Этюды, не ставшие картинами

      ДОМ СКОРБИ…
 Идет дождь беспросветный, нудный. Он прячет голову поглубже в капюшон куртки, проходит через ворота с будкой и шлагбаумом, и ищет у кого бы спросить, куда ему идти дальше. Но аллеи между строениями пусты и только под одним из крылечек стоит женщина: симпатичная, рослая в белом халате и курит.

 Он подходит и спрашивает, где здесь онкодиспансер. Женщина с интересом смотрит на него и свободной от сигареты рукой, указывает на здание за забором и говорит:
- Дом скорби там.
- А отсюда можно туда пройти?
- Можно. Там в углу есть проход. – И она, чуток выйдя из-под крыльца, показывает в какой тот стороне.

  И он идёт туда, находит неприметную дырку в заборе, пролезает и, пройдя между невысоких, хозяйственных строений видит несколько легковых машины, автобус и людей, в скорбном молчании стоящих под зонтами. В напряжённом молчании они чего-то ждут. И тут до него доходит, что, скорее всего, что ждут они гроб и тот появляется, его выталкивают из дверей на железной медицинской каталке на колёсиках, подкатывают к автобусу и грузят.

 «Да, начало не из приятных», - подумал он и продолжил свой путь к зданию, названному мадам «домом скорби» .
 

      ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
 Этот запах она узнала бы из тысячи, так пахла её хозяйка – чем-то терпковатым с кислинкой и борщом, косточки из которого иногда бросала и ей. Помнила она и то, как её били по всякому поводу и без повода.
 
 Она была игривым щенком, но это не всегда нравилось хозяйке, и она била её сначала хворостиной, пока та не описывалась, визжа от боли, а затем уже и палкой, когда она подросла.
 Но хуже всего ей было зимой, приходилось спать в продуваемой ветром будке и есть снег, потому что вода почти сразу же замерзала в алюминиевой, побитой чашке, да и кормили её, можно сказать через день, хозяйка то забывая о ней, а то просто не желая лишний раз выходить на мороз.

 Ну, а через пару лет, когда к ним во двор стали наведываться её сородичи с улицы и обнюхивать, а она не лаяла на них, а наоборот радовалась таким встречам, хозяйка стала обзывать её сукой безродной, а затем и отдала цыганам, проезжающим через их село. А те, привязали её к телеге, да так и водили за собой несколько лет.

 А потом, поколесив по стране, цыгане построили себе дом и привели во двор другую собаку помоложе и красивее, а её стали гнать, но она не хотела уходить и её решили повесить. Но пока выбирали, где это будет удобнее всего сделать, она вырвалась и с куском веревки, так и стала скитаться уже сама по дорогам, чужим дворам и помойкам.

 И вот она уловила этот запах терпкой кислинки и борща и пошла на него и увидела свою бывшую постаревшую хозяйку. Подошла, вильнула хвостом, и та узнала её.

-Найда, ты !? Это ж сколько лет прошло, больше десяти! Значит не зря я назвала тебя Найдой, раз ты снова нашлась и мы встретились. А чего это ты с верёвкой ходишь, сбежала от цыган? Ну, пойдём, я чем-нибудь тебя покормлю. Только жить у меня не получится, разве что во дворе. Я ведь дом в деревне давно продала и купила здесь неподалёку квартирку, вот там сейчас и живу.

 И они пошли, хозяйка впереди, а собака за ней. И, чем дальше они уходили от шумного базара, тем тревожнее становилось в собачьей душе. Она вспомнила, как мочилась и визжала от ударов хворостины, как вертелась и плакала под палкой, как голодала и мёрзла, а поэтому и остановилась в раздумье.

-Ну, чего ты, пошли, - сказала хозяйка и хотела взяться за обрывок верёвки. Но собака, беззвучно оскалившись, вдруг цапнула её за руку, а затем также стремительно и безмолвно укусила и за другую руку, в которой та держала сумку.  Куснула и за икры ног, и старуха тяжело рухнула на бетон у одного из гаражей, крича и визжа от боли и страха.
 
 Ну, а когда оскаленная собачья пасть появилась перед лицом хозяйки, то та обмочилась, и уловив этот запах, собака успокоилась, перестала скалиться, пару раз лизнула кровь на её руках, о чём давно мечтала, и ушла…

       ХОЛОСТОЙ, НЕ ЖЕНАТЫЙ, ТОГДА В АНАПУ...
- Так, значит к нам направили, ну и куда тебя определить? В нашей танковой дивизии три полка: один стоит в Новороссийске, другой в Анапе, ну и один в Славянске – на- Кубани. Так куда желаешь, пока ещё есть выбор?

