Хранитель Империй 16. Южная сладость по-германски

   Мокрым утром раннего октября посольство отправилось в Германскую Империю. Их путь до Фракфурта-на-Майне длился пять дней. Кроме Сергея, их сопровождали два всадника из гвардии Наполеона. Они останавливались на ночлег в нескольких городах, чему Теодор, у которого после поездки в Италию не было времени на путешествия, был очень рад. Они с Сергеем были счастливы размять ноги после многих часов сидения в экипаже – гуляли в каждом городе, заходили выпить в местные трактиры. Посол Баруа жаловался, что стар для таких поездок, и не желал отходить далеко от гостиницы.

   Во Франкфурте было немного холоднее, чем в Марескалле, осень уже вступила в свои права. Мелкий дождь сеялся сквозь мокрый туман.

   Гостей разместили в резиденции Императора Франца Иосифа.
   Визит Баруа и Теодора к Императору оказался чистой формальностью, как себе её и понимал Наполеон. Посол выразил сочувствие Наполеона к большой утрате, которую понесла Германия. Спросил, каковы намерения Императора на ближайший год – будет ли Империя участвовать в новых походах против турок на юге и востоке. На что Император ответил, что он, будучи верным Святому Престолу, готов участвовать в войнах против неверных мусульман, отнимающих у христиан землю. Но, конечно, Папа понимает, что Германская Империя разбита и ослаблена, и не требует немедленных действий. Освободив южную Италию от турок, Папа не спешит начинать новую войну.
 
   – Все мы сейчас должны подлечить наши раны, телесные и душевные, – подперев рукой седую голову, бесцветным голосом говорил Франц Иосиф, словно повторяя заученный текст. – Мы должны собраться с силами, помочь пострадавшим. В ближайшие годы Германия, скорее всего, не будет воевать.
 
   Встреча Теодора с германским Синодом прошла в таком же духе. Цепочка формальных вопросов-ответов не длилась долго. Не было долгим и обсуждение методов управления семинариями и монастырями: взгляды Теодора на семинарское образование слишком расходились с позицией Синода. Эти люди знали о том, чем Теодор и Максим занимаются в комиссии при бенефийском Синоде, и не считали Теодора своим другом. Они были друг другу противны. Впрочем, это не помешало им вместе помолиться за души погибших на войне, хотя для Теодора это тоже была лишь бессмысленная формальность.
   Вечером того же дня был менее формальный ужин с представителями Рейхстага, но разговоры были предсказуемы: большое горе – смерть генерала Гроссмана, ресурсы на восстановление экономики страны, приостановление военных учений в знак траура. Единственное, о чём Теодору было в самом деле интересно послушать, это экономические планы Германии – в финансовом плане Палата Депутатов Бенефийи могла бы ровняться на своих северных соседей, организованных и педантичных.
   Во время ужина подавали вино, и Теодор заметил, что Баруа, ценитель вин, был явно недоволен и не допил свой бокал.

   После ужина посол сказал:

   – Чёрт, я хочу выпить. И, пожалуй,  не только выпить…

   Теодор молча посмотрел на него. «Неужели опиум?»

   – Вин в Германии хороших нет, но вот ягодные настойки… Пойдём-ка, Теодор, есть тут одно хорошее место… Год назад туда заходил. Надеюсь, они работают, как и прежде.

   Интересно, что, в дополнение к трём своим охранникам, им навязали ещё и одного германского. “Нам не доверяют?”.

   Посол объявил, что они едут в Оперу, и Теодор догадывался, что это какой-то обман. Экипаж доставил их на площадь перед большим Оперным театром Франкфурта. Большая центральная площадь, вымощенная булыжником, блестела, мокрая от дождя, под светом множества газовых фонарей. Фыркали лошади, звенели шумные экипажи со всех сторон – высший свет съезжался к Театру.

   Посреди площади возвышался пустой постамент, со всех сторон ограждённый временным забором.

   – Что это? – спросил Теодор у германского телохранителя.

   – Скоро здесь будет стоять конная статуя генерала Вольфа Гроссмана, – отчеканил тот. – Лучшие скульпторы Императорской Академии сейчас отливают её из меди.

   – Вот как…

   – Когда господа приедут со следующим визитом, то смогут увидеть скульптуру.

   Три охранника остались с экипажем на площади. Сергей же сопровождал посла и Теодора – они вошли в здание театра… И сразу же вышли – из другого хода – во внутренний двор, нырнули под арку, свернули в узкий проход между старинными домами и подошли к трёхэтажному зданию с плотно занавешенными окнами.

   – Охранникам не стоит знать, куда я вас веду, – негромко заметил Баруа.
 
   – Э-э-э… Я не люблю быть занудой, но должен заметить, что я против наркотических веществ, – сказал Тео.

   Баруа посмотрел на него удивлённо, потом его губы медленно растянулись в улыбке и посол весело рассмеялся.

   – Да мы здесь не за этим, Ваше Преосвященство. В первую очередь мы с вами выпьем. А потом – как пожелаете.

