Вольные люди. Глава 1. Барские причуды

Время действия - 1858 год.

Утро выдалось студёным. Яркий свет солнца разбивался на замерзших сугробах, сверкал алмазными россыпями. Мороз выжимал из воздуха влагу, и с белёсого неба сыпался мелкий куржак.

Василиса поставила вёдра на дорожку. Присев, она зачерпнула горсть колючего снега и поднесла к лицу. Ледяные крупинки, только что гордо блиставшие разноцветными гранями, вдруг начали таять, тускнеть и превращаться в самую обычную воду.

«Велик Господь! – думала девушка, глядя на образующуюся в ладони лужицу. – Как возможно такое чудо? Только что сверкал на солнышке не хуже господского хрусталя, а теперь вот она – обычная вода. Растаял снег-то. А почему? Отчего такое? Тайна... Заморозь эту воду – получится обычная ледышка, и никаких алмазов в ней не будет. Значит, только Божьим соизволением сотворены они?»

Василиса подняла голову, прищурившись посмотрела на солнце. Возле ослепляющего диска виднелись светлые пятна.

«Солнышко с ушами. К морозу, знать. И отчего вчера оно чистым было, а сегодня нет? И снег вчера обычным казался, а сегодня сверкает. Что сделалось с ним? Чудо, да и только!»

- Ваааська!!! Васька! Ты где делась? – поплыл над улицей голос Матрёны. – От корова безрогая! Не дождаться её! Да где же она? Ваааська!

Василиса стряхнула с покрасневшей от холода ладошки остатки растаявшего снега, подцепила коромыслом вёдра, легко вскинула ношу на плечо и быстрым шагом направилась к дому.

Вот уже пять лет минуло, как ушла в мир иной родная матушка, оставив на руках у мужа троих детей – Василису, пятилетнюю Марью и новорождённого сына Фёдора.

Марьюшку через год унёсла болезнь. Горела девчонка, звала кого-то в беспамятстве. А потом отошла тихо, с блаженной улыбкой на губах. Бабки крестились, говорили, что матушка забрала любимую дочку к себе, да только было родным от этого не легче.

Маленький Федюнька тоже сильно хворал тогда. Однако выжил. Правда, слабеньким стал, словно полупрозрачным. К тому времени привёл Матвей в дом новую жену – неулыбчивую, работящую вдову Матрёну. Муж её замёрз однажды, возвращаясь домой из города. Посылал его барин в тот раз по какому-то срочному делу. Поручение мужик выполнил и торопился отчитаться об этом перед управляющим Кириллой Петровичем. Наверное, только это заставило его двинуться в путь на ночь глядя, не обращая внимания на надвигающуюся метель. Замёрз... Оставил бедовать любимую жену да двоих детей. После того и перестала Матрёна улыбаться.

Нет, к детям нового мужа она по деревенским меркам относилась не так уж и плохо. Накормлены были они, одеты ничуть не хуже родных. Только и тепла от неё никакого не было.

Да разве ждут ласки от мачехи? За косы не дерёт, кочергой не охаживает – и то счастье. Сиротская доля – она, известное дело, такая. Только тошно иной раз становилось Василисе. Что ни сделает девчонка – всё не так, всё неправильно. Постирает ли – слышит в ответ насмешку «видели рубахи воду, и ладно». Начнет у печи возиться – «не руки у тебя, а птичьи лапки». В поле или огород выйдут – «да разве же добрые люди так делают?». А то и вовсе припечатает: «Эх, и растяпа ты, Васька! Будет тебе муж морду в кровь разбивать, попомнишь слова мои!»

Только и оставалось Васеньке, как пойти к старой бабушке поплакаться. Она, бабушка, хорошая, добрая была. Только помочь ничем не могла. Разве что прижать к себе внучку, да по головушке погладить. Словами утешить.

- А ты потерпи, потерпи, золотко. Бог терпел, и нам велел. Со смирением принимай обиды. Как ты ей простишь, так и тебе Господь простит. Замуж выйдешь – уж не властна она будет над тобой.

- Ох, бабинька... Уж не знаю, суждено ли мне под венец-то идти или нет, только свекровкиных наук я от неё уже вдосталь нахлебалась! – плакала Вася.

- А что же не суждено-то? Будет у тебя муж, будет. Знаю, счастливая у тебя судьба. А про свекровкины науки – это ты брось. Не знаешь ты по молодости своей, сколько горя на долю бабскую выпадает. Уж не гневи Бога, не ропщи.

Правда, сама однажды попыталась с Матрёной поговорить. Только в ответ неласковое услышала. Дочка, мол, твоя детей своих набаловала, а ей, Матрёне, расхлёбывать теперь. И если ты, ведьма старая, жалеешь девку, то можешь забрать её к себе на полное обеспечение.

