.
— А ты что? У чёрта на куличках?
— Да разве это чёрт? — показал Голелепс на лавочку магических товаров, в окне которого стоял настороженный коротышка.

Это оказался, как это говорят они, босс Голелепса — эльф Джимми. Лавочка продавала для людей, которые поехали крышей на оккультизме, всякие сувениры и безделушки. Голелепс для Джимми рисовал новые коллекции карт Таро и полировал волшебные хрустальные шары. Работа спокойная, жильё, еда правильная. Никаких хлопот. Жизнь наладилась.

Грюн тоже устроился к Джимми. Фермером. Джимми оказался очень и очень приятным парнем. Придумали они новый товар для магазина — Milk Of Gaya. Молоко волшебных свинок, для улучшения пищеварения, потенции и для очистки нижних чакр. Грюн был не уверен, работает ли молочко именно так, но Джимми сказал: “Everything is fine”. Ну и ладно. Главное, что не в клетке.