   Посол подошёл к тяжёлой деревянной двери и постучал металлическим молоточком. Невзрачный мужчина в очках отворил дверь, осмотрел прибывших и спокойно поприветствовал:

   – Добро пожаловать, господа.

   Баруа, Теодор и Сергей вошли в длинный коридор. Стены здесь были оклеены тёмно-красными обоями, и Теодор уже начинал догадываться, куда они пришли. Мужчина в очках забрал у гостей их плащи, отворил перед ними дверь, и они оказались в просторном и уютном фойе. Небольшие окна были занавешены. Часть зала была уставлена мягкими креслами и маленькими столиками, а в углу располагалась барная стойка. Светильники в абажурах излучали ненавязчивый приглушённый свет. Посетители негромко переговаривались, устроившись за столиками. Музыкант в светлом фраке играл на фортепиано. Несколько девушек в чулках и корсетах прошли мимо и приветствовали новоприбывших гостей улыбкой и жестом, приглашая их к свободному столику. Сомнений не оставалось: это был публичный дом.
   Гости присели за столик, и через мгновение к ним вышла высокая женщина зрелых лет, покачивая широкими бёдрами, обтянутыми тёмно-зеленым платьем.
 
   – Добрый вечер, джентльмены, добро пожаловать. Меня зовут мадам Женевьева. Что желаете выпить?

   – Добрый вечер, мадам Женевьева, – поздоровался посол, устало улыбаясь и расстёгивая пуговицы на жилете, – мне ягодной настойки, пожалуйста. Как у вас дела?

   – О, дела идут очень хорошо, благодарю.

   Мадам позвала девушку-официантку, и Теодор и Сергей тоже заказали напитки. Теодор, чувствуя себя слегка неловко в обличии священника, расстегнул верхние пуговицы рубашки и вытащил из ворота белую колоратку. “Так гораздо лучше”, – заметил Сергей, улыбаясь. Мадам присела в кресло рядом с ними.

   – Есть ли у вас пожелания на сегодняшний вечер?

   – Скажите, Женевьева, а Марианна здесь работает ещё? – спросил Баруа.

   – Да, работает. Какой интересный выбор! Когда вы познакомились с ней?

   – Год назад. Меня приводил Исаак.

   – Ах да! – мадам улыбнулась, поблескивая белыми зубами. – Исаак. Он знал, кого советовать, конечно. Да, сэр, Марианна работает, и она сегодня здесь. Думаю, она будет готова встретить вас… – взгляд больших глаз скользнул к наручным часам, – через час. Подождёте? Или хотите посмотреть других?

   – Нет, я подожду. Но молодые люди, я думаю, хотят выбрать, – он кивнул на Теодора и Сергея, поднял свою рюмку с настойкой, как будто пил за первый опыт своих товарищей, и отпил большой глоток.

   Три девушки присели к их столику и заговорили с ними. Сергей слегка порозовел, смущаясь, но, как всегда, общался легко и непринуждённо, и вскоре разговор стал приятным и веселым.

   Допив вторую рюмку, Теодор подошёл к Женевьеве, которая в это время разговаривала с помощницей в глубине зала.

   – Я слушаю вас, господин...?

   – Теодор.

   – Теодор. Желаете посмотреть других девушек?

   – Скажите, мадам, а... парни есть у вас?

   Мадам расплылась в заботливой улыбке, словно только и желала услышать этот вопрос.

   – Да, есть.

   Теодор в нескольких словах описал свои пожелания. Женевьева понимающе кивала.
 
   – У вас утончённый вкус, Теодор, и я знаю, кем вас порадовать в этот вечер. Но должна предупредить, что вам он обойдётся дороже, чем девушка. Этот юноша – наш особенный экземпляр, и он у нас совсем недавно. Посмотрите на него, прежде чем принимать решение.

   Она назвала цену. Теодор удивлённо вскинул брови – в самом деле, не дёшево. Он мог себе позволить подобное развлечение, но сомневался, стоит ли. Мадам вновь подозвала одну из работниц.

   – Милла, попроси Менеса спуститься в красный зал.

   Она встала и жестом пригласила Теодора пройти в комнату, примыкавшей к фойе. Это был небольшой зал с красной обивкой, бильярдным столом и большим шкафом с напитками. Зал был пуст, но в пепельнице ещё лежали несколько дымящихся окурков. Из него вели несколько дверей, которые сейчас были распахнуты. В одну из этих дверей вошла Милла, за ней следовал красивый смуглый юноша в восточном костюме из лёгкого шелка. Теодор посмотрел на него и почувствовал, что не может отвести взгляд. Ему никогда не были интересны люди с юго-востока, они всегда казались ему слишком чужими, слишком непохожими на него самого. Но в присутствии этого юноши Теодор задержал дыхание, замер, словно околдованный… Парень был очень молод, его стройное тело напоминало искусные скульптуры, его смуглая кожа была безупречной, так же как и густые тёмные волосы, волнами спадавшие на плечи. Крупные черты лица, большие губы – наверное, при свете дня, посреди уличной суеты делового города такое лицо показалось бы Теодору отталкивающим, но здесь и сейчас ощущалось очень уместным.

