Это было

  Вечером я опять один-на-один со своим прошлым. Достал кофейник: «Посидим, поокаем! - говорю ему. Одиноко и грустно. В окнах темно, за спиной – пусто. Призраки-тени в углах шебуршат, память забытую ворошат. Кофе горячий - одна отрада. Сядь со мной рядом, моя услада, грусти вечерней моей собеседник - такой же, как я одинокий, кофейник. Сна ни в одном глазу. Жду - может, Катюша позвонит. А мысли застряли в недалёком прошлом и, словно кино - кадр за кадром.  Говорят - лучший способ освободиться от груза памяти - рассказать кому-нибудь. Рассказывать мне никому не хотелось, да и о чём? У каждого, наверняка, в закоулках памяти полно всякого хлама. Есть ещё старый, испытанный способ - выложить всё на бумагу. Напишу и сожгу - сел за стол. Мой старый письменный стол - он тоже многое помнил и хранил.
«Это было» - написал я на белом листке, полюбовался - начало мне понравилось, а хорошее начало - половина дела! А когда же это было? Неплохой вопрос, - ехидничаю сам себе. А всё-таки?.. Точно, это было... страшно подумать - когда это было! Что было - уже прошло и пусть не путается под ногами - сержусь, и задумываюсь опять. «А чего не было - того быть не должно - ехидничает внутри меня голос:… и пусть не лезет под ноги!». О чём писать? - Я в полнейшем тупике. Ничего не происходит, о чём бы стоило писать. А происходит всё! Жизнь - она из мелочей вся. Ну, шаг.., ну, другой, а там - слово, мысль; в глаза - глаза, глаза - в даль, в ночь и в спираль, и по кругу россыпью! Охнешь от этой кругове;рти, охренеешь, невзвидишь белого, только - синее, золотое мелькает, клубясь и переплетаясь. Внутри-то мы сами, а вокруг - чужое. А вокруг - большое - для всех общее, каждый ходит, топчет, рвёт, а внутри каждый носит свой мир невидимый никому, и все мирки эти - в одном большом, где каждому - своё. А он, большой и добрый - для всех: будь другом!.. 
Дзз-зынн…- телефонный звонок. Хватаю трубку: «Я!»
- «пи-пи-пи...» - у кого-то сорвалось. Если Катюша, то почему из авто-мата? Долго не отхожу от аппарата. Молчит. О чём писать?..  Ладно, оставим это занятие на потом, отвлечься надо, мысли сами найдут тему. Ну, друг сердечный, таракан запечный - тычу в кнопку телевизора, выручай!  Из голубого свечения ночного эфира выплывает самодовольное лицо господина: «Уверены, что сообща мы всё-таки выйдем из кризиса, и весомой поддержкой в этом будет общее стремление обу-строить нашу жизнь по нормам цивилизованного общества, на непреходящих ценностях, и традициях российской государственности...
 А я - щёлк по разговорчивому! - Одно и то же кругом, одно и то же! Хоть бы советское кино какое, что ли, показали, - жму на кнопку: щелк-щёлк  по каналам телевидения: …продолжают циркулировать слухи о предстоящей деноминации денег. Многие россияне, не выдержав напряжения, начинают зачеркивать нули на своих штуках. Некоторые, наоборот - подрисовывают. Минфин хранит молчание, поощряя такую практику»  - серьезно смотрит с экрана известный всему миру комик. Вот с этим вечерок сегодня не скучный  - радуюсь ему, как лучшему другу.  «...Агентство “Итак-Нусс» - продолжал лучший друг: … распространило информацию о причастности Дэвида Копперфильда к пропаже вагона партийных денег, а также исчезновению памятника Дзержинскому с Лубянской площади в Москве...
 Нну, дай-ёт! –хохочу.
Телефонная трель прервала приятное общение. сердце затрепетало: «Кать! Кать!» В ответ - пи-пи… - кто-то опять ошибся номером. За стеной соседи всё стучат, стучат, колотят со всех сторон. Наверное, кирпичи выковыривают из стен - ниши для телефонов делают. Так всё слышно теперь стало! Живём, как в одной квартире. Я всё-всё про всех знаю.
...всё очень-очень очень харашо... – поёт-уверяет меня волшебный телеящик: …ишо-ишо, ишо, ишо...  А я вилку - из розетки: хватит, «ишо-ишо!».
Иду на кухню - там тише. Беру тетрадь - может, и правда, дневник писать? Глядишь, и время полетит незаметно. Итак,..-  гляжу на первую запись: “Это было”.
