Пыль дороги

И шли мы трое : дед заливал мне по привычке, что всё в его детстве было хуже, я выражал сомнения, тыча сухим морщинистым пальцем в разрушенные дома и почерневшие от дыма деревья. Плечи мне отдавливал огромнейший туристический рюкзак. Наш верный единорог Гриша шагал рядом и обиженно пыхтел, но уже угомонился, после тог и, как с него наконец сняли сумки с барахлом.

- Да нет - говорил дед, настаивал, доставая жевательный табак - ещё хуже было. Я уже спорить не стал, жрать нечего, и дышать здесь не очень полезно, просто шагал, авось что получится раздобыть. Дед, дожевав, к моему сожалению, и выплюнув табак прямо на улицу, перешёл к ворчанию о неприменённых охотничьих талантах, но вокруг даже не было никакой захудаленькой птички, чтобы посмотреть, как он будет справляться. И как нас угораздило застрять здесь? Была же школа, и компьютер, и парни, и Машка, оно всё исчезло вмиг, как будто я просто очень быстро заснул.

Дед крякнул, и сказал, что ему надоело идти, а где спать ему параллельно и достал плед из рюкзака, и свернул его под голову и улёгся, а через секунду потянулся к бутерброду.
- молодость должна быть голодной - сказал он и ухмыляясь вытащил из булок целый кусок колбасы, а два куска хлеба без соединительной прослойки между ними протянул мне. Я скуксился, но послушно уселся и начал жевать. Хлеб подсох и стал жёстким, но это последня я еда, которую мы взяли с собой. Эх, сейчас бы большой кусок пиццы. Пепперони. Ммм. А то я не доел его, когда нас застал большой взрыв и пришлось быстро скрываться в подвал, схватив рюкзаки. Даже Грише досталось, он всё ерепенился и боялся спускаться. А как потом было весело поднимать его упирающуюся тушку наверх, вообще сказка, я очень расцветил свой лексикон.

Хорошо ещё дед ожидал масштабного трындеца. Предупреждали ведь на его атомной станции о технике безопасности, даже расписывались, и все высокоуровневые специалисты, а читать документы так и не научились.


Я вдруг задумался, что если в тот день кто-то знал о тестах, то наверняка мы не одни остались, наверняка ведь есть ещё кто-то, и может они справляются лучше нас, и запаслись сильнее. Только где их найти - думал я. Кричать - дед решит, что я совсем свихнулся и свяжет ненароком, чтоб не мучался. Да и голос сорвёшь, неудобно будет. Можно конечно украсть из соседней канцелярки мел - он уцелеет, и оставлять всякие знаки.

А потом звук, оглушивший нас в противорадиационном поле подвала, и крик деда - "нехай, уже можно выходить" и моё тихое "точно?". С вечным "да что нам станется?" дед разделался с десятком детекторов и замков и вышел на улицу, я, мол, могу тут оставаться сам. Р Когда дед вбежал с коробкой пиццы и сказал экстренно собирать рюкзаки, а потом уселся пить чай, я, конечно, решил, что он окончательно впал в маразм, и повиновался. Вот даже, пиццу не доел, половина куска осталось. Апокалипсиса я ждал тогда в последнюю очередь.


Дед, сразу заснувший, чтобы не чувствовать голод, уже храпел, как огромный трактор с проблемами по части ЛОРа и чувствовал себя замечательно.
Затухал закат, ставший оранжевым. Мне нравились цвета, я бы так и оставил, вернув всё остальное.
А как вернуть? Чёрт его знает. Ну и мне придётся узнать, разгребаться-то с этим мне.