   Он молчал, разглядывая молодого человека. Тот смотрел на него в ответ вежливым спокойным взглядом. Девушка, стоявшая рядом – Милла – игриво взяла двумя пальчиками за нижний край рубашки Менеса.

   – Желаете посмотреть без одежды, сэр?

   – Нет, – Теодор покачал головой. – Я всё вижу, спасибо, – он повернулся к мадам, озвучивая дополнительные пожелания.

   Она медленно кивнула, внимательно глядя на Теодора.

   – Это всё войдёт в стоимость услуги и будет готово минут через сорок.

   Теодор поблагодарил Мадам, кивнул Менесу, снова встречаясь с ним взглядом, и вышел обратно в фойе.

   Посол продолжал доливать себе ягодную настойку. Для Теодора настойка была слишком сладкой, и он отказался от неё, медленно потягивая свой виски со льдом, а посол с Сергеем уже почти опустошили бутылку.
   Сергей пил и весело болтал с двумя девушками, развлекая их шутками. Теодор знал, что ни с кем из них Сергей сегодня спать не будет – он предан своей дорогой Элизабет телом и душой, и никто ему не мил, кроме неё.

   Красивая девушка подошла и позвала Баруа. «Идёмте, я провожу вас к Марианне».
   После этого она сразу же вернулась за Теодором.

   – Всё готово, сэр, позвольте проводить вас.

   Тео кивнул ей и обернулся к девушке за барной стойкой.

   – Могу ли я взять с собой наверх эту бутылку и пару чистых стаканов? Или в комнате есть?

   – В комнате нет, сэр, но я могу принести.

   – Давайте мы сейчас их захватим с собой.
 
   Ему покорно протянули два чистых блестящих стакана.

   Он поднимался за Миллой по лестнице и ощущал странный ступор, обречённость. Но он решился, и ему хотелось сделать это… Сделать хорошо, как будто это сможет исправить плохой опыт в прошлом. И вместе с тем, конечно же, его тело предвкушало удовольствие.

   Милла провела его на второй этаж и, поклонившись, ушла. Теодор вошёл в большую комнату, пахнущую иланговым маслом и обставленную в карамельных оттенках. Здесь было много дерева, кожи и шёлка. Пол комнаты уступами спускался к полукруглой ванне-бассейну из золотисто-белого кафеля. Вокруг ванны на полу стояло множество свечей, и их мерцание отражалось на блестящих занавесках. «Всё, как я хотел», – довольно подумал Теодор.
   На огромной кровати, на блестящих карамельных подушках в тон убранству комнаты, лежал Менес, переодетый в шелковый халат золотисто-чёрных цветов. Поза юноши была расслабленно-непринуждённой, а его большие карие глаза с длинными ресницами смотрели на Теодора спокойно-заинтересованно. Густые чёрные кудри обрамляли красивое лицо. Посреди блеска свечей он был ещё красивее.

   – Привет, – спокойно сказал юноша и слегка улыбнулся.

   – Здравствуй, – в тон ему спокойно ответил Теодор, обходя низкую кровать и разглядывая юношу. Тот всё так же смотрел  в ответ, ничуть не смущаясь под изучающим взглядом. – Значит, тебя зовут Менес?

   – Да, милорд.

   – Меня зовут Теодор. Откуда ты родом, Менес?

   Парень медленно приподнялся.

   – Из Марокко, милорд, – гладкий шёлк сполз с его смуглого плеча, обнажая тёмный узор-татуировку: длинная цепь маленьких треугольников бежала от груди вверх, охватывала плечо и исчезала на спине.

   – Что означает этот узор? – продолжал спрашивать Теодор, между тем подходя к небольшому, уставленному свечами столику рядом с кроватью. Пламя свеч затрепетало, когда он поставил на стол бутылку виски и два стакана.
 
   – Этот? – парень ещё ниже спустил халат, так, что обнажилась грудь. – Это цепь времени. Маленькие звенья событий складываются в единую цепочку, именуемую жизнью.

   – Вот как, – Теодор наполнил стаканы до половины и выпрямился. – Ты врёшь мне, да?

   Парень несколько секунд вглядывался в лицо Теодора спокойными глазами («не врёт», – подумал Тео), а потом перекатился на спину, как пёс, приглашающий поиграть, и улыбнулся.

   – Возможно, – его тон спрашивал: «Накажешь меня за это?»

   Теодор ответил улыбкой и сел на кровать рядом с юношей, протягивая ему стакан с напитком. Тот взял стакан и сделал жест, как будто хочет выпить с Теодором на брудершафт. Теодор уклонился.

   – Мы ведь не ограничены во времени, верно? Расскажи мне о себе, пожалуйста.
 
   – Почему?

   – Я так хочу. Расскажи о себе и о том, как ты попал сюда. Но только правду.

   – Правда не всегда приятна и не всегда интересна.

   – Зато она ценная.

