Бомжиха с геранью

Страшась растянуться на замерзших лужах, мать третьеклассника Лешки внимательно выбирала для перемещения шероховатые асфальтовые проплешины. Стертые подошвы старых сапог предательски скользили, угрожая приземлить их обладательницу на обледеневший тротуар. До подъезда оставались считанные шаги, когда за спиной раздался вкрадчивый голос:

«Татьяна Николаевна, добрый вечер! Давно  хотела познакомиться с мамой нашего самородка. По праву завуча музыкальной школы, я обязана узнать, когда же вы оплатите занятия своего сына. Прошло полгода после зачисления Алексея, а деньги за обучение до сих пор не поступили. Вы уж постарайтесь, дорогая, ведь от этого зависит наша зарплата».

Оторопев от слов моложавой дамы в кокетливом берете, Татьяна поднялась по щербатым ступеням к дверям квартиры. Выложив на кухонный стол хлеб и пельмени, Татьяна подошла к сыну.

«Леш, о какой-такой оплате за музыку мне сейчас сообщила чужая женщина у подъезда?».

Вопрос повис в воздухе, но по вспыхнувшим ушам сына пришлось поверить словам незнакомки. Помолчав пару минут, Лешка сознался, что осенью он действительно поступил в музыкальную школу. Правда, опасаясь скандала из-за постоянной нехватки денег, он оттягивал разговор с матерью.

«Мам, может, займем у кого-нибудь. Жалко уходить из школы…, там интересно, да и новогодняя программа уже готова. Ты же придешь на концерт, мам? А за долг не переживай, я помогу. Буду банки собирать, бутылки, и все-все, до копеечки буду отдавать тебе. Рассчитаемся».

Пока Татьяна приходила в себя от новостей, десятилетний  музыкант извлек из нижнего ящика стола продолговатую дудку и поднес ее к губам. Волшебный звук заворожил уставшую мать, забывшую о тающих пельменях. Трогательный присвист странного инструмента невольно перенес ее в детство. В ту далекую пору, когда в сладкий утренний сон вплетались дрожащие звуки пастушьего рожка, хлесткие удары кнута, протяжный рев неторопливой скотины и шарканье сковороды по плите подтопка. Когда изба наполнялась аппетитным духом оладий, а солнечные лучи разливали позолоту по широким половицам избы, просыпался очередной день. По-летнему, звонкий и яркий, суливший множество чудес.

Правда, чудеса закончились в один миг. От огненной молнии, разорвавшей грозовое небо на лоскуты, вспыхнуло соседское подворье. Шальной ветер разметал языки ненасытного огня по селу, зацепив родительский дом и сарай. Прибежавшая с огорода мать, подхватила на руки полусонную дочь, вытащила ее на задворки и ринулась в горящий хлев. Туда, где ревела привязанная тельная корова, истошно голосил петух, визжал обезумевший от ужаса боров.
 
Перепуганная Танюшка издали увидела отца, бросившегося в сарай на помощь матери, но рухнувшая наземь пылающая крыша заглушила все живые звуки. Родительский дом тоже не устоял. От него остались закопченные стены, да почерневшая печная труба. Привычный жизненный уклад малышки сменился на казарменный режим детского приюта, последующее обучение в ПТУ при ткацкой фабрике и уход за сыном, рожденном в коротком браке.

Вдоволь намыкавшись по фабричным общежитиям с младенцем, Татьяна получила отдельное жилье. В нем она перестала ощущать себя горящей свечой на ветру, а веселые обои в цветочек и пылающая герань на подоконниках напоминали скромное убранство родительского дома. Отныне, непритязательное счастье молодой ткачихи сводилось к тому, чтобы единственный сын никогда не познал лишений, нужды и горького сиротства.

- « -
Пока Татьяна кромсала ножом раскисшее в тепле пельменное месиво, в душе продолжала ворожить волшебная флейта. Эти порхающие звуки манили в сказочный мир. Туда, где важно пыжилась неувядающая сирень, где радужное семицветье венчало землю с небесами, где острокрылые стрижи соревновались в скоростном пилотаже, зазывая долгожданные дожди. Укладываясь спать, Татьяна решила подрядиться мыть подъезд дома и погасить музыкальный долг.

- « -
На новогодний концерт Татьяна явилась с букетиком домашней герани. Когда юные флейтисты разогрели публику святочным весельем, на сцену вышел Лешка. Он изящным движением руки отбросил сползшие на лоб пряди волос, замер на миг и мягко коснулся клавиш пианино.

Татьяна напряглась и невольно подалась вперед. Ее обостренный слух жадно впитывал волшебную палитру музыкальных фраз. В трепетных звуках, льющихся со сцены, мать улавливала визг санных полозьев по накатанному насту, заливистый хор бубенцов под дугой, разудалый перебор отцовской трехрядки.

