Об именах. Павел Первый

Павел Первый – один из самых оклеветанных государей из династии Романовых. Когда я писал книгу «Не лепо ли ны бяшет , братие» и довольно детально знакомился с биографией и творчеством историка Николая Карамзина, меня долго мучил вопрос, почему он, историк, задача которого судить не предвзято, отражать реалии, а не эмоции о реалиях,  так негативно писал об этом государе, более того, оклеветал его. Я нашёл ответ и постараюсь объяснить, в чём дело.

«Письма русского путешественника» - это отчёт Николая Михайловича Карамзина о своей поездке по Европе. 18 месяцев в пути. Это звучит во многих текстах писателя. В предпоследнем абзаце книги автор чётко называет: письма – «вот зеркало души моей  в течение осьмнадцати месяцев». Но есть не стыковка. Если путешествие началось  18 мая 1789 года из Твери, то через 18 месяцев будет ноябрь 1790 года. Ноябрь -  этот месяц в России больше зимний. Карамзин же из Англии возвращался в Санкт-Петербург по теплу, много времени проводил на палубе. Три дня писатель не ел ничего – английский банк не выдал кредита, но писатель объяснил, что не ел не от безденежья, а что от солёного мяса его воротило. А потом, когда встречные  норвежские рыбаки вывалили на палубу много рыбы, из неё приготовили настоящий обед, он наелся досыта и ожил… 

Карамзин прибывает в Петербург, а там – весь круг общения писателя говорит об одном - Сенат и Палата уголовного суда приняли страшное решение:  за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» автора Александра Радищева   «изключить из кавалеров ордена святаго Владимира и казнить смертию, а имянно: по силе воинскаго устава 20-го артикула отсечь голову». Значит, Карамзин прибыл в Россию в сентябре, а не в ноябре.  Просто ему нужно было отчитаться за 18 месяцев командировки.

Что важно знать. Карамзин вступал в масонскую ложу, но перед поездкой за границу вышел из масонов, поскольку Екатерина Вторая боялась масонов  больше огня, хотя в её окружении было немало масонов. Вовсе не  случайно Карамзин заявлял о своём выходе из ложи. В пути Карамзин выполнил роль курьера, правда, встречу с масоном Алексеем Кутузовым он представил в письмах как  воображаемую. ( Запись от 30 июня 1789, Берлин). Скорее всего,  это был сигнал двойного назначения: царице – я не состою в ложе, а масонам – «я ваш, буржуинский».

Считаю, что это путешествие Карамзина - командировка в Европу для изучения уже написанной европейской истории. Эта поездка была оплачена векселями английского банка, похоже, по инициативе масонской ложи.

Хочу напомнить, что старейшая масонская  великая ложа Англии ведёт свою историю с 24 июня 1717 года... И на всём протяжении истории она стремится вовлечь в свои ряды всех сколь-нибудь значащих общественных деятелей, писателей, художников, учёных. Её влияние распространялось и распространяется через Английские клубы, спортивные общества, олимпиады. Масонами были, пусть и на короткое время, Николай Новиков, Александр Радищев, Николай Карамзин, Александр Пушкин, декабрист Кондратий Рылеев и многие, многие другие. Даже царя Павла Первого называют масоном, говорят, он был связан сразу с двумя ложами, но нет свидетельств о его вступлении. Но Павел Первый своими действиями серьёзно навредил масонам, пытался противопоставить им Мальтийский орден, магистром которого он был, сдружиться с Наполеоном, начать с ним совместный поход на Индию, главную колонию Великобритании…

А теперь о самом главном для Российской империи. Император Павел Первый понял, что практика престолонаследия позволяет Англии продвигать своих ставленников, садить на трон далёких от царской династии людей, влиять на их деятельность.

Скрытый масон-историк Карамзин не мог добром относиться к тому, кто пытается освободиться от англосаксонского влияния. И весь негатив он выплеснул в оценку  царствования Павла Первого.

