Жизнь -. вечная загадка

                - Умер Аркадий, который любил тебя, в Чили, -
                Брат из племени Майя сказал, явившись во сне. 
                - Он картины писал, которые тебя крепко любили,
                Или он любил, и рисовал – то рассказывал мне.

                На картинах его вначале, ты была ещё так мала…
                Но росла, и выросла в деву – писал он мазками Релю,
                Чтоб хоть память не потерять. Так болела его голова.
                И мне, чтоб увидела ты, переслать картины доверил.                с илл. - http://proza.ru/2021/09/12/1164


                Он умер до пандемии, но, чтобы не заразилась ты,
                Картины велел повесить в пустой безлюдный вокзал.
                Где ты – сама в своём сне – мать увидишь и три сестры.
                Писал их красиво, но злыми: - «Так надо» - он сказал.

                И про мужа тоже увидишь, каким он был слабаком.
                Но сначала любил тебя крепко, и был он любим тобой.
                - «И про это Арк рисовал? То-то с мигренью знаком.
                Пойдём же к этим картинам. Я умела читать их порой.

                - Любили друг друга мы крепко, - смотрела она на картину. -
                Девчонкой, 15-ти лет, я гадала – и он приснился во сне.
                Вознёс он меня на бревенчатый мост, через стремнину.
                Идём мы вдвоём, но парень плывёт, вдруг, в мутной воде.

                Мне хочется помочь ему, но кто-то крепко держит руку:
                - «Предавшему не надо помогать. Пускай плывёт подлец!»
                - Кто тут такой герой! Мал, а пророчишь нам разлуку?
                - «Зовут меня Амур. А сын твой будет, по'мни, любви венец».

                «Венец» родился, и они в Москве. Свекровь: - «Вот диво!
                Сын мой, женившись, на цыганке, бросил пить и петь,
                А пел когда-то голосом высоким, ох, игриво и красиво.
                И вот бы матери в тюрьме, пластиночку его иметь.

                - Но не певец наш Коля, и где его пластинку взять?
                Свободна я теперь, торгую, как хочу на радость мне.
                Втридорога толкаю, кто не хочет ждать или стоять
                В очередях. Спасибо сыну прописал меня в Москве.

                А я в ответ за это, Коля, тебя одену – модно, с блеском.
                Милиции лишь стоит опасаться, ведь могут досмотреть,
                Что тащит в своей сумке, поломойка? Могут, с треском,
                Обратно посадить. Тогда детей своих уж мне и не одеть.

                Пока, сынок, гуляй свободно – уже подружки заждались.
                На пиво, ресторан я денег сыну ро'дному не пожалею.
                Что смотришь, Реля? Ты маме мужа низко поклонись.
                Тебя одену тоже, но чтоб не выделялась, победнее.

                Какое дерево сравнить с свекровью? Вяз или осину?
                Свекровь родилась, где «волк – товарищ», ей ли «петь»?
                Худая, дёрганная, отсидев в тюрьме, твердила сыну:
                - «Гуляй! Жена, коль любит, то должна тебя терпеть».

                В Крыму была любовь – судьба подкинула солдата.
                Он снился лет в 15 – помог взойти на мост крутой.
                Шли за руку, вдруг в воде мутной, друг уплыл куда-то.
                Спасти? Но кто-то не пускает: - «Я - сын, родная, твой.

                Вода очистилась. Взгляни, как в зеркало, что видишь?».
                - Боже мой! Блондин-сыночек мой родной?! Вот чудо!
                Кудряшки белые, и смуглый. – «Я знаю, сына не обидишь.
                Расти поможешь, развиваться, с ним путешествуя повсюду.

                И будь всегда сама собой, не унижайся пред тираном.
                И чёрным людям никогда, свою не доверяй ты душу».
                Казалось, говорил ей мост, Москва маячила туманно…
                И Пушкин рядом: - «Шагай смелее, и врагов не слушай».

                - Легко сказать, – грустила Реля. – И никто мне не поможет?
                - «Аркадия, Степана помнишь? Они из Космоса, но рядом.
                И, если не они, Космитов много на Земле».  – И что же?
                Всё им крутиться возле Рели с сыном? Всем отрядом?

                - «Я предложил, а ты как хочешь. Попробуй-ка сама.
                Ты крепкая душой. Как мать укоротила… Влюбила мужа.
                Москва Дикарку успокоит. Тебе понравится столица. Она
                Тебя красою покорит, а муж запутается в винной луже.