- Честно сказать мне всё равно.
- Холостой, женатый?
- Холостой.
- Ну, тогда в Анапу, там хоть нае….ёшься, - сказал кадровик - капитан и загоготал довольный собой.

 А затем Анапа, офицерская общага – проходной двор, где у него с первой же получки стырили часть денег, что не успел ещё потратить и пришлось занимать, чтобы дожить до следующей получки. Периодически стали исчезать и чистые рубашки, а вместо них на вешалке появились грязные и он ушел с товарищем по службе к бабке на квартиру недалеко от части.

 Что касается службы, то танковый полк оказался кадрированный, а это значит укомплектованный техникой  и офицерами, но вот экипажи состояли лишь из командиров и механиков. Ну, а в случае чего, то они доукомплектовывались из призыва.

 Техника была на консервации, поэтому основное, чем занимались офицеры - это: проведение занятий, дежурства в карауле и на КПП, ну и патрульными по городу. Так что два - три раза в неделю, между дежурствами и занятиями, можно было сходить и на  море, повалять на пляже.

 А ещё поход на море дополнялся и "причащениями" у бочек с вином, расставленными по все городу, где за двадцать копеек вам наливали стакан прохладного вина. Ну, а вечерами променад по набережной, посещение ресторанов, кафе, шашлычных и танцевальных площадок пансионатов и санаториев.
 
  Потом наступила зима и Анапа опустела, а из развлечений остались бильярдная, да чешское пиво в бутылках и на розлив, чего раньше видеть не приходилось, ну и танцы в ДК и некоторых санаториях, работавших и зимой.

 А ещё, коллега, незнакомый с розжигом плиты, в его отсутствие насовал в неё дров, плеснул бензину и кинул спичку. Разумеется там рвануло и печку  разворотило, раскидав кирпичи. А коллега, по-тихому, до его прихода слинял на дежурство. Благо глина у бабки нашлась и ему пришлось складывать печку заново, так что к вечеру хоть согрелся, да и суп сварил.
 
 А в один из пасмурных  дней, когда хорошо  штормило он пошёл в порт. Прогулочный кораблик набрал желающих острых ощущений и вышел в море, а он стоял на носу и тот взлетал на волнах на метра два - три, а затем проваливался в пустоту и эта качка вызывала в нём такой восторг, что словами и не передать и подумалось: "Может надо было пойти в моряки?"


     …ТАК ДЕНЕГ ИЛИ В МОРДУ!?
 -Знаешь, ты не умеешь просить. Ты просишь так, как будто я тебе должен: никакого уважения и никакого унижения ни в голосе, ни в поведении, да ещё и после того, что ты мне рассказал.

-А что я тебе рассказал?
- Ну не сегодня, раньше, как поставил мою жену на четвереньки и поимел.
- Ты добавляй бывшую жену, или забыл, что развелся с нею ещё три года назад.
- А это не имеет значения, мне всё равно было неприятно это слышать.

- Разумеется я понимал, что это будет тебе неприятно слышать, поэтому и рассказал. А если честно, то я исполнил своё давнее желание, как ты говоришь поиметь её, и чтобы ты об этом узнал.

- И чем же это я тебе так насолил?
- Ты, наверно, уже и забыл, как однажды, пришёл ко мне с ребятами и звал в очередной поход в пивбар. А мы с женой куда-то собирались, и я отказался, а ты, выходя, ляпнул, что я прилип к своей Наташке, как банный лист к жопе. Меня это почему-то задело и подумалось: «А не поставить ли твою к верху жопой».

 Но тогда вы были ещё женаты, ну, а когда развелись и она удрала аж в Норвегию, а потом появилась, вот тогда всё вспомнилось и срослось. Ну и не выдержал, сказал, надо же было всё это довести до логического конца.
- И думал, что после этого я тебе ещё и денег дам? Сам бы ты как поступил на моём месте?
-  Не знаю, может в морду дал, а может и денег одолжил. А хочешь, стишок подарю в утешение, сам сочинил.

Без меня, меня женили,
Обкурили, охмурили.
Показали стыд и срам и сказали я вам дам.
Дали спереди и сзади, как хотели отымали.
Дали сливку на дорогу и сказали: "Всё. Пока!"
Ну, как стишок!?
 -Да пошёл ты...