 «Павел восшел на престол в то благоприятное для самодержавия время, когда ужасы французской революции излечили Европу от мечтаний гражданской вольности и равенства... Но что сделали якобинцы в отношении к республике, то Павел сделал в отношении к самодержавию: заставил ненавидеть злоупотребления оного. По жалкому заблуждению ума и вследствие многих личных претерпенных им неудовольствий, он хотел быть Иоанном IV; но россияне уже имели Екатерину II, знали, что государь не менее подданных должен исполнять свои святые обязанности, коих нарушение уничтожает древний завет власти с повиновением и низвергает народ со степени гражданственности в хаос частного естественного права. Сын Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность отечества; к неизъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим ужасом, не следуя никаким Уставам, кроме своей прихоти; считал нас не подданными, а рабами; казнил без вины, награждал без заслуг; отнял стыд у казни, у награды — прелесть; унизил чины и ленты расточительностью в оных; легкомысленно истреблял долговременные плоды государственной мудрости, ненавидя в них дело своей матери; умертвил в полках наших благородный дух воинский, воспитанный Екатериною, и заменил его духом капральства. Героев, приученных к победам, учил маршировать; отвратил дворян от воинской службы; презирал душу, уважая шляпы и воротники, имея, как человек, природную склонность к благотворению, питался желчию зла; ежедневно вымышлял способы устрашать людей — и сам всех более страшился; думал соорудить себе неприступный дворец — и соорудил гробницу!..»
(Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях / Предисл., подгот. текста и примеч. Ю.С.Пивоварова. – М.: Наука, 1991. - С. 44)

Я не буду опровергать мнение Карамзина. Живописать он умеет, и врать тоже. В двух новогородских повестях («Наталья, боярская дочь» и «Марфа – Посадница, или Покорение Новгорода») он умудрился двух великих русских царей (Ивана Третьего и Ивана Четвёртого) представить как одно лицо, возить дрова из Москвы в Новгород зимой на телегах и не знать точно, стены какого города по приказу какого царя были снесены. Кстати, эта путаница не раскрыта до сегодняшнего дня. Вот такая у нас историческая наука.

Занявшему престол Павлу Первому многое не нравилось в годы правления матери, хотя её и называют Великой. Убийство отца 6 (17) июля 1762 года и дворцовые перевороты побудили его отменить петровский указ о престолонаследии. В 1797 года был издан новый Указ о наследии престола: право на наследование трона закреплялось за старшим сыном императора (при отсутствии такового — за его братом). Женщина могла претендовать на корону только при отсутствии мужских представителей династии. Чётко определённый законом порядок престолонаследия должен был укрепить монархию и избавить страну от потрясений при смене правителей.

Нередко в вину Павлу Петровичу ставят то, что он как справедливый монарх, император обязал крестьян присягать ему. Раньше за крепостных это делал помещик, то есть царь признал земледельцев полноправными подданными.

В 1797 году появился знаменитый Указ о трёхдневной барщине. Было  запрещено принуждать крестьян к работе в воскресенье (в этот день крестьянин обязан был заботиться о спасении своей души). Остальные дни недели следовало разделить на две части: три дня крестьянин работал на помещика, три дня — на себя. Впрочем, эти  меры не были осуществлёны.

Царь запретил продавать дворовых и безземельных крестьян на аукционах. Дворянство было возмущено, это же прямое посягательство на их коренные интересы.

В народе ходили слухи  об  освобождении крепостных крестьян, но Павел решительно пресёк эти толки, пригрозил крестьянам жестоким наказанием за неподчинение помещикам.

В глобальной сети даны обширные материалы об императоре Павле Первом и его убийцах. Разброс мнений полный, версий множество. Чему верить?

Вот мнение о распорядке дня самодержца:

«Павел вставал постоянно в 5 часов утра, вытирал лицо льдом, и одевался возможно скорее.

В 6 часов он уже принимал государственных лиц с докладами.
Никто не должен был опаздывать на эти утренние собрания. Раз генерал-прокурор Самойлов опоздал на полчаса. При Екатерине служащее барство нежилось очень долго в постели по утрам, и потому Самойлову с непривычки не грех было опоздать и явиться с докладом в половине седьмого.