                Ещё ты недостойных пьяниц встретишь в своей жизни.
                Их речи пылкие и «клятвы о любви» не принимай на веру.
                На жизнь тебя крестила Домна. Люби ты сына, и не кисни.
                Расти его – любовь от сына крепче, чем от кавалеров».

                В больнице Реля – болен сын, приносят лист ей о разводе.
                От сына вечером домой – в душ, и часов пяток в постели.
                Соседи говорят, сошёлся её муж с алкоголичкой вроде.
                И эта не мила свекрови: - «Вертайся-ка сынок ты к Реле!»

                А Реля «мужа», с перегаром, гоняла к матери обратно:
                - Вот милость! Совсем уже извилины у Анны развились?
                Развод, и вдруг свести опять? Вы вместе пили, вероятно?
                Тебя споила, и с другой свела, опомнись, мы уж развелись…

                - «Знаю, - мямлил бывший, - многие тебе хотят стать мужем».
                Реля иронично: - Да, пьяные сваты, лад будет ли в семье?
                К тому же мысль точила: - «Не стало б сыну с новым хуже».
                Вот и гоняла женихов:  - Простите, нынче не до свадьбы мне.

                Случилось вскоре и несчастье, с одним из этих «женихов».
                Жил Игорь выше этажом, встречался с девушкой «богатой».
                Олежка Релин Игоря смутил. Играл он с ним, и был готов
                Стать малышу отцом, невесте ждать его бывало скучновато.

                И, не морочась, развлеклась с другим – «устроила измену».
                Иль может милого запои, надоели? Никто уже не донесёт.
                А Релю вмиг оговорили: - «Гуляла что ли, а идёшь со смены?
                Слыхала? Игорь-то погиб из-за тебя… Уж следствие идёт».

                - Кто вам такую чушь внушил? Влюблен был Игорь это верно,
                Встречался с девушкой своей. Ну, да, конечно обожал Олежку.
                Когда был трезв, и я не против, любил играться с ним безмерно.
                И в ясли, как-то раз, катил коляску, папою себя, зовя с усмешкой.

                И о Москве мне много рассказал, создателях её – любил столицу,
                Был когда не пьян. Тогда же и общался с моим сыном, он как дядя.
                Жизнь его сломала. Невеста-то с квартирою, лицом бела девица,
                Но изменила под 8-е Марта. Напился он, и брёл домой не глядя.

                У пьяных мозг, как вата. И переходят улицы бездумно очень!
                Напился, что невеста нашла себе другого и с ним не хочет быть.
                Так под колёса сдуру и попал. А пить его, кто научил? Да, отчим.
                Служить устроил под Москвой. Не служба, а малина. Как не пить?

                Ещё тряслись, кабы не взял жену с ребёнком – бедную, худую.
                Слепило им глаза богатство? Толкали Игоря в дом на Садовой.
                И он ходил туда – к любви постылой, зная про измены и ревнуя.
                Для мамы с отчимом – красиво, у Игоря на сердце Ад пудовый.

                Прочь Реля Игоря тогда гнала. Других отвадила уж после похорон.
                - Поймите, не нужны мне выпивохи. Ищите вы других себе подруг.
                Не из-за бывшего гоню вас. Не заслужил, ведь пьёт не меньше он.
                И даже трезвенник мне не супруг, коли окажется тираном вдруг.

                Годы пролетели – много было, желающих «поймать-захомутать»,
                Как дикую кобылку, но она же мать. Живут в Москве-красавице.
                Ей книги о Москве дарили – они вокруг всё исходили - надо знать,
                Кто строил, жил? Кто песни о Москве писал, что так им нравятся.

                Потом был Крым и море Чёрное – хотелось сыну мир весь показать.
                По Волге вплавь до Волгограда. В мечтах Байкал, ох велика держава.
                Их по всему кольцу по «Золотому» возил поляк, желающий узнать
                Москву, как пять своих же пальцев. Приглашал их посетить Варшаву.

                Они не против, стали деньги собирать уже на зарубежную поездку.
                Польшу им хотелось повидать, открыв, досель закрытое, оконце.
                Увидели Варшаву, немцами разбитую, и вновь отстроенную резко.
                И Торунь, в коем родился' Коперник, «остановил», который солнце.