Когда отзвенели концертные композиции, на крышке пианино выросла гора букетов. Рядом с цветочным магазинным изобилием алели скромные соцветия герани, перехваченные атласной ленточкой. Это была материнская благодарность учителям за увлекательное путешествие в волшебный мир музыки, за освежающий глоток забытой деревенской жизни, за надежду в добрые перемены.

К окончанию музыкальной школы, Татьяна стала невольной заложницей Лешкиного таланта, его прислугой, его золотой рыбкой. Благодаря трем работам, в маленькой однушке появились подержанное пианино, аккордеон, гитара. С утра до вечера из окон квартиры сочились звуки классической музыки, волнующих переливов, душевных романсов. Чтобы не мешать занятиям сына, Татьяна переместилась на кухню. Там она не только готовила еду, но и отдыхала на старом матрасе, расстеленном на полу.

- « -
Новоиспеченные выпускники музыкальной школы отмечали получение аттестатов в местном ресторане, куда силой затащили и Лешку. Непривычный к алкоголю самородок, осоловел от первой же рюмки. Хмель погасил его стеснение, открыв друзьям иного Лешку. Речистого, раскованного, вдохновенно читающего на память «Незнакомку» Блока и «Анну Снегину». Увидев на эстраде пианино, Лешка оборвал на полуслове  есенинскую поэму, резко встал и подошел к любимому инструменту.

Через мгновение ресторанный зал наполнился божественной мелодией Фрэнсиса Лея. Бессмертная «История любви» обняла парящими звуками изумленный зал, заворожила его вдохновенным исполнением и наполнила души присутствующих чарующей томностью чуда. В тот же вечер Лешка получил от хозяина заведения задаток, дав согласие стать тапером ресторана.
 
Эта работа превратила Лешку в любимчика дамской публики. Юное дарование пленяло женское сословие умением выжать слезу  виртуозной игрой, роскошной шевелюрой до плеч, демонической внешностью нервного героя. Мужскую половину ресторанных гостей приятно удивляло душевное исполнение шансона, востребованного в лихую годину перестройки. 

Не успел  парень опомниться, как его закружила-заарканила сытая ресторанная жизнь. Шальным рублем, запретным дурманом, ложной значимостью и случайными знакомыми, превратившими прежний Татьянин рай в проходной двор. Там бесстыдно бродили полуодетые девицы, не смолкал звон стаканов, витали странные удушливые ароматы. Там  угасал гений Лешки-самородка подобно обмелевшей реке, лишенной притоков. 

Обесцветились день с ночью. Смешался сон с зыбкой явью. Под нытье зимней вьюги, весенний шелест белоствольных берез и рыдание осеннего дождя, Лешка улетал легкокрылой птицей в страну колдовских грез. В том ярком мире не было пресыщенной публики и опостылевших материнских слез. Там был восторг и упоение. Там был полет по бесконечному млечному пути. Там были неземное наслаждение и блаженная невесомость.
 
- « - 
Однажды, в дремотное забытье самородка проникли музыкальные отголоски. Они будоражали сознание навязчивым звоном лесной мошкары, плачущим стоном чаек, возмущенным шипением морской пены. Эти неуловимые штрихи постепенно приобретали объемное полнозвучие. Серебристый голос флейты томно сочетался с басами бархатно-чувственного органа, перезвоном задумчивой гитары, свободным полетом аккордеонных фантазий. Возникший напев дразнил, удивлял, увлекал в забытый мир гармонии и покоя. Тщетные попытки вспомнить автора этих трепетных ритмов окончательно выдернули Лешку из вязкого забвения. Услужливая память методично перебрала яркие, знакомые  композиции, но мелодия, прилипшая цепкой паутиной к измученным мозгам, не походила ни на одну из них. Внезапное прозрение отрезвило и подтолкнуло заколотившееся сердце к глотке. Участилось дыхание. По телу пробежала дрожь. Соленая испарина сползла со лба и обожгла веки, заставив вскочить с постели и умыться. Когда непослушные Лешкины пальцы озвучили на клавишах старого инструмента явившуюся во сне мелодию, он, еще не веря в случившееся, прошептал:

- Мама, иди сюда… Я, кажется, написал музыку…

Ответа не последовало. Кухня оказалась пустой. Исчез и старый матрас с разводами. И только сейчас, Лешка вспомнил, как он вытолкал мать из квартиры под одобрительный хохот новых друзей, как швырнул ей вслед ненавистный матрас, изношенные сапоги и нехитрый всесезонный гардероб. В памяти мелькнуло родное, заплаканное лицо и рассыпанная женская одежда по лестничной клетке. Горькие мысли перехватили дыхание и стали душить парня:

- Господи! Что же я наделал? Ведь ей и пойти–то было некуда. Фабрика разорилась, общежитие снесли, подруг так и не завела. Где  мать, что с ней? –
 