Но новый государь строго требовал исполнения раз приказанного. Он велел донести ему, как скоро Самойлов подъедет к дворцу. Донесли о появлении Самойлова, когда тот еще приближался к дворцу, и Павел успел выйти почти до самого крыльца встретить генерал-прокурора. Последний был сконфужен, особенно когда услыхал, что государь ждал его с докладом в 6 часов и теперь более не имеет в нем нужды. Вскоре после того Самойлов подал в отставку.

В 8 часов утра кончалась аудиенция государственным людям. Обедал Павел постоянно в 12 часов в своем семействе.
 
До обеда он некоторое время катался по городу, посещал государственные учреждения и присутствовал при разводах войск. Посетив раз военную коллегию, Павел не застал в ней президента ее, гр. Н. И. Салтыкова: по раннему времени Салтыков еще не приезжал. Павел ждет его терпеливо час, другой, наконец, Салтыков является. Павел говорит ему, что если должность президента военной коллегии ему затруднительна, то он может отказаться от нее. Салтыков просил извинения, и гнев Павла смягчился: Салтыков остался при должности.

Приехав раз неожиданно точно также рано в Синод, Павел был доволен, застав членов его налицо. В его царствование чиновники стали собираться в присутствие не в полдень, как было прежде, а гораздо ранее.»

Императрица  Екатерины Вторая боялась масонов, но воспитателем к сыну приставила масона Никиту Ивановича Панина, он  обладал обширными познаниями и разделял идеи Просвещения. Во время дипломатической службы в Швеции и Дании он вступил в тесные контакты с масонами и не исключал возможности ввести в России конституционной монархии по шведскому образцу. Граф Панин  с безупречными манерами воспитал таким  же будущего императора. Павел Первый поражал  Европу изысканными  манерами и широчайшим кругозором.

К простым смертным Павел часто был более, чем милосерден, но в каждом дворянине он видел свидетельство своего унижения в юности,  потенциального предателя, способного убить его, как убили его отца, Петра III.

Те, кто считают Павла Первого единственным масоном на российском троне, считают, что перезахоронение отца  и сокоронация родителей - это ярко выраженные масонские ритуалы. Я другие видят в этом попытку очистить монархию от скверны.
Уже через месяц после смерти Екатерины по приказу Павла останки его отца Петра III были извлечены из гроба и доставлены во дворец. Сам Павел с семьёй в траурной одежде сопровождал катафалк с кладбища, а перед гробом несли на подушке императорскую корону. Многие, увидев это зрелище, поначалу решили, что новый царь сошёл с ума: что это за похороны наоборот? К тому времени Пётр был мёртв уже тридцать четыре года.

Павел провёл сокоронацию трупов обоих родителей, чтобы подчеркнуть,  что Павел не признаёт Потёмкина мужем матери, и утвердить, что у неё мог быть только один муж.

Восшествие Павла Первого на российский престол Николай Карамзин встретил более, чем восторженно, хотя многие исследователи увидели настороженность  историка. Судите сами.  12 ноября 1796 года он пишет Дмитриеву, находившемуся тогда в своей сызранской деревне: «Екатерины II не стало 6 ноября, и Павел I наш император. Увидим, какие будут перемены». Далее он сообщает придворные известия: «Государь сделал тотчас своими адъютантами Ростопчина и Шувалова. Слышно, что бумаги Зубова запечатаны. Барятинский отставлен; на его место Шереметев. Александр Павлович будет править Вашим полком, а Константин — Измайловским; они гвардии полковники; а сам император остается полковником конной гвардии и Преображенского полку. Сейчас едем в собор. Прости, любезный друг! Еще вести: говорят, что Валериан Зубов разбит и убит в Персии; не знают точно, правда ли это. Обнимаю тебя…»
Несколько дней спустя, когда стало известно о первых распоряжениях нового императора, Карамзин пишет брату,  «что государь хочет царствовать с правдой и милосердием и обещает подданным своим благополучие; намерен удаляться от войны и соблюдать нейтралитет в рассуждении воюющих держав. — Трубецкие, И. В. Лопухин, Новиков награждены за претерпение: первые пожалованы сенаторами, Лопухин сделан секретарем при императоре, а Новиков, как слышно, будет университетским директором. Вероятно, И. П. Тургенев будет также предметом государевой милости, когда приедет в Петербург».