Было: как-то давно, вот в такой же пасмурный день заскочил ко мне Витёк - жили мы на одной улице, рядом дома, вместе в институт поступили, вместе из школы в бизнес ушли; а теперь он, как и я, занимается репетиторством, ещё где-то подрабатывает. «Привет! Чем занимаешься?» 
«Да так,.. - говорю:..ничем».
«Ба-бу-бы - скалится белозубый:..пошли к Максу, есть идея».
«Здрасьте - опять двадцать пять!».
«Я говорю, «идее-я! Идея, а не водка. Ты газеты читаешь?»
«Дак, там одно и то же».
«Тоже, да не одно! Посмотри внимательно - сует мне газетный лист:..да, не туда глядишь!» - ткнул пальцем. “…красавица, умеющая делать интим...”  -понял-нет?! А вот ещё читай:  ...13 лет, 163, ищем ребят без левых мыслей...
«Блл-лин-Клинтон!» - возмущенно бросаю газету: - Конец света!»
«Да, не конец, а туши свет!» - ему отчего-то весело.
«Ну что тут смешного!» - я готов рассердиться: Ведь соплявки, а туда же - знакомство по объявлению! Школьные друзья их уже не устраивают! - ворчу я: И названье-то какое заманчивое “Вишенка”.  Назвали бы прямо - клуб “Сводня”!
«О! О! Воспитатель! Жизнь сейчас такая - поисковая. Все ищут себя, тебя...» 
«Это точно, все потерянные. Я тоже потерялся. Потеряли меня, бросили!» 
«Не ной! Мы придумали свой клуб - мужской. Сегодня собираемся у Макса»
«Маразм крепчал» - крутнул я пальцем у виска: …тоже остренького захотелось? Не хочу!» 
«Да, совсем наоборот! –возмущается Витёк:…Собираемся такие, вроде тебя, “брошенные”, а название - “18х25” можно...» 
«Алкоголики-алиментщики, что-ли? Делать вам нечего!»   
«Но и ты не особо чем загружен! Книгу пишешь?» - его подозрительный взгляд на письменный стол смутил меня: Где уж нам уж выйти замуж...» - сгрёб я листы в ящик стола.
«Пойдёшь?» 
«Мы пойдём другим путём!» - с известным пафосом кидаю историческую фразу:…Были уже, ходили, к чему пришли?» 
«Да, ладно, не ной, у вас-то - самый верный - запасно;й!»
«Куда бы мы ни уходили, какой бы бред ни городили, придётся двигаться домой. Ни бег нас не спасёт, ни битва, ни триединство, ни чума. В себе - алтарь. В себе молитва. В себе - свобода и тюрьма”. –
« Здорово! Ты?» 
«Где уж нам уж... Со;пин - земляк наш. Не перепились, то есть, я хотел сказать – не перевелись ещё мужики на Руси.!» 
«Есть ещё умные мужики на Руси! Дашь почитать?» 
«Ко мне заскочим, потом...».   
Через час мы были на месте наших всегдашних сборищ. У Максима уже собрались наши, то есть те, кто учились вместе, ушли из школы в бизнес, прогорели, бессемейные (“забулдыги”, сказала бы моя Катька). Компания мирно покуривала в форточку, потягивая пивко. В кольцах никотина неспешно вились фразы, фразочки, уплывая кудрявым табачным дымком в потолок, переплетаясь с негромким мелодичным дрожа-нием гитарной струны. В стороне от “курилки”, склонившись над гитарой, сидел полноватый небольшой крепыш Влад. Владыч , а в детстве - просто Вовчик («Мой авторитет!» - уверял Юрка и, уважая приятеля за его всегдашнее спокойствие и выдержку, солидно называл его коротко - Владимыч. Сам Юрок, без претензий на величание, откликался на имя Юрист, приобретённое ещё в студенческие годы за свою рассудительность и умение побеждать в любом споре. «Аки Егорий Победоносец!» - посмеивался его дядька Ювинарий, у которого наша беспокойная студенческая компания частенько находила приют и чашку горячего чая).  «Сижу на  нарах, как король на именинах… - задумчиво напевал Вовчик, тихонько перебирая гитарные струны.
«Ребята, сенсация! - потрясает газетой Витёк: …Открыты гены гениальности и бессмертия!» 
«Генное наследование идёт по принципу калейдоскопа - читали мы, уже не новость!» - откликается Макс.
«Стало быть, возможностей множество» - задумчиво произносит Витёк.
«Человек воспитывается, подражательно, как всем нам известно,.. - оглядел всех Юрист: …создавая уровень своего интеллекта под влиянием окружающего мира.» 
«А я читал, что человек больше языком болтает, чем работает - придерживает струны ладонью Вовчик:  на разговоры уходит 12 лет жизни, а работе он отдает 8 лет». 
