Воспоминания праправнука героя, спалившего Москву

  Муром, лето, 1996 год, Юрий Владимирович Агафонов, приехал навестить двоюродного брата своего отца Леонида Георгиевича Агафонова (1920-2003), хлебосольный стол, звон вилок, ножей, посуды и неспешная речь хранителя древа рода Вотяковых-Агафоновых. У него низкий грудной голос, как у Качалова, совершенно естественный, неиспорченный специальными занятиями. Разговор свободный, собеседники комментируют сказанное, иногда вмешивается жена, умело корректируя сомнительные высказывания. Короче говоря, место действия Россия – русское застолье в Муроме, на излете ХХ века.
   Участники:  Ю – Юрий Владимирович Агафонов, Л – Леонид Георгиевич Агафонов, Ж – жена Леонида Георгиевича Агафонова, М – мужской голос, ? – персонажи, которые не удалось идентифицировать. Воспоминания состоят из двух частей: первая часть – одна сторона кассеты, вторя часть – другая. Часть первая.

  Л  У меня есть это, как оно, древо
  ?  Ну древо так древо, этакое есть и у нас.
  Л  Ну так вот, по этой путь я могу вполне… Давай, ищи, ну ты быстрее, найди!
  ?  А где оно лежит?
  Л  Наше прошлое затерялось…
  Ж  Это в вашем саду дерево растет?
  Ю  Можно сказать, да!
  Ж  У нас такое не растет…
  ?  Вот оно, древо!
  Л  Ну, у-у-у, у-у-у.
  Ж  Держи!
  Л  Ну вот, Петр Вотяк, отсюда и Агафон Вотяков, Александры, Тимофей, Георгий. Ну, я должен вас сказать, весьма, весьма, так сказать, серьезных он в этом, как его, вот это как его, тайком приходил Кирилл Агафонов.
Наша, так сказать, эта родословная идет от Рюрика. Я много об этом слышал от Петра слышал, от Василия слышал и еще отец немножечко тоже завернул это дело, что наши предки были столбовые дворяне. Происхождением от Рюрика. Всегда они были при царе, вельможах, советниках и все прочее.  Даже это, Ивана Грозного пережили, и когда после этого Федора -- сына Ивана Грозного, который отказался от престола и пошел в монастырь и встал вопрос: кого же поставить царем – Романова, Нарышниковых или же этого Бориса Годунова? В этой то своре выяснилось противоречие между бояр, но, так сказать, одни бояры не хотели Нарышниковых и Романовых, хотели Бориса Годунова. Так вот, наши пращуры, значит, присоединились к этому или возглавили, неизвестно, как это дело было. Известно то, что Борис Годунов долго не правил, не царствовал, Шуйский тоже, этот Дмитрий, Лжедмитрий тоже и когда пришел к кресту, к престолу Романов Алексей Михайлович, то он прижился у Бориса Годунова.
  Ж  Первый был Михаил!
  Л  Потом Алексей Михайлович?
  Ж  Второй – Алексей!
  Л  Может быть, но то ж Михаил?
  Ж  Михаил!
  Л  Он, значит, ими вот так вот расправился. Наши пращуры попали (один единственный раз в жизни и я видел вот средневековую карту России, где написано было севернее Перми область «Вотяки»). Ну, так сказать, я этого то дела то не знал, но я хорошо помню, что там написана была «Вотяки» и вот, значит, наших туда послали.
   Значит уже в тысячасемисотые годы сто лет, тысячаше э-э да, сто лет прошло уже три поколения прошло. И еще, когда Екатерина вторая прощала всех, как Хрущев, наказанных Романовыми, она прощала и, значит, начала прощать этого, всех наказанных Романовыми. Они тоже написали проще прошение, но подписались «Вотяки» – скрывали свою фамилию. Пряча. И вот, значит, э-э она, значит им простила, дворянское звание вернула, и, значит, дала землю, вот это вот около Чистополя, где Вотяковка, эту вот землю. Эта грамота хранилась в Казанском соборе.
  Ж  Где, в Москве?
  Л  В Казани! В Казанском соборе, в Казани. Этот собор в одиннадцатом в двенадцатом году сгорел тысяча девятьсот одиннадцатого, двенадцатого года. И папа все, я слышал несколько раз, он все удручался: «Вот наши грамоты дарственные, дарственная грамота сгорела». Ну, значит сгорела, сгорела. Ну, так сказать, подтверждающая наше, так сказать, дворянство и данную землю.