Бабиньке взять Василису некуда было. Потому и замолчала, спорить не стала. А то ведь как бы и вовсе дела не напортить!

- Всё школишь девку? Всё лаешься? – как-то с насмешкой в голосе спросила Матрёну одна из соседок.

- А кто же её школить будет кроме меня? Уж не ты ли? – грозно подняла бровь та. – Я ей вместо матери, на мне и забота.

- А свою Аринку что же?

- Моя с детства приучена ко всему, нет нужды ей внушения делать.

- А ну как и ты вслед за первой женой отправишься? Не придётся ли твоим детям при чужой тётке сиротствовать? – прищурилась соседка.

- На всё воля Божья! – отрезала Матрёна и, поджав губы, отошла от досужей бабёнки.

Мягче от тех разговоров она не стала, и Василисе доставалось от неё по-прежнему.

Вот и теперь – стоял у девчонки в ушах её крик, торопил, подгонял.

- Ну, насилу дождалась тебя. Не в соседнюю ли деревню за водой ходила? – подбоченилась Матрёна, когда Василиса вошла в избу.

- Тут я! – Вася поставила вёдра на лавку.

- Тууут... Сто раз подохнуть можно было, пока ты где-то шастала. Небось, ребятам у колодца глазки строила? Смотри мне, Васька, не дай Бог чего...

- Чего ребятам у колодца-то делать? – вздохнула Василиса.

- Ооо... Так вот оно что! Жалеешь, что никого не было? Ох, и распутная же ты девка! Ой, беда мне с тобой... – Матрёна толкнула люльку, успокаивая запищавшего младенца.

Василиса молчала.

- Одевайся, в господский дом идти тебе надо. От Кириллы Петровича посыльный был.

- В господский дом? Что мне там делать-то?

- К рождеству барин гостей важных ждёт. С самого Петербурху. Надо всё приготовить – помыть, почистить люстры, зеркала. Вот и велено девкам да молодым бабёнкам собраться.

- Помыть так помыть... – сказала Василиса и направилась к выходу.

- Стой, дура! – закричала Матрёна. – Оденься в чистое. В господский дом идёшь, не в хлев!

- Так всё равно грязную работу делать придётся! А одёжа на мне как раз подходяща, – удивленно посмотрела на мачеху девушка.

- Ой, дура ты дура! – всплеснула руками Матрёна. – Нет бы показать себя с самой лучшей стороны, опрятность свою да расторопность! Глядишь, и оставил бы Кирилла Петрович тебя в доме! Чай, с подносом ходить – не в поле спину гнуть!

Василиса вздохнула, открыла сундук...

Матрёна оказалась права. Девицы да молодайки явились на работу, словно на смотрины, в нарядных сарафанах, с бусами да ожерельями на открытых шеях. Усердно натирали они огромные зеркала в золочёных рамах, драили бронзовые подсвечники и жирандоли.

- Васька, иди, люстру почистить надобно в парадной зале! – позвала Василису старая ключница Прасковья.

Девушка прошла следом за старухой в просторное помещение, где когда-то, ещё в пору молодости родителей старого барина, устраивали приёмы и давали балы для окрестных помещиков. Те весёлые времена давно миновали. Хозяева жили в Петербурге, не появляясь в своём поместье годами, возвращаясь только затем, чтобы упокоиться в семейном склепе. Но два года назад нынешний барин Николай Александрович, состарившийся и овдовевший, обосновался в отцовском доме, по-видимому, надолго и прочно.

- Ой, это как же такую зажигают? – удивилась Василиса, глядя на красивую хрустальную люстру под самым потолком.

- А в соседней комнате ручка есть. Повертишь её – и люстра опускается. Можно и почистить, и свечки свежие воткнуть, - объясняла Прасковья. – Только видишь ты, какое дело: сколь лет-то ручкой той не пользовались, пока хозяев не было. Видать, механизм-то ржа поела, не работает он таперя. До половины спустили вниз, а дальше – ни тпру ни ну! Мастера вызывать – долго дело будет делаться. А люстру непременно надо к рожжеству приготовить. Важные гости приедут, надо бы не ударить в грязь лицом.

- Так как же её достать-то? – Василиса растерянно смотрела вверх.

- А вот сейчас принесут тебе лестницу, которой в саду яблоки с верхних веток достают. На неё и залезешь. Ничего, ты лёгкая, тебе не тяжко будет. Сколь лет-то тебе, девонька?

- Пятнадцатый пошёл.

- Невеста! – засмеялась Прасковья. – Что, дружка-то милого завела ужо?

Покраснела Василиса, засмущалась.

- Да ты чего зарделась-то? Ишь, невиданное дело! Все девки бабами стают. Иль в монахини собралась? Так ить барин не позволит, - подзадоривала Прасковья. – Вон какая ты выросла! Вроде и не толстенька, а всё на месте, поглядеть приятно.