м                «И Землю раскрутил» – о нём шутили так. Так говорил ей юноша:
                - «То чисто польская душа». Сказал, даря ей «Может быть» духи.
                Он город Реле с сыном показал, беседой «наслаждаясь от души».
                - Язык ваш так не всем даётся, а мне читала няня Пушкина стихи.

                Поездить Реле с сыном довелось. Брест повидали Киев, Минск,
                Другие города, познания из книг черпая. Сама могла быть гидом,
                И, денег не имея, одевалась модно. Дивились люди: - «Моды писк».
                В желудке писк - платили в медицине мало - суп был часто жидок.

                Но вот уж лет ей сорок три, а сын в училище - учится летать.
                Друг объявился старый, не совсем земной - космит - у Рели.
                С рождения её он знал, и как, родив, убить хотела Релю мать.
                Война и поезд их несёт куда-то… Берёг он Релю с колыбели.

                Мать обезножила, а Гера старшая взялась за мамочкино дело.
                Швырнуть в окно малышку норовит, однако поезд часто тормозит,
                А за окном фигуры две маячат, подхватывая тут же свёрток смело.
                Как-будто Релька им сестра иль внучка, а Гере мать уже грозит:

                - Смотри, любимая, не попадись, ведь по закону смерть за смерть.
                - Я, мама, сделаю всё быстро. Никто и не заметит Релин-то конец!
                Но мальчик, с меня ростом, за окном летает – вот надо ж так уметь!
                Хватает Релю, обтирает. С ним дед! Красивый, рослый молод'ец!

                - Кто рослый? Дед иль паренёк? Конечно юноша, что здесь гадать?
                В тот раз, как Релю мне вернули, дед прочитал мне жуткую мораль.
                Красиво старец говорил, хоть ликом страшный, но законы надо знать,
                Чтоб так сказать! О будущем он нашем знает – и мол ему нас жаль...

                Часть этих картин Реля видела ранее, руку уже узнавала Аркадия.
                На Тверской земле они встретились, в санатории, города Кашино.
                На стенах польстил Гере с матерью зря, их улыбки подлые сгладил,
                Хотя если б они обе видели это, заявили б, что не приукрашено.

                Мастера правду не признает никто, ни в шарже, ни на картине,
                И Бога нет, коль есть Партбилет, такому критика, что гильотина.
                Так и Релина мать резвилась – жила долго довольно, «красиво».
                Но внешняя краса не вечна, кривая душа, завезёт тебя в тину.

                К восьмидесяти вдруг «озарило»: - «Мать Пушкин предупреждал,
                Чтоб любила детей одинаково – не делила, кто любим, кто не мил».
                На деле пока Реля дом убирает, Герочка крутится возле зеркал.
                Колола дрова, сама воду носила, суп Реля варила из последних сил.

                Из школы приходит, кастрюля пуста – её же саму оставляли голодной.
                Мать язвила довольно: - Сама ведь спасала младших, они всё и съели.
                Готовить им жарко, поели и к речке, о ней забыв, бегут они свободно.
                А ей бы тоже в волну окунуться, но на экзамен спешить надо Реле.

                «Атаманш»–сестёр нету дома – гуляют. Мать им деньги давала тайком,
                Вроде, «чтоб Реле они не мешали». И те на мороженом проедали их,
                Запивая его Ситром. Помочь сестре, принести воды – это уже облом:
                - Суп мы не весь с подругами съели, мать доедала, ей спасибо скажи…

                И вот Реля смотрит во сне на картину, где сёстры всё так же «пируют».
                Артём, как дурочек, выписал их, словно сам лопал с ними мороженое.
                И на речке потом наблюдал, как Валя с Лорой, за счёт Рели «жируют»,
                Так в народе говорят, когда брат крадёт у брата игрушку или пирожное.

                А тут весь суп зелёный сестрицы навернули, не брезгуя сметаной,
                Что принесла к обеду мать. Подруги тоже с ними славно угостились -
                Крошки хлеба Реле не оставили: - Наглеете, родные, очень даже рано.
                Хоть тесто замесили б мне на корж, с яйцом.   – Яиц нет, разбились!
    
                - Как нет? Десяток был с утра. Списочек мне быстро всех, кто ел мой суп.
                Кур у всех хватает, пройдусь и соберу. С каждого двора – мне по 2 яйца.
                Расплачиваться вам, я объясню, в чём дело. Чего хватаешься за заступ?
                Ах, вам всё это надоело? Зачем же суп с подругами мой жрёте, без конца?