- « -
Не пропала Татьяна, не сгинула. Груженая нелепой кладью, она выбрела на окраину поселка. Там, рядом с трубами теплоцентрали дымил костер в окружении бездомного люда и собачьей своры. Услышав тихое приветствие нечаянной гостьи, хвостатая команда не оскалила клыки, не взъерошила загривки, не зарычала. Уловило чуткое собачье семейство душевную боль обездоленной прихожанки, обреченно пристроившей поодаль свой матрас. При виде закопченной плошки с горячим варевом, оказавшейся на уровне глаз, задрожал Татьянин подбородок, скривились губы, едкие слезы проложили дорожки по впалым щекам. Приняв угощение, глянула Татьяна вверх. Седой мужчина в потрепанном пальто, галантно представился, назвавшись Николаем Ивановичем. Смутилась непривычная к вниманию Татьяна, невнятно пробормотав свое имя. Когда бесхитростный ужин закончился, мерцающие звезды осеннего неба и отверженное племя услышали исповедь новой жилички. Ее история не удивила бездомную компанию. Каждый из присутствующих всласть  насытился жестокостью близких, их безразличием, лиходейством бывших друзей.

Проснулась Татьяна от возни разномастной хвостатой своры, ответственно согревавшей новую жиличку всю ночь. Дух поджаренного хлеба аппетитно перекрывал утреннюю терпкость рябиновых разливов, а щебет вольных птах тешил слух. Казалось, неведомая сила перенесла Татьяну в родную деревню, а дым костра напомнил мамины хлопоты у печки и соблазнительный аромат домашнего печева.
Здесь, в окружении таких же изгоев, как она, постепенно высыхали слезы, оживала выболевшая душа, вытеснялась накопившаяся горечь.
Здесь, укрываясь от осенней распутицы и зимних холодов, Татьяна прожила до весны, и эта пора была самой щедрой на доброе внимание чужих людей за все ее последние годы жизни.
Здесь, на отшибе от цивилизации, ее нашла любовь,  выстроенная на участии, уважении, каждодневной поддержке. Бывший учитель физики, Николай Иванович, сделал ей предложение и при всем честном народе украсил безымянный палец бывшей ткачихи самодельным колечком из медной проволоки.

- « -
Перед Пасхой, когда зазвенели весенние ручьи, а верба обрядилась пушистыми почками, бывший фабричный поселок расцветился яркими афишами. Под фотографией осунувшегося Лешки-самородка следовало название премьерного выступления молодого композитора: «Прости меня, мама!».

С галерки Татьяна увидела сына, севшего за рояль. Отбросив со лба непослушную прядь волос, Лешка мягко коснулся клавиш. Первые звуки вернули мать в забытую пору детства, где беззаботно вальсировал тополиный пух, мирно жужжали мохнатые шмели, где белесый туман бережно укрывал засыпающую землю молочной пеленой таинства. Певучий звук был светлым откровением, освежающим духом деревенской жизни, животворным ароматом  грибного леса, чудесным путешествием в прошлое. Чарующая история освежала нутро родниковой прохладой и ворошила память. Эта цепкая память, обезболенная музыкальным наркозом, услужливо выталкивала на поверхность самые светлые мгновения Татьяниной жизни: первый крик новорожденного; его первый неуверенный шаг; первое слово «мама»; первое школьное утро, первое выступление в музыкальной школе. 

Внезапно, светлые аккорды сменились на щемящие и зловещие. Они вернули Татьяну в ту страшную ночь:
когда со скрежетом захлопнулась дверь родной квартиры;
когда она спешно запихивала в сумку тряпье, вышвырнутое одурманенным сыном на лестничную площадку;
когда перетягивала громоздкий матрас пояском от платья;
когда старалась быстрее уйти из дома, опасаясь соседских пересудов;
когда, захлебываясь слезами, брела по поселку, избегая встреч со знакомыми.

Тем временем, льющийся со сцены музыкальный поток наполнился сопереживанием. Таинство душевных мук и покаяния прорвались наружу, заскользили по зрительским рядам, наполнили материнское сердце гордостью за сына и унеслись всепрощающим вихрем в бесконечную лазурь распахнутых окон.

Из охапки пышных букетов, доставленных в гримерку молодого композитора, выпал скромный пучок алой герани.
«Вы не заметили, кто принес эти цветы?» - спросил Алексей.
«Да бомжиха какая-то» - ответил администратор.
На глаза Лешки-самородка навернулись слезы, а губы неслышно прошептали:
«Я найду тебя, мама…».

- « -
Тихо потрескивая, дотлевала угольная медь костра. В котелке томился кулеш из
перловки и сморчков. Протягивая Татьяне плошку с грибной кашей, Николай Иванович прошептал:

«Не переживай, родная, Алексей непременно разыщет тебя. За двадцать лет работы со старшеклассниками, я не отвык понимать их помыслы».

Татьяна глянула на любимого и тихо поправила его:
«Нас…, Алексей разыщет нас…».

В эту самую секунду темный небосвод озарился падающей звездой, редкой в весенние ночи. Истово просила Татьяна у сияющей небесной гостьи благодати для Лешки-самородка. Ведь непритязательное материнское счастье в том и состояло, чтобы единственный сын не познал больше нужды и горькой доли.