Вошёл со стремянкой работник, принялся устанавливать её под люстрой.

- Ну ладно, будет тары-бары разводить! – вдруг посерьёзнела Прасковья. – Ты Степан, поди поболе воды натаскай бабам, уже всю исхлюстали. А ты, Василиса Матвевна, полезай на лесенку и хорошенько каждый подсвечник прочисти, каждую подвесочку промой, чтоб сверкало! Постараешься – потом сама довольна будешь.

Василиса, с опаской пробуя лестницу, полезла вверх. Старинная люстра с бронзовыми канделябрами и хрустальными подвесками была покрыта густым слоем пыли.

- Эге! Давно, видать, не зажигали красоту этаку! – пробормотала девушка и принялась за дело.

Увлеклась Василиса работой, а мысли всё о чудесах Господних. Вот хрусталь – как будто то же стекло, да не то. Отчего сверкает оно так волшебно? Откуда берутся в нём эти цветные звёздочки? И почему одна и та же капелька может отсветить то синим светом, то красным, то огненно-рыжим?

И вдруг словно змея по ноге поползла... Охнула девчонка, вздрогнула, тряпку из рук выронила:

- Ой, матушка...

Глянула вниз, а там барин, Николай Александрович, стоит, нехорошо так улыбается. Подол ей приподнял, ноги разглядывает, да всё норовит повыше заглянуть, туда, где срам самый.

- Ой, барин, что же это... – растерялась Василиса, принялась подол из рук его тянуть, наготу свою прикрывать.

Отпустил помещик юбку, улыбнулся чему-то своему, вышел молча из комнаты. А у Василисы на душе кошки скребут. Что это задумал он?

Из помещичьего дома уходили затемно, унося в карманах гостинцы – горсть изюма для ребятишек да несколько крупных черносливин. Не поскупилась Прасковья, всех работниц одарила.

Рядом с Василисой шла Марья, молодая соседская невестка. Осмелилась Вася да рассказала тихонько про причуду барскую.

- Что делать-то мне, Марьюшка? А?

- А что делать... – хмыкнула та. – То и делать, что скажет. На то он и барин. Глаз на тебя положил. Вот попомни моё слово – позовут тебя скоро постелю ему стелить.

- Как? – охнула Василиса, а у самой противно сжалось где-то внизу живота.

- А ты чего напужалась-то? Понрависся ему – глядишь, и заменит тобой Ксюху. А может, и по очереди будете... постелю ему оправлять, - заржала Марья. – Да ты не боись, не боись. Он же старый уже.

- Так ежели старый, то зачем?..

- Думаешь, старому ласки девичьей не хочется? – и Марья, наклонившись к самому уху Василисы, взялась шёпотом рассказывать подробности ночных забав старого помещика.

- Да ты откуль это знаешь-то?!

- Сорока на хвосте приносила! – засмеялась Марья.

Василису затошнило от отвращения и ужаса. Никогда, никогда не станет она этого делать! Уж лучше в омут, чем так...

- Ну и дурочка, - сказала Марья. – Зато семью свою обеспечила бы. Вон у Ксюхи и браты на чистой работе, и родители. А когда по весне хлеб кончается – им завсегда из барских амбаров муки отсыпают.

- Кабы он им волю дал, поняла бы. А так... как есть мы крепостные, так и будем вовек.

- Ишь ты... волю... Дорого оценила себя... Смотри, супротив барина пойдешь – и тебя, и семью твою барин со света сживёт.

- А я и за волю терпеть этого не стану! – сквозь зубы процедила Василиса. – Сама себе волю достану. Чай, на том свете барин не властен над нами. К матушке подамся.

- Э...э... Ты чего надумала-то? Ты не вздумай сделать что! – построжала Марья. – Только душу свою навек погубишь. Да ещё и в пост такие разговоры ведёшь!

Промолчала Василиса, ничего не ответила. А у самой в голове мысли крутятся – что делать, где защиты искать? У Матрёны? Та только рада будет, когда узнает. У отца? Даже и думать нечего. Не пойдёт он против барина. У старой бабушки? Васёна зажмурилась. А вдруг и бабинька не посочувствует ей? Вдруг и она предаст внучку свою? Нет, не надо говорить ей. Иначе не останется на земле человека, которому верить можно.

К кому же кинуться, у кого помощи просить? Нешто у Ксюхи? Не нужна же ей соперница! А если нужна? Ежели любовь эта стариковская ей совсем ни к чему, и она только и ждёт, чтобы кто-то заменил её?

«Да что зря воду в ступе толочь! Если и впрямь принуждать начнут, то кинусь Ксюше в ноги. Не поможет – в прорубь, и дело с концом!» - решила Василиса.