                Подруги виноваты? Пришли и всё поели? А меня к себе обедать пригласили?
                И суп уже готовят? Знают ведь, что к столу зовёт, тот, кто кастрюли наполняет.
                Хотите угостить? Надо у повара спросить. Того, кто приложил столько усилий.
                Сметана, где, что обещала мать? Голодная, с экзамена, кишки вон марш играют,

                Вернулась, а в кастрюле пусто. Давайте адреса, пойду голодная с корзиной,
                Яиц по паре у подружек ваших наберу. И будет мне омлет, а вот и мама наша: 
                - Не вы ли дочек подучили? Варить суп – нет их. Зато едят, так всей дружиной.
                Тарелки побросали и на речку.
                – «От смерти их спасла? Расхлёбывай сама ты кашу!

                Понятно, всё, что ты сварила, они скормили семерым, не спрашивая повариху.
                Вот деньги, и иди в кафе – там повара тебя накормят. А ты куда? Уж нагулялась.
                Пора самим варить, и помогать сестре. А денег больше ни копейки, и не хныкать.
                Купаться рано ещё - май! Ушла Реля? Работница, первая в учёбе. Вот бы осталась…

                В семье. Такие мысли неприятные в мозгах моих повисли. А вдруг уйдёт,
                Когда закончит класс 10-ый. Тогда уже ей будет не до вас.  – Но, мама,
                Реля лишь в седьмом. В 9-ом классе Гера, в артистки рвётся.  – Не пройдёт!
                Сдаётся мне, что нет таланта у неё. Освоила бы школьную программу.

                Ей бы способности от Рели, у той лишь книги на уме.  - Давайте, мама,
                Вас уложим спать, уж солнышко зашло. - И уложили: - Ну что на танцы?
                Но сестрица сытая придёт, заметит. И не танцует, и не пускает нас упрямо.
                Уже 14 ей, а танцевать не хочет. Гера нас учила, как танцуют африканцы.

                Вот так у Рели с сёстрами пути и разошлись: она за книги, им гулять охота.
                Им денег бы у матери сцыганить. Отец в тюрьме, он техник там какой-то.
                Мать наряжается и так же одевает Веру. Да стала выпивать, без счёта.
                Гулянки и испортили её карьеру. Из Главных зоотехников погнали за запои.

                Отдали в подчинение «каким-то выпускницам». Завидовала, чтоб девицам.
                Её-то молодость прошла, как дым. Страну война порушила бомбёжками.
                И смерть, и горе все хлебали ложками. В ту пору уже Юле было тридцать.
                А за Уралом нашёл Юлю отец Геры, и слал посылки: - «Дамы вам на ножки!»

                Да и «законный» мог бы слать, если бы муж на фронт попал танкистом. 
                Но партизанили в тылу фашистов. «Пёр немец», и его остановить старались.
                Но письма слал он как-то, по оказии. Путь в Азию был труден и не быстр.
                И что мог знать про их семью в свои неполные семь лет тогда Аркадий?

                Тут мысль проснулась. Эвакуация, а Гере тоже семь, уж ходит в школу.
                Училась плохо старшая, а Реля подрастала, стихи она учила, как Сова -
                Ночами всё, хоть Жаворонком была. Хозяйки дети, не видя в том крамолы,
                Учили Релю с выражением читать стихи. От недосыпа, у неё болела голова.

                Иль это Гера скинула её с печи, перед Победой?  – Много знаешь, но молчи!
                Иначе для кого Победа, а для всезнающей - беда. И не читай вперёд меня.
                - Ты в школу ходишь третий год, и не читаешь? Мальчики учатся в ночи,
                А днём работают, и много знают. Ещё Победе помогают, своей учёбою маня.

                Напомнила картина Реле, как по пути в кафе роились мысли. И повариху:
                - А мама дома не готовит? Ну, да Петровна у доярок напробуется молока,
                Да сыру погрызёт, что себе возит из Каховки. И всё в пути без передыха.
                А к нам нарядится, приходит с райкомовскими из Херсона – вот морока…

                Такой компании-то трудно угодить. По городам привыкли славно жить.
                Ну а тебя, девица, вон поклонник мамы ждёт. На Юле хочет он жениться,
                Когда жена его помрёт. Не думай Реля плохо. Уж 10 лет пластом лежит.
                То дома мается, а то в больницах. Так жить - уж может всякое случиться».