   Менес внимательно посмотрел на Теодора, словно взвешивая что-то в уме. Тот смотрел в ответ. Юноша вздохнул и пододвинулся поближе. Его голос стал заговорщически тихим:

   – Я пришёл в это место потому, что мне нравится, когда… – он драматично выдержал паузу, – когда мной овладевают. Когда меня контролируют и демонстрируют силу. На самом деле, мало кто из мужчин способен на это по-настоящему, но здесь я могу получить то, чего желаю… Я могу быть собой.

   Он умолк и продолжал смотреть на Тео, ожидая реакции.
   Теодор отпил из стакана и смерил юношу недоверчивым взглядом. Ему вдруг стало весело.

   – Ты всем так отвечаешь, да? Если уж врёшь, то почему бы не придумать что-то менее банальное?

   Менес хмыкнул и со вздохом повалился на подушки.

   – Эй, – Теодор улыбался, – не думай о том, что я хочу услышать. Просто расскажи. Расскажи, где ты родился, где вырос, и как оказался в Германии.

   Менес медленно поднялся и отбросил назад блестящие тёмные волосы. Он вздохнул, помолчал немного и начал рассказывать, глядя мимо Теодора на сверкающее пламя свечей.

   – Моя семья – это потомки африканского племени туарегов. Берберы северной Африки. Когда-то туареги смешались с турками, и в Марокко мои предки достигли высокого положения при османском султане. Мой отец стал губернатором. Но у нас сохранились давние традиции, непохожие на мусульманские. Например, у нас очень уважают женщин. Женщина – мудрее и чище, чем мужчина. Я хотел стать женщиной. Я не годился на роль мужчины, я был физически слаб, не хотел драться, не мог дать отпор старшим братьям, потому что не был таким же сильным, как они, и они избивали меня. И я часто думал, как хорошо могло бы быть, если бы я родился женщиной. Мне не нужно было бы быть физически сильным и умелым… Меня бы уважали просто за то, что я женщина.

   – М-м-м… Разве это так работает? – посомневался Теодор.

   – Не работает. Сейчас я это понимаю. Сейчас я лучше понимаю, какими достоинствами обладали женщины моего племени и сколько нужно было усилий, чтобы развивать способности, достойные уважения. Их мудрость, их внимательность, терпение и бытовые навыки… Но… Всё равно я видел лучший выход в том, чтобы стать женщиной. А ещё меня привлекали мужчины, и я хотел, чтобы они прикасались ко мне, как прикасаются к женщинам… В нашей семье такое не в чести. Братья подозревали о моих пристрастиях, и я боялся, что они убьют меня.
   Когда в Фес пришли войска европейцев, то меня, как сына губернатора, взял в плен немецкий офицер. Я был словно дорогая игрушка, ему хотелось надо мной поизмываться, чтобы почувствовать превосходство своей расы над нашим народом…

   – Дойчланд, Дойчланд, убер аллен…

   – Ага. Я был слугой в его особняке под Мюнхеном, где меня держали под присмотром. Потом я надоел офицеру, он решил, что лучше иметь в качестве прислуги исключительно девушек, и захотел избавиться от меня. Он привёз меня во Франкфурт и подарил мадам Женевьеве, у которой он когда-то был частым гостем. Вот, так я попал сюда.

   История была очень незаурядной, и, слушая, Теодор совсем забыл и о виски, и о роскошной тёплой ванне. По лицу Менеса он видел, что парень рассказывает ему правду.

   – Ты не хочешь уйти отсюда, Менес? Вернуться в Марокко? Мадам Женевьева ведь не удерживает тебя?

   – Не удерживает. Но мне некуда возвращаться. Фес разрушен, за него идёт война между европейцами и турками. Я не хочу обратно в Османскую Империю, я не признаю власти Османов. Они – варвары, поработившие нас. Я – не османец. Я – туарег, потомок древних Египтян.

   Теодор ещё раз внимательно посмотрел на черты юноши: прямой ровный нос, большие глаза, чётко очерченные губы… “В самом деле”.

   – Но… Хорошо ли тебе здесь?

   Менес пожал плечами.

   – Я не могу назвать себя счастливым, но и плохо мне здесь не бывает. Со мной обращаются хорошо и клиенты, и фрау Женевьева, и девушки. Я стою дорого, как вы уже знаете. Мои клиенты – по большей части иностранцы. С мужеложеством в Германии очень строго, поэтому местные редко решаются разделить постель с мужчиной, даже здесь, втайне. Русским или британцам легче. Гораздо проще ведь приехать в далёкие края, где никто вас не знает, и делать что хочешь. Британцы – вежливые и аккуратные. Русские – стеснительные, хоть и любят поначалу казаться жёсткими. В общем, со мной ещё никто ни разу не обращался плохо.

   Теодор рассматривал мальчика, и его улыбка, его глаза, внимательный взгляд, миловидное лицо поневоле напомнили о Цезаре. “Чёрт возьми. Я теперь всех мужчин буду сравнивать со своим императором? Я не соглашался на такого рода преданность”.

   Он встал и потёр глаза руками.

   – Менес, тебе приходилось бывать на юге Испании, на Сицилии, на Корсике? Это ближе к Марокко, чем Германия.

   Парень лёг на живот, опираясь на локти, и смотрел на Теодора снизу вверх.