«А на еду всего три с половиной года - поставил на стол салатницу Максим: …ребята, это вкусно, пробуйте! Сам готовил. Кому ещё луку или чесноку надо?». 
«Среднестатистический человек плаксив - чищу я луковицу:…он проливает 65 литров слез».
«Зато любовью занимается 2580 раз - жмурится, смеётся Юрочка-Егорий: главное, ребята, перцем не стареть!». 
«И всё вокруг поёт, стрекочет, и всё вокруг друго;ва  хочет» - промурлыкал Вовчик.
«Мужики, мы болтаем, а катастрофа близится - женщины-то множатся, их уже сейчас, которым за 60 - больше на 50 миллионов! Что делать, мужики? Надо что-то делать!».   
«…А мне всё кажется, всё кажется: нальют сто грамм, и свяжутся две жизни, как две нити в узелок” – тотчас же нашёлся гитарист:…Вот, если честно, может, вернёмся в школу?»   
«Нет уж! В пенсне я видел это дело... у белых тапках!» - подделываясь голосом под известного артиста, хохотнул Витёк: …Вот читайте - шуршит он газетой, отыскивая, что нам читать: «... доблестные милиционеры мигом очистили железнодорожные пути, отстояли и не позволили преподавателям ещё раз посидеть на рельсах...” – понял-нет? Пре-по-дава-тели зарплату высиживают  на рельсах в мороз, а им дубинкой по интеллигентным лицам! Без денег сейчас своё лицо трудно сохранить, так что давайте, попробуем что-нибудь другое... например, клуб какой...»
«Рога и копыта» 
«Чубайс и Кок» 
«Ха-ха книги писать что ли?»
«Продавать...»
«Этих книжников... видал сколько? На каждом углу развалы!»
«Перестройка и К°» 
«Вот это в тему,  слыхали? - По России мчится тройка:Мишка, Райка, перестройка...» 
«Пользуясь случаем, хочу... - Макс, по обыкновению, изображает трибуна.
«Ну, да, случайно как бы...» - ухмыляется Юрка. 
Смотрю на него недоуменно: ведь не дослушал же и чего придирается?  «Хоо-чешь, хочешь» - поёт Вовка озорно поглядывает на моё недоумение:- «…я знаю, хочешь…».
«Дай договорить! Хочу сказать, между прочим,.. - оглядел застолье Максим:..ничто не даётся нам так легко... как хочется!» - закончил он под дружный хохот и, скромно раскланявшись, сел.
И  все заговорили разом, вспоминая смешные ситуации из жизни. Над столом вспыхнуло оживление, подогретое «жигулёвским», начался обычный треп озабоченных мужиков. «А у нас старшина был: «Стано-вись! – орёт:..Подобрать сексонаторы! Не на траходроме, трах-тибидох-тибидох…».
«Ух-ты, вот матёрый кот, тибидох-тибидох!».
«Кончай ночевать! - Максим, изобразив на лице брезгливость, двумя пальцами поднял за горлышко бутылку и поставил в угол:..С сегодняшнего дня - ни-ни!»
«Круто!»
«И не курить!»
«Копеечка к копеечке… на спичках экономить!».
«Та-ак… кто не желает быть другом этого дома?..» - Макс резко поставил стакан вверх дном.
«Безоговорочная капитуляция!» - поднял белый платочек Егорий (любит он форс!).
В тот раз мы, набравшись духу, решительно вернули свою жизнь в нормальное русло человеческого бытия. Во-первых, вредные привычки - в сторону! Во-вторых - всем работать! «Хоть репетиторами! - сказал Юрка: Но чтоб были деньги! Жизнь надо налаживать, как говаривал мой старик. На Новый год, на Дни рождения детям, жёнам... Я говорю – жёнам!» - настаивает Юрок, невзирая на общее молчание.
«А, рискнём! - решительно махнул рукой Витёк:..Ещё раз!» .
«Да ещёё-о мноо-ого, много-много-много многоо… » - съехидничал Вовчик под струнное тремоло: …начинаем психологическую атаку - найти, и не сдаваться! 
…так па-ац-ццелуй меня, удда-ччаа,а е-эсли хочешь обни-мии. Е-эсли нет, я не за-плачю, уу  меня всё впередии…» - вдохновенно орали мы, выстукивая ритм кулаками по столу. 