                Немного Реля знала «жениха». Ещё лет в 10, она гоняла ревизоров,
                Что объедали тот колхоз, где Юлия Петровна председателем была.
                Отец трудился инженером. Гулял напропалую, но молнии метал и взоры,
                Когда жена, разряженная, как царица, через пиры «вела колхозные дела».      

                - Присядь, - позвал один из ревизоров Релю, узнав её, спустя года. -
                Я помню девочку и речь, сказа'нную тогда. Тебе лет 10 верно было? Но
                Ты свернула вечеринку. Кричала, что от нас в колхозе лишь голод и беда.
                Беда и дома – чуть не погибли дети. Вино, твой крик, как жуткое кино…

                - Кино для вас – вы по машинам и домой. А я в ту ночь чуть не свалилась в яму.
                Мы тоже ехали, кипела мать от злости. А дома наказанье: - «Вёдра вишь пусты?
                Бери их и иди к колодцу. Что Гера дома и не принесла? Ты ужас, как упряма.
                Не думала, что маму могут наказать? Детей в приют. И пусть растут, как сироты?»

                - Семьёй рванули на Восток, мне говорили. – «По Оргнабору 2 года мы там жили.
                Но про Восток не скажешь быстро. Мечтаю книгу написать. И там я получала зло,
                Всё от родных. И мать, и Гера – первые враги. Сестёр от них спасала – рвала жилы,
                Но выросли бездельницы. Их мама с Герой развратили.  – «И с сёстрами не повезло?

                Моя жена, об этом знает. Просила Юлю Релю нам отдать – мы б тебя любили».
                - А не желаете узнать, как я летала над могилой? Вернее – ямой для покойной.
                - «Мне мой племянник говорил, что в снах летает и спасает. И на кладбище был.
                И спас девицу, которую давно любил. Ну что ты плачешь? Тебе было больно?

                Узнав, что я хочу на матери твоей жениться, советовал поговорить с тобой.
                Понять, какая Юля мать? Я вижу - зла она к тебе, такой была с рождения Рели.
                Прости, что так всё говорю». - Про маму знаю, но мне она назначена судьбой.
                Четырежды я в прошлых жизнях погибала. Досталась мама. Норов, как качели.

                На людях, хвалит меня всюду, а дома ненавидит, как врага. Росла, как лебеда.
                Вы знаете трава, которую пинают все. Её примешивали в хлеб, тогда в войну.
                После войны в Литве в лесу мы жили. Родились сёстры – мои радость и беда.
                Мать в школу не пускала из-за них, а их хотела уморить. Зачем я говорю?

                - «Все злоключения твои в Литве я знаю. Отец калечил Реле ногу, негодяй!
                Чтоб в школу не могла ходить 4 километра. А ты упрямо шла, хоть и хромала.
                В учёбе первая была. Не то, что Гера, съедавшая ваш перекус – ей только дай!»
                - Мой завтрак и обед тайком съедала, что мама нам с утра в поход давала.


                Но мне ль обижаться? Порою учительница кормила меня, бывало Кристя – литовка.
                Потом Аркаша из старших классов. Мама его знала меня, и даже я с ней дружила,
                Мы вместе жили в бараке. Потом квартиру им дали, а мы уехали на хутор. Арк ловко
                Клал в парту свёрток с едой – булка с котлетой и колбасой, Гера маме и доложила.

                Красивый парень в школе кормит Дикарку. Кумир всех девиц он, а Геру не видит:
                - Хоть ростом равны мы, но мне-то лишь 10.  – «Какие 10? – мать ей отвечает, -
                - Училась ты плохо. Вот я и убавила тебе в метрике годы».  – Меня чтоб обидеть?
                Сейчас бы училась вместе с Арком. Мои бы были подарки. А так, в упор замечает.

                - «Забыла, Гера? Релю ты в окно кидала, а он ловил с каким-то дедом и заносил
                В вагон. Не справился бы дед, но мальчик ловок был. После войны мы рядом жили
                В бараке, в Вильно. Соседи были, и нашу Релю полюбили. Но были – нет просто сил
                Их описать - красотка-мать. И говорили, что нарочно с зятем дочь кипятком облили».

                - Чтобы потом им вместе спать. Простите, перебила, чтоб сказать. Зачем мне зять?
                - «Да ведь военный он. И видно много получает. Посуду ночью бьют, а утром покупают.
                Ты что-то ловко завела об этих упырях.» – Убили девушку-красу, но что с них взять?
                - «Да, откупились – был слушок. – «Мы тоже, Гера – упыри», - сказал мне зять – уж он-то знает.