   – Да, приходилось.

   – Каковы юноши в тех краях? – Теодор снял рубашку и теперь расстёгивал ремень на брюках.

   Менес наблюдал. В его взгляде снова появилась игривость.

   – Очень горячие юноши, сэр. Вспыльчивые.

   Теодор разделся догола, завязал волосы в хвост повыше, взял стаканы с виски и пошёл к бассейну.

   – Иди сюда, ко мне, и расскажи о них. Но только правду.

   Ванна была очень удобной: выложенный белым кафелем уступ был расположен так, чтобы можно было сидеть по грудь в воде, положив локти на край. Запахи эфирных масел расслабляли и успокаивали. Менес сбросил свой халат и опустился в воду рядом с Тео. Его тяжёлые тёмные, почти чёрные, кудри быстро намокли от водяного пара. Теодор молча протянул юноше стакан. Тот сделал небольшой глоток, не отрывая тёмные глаза от Теодора, и сказал:

   – Мужчины в той части Средиземноморья очень темпераментны. Их легко вывести из себя. У них очень много энергии, они способны выполнять много работы за день, почти не уставая. Они много улыбаются и смеются, – взгляд Менеса скользнул по телу Теодора, рассматривая плечи, грудь и кончики светлых волос, намокших в воде.
 
   Тео поставил свой бокал на блестящий кафель, взял Менеса под мышки и подтащил ближе к себе. Вода заколыхалась.

   – Продолжай.

   – У большинства из них очень тёмные, карие глаза.

   – Как у тебя?

   – Да.

   Теодор взял изящный маленький глиняный ковш и зачерпнул тёплую воду из ванны. Полил плечи парня, покорно стоявшего перед ним. Провёл рукой по мокрой коже, наслаждаясь зрелищем. Потом наклонился и прикоснулся губами…

   – У некоторых глаза светлее… Светло-карие. И случается, что волосы светлые. Но очень редко.

   – А рыжие волосы?

   – На юге таких нет, сэр. Разве что приезжие.

   Теодор продолжал купать Менеса, разливая воду и гладя пальцами кожу, при свете свечей рассматривая узор на теле, ключицы, руки, длинные пальцы…

   – Те мужчины… среди них много красивых, верно?

   Менес помолчал, размышляя над ответом.

   – Они привлекательны… как привлекательна бывает жизнь – голая, горячая, сильная… Но это не красота… – он медленно протянул руку к Тео и прикоснулся к светлым прядям его волос, расплывающимся по поверхности воды. – А красота – это вы.

   Теодор слегка напрягся от такой прямой лести, но, посмотрев Менесу в глаза, он понял, что парень говорит искренне.

   – Вы – это красота, – ещё увереннее повторил Менес, не отводя взгляд.
 
   “Да, это только о нас, – подумал Теодор. – Этот вечер только о нас, и никого третьего здесь не должно быть”. Ему сразу же захотелось поцеловать юношу, но он сдержал себя.

   – Выходи. Вытирайся.

   Парень вытерся большим полотенцем, обернулся им, держась за него руками, и присел на край кровати, спокойно глядя на Теодора, ожидая дальнейших указаний. Теодор стал возле кровати и протянул парню его стакан.

   – Набери большой глоток. Подержи во рту, пока не начнёт щипать, затем проглоти.

   Менес, по-прежнему глядя Тео в глаза, выполнил приказ. Лицо его слегка дрогнуло, когда он проглатывал обжигающий виски.

   – И ещё раз, – приказал Тео.

   Менес повторил.

   Пара капель потекли по его подбородку и шее, заблестели на тёмном узоре из треугольников. Теодор почувствовал, как его член становится твёрже. Он сделал шаг к Менесу, взял из его руки бокал и поставил на стол. Потом наклонился к юноше, обхватил его вокруг пояса, приподнял и переложил дальше, к середине кровати, укладывая на спину. Стащил и отбросил в сторону полотенце. Стоя коленями на кровати, он наклонился низко над юношей, сильно сжимая своими коленями его бёдра. Менес задышал чаще и задрожал, когда пальцы Тео снова прошлись нежным прикосновением по его шее, плечам, груди, животу.
   Заводясь всё сильнее, Теодор сжал пальцами предплечья Менеса, поднял и прижал его руки к постели над головой, опустился на него, прижимаясь к нему бёдрами. Менес закрыл глаза. Полные тёмные губы приоткрылись со вздохом, и Теодор с наслаждением поцеловал его.