Возвращен был из ссылки Александр Радищев.

В ноябре 1796 года Карамзин пишет большую «Оду на случай присяги Московских жителей Его Императорскому величеству Павлу Первому, самодержцу всероссийскому».
Текст этой оды я привожу целиком, чтобы каждый мог сам оценить, чем вызвана та оценка, которую дал историк правлению Павла Первого: стремлением к объективности или желаем угадать и угодить новому монарху, ведь убийство Павла Первого свершилось с согласия его сына Александра 12(24) марта 1801.


Николай Карамзин

Ода
на случай присяги московских жителей
его императорскому величеству
Павлу Первому, самодержцу всероссийскому


Что слышу? Громы восклицаний,
Сердечных, радостных взываний!..
Что вижу? Весь народ спешит
Во храм, украшенный цветами;
Спешит с подъятыми руками —
Вступает… новый гром гремит,
И слезы счастия лиются!..
Се россы добрые клянутся,
Теснясь к святому олтарю,
В любви и верности царю.
Итак, на троне Павел Первый?
Венец российския Минервы
Давно назначен был ему…
Я в храм со всеми поспешаю,
Подъемлю руку, восклицаю:
«Хвала творцу, хвала тому,
Кто правит вышними судьбами!
Клянуся сердцем и устами,
Усердьем пламенным горя,
Любить российского царя!»
Мы все друг друга обнимаем,
Россию с Павлом поздравляем.
Друзья! Он будет наш отец;
Он добр и любит россов нежно!
То царство мирно, безмятежно,
В котором царь есть царь сердец;
От неба он венцом украшен
И только злым бывает страшен;
Для злых во мраке туч гремит,
Благим как бог благотворит.
Неправда, лесть! навек сокройся!
Святая искренность, не бойся
К царю приближиться теперь!
Он хочет счастья миллионов,
Полезных обществу законов;
К нему отверста мудрым дверь.
Кто Павлу истину покажет,
О тайном зле монарху скажет,
Подаст ему благой совет,
Того он другом назовет.
В руках его весы Фемиды:
От сильных не страшусь обиды,
Не буду винен без вины.
На лица Павел не взирает
И в сердце оком проницает,
Ему все дети, все равны.
На троне правда с ним явилась,
С законом совесть примирилась:
Она в России судия;
Уставом будет глас ея.
А вы, подруги бога Феба,
Святые музы, дщери неба,
Без коих сердцу свет немил!
Ликуйте! Павел ваш любитель,
Наук, художеств покровитель!
Он в вас отраду находил,
От вас быть мудрым научался,
Когда еще от нас скрывался;
В спокойной, мирной тишине
Вы, музы, были с ним одне!
Ликуйте! Павел вас прославит,
В закон учение поставит.
Он любит подданных своих,
Которых разум просвещенный
Ценит заботу, труд священный
Монархов мудрых и благих.
Любовь невежд кому завидна?
Хвала их ложь; она постыдна.
Где разум, свет наук любим,
Там добрый царь боготворим.
Кто, чувством сердца вдохновенный,
Усердьем к трону восхищенный,
Гремит народу: «Царь отец!»
Гремит, и в сердце проницает,
Гремит, и слезы извлекает?
Питомец нежный муз — певец.
Кто память добрых сохраняет,
С потомством дальним заключает
Монархов дружеский союз?
Историк: он питомец муз.
Ты знаешь, о монарх любезный!
Сколь их дары душе полезны
И чем обязан смертный им:
Под сенью мирныя оливы
Мы будем мудростью счастливы
И храмы музам посвятим,
В которых образ твой поставим;
Тебя на лирах мы прославим,
В концах вселенной возвестим —
И мир захочет быть твоим.
Но если злобный враг явится,
Росс с Павлом, с богом ополчится,
И враг к ногам твоим падет!