В общем, дальнейшая наша жизнь держалась принятых правил, мы не позволяли себе расслабиться. И вот уже первая победа  - Юрка празднует воссоединение со своей рязанской испанкой. Мы все воодушевленно готовим домашний праздничный обед у него на квартире - встречаем первую ласточку. Юрка, сияющий, как полтинник, не отхо-дит от своей красавицы Ромэлии…
Вот тогда-то я, весь в радужных надеждах, и полетел на своей «пчёлке» на мирные переговоры. И было лето. Это в то лето, не то, которое, а по-за то, когда я...  Было, было и не раз!  Как-то, не выдержав безвестности (Катька молчала, на письма не отвечала), я полетел по давно протоптанной дорожке кланяться любимой в ножки.  Возвратился я домой не солоно  хлебавши. С чего же все началось-то? Ну да, да - с ремонта! Думали делать ремонт в квартире, но потом легкомысленно плюнули, и решительно пошли оформлять загранпаспорта. В Польшу! - это нам как-то ближе и по расстоянию и по карману, да и по языку - славяне. Если б знать!..  Да я бы лучше ремонтом занялся! Хотя, если подумать, то Польша и ни при чем! А ведь как всё было у нас хорошо - я бросил учительствовать, занялись с мужиками коммерцией; в доме - достаток, за границу поехали! Нужна нам была та заграница!?  А потом -  как Касьян поглядел! Ну, бизнес - есть бизнес. Это тебе не школа (пришёл -ушёл, получил - потратил, ещё дадут), тут надо крутиться -  самому денежку заколачивать! А мы ещё - советские, в ранге бизнесменов - новички. У нас ведь как? А по старинке: купил - обмыл, продал - опять… Весь бартер - через ресторан. Ну, и приохотился я. С утра уже не стакан чаю, а рюмка водки. Дома редко появляюсь. Деньги принёс, отдал, ушёл. «Добытчик» - смеялась поначалу Катенька-то. А потом и не улыбается уж. Не то что смеяться, плакать начала: Совсем сопьёшься! Брось ты этот бизнес!». Потом молча собралась, уехала - бросила. На коммерцию «крыша» наехала. А нам ни к чему она! Отпинались поначалу, но они ж, сволочи настойчивые, упорные, им наплевать, что ты нормально есть хочешь!  А им, понимаешь-ли, красивой жизни хочется, а за красоту-то - пахать и пахать! Вот они и перекрыли нам, как говорится, перекрыли кислород. И остались мы  «безлошадные» теперь! И куда податься!? В школу? Так и там много не попляшешь:  зарплаты не выплачивают по полгода, вон в газетах пишут, что учителя бастуют - есть нечего, в пикетах стоят. Нет, свободный художник - лучше. Правда, защитников-захребетников развелось до самого... аж некуда! А куда денешься? Целые заводы теперь простаивают!.. 
“Это было” – напоминает мне задумавшемуся первая запись моего дневника: «Это было».
И было время, когда я каждый выходной мотался за примирением в деревню. Не хотела, не могла простить – и правильно! Она простила, а я (свинья!) -  опять двадцать пять! А как она меня любила! - страдал я над чистым листом бумаги, а пятна древесных сучков на дверях ехидно подмигивали, злобно щерились, узко светили зрачками неведомых зверей, скалили зубы, весело и злорадно хихикали: «старый журавль, кто теперь постелет тебе на ночь постель?».  И прежняя тоска навалилась на моё сегодняшнее одиночество, обнажая жгучую необходимость общения с любимой. Напишу-ко я письмо! Да, надо письмо написать, может, она там ещё долго пробудет… а тут «Здрасте…» – моё письмецо -“Здравствуйте, дорогая Екатерина Матфеевна…” - начал, было, я и остановился. Рука зависла, как та черная прямая линия на экране - идет товарищ Сухов по жаркой безводной пустыне...  Нет, надо написать так, чтоб она поняла, что я ещё не совсем дурак.  Вот так, например: “...А у нас, как и во всех цивилизованных странах, свирепствует безработица, вирус забастовок, нищеты и бешеного богатства...”  Нет, со-всем никуда не годится! Это она и в газетах прочтёт. Я задумался, вспоминая тихую деревенскую улицу, по которой, может, сейчас идет моя красавица Катерина... Нет можно начать так: А ты знаешь, у нас уже осень… - ну, для неё это тоже не новость, уныло поглядел я в окно на ночное небо, на часы, и решительно добавил к уже написанному: ...и, если звёздный прогноз не обман, то, наверное, точно без пятнадцати восемь...  - я задумчиво погрыз кончик ручки, но мыслей не было.  Чистый лист бумаги и на нём - начало моего дневника “Это было” вновь напоминают мне: А ведь было! Был морозный зимний день в декабре, когда я поехал на очередные мирные переговоры. Нет, это было не той зимой, когда..,  а ещё той зимой... И вот опять был декабрь.