   Конечно, это в каком-то смысле была иллюзия, но этот юноша казался столь… неиспорченным. Его дрожь была неподдельная, его покорность была такая простая, естественная, непринуждённая. Завораживающая…

   Теодор продолжал целовать Менеса, слегка стискивая зубами его губы. Опираясь локтями на постель, он прижимался бёдрами к телу юноши, то усиливая, то ослабляя давление. Запустил пальцы в приятно пахнущие, густые тёмные волосы…
   Менес отвечал на поцелуи и выгибал спину, как кот. Он держал глаза полуприкрытыми, словно, будучи наблюдаемым сам, тоже продолжал наблюдать.
   Прижимая руки юноши к кровати, Теодор покрывал поцелуями его лицо, шею, ключицы, грудь… Потом перевернул на живот и ласкал ртом лопатки, спину, ягодицы…

   Отстранился, откинулся назад, и, протянув руку к столику, взял маленькую  бутылочку с лавандовым маслом. Отвинтив серебряную крышку, он налил масло себе на ладонь и смазал член, ставший уже требовательно твёрдым. Менес напрягся, повернул голову, чтобы что-то сказать, но только молча прикусил губу, когда Теодор снова лёг на него сверху, а его член оказался в ложбинке между ягодиц. Продолжая ласкать ртом шею и плечи Менеса, Тео начал медленно и ритмично двигаться, так что член скользил между упругих ягодиц, оставаясь при этом на поверхности. Возбуждаясь ещё сильнее, он одной рукой собрал в пучок волосы Менеса и слегка потянул на себя, а второй обхватил его горячее горло, чувствуя неровное дыхание под своими пальцами.
   Перевернул обратно на спину и снова посмотрел в большие тёмные глаза… Поднялся, обхватил рукой ноги парня и приподнял их, сгибая в коленях, открывая ягодицы. Стоя коленями на постели, он подтащил Менеса ближе к себе и, продолжая руками сжимать ноги юноши так, чтобы он не разводил их, просунул свой твёрдый член между его бёдер, коснувшись головкой живота. Взгляд тёмных глаз следил за действиями Теодора немного отстранённо, как будто тело парня ему не принадлежало сейчас. Теодор двигался аккуратно, неспешно, ритмично. Упругие мышцы сжатых ног Менеса отлично стимулировали. Возбуждаясь сильнее, Теодор несильно укусил парня за лодыжку. Тот издал сдавленный стон, не отрывая взгляд от лица Теодора.

   – Милорд, вы… избегаете проникновения? Почему? Неужели опасаетесь сделать мне… больно?… Или…

   – И это тоже.
 
   Менес заморгал.

   – Если вы думаете… Я ничем не болен, обещаю.

   Теодор на миг остановился, усмехаясь.

   – Никто не может знать наверняка.

   Теодор продолжил двигаться. Прижимая левой рукой ноги Менеса к себе, правой он обхватил его член и начал стимулировать по всей длине. Менес приоткрыл губы и закинул голову назад. Влажные кончики волос рассыпались по тёмному блестящему шёлку. Теодор улыбнулся – его глаза ликовали. Дыхание юноши становилось всё более частым и прерывистым, и Теодор ускорил движения рукой, вызывая тихие стоны… Менес кончил быстрее, чем Теодор, упругий живот покрылся брызгами полупрозрачных белых капель, всё тело его несколько раз дёрнулось и расслабилось.
   Теодор опустил ноги юноши, дал отдышаться, потом взял его за плечо и потянул на себя, заставляя подняться на колени. Сам он встал на кровати и вытянулся в полный рост. Менес, догадавшись, чего от него хотят, устроился возле ног Теодора и запрокинул голову. Теодор обхватил правой рукой снизу челюсть Менеса, нажимая большим пальцем и мизинцем на щёки.

   – Открой рот… Да, чуть шире. Высунь язык немножко. Совсем чуть-чуть. Вот так, хорошо.

   Левой рукой Теодор обхватил свой член и положил головку Менесу на язык, неспешно двигаясь. Повернул руку так, чтобы член коснулся губ юноши, вошёл глубже в рот – каждое касание отдавалось наслаждением. Потом он начал мастурбировать, держа член так, чтобы головка продолжала касаться красивых полных губ. Менес спокойно смотрел на него снизу вверх, гладя руками его бёдра и наклоняясь вперёд так, чтобы впускать Теодора глубже в рот. Ускоряясь, Теодор застонал и закинул голову назад, позволяя мыслям на миг уйти далеко-далеко… Наполеон, Джек, подавленная похоть и стыд собрались вместе в единый комок, выплеснулись и растворились в золотистом сиянии свечей.

   Перед тем как кончить, Теодор опустил голову и посмотрел вниз. Светлая жидкость разбрызгивалась по нёбу Менеса, тот проглатывал, не закрывая рот, и это тоже было красиво.

   Тяжело дыша, Теодор отпустил юношу и лёг на постель, закрывая рукой глаза от света свечей. Менес еле слышно опустился рядом.

   В сознании Теодора мысли плыли, словно он рассматривал себя изнутри… «Такая покорность… Мастерство быть жертвой, позволять мне делать то, что я захочу. Без эмоций. Ни одного лишнего слова, ни одного лишнего движения. Лёгкая, почти незаметная провокация. Каждое действие – эхо моих собственных действий; достраивание, дополнение моих движений. Словно пишешь этюд, и кто-то ставит отдельные уместные мазки, почти незаметно. Иллюзия моей власти, иллюзия значимости… И вместе с тем – понимание, улавливание мотива и ритма, профессионально и качественно».

   Теодор опустил руки и повернул голову. Встретил глазами внимательный взгляд Менеса.