                - «Ну, Юля! – Вскрикнул собеседник Рели. - И дочь такая ж у неё – подарок от  эстонца».
                - Скорей от Чёрта - живу, я как в Аду. Окончив школу, я от семьи, уйду. Как мой отец,
                Через тюрьму, ушёл от мамы. Подлец, как вы сказали, но он не заслонял  мне солнце,
                Хотя калечил мою ногу. Мог и в тюрьму попасть в те годы. – «Но был доктор молодец?»

                - Скорей волшебник - ходить мне повелел. И я хромала лесом, по дороге. А в школе Арк
                Принёс мне мазь от матери своей, и, не стесняясь, больную мазал ногу. И одевал корзиночку,
                Из прутьев, которую менял мне каждый день, чтоб рану поберечь. И мне вручал подарком,
                Цветок осенний. – «Это ль не любовь к маленькой девочке? А в классе злом пылала Зиночка».

                - Полгода поносить бы Зине на ноге корзинку. Особенно в морозы лютые, как волки.
                Чулок на ногу мне не налезал. Мать наших спутников молилась: - «Бог един!»
                Носок связала тёплый, к нему чулок пошире приплела – было не холодно, но колко.   
                Чесалась рана, заживая. Врач говорил: - «С такою лежат в больнице год и не один».

                - «Да, дева, страданий ты не избежала. Но Юля же, живя в лесу, вас в школу провожала.
                О малышах страдала тоже – вдруг убьют бандиты? Домой вернулась – живы, а вдруг вы убиты?»
                - Так мама говорила, когда мы уезжали из Литвы. Я верила и даже полюбила, спрятав жало.
                Как в Украине вдруг в селе отец меня избил жестоко. Став наравне с литовскими бандитами.

                И мама в гневе после той попойки, где я гоняла «ревизоров», слугу отправила на смерть.
                Хотя в дому была сестра – годов на шесть меня постарше, и отчим Геры, «чахнущий от горя» -
                Жена на пьянки не берет. Зато змеёю падчерица льнёт - за деньги. Надо ж так суметь –
                Пустые вёдра разглядеть. Послать замученную дочь во тьму. Любовников заметила не вскоре.
 
                Что дочь от Чёрта с отчимом близка, узнала лишь в Находке, аж на Востоке дальнем.
                Куда заехали мы вовсе не случайно. Вы знаете, что за попойки и обирание людей в колхозе,
                Грозила маме-моднице тюрьма. В пути семейную служанку она держала «дурой крайней».
                Везла за полбилета Релю, хоть деньги дали ей на взрослый. В пути "ругалася" с извозом.

                Переупрямила тогда проводников и контролёров. Ругались с мамою дня два и приустали…
                Солдат один заметил ей: - «Девчонку в 10 лет везти по детскому билету? А деньги пропивать?
                Нет, чтобы Золушке пальто теперь вернуть, которое вы нагло у неё, в Литве, украли.
                На деньги, что она нашла в лесу, вы порося купили, сдох который». – А вам откуда знать?

                - «Я был в Литве тогда, гонял я там бандитов, чтобы и вы и ваши дети не были убиты.
                Хотя злодеи Релю уважали за сказки Пушкина, которые читала двум литовцам, идя в школу.
                Бандиты слушали, ругались: - «Сидим в лесах, вместо учёбы. Те сказки как волшебные качели,
                Зовут куда-то, чтоб лететь, а тут в лесу и волки и медведь. В опасности наш век недолог».

                - Смотри, как ладно мог Степан сказать. И, думаю, не зря он встал в твою защиту смело!
                Из тех людей он, кому враждебна твоя мать. И я, признаться, тоже, как и Арк – племяш.
                - «Но вы же мамин кавалер – насколько знаю».  – Признаться, к Юлии я подбираюсь неумело.
                Она о дочери любимой всё толкует, а я пытаюсь повернуть её к тебе. И ты мне слово дашь...

                - «Что маму потерплю я года три? Закончу десятилетку, и паспорт, получив, смогу сбежать?»
                - Да с паспортом загвоздка. Дают по окончанью школы. И, если поступаешь ты учиться.
                Но в этом маленьком селе уж вы не проживёте долго. Вас увезёт в село большое Юля-мать.
                Просторней будет там тебе – посадишь садик. Закончит Гера десять классов, и умчится …