Все наши, которые, вот кто вышел подписываться под Вотяками, было два брата – это вот Вотяк Петр и еще один, он такой, так сказать, был, как рассказывают, воинственный. Еще папа мне рассказывал, когда мы жили на старом Пальмире, там вот показывал. Ну я видел там ямы, там щебень, кирпичный щебень и все прочее. Вот когда мы там жили, то там я видел в сарае кольчуги. Вот этот, вот второй брат был не женат и он был, значит, этот, как его, более воинственно настроен.
И вот он пошел в суворовскую армию и выслужился до полковника, до чудо богатырей, да, и где-то, в каких-то походах там и голову сложил! Ну, сотский полковник был, в те времена сотсткий – сто человек под командованием у него было. А этот вот Петр то, он, значит, это, так сказать, семьей обзавелся. Дворянин – неграмотный, сам землю обрабатывал и все прочее. А на фиг Екатерине то, ничего не дала им, землю дал, дворянство, звание дворянское вернула, а рабов то не дала, крестьян то не дал. Они сами обработал обрабатывали.
   Когда разразилась первая отечественная война, у него два сына было – Агафон и Александр. У Агафона – семья, у Александра – холостой. Агафон – неграмотный. Александр – грамотей, три класса сельской школы окончил. Он говорит: «Александр, поезжай-ка в это земство-то да скажи, чтобы Агафона то семье оставил при семье, а тебя бы в армию взяли». Агафон, Александр поехал и сказал: «Вот, барин сказал, чтобы Агафона взяли, а меня как молодого б оставили. Агафон то шуть и угнали, в армию взяли, а Александр остался. А когда в армию то Агафон пришел, то ему говорят: (он же дворянин), как его, как его, Кутузовской армии. Когда начал Кутузов отступать от Смоленска, создал он это диверсионную группу из тысячи дворянско, тысячи человек дворянского ополчения. Агафон то туда попал.
Ну вот, диверсионный то род действия то – Москву сжигать, да поджигать, да взрывать и все прочее. Москву 12 октября, как Василий говорит, взяли, а Агафона 18 на Красной площади расстреляли за диверсионные работы. Ну, неграмотный, как вот Никанор, не верткий ничего, он неграмотный был. И сказал: «Вот, я ухожу, ни письма я вам не пришлю, ничего, как хотите, так и живите».
И вот, когда я с Василием на эту тему разговаривал, он говорит: «Вот, в Москве собор есть, где на мраморных досках написаны фамилии погибших из этого из дворянского ополчения в Москве, в 1812 году». Когда я в пятьдесят восьмом году был в Москве, целый месяц там сам находился. Ну и вот, в Кремле ходил поэтому – Успенский, Рождественский собор, там то, другое.
  М  Это храм Христа Спасителя!
  Ю  Это храм Христа Спасителя, его взорвали.
  Л  Ну, я, вот, я спрашивал: «Вот какое такое дело – там на мраморных досках написаны имена дворянские, погибшего дворянского ополчения, людей где-то дворянского ополчения?» – «Был такой собор, – мне один говорит, – его нет сейчас». Вот. Ну оттуда наши, вот весь визиотаж Александра.
  Ж  Это от этого, который погиб?
  М  Нет, который остался, который ученый.
  Ж  Отец, отец, который остался. Да, да. А почему фамилия то тогда
  Л  У Агафона Александр сын был и еще дядя Александр. Они так бедно жили. Мать и сын Агафона. Агафона это жена и сын до того бедные жили. Даже у них соли не было посыпать эту, картошку, чтобы поесть соленую картошку – до того они бедно жили. Тоже разные версии, разные версии, какие они праведные не могу вам подтвердить. Один одно говорит, другой другое говорит.
Так вот, эта вот Любаша, жена Агафона, была она дочь купца Чистопольского Масленникова. Ну, когда это, он же дворянин был, когда, значит, Агафон не вернулся с войны, а Александр, сын Агафона, рос, то будто бы (Змеево там видели? В Чистополе были? Там село такое длинное тянется Змеево, там змеевская боярыня жила, вдова, ну, богатая – большое село, земли много, богатая была), так вот, этт вот дядя Масленников Александра, он тоже купечеством занимался приезжал к ней и говорит: «Матушка, боярыня! Ну, что, – грит, – за меру целую деньгу? Полденьги возьмите. Я ведь вон щас сироту кормлю. Ну вот сделайте, пожалуйста, такую любезность, скости на полденьгу за меру».  Ну, она богатая: «Ну ладно, раз ты сироту, сына Агафона кормишь, так э скощу». Ну он на этом, конечно, наживался, хорошо. А кормить то – комбинацию из трех пальцев показывал и кормяшка этого племянника.