Давно дружна победа с нами;
Давно великими делами
Подобных россу в мире нет, —
Что ж, будет, Павел, он с тобою?
Сразится и с самой судьбою,
Чтоб всё на свете победить,
И… мир всеобщий заключить.
Уже отеческой рукою
Щедроты льет на нас рекою.
Едва возшел на светлый трон,
И дверь в темницах отворилась;
Свобода с милостью явилась:
«На троне Павел; ты прощен», —
Рекла, и узы разрешились;
Отцы в семейство возвратились,
Детей, друзей своих обнять
И бога в Павле прославлять…
От стада пастырь удаленный,
От плуга пахарь отвлеченный,
Чтоб вечно воинами быть,
Расстались с родиной своею,
С печальной, милою семьею
И шли неволею служить;
Но ты на трон — они свободны…
Внимай, о Павел! глас народный:
Хвала твоя во всех устах,
Любовь к тебе во всех сердцах.
В тебе ж, любезная Мария,
С восторгом нежным зрит Россия
Мать бедных, сирых и вдовиц.
Собрав гонимых злой судьбою,
Ведешь их к трону за собою —
И слезы сих печальных лиц
Уже в последний раз струятся;
Они щедротой осушатся
Отца народа своего,
Монарха, друга твоего.
Вельможа сей пример увидит,
Наружный блеск возненавидит,
Захочет благостью сиять,
Достойным быть царя, царицы,
Отцом для сирого, вдовицы,
Богатство с бедным разделять;
Но скоро бедных и несчастных
В странах, тебе, монарх! подвластных,
Нигде не узрим пред собой.
Тогда настанет век златой;
Тогда с дражайшими сынами
Гряди российскими странами
От невских красных берегов
До Кети, Оби отдаленной;
Гряди — и взор твой восхищенный
Найдет среди сибирских льдов
Луга, покрытые цветами,
Поля с обильными плодами,
Сердца, довольные судьбой,
Отцом всевышним и тобой.
В прозрачном тихих вод кристалле,
Как в чистом, явственном зерцале,
Увидит счастие людей,
На злачном бреге их живущих,
Царя России зреть текущих,
Творца их мирных, райских дней;
И как бы реки ни шумели,
И как бы громы ни гремели,
Они возвысят голос свой:
«О Павел! Ты наш бог земной!
Мы царствуем, монарх, с тобою;
Трудимся только для покою;
Не знаем нужды, ни обид.
Умы наукой просветились,
И нравы грубые смягчились.
Судья лишь правый суд творит;
Везде начальник уважаем;
Тобой он мудро избираем.
Для нас течет Астреин век;
Что росс, то добрый человек.
Петр Первый был всему начало;
Но с Павлом Первым воссияло
В России счастие людей.
Вовек, вовек неразделимы,
Вовеки будут свято чтимы
Сии два имени царей!
Их церковь вместе величает,
Россия вместе прославляет;
Но ты еще дороже нам:
Петр был велик, ты мил сердцам».
Рекут — в восторге онемеют;
Слезами речь запечатлеют;
Ты с ними прослезишься сам,
Восторгом россов восхищенный,
Блаженством подданных блаженный.
Какой пример твоим сынам!
Их руки дружески сплетутся;
Они, обнявшись, поклянутся
Идти стезею дел твоих —
И бог услышит клятву их.
Монарх! не льстец, душою хладный,
К чинам, к корысти только жадный,
Тебе сию хвалу поет,
Но росс, царя усердно чтущий,
С Природой, с музами живущий,
Любитель блага, не сует.
Надежда нас не обольщает:
Кто столь премудро начинает,
Достигнет мудрого конца —
Началом ты пленил сердца.
Увидя свет Авроры ясной,
Мы ждем, что будет день прекрасный,
И Феб в сиянии златом,
В венце блестящем, в славе мирной,
Свершит на небе путь эфирный;
На самом западе своем
Еще осветит мир лучами,
Сольется яркими струями
С вечерней, тихою зарей
И алый блеск оставит в ней.