   – Очень хорошо, Менес. Чудесно. В самом деле, просто отлично.

   Губы Менеса медленно расплылись в улыбке.


   ***

   Некоторое время они ещё разговаривали. Менес спрашивал о работе Теодора. Он знал о политике, которую ведёт Наполеон, и интересовался его планами. Идеи Наполеона были созвучны его собственным чувствам, и он слушал о них с улыбкой и интересом. Ещё он упомянул о восстании в России, о том, что восставшие запрашивали помощь Бенефийи. Теодор рассказал ему то, что знал. К Наполеону осенью прошлого года обращались представители Общества Двух Наций, которое было оппозицией царской власти на подвластных России территориях. Они просили поддержки Бенефийи, и Наполеон согласился. Но русская армия полностью подчинялась царю, поэтому Общество было разгромлено, уничтожено слишком быстро… Поддерживать было уже некого, и Цезарь решил, что благоразумнее будет вернуться в нейтралитет.
   Менес слушал, широко распахнув глаза, словно ему лично болело всё, о чём Теодор рассказывал. «Такой же идеалист, как и Наполеон», – подумал Тео.

   Их вечер подходил к концу, и Менес становился напряжённым, дёрганным, зажатым, словно его что-то тревожило. Теодор обхватил его руками и подтащил к себе.

   – В чём дело?

   – Всё в порядке… – он уже не хотел смотреть в глаза собеседнику.

   Теодор попытался поставить себя на место Менеса и подумал, как же это, наверное, невыносимо, когда твой дом разрушен, твой народ растерян, порабощён и ассимилирован, твои ценности живут лишь в тебе самом, не находя отзыва в окружении, и ты не можешь ничего сделать, тебе некуда возвращаться, не к кому идти… Ты не знаешь, что делать, ты просто замер, застрял, и нет выхода… А случайный незнакомец рассказывает тебе о том, как угнетённые люди, одержимы идеей свободы и равенства, восстают, их восстания оказываются подавлены, и надежда рушится, умирает… Эти ли мысли сейчас занимают юношу?


   ***

   Когда Тео спустился в бар, Сергей всё ещё пил с девочками, и теперь их было уже пятеро – Сергей привлекал и был приятным собеседником. В гул разговоров вплетались звуки музыки – место за фортепиано занял новый пианист. Посол Баруа всё ещё отсутствовал.
   Тео подсел к Сергею, быстро вливаясь в разговор. Под весёлый смех девчонок Сергей тихо наклонился к его уху и прошептал:

   – Я только что узнал… Женевьева приходится родной сестрой покойному генералу Вольфу.

   Веселье и разговор продолжались, а Теодор молча переваривал услышанное, погружаясь в ступор.

   Неожиданно к нему подошла Милла и тихо сообщила, что мадам Женевьева просит его пройти к ней в комнату. Удивлённый Теодор встал и проследовал за девушкой.

   В небольшой комнате с тёмными обоями и мягкими креслами мадам пригласила гостя присесть напротив и протянула ему трубку кальяна.

   – Скажите, Теодор, вы и ваши друзья пришли сюда через здание театра, верно?

   – Да, именно так.

   Мадам кивнула и меланхолично выдохнула дым в воздух, глядя куда-то мимо Теодора. Он заметил, что женщина очень встревожена, глаза у неё покрасневшие – похоже, она только что плакала. Воцарилось молчание, словно она ушла в свои мысли. Теодор вспомнил, что Наполеон рассказывал ему о покойном Вольфе Гроссмане.
 
   – Я... хочу сказать, что сочувствую вашей утрате, мадам. Ваш брат, генерал… Я много слышал хорошего о нём.

   Мадам подняла брови, всё так же глядя в пространство:

   – А, вы уже знаете, что он был моим братом… – её голос стал неожиданно слабым и нечётким.

   Теодор заметил, что она задержала дыхание, словно внутри неё нарастало напряжение. Её веки задрожали. Она замерла на какое-то время, словно собиралась с мыслями или сомневалась о чём-то… Пауза затянулась, и Теодор уже собирался спросить, в порядке ли мадам, когда она наконец вздохнула и повернулась к нему.

   – Скажите мне, ваш император, Наполеон… Каковы его цели? Действительно ли он хочет перемирия с турками?

   Теодор распахнул глаза – такого вопроса он не ожидал.

   – Э-э-э… Да, мадам. Его идея – договор о мире, подписанный европейскими странами и Османами. Он понимает, что рано или поздно кто-то нарушит договор. Скорее всего, турки, потому что такова их натура – они рвутся завоёвывать. Но всё же он полагает, что такой договор даст ему несколько лет – может, лет десять – мирных, без войны. За это время, помимо работы над внутренними делами страны, он хочет заняться налаживанием связей с восточными народами. Это его сильная сторона – он умеет договариваться, располагать людей к себе. Заводить друзей.

   – Да, я тоже пришла к такому выводу, когда обдумывала слухи о нём. Послушайте… Я понимаю, что вы молоды и у вас мало опыта… Говоря «вы», я имею в виду вас, Императора и его близкое окружение. Но вы – светлые головы, ваши намерения чисты, ваши души непорочны, вы полны сил, и я от всего сердца желаю вам успехов, держу за вас кулаки, – она смотрела на него прямым взглядом тёмных глаз, и этот взгляд немного смущал. – Я хочу дать вам совет, и выслушайте меня внимательно, пожалуйста. Вам известно, что генерал умер после длительного лечения в больнице и его похоронили с почестями, не так ли?

   – Конечно, мадам. Эта печальная новость потрясла всю Европу.

   – Именно. О ней трубили во всех газетах. Вам, полагаю, неизвестно, что тело генерала несли в закрытом гробу, его открыли лишь перед могилой на пару минут, чтобы священник окропил. Но под крышкой гроба оно было накрыто саваном, и саван не сняли даже с лица покойника, оправдывая это тем, что тело было очень изуродовано во время битвы. Когда я и моя племянница – дочь Вольфа – хотели подойти к его телу и проститься с ним, нас не пустили охранники, которые постоянно дежурили возле тела. Нас держали на расстоянии, пока гроб не опустили в могилу, неестественно глубокую, и не засыпали землёй…

   Мадам прокашлялась и отложила трубку кальяна в сторону. Когда она продолжила, голос её был немного хриплым:

   – После похорон газеты вовсю кричали о том, что Германия потеряла своё главное оружие, осталась без военной силы, нуждается в отдыхе и прекращает войну. Многие были даже недовольны тем, что Император ноет и выставляет Германию жалкой и слабой в глазах других стран. Для германцев это очень… нехарактерное поведение. Но если вы выедете из столицы, поедете в провинцию, почитаете местные газеты, поговорите с людьми из небольших городов, то вы узнаете, что по всей стране разбросаны воинские части, и со времени последней битвы, в которой был ранен генерал, их стало едва ли не в два раза больше. Старых солдат не отпускают, новобранцев тренируют жёстко и усердно, открывают новые заводы для изготовления оружия. Об этом ничего не пишут в столичных газетах. На это идёт много ресурсов; ни одна другая область не получает столько вложений, как военная. Большинство людей слепы, они ничего не видят и не понимают.
   Я сообщила вам факты, и по дороге домой, если найдёте, где и с кем выпить по бокалу хорошего немецкого пива, вы можете проверить мои слова. Расскажите всё это вашему императору и его ближайшим советникам, Теодор, обдумайте ситуацию вашими свежими головами и сделайте выводы. Но, прошу вас, будьте осторожны с упоминанием моего имени. И я не думаю, что у вас есть десять лет, – она спокойно продолжала смотреть ему в глаза. – Я сомневаюсь, что у вас есть хотя бы два года.

   Слегка ошеломлённый Теодор сидел неподвижно, не зная, что ответить. То, о чём рассказала Женевьева, было, возможно, в разы важнее, чем встреча с Синодом или разговоры с Рейхстагом сегодня. Но он не мог проанализировать информацию достаточно быстро.

   – Мадам, я не знаю, что ответить, потому что… я не очень хорош в международной политике… Прошу прощения…

   И мадам это видела. Она улыбнулась – казалось, её прежнее смущение и напряжение улетучились бесследно.

   – Я понимаю. Я тоже. Но вы ведь больше, чем просто священник, не так ли?

   – Э-э-э, пожалуй… – он чувствовал себя идиотом. Заставил себя собраться. – Есть ли что-то ещё, что вы хотели бы мне рассказать?

    Она посмотрела очень внимательно на него.

   – Кажется, у вас уже хорошо получается – какой хороший и правильный вопрос вы задали. Но нет, к сожалению, я больше ничего не могу вам сообщить. Скажу только, что буду рада видеть вас здесь снова. Вас и вашего милого молодого друга.
 
   Тео усмехнулся. Он вдруг понял, почему эта женщина вызывает у него лёгкое смущение, и это никак не было связано с её родом занятий. Она чем-то напомнила покойную тётю Жанну. Молодой человек кивнул, поблагодарил и встал, чтобы идти.
 
   – Ах да, забыла спросить, – окликнула его мадам. Он обернулся. – Вам понравился Менес?

   – Да. Очень.

   – Отлично. Теперь я точно спокойна, – она откинулась на спинку кресла и снова затянулась кальяном.

   Её глаза, уже менее красные, улыбались Теодору. Он улыбнулся в ответ, поклонился и вышел.

   Когда он вернулся в зал, то увидел Менеса, который, перегнувшись через барную стойку, брал лёд из рук девушки. Парень обернулся, и Тео увидел, что у него левая щека очень красная. Похоже, ему дали сильную пощёчину, и, видимо, не один раз. Девушка, сидящая рядом, заботливо что-то говорила ему, а лицо его было по-прежнему спокойным – ни единого намёка на напряжение. Встретившись взглядом с Теодором, Менес подмигнул ему.

   “Ну, и как это всё понимать?”


-------
Продолжение следует.
_______
автор иллюстрации - Алиса Шерстобитова - Ginger Alice (https://vk.com/gingeralice)