Шапка Мономаха - Эпилог

Вместо эпилога

Вот и закончилась история о том, как мой друг Виктор Андреевич Зелинский поработал директором. Лично мне она показалась весьма занимательной и даже поучительной, и я надеюсь, что и мои читатели отнеслись к ней не без интереса. Однако кому-то из читателей, наверное, хотелось бы узнать: а что же произошло потом? Как дальше сложилась судьба Виктора Андреевича и Оли, что стало, в конце концов, с Институтом? Отвечаю.

Зелинские и по сей день проживают в городе-курорте Сочи, наслаждаются теплыми зимами, благотворно действующими на их здоровье, продолжают занятия наукой и по мере возможности путешествуют. В частности, они посетили уже Армению, Грузию и Карелию. Оля по-прежнему работает дистанционно в Хабаровском отделении Института прикладной математики, под руководством того же Ивана Степановича Коровина, пишет статьи по теории графов и публикует их в хороших журналах. Пару раз они с мужем даже съездили на соответствующие конференции — в Москву и в Тулу. Виктор Андреевич принял участие в конференции по квантовым методам моделирования, которую проводил в Сочи химфак МГУ, а также был дважды приглашен Кузьминым в Курск в качестве оппонента на защиты аспирантов.

Борис Пугачев перебрался в Курск, к Кузьмину, и Кузьмин им вполне доволен. Что касается Андрея Дроздова, то через два года после переезда в Сочи, Виктор Андреевич увидел в Интернете извещение о том, что в Томском университете назначена защита его докторской. Виктор Андреевич зашел на сайт университета, нашел там диссертацию Дроздова и увидел, что за прошедшие два года Андрей существенно переработал диссертацию, провел дополнительные вычисления, изменил название… Словом, сделал примерно то, что ему и советовал сделать его бывший учитель. Зелинский написал ему, выразил уверенность, что все будет в порядке и заранее поздравил. Андрей, правда, не ответил, но это уже не важно. Важно, что он извлек урок и сделал выводы.

А теперь об институте.

Как читателю известно, исполнять обязанности директора осталась Татьяна Георгиевна Окунёва. Она примерила на свою хорошенькую головку Шапку Мономаха, посмотрелась в зеркало и осталась довольна. Сколько можно оставаться на вторых ролях? Пора и покомандовать. Огляделась. Хозяйство ей досталось от Зелинского не такое уж плохое, есть молодежь, есть кое-какие приборы, есть достаточно перспективные направления, имется хорошие наработки. Никаких новшеств она заводить не собиралась и посчитала своей главной задачей — не снижать уровень работ. Тем более, что планы (по количеству публикаций) институту ежегодно ставились «от достигнутого», а до всего остального Министерству науки, как ранее и ФАНО, дела не было. Виктор Андреевич ее прекрасно понимал, поэтому со своей стороны также старался темпов не сбавлять и публиковаться поактивнее. Иногда он даже платил за срочные публикации в международных журналах из своего кармана.

Такая идиллия продолжалась больше года. А затем Министерство объявило выборы директора.

Согласно новому регламенту, утвежденному Утюговым еще в бытность его директором ФАНО, а затем перенесенном в Министерство, выборы директора института должны были проходить в несколько этапов. Первый этап состоит в выдвижении кандидатур на общем собрании сотрудников института. При этом, для последующего соблюдения альтернативности, кандидатур должно быть как минимум две. Далее эти кандидатуры проходят обсуждение (согласование) во Владивостокском Президиуме (реверанс в сторону бессильной Академии) и направляются в Министерство. Направляются в буквальном смысле — они должны лететь в Москву и предстать пред светлые очи Министра, пройти собеседование. Кандидатура, одобренная «Самим», возвращается в коллектив для окончательного, «демократического» избрания. В случае, если коллектив проголосует против одобренной кандидатуры, выборы либо отменяются, либо Министр назначает и.о. директора. Как видите, все предельно демократично!

Татьяна Георгиевна задумалась. В институте кроме нее три доктора наук: Тимухин, Чипуренко и Зверев, недавно утвержденный. Зелинский не в счет — по возрасту и удаленности. С первыми двумя разговаривать бесполезно, от них можно ожидать чего угодно. Надо поговорить с Сергеем.

Зверев, будучи человеком осторожным и трезвым, взвесил свой статус в институте и ответил Окунёвой, что выдвигаться не собирается, так как не видит шансов. Выдвигаться надо ей, за нее проголосует большинство сотрудников.

- Но кандидатур должно быть как минимум две, - напомнила она ему требование Министерства.

- Я думаю, Тимухин обязательно выдвинется, - пояснил свой отказ Зверев. - Хосен опять будет его толкать. А может и Чипуренко обнаглеть, с него станется. Хотя шансов у него еще меньше, чем у Тимухина: народ его терпеть не может из-за хамства.

- И все-таки, Сережа, давайте мы с вами договоримся, - продолжала настаивать Татьяна Георгиевна вкрадчивым голосом. - Давайте договоримся, что если не будет других кандидатур, вы выставите свою. А иначе выборы признают недействительными.

- Ладно, выставлю, - согласился молодой доктор. - Но я все равно буду агитировать народ за вас. Иначе меня не поймут.

На том они и порешили.

А что же остальные доктора?

Чипуренко, не дожидаясь шага со стороны Тимухина, обратился к нему первый.

- Слушай, Серега, - бесцеремонно начал он разговор, подойдя к нему в коридоре и ухватив за пуговицу пиджака. Тимухин по-прежнему появлялся в институте редко, отсиживался на кафедре у Хосена, занимался с аспирантами и студентами. - Разговор есть! Но без бутылки не получится. Зайдем ко мне?

Тимухин слегка опешил. С Чипуренко они никогда не были на «ты», и вообще долгая работа в университете приучила его к обращению на «вы» и по имени-отчеству.

- Простите, Сергей Викторович, - ответил он сдержанно, - но сейчас я занят, мне с Татьяной Георгиевной надо кое-что обсудить. Давайте попозже.

- Лады! - легко согласился Чипуренко. - Жду через полчаса.

Через полчаса Тимухин постучался в комнату Чипуренко, как всегда запертую на цифровой замок. Тот встретил его радушно. Стол уже был готов для разговора: бумаги и какие-то железки были сдвинуты в дальний конец, на их месте стояла бутылка водки «Калина красная», красовался розоватый шмат сала, нарезанные соленые огурцы, сервелат и неизменные, любимые Сергеем Викторовичем черные маслины, высыпанные из раскрытой жестянки на блюдце. Имелся и черный хлеб. И разумеется — две стопочки.

Уселись. Тимухин в застегнутом пиджаке, из под которого выглядывала так же застегнутая на все пуговицы жилетка, Чипуренко — в расстегнутой на две пуговицы белой, в серую полоску рубахе с закатанными рукавами.

Чипуренко разлил водку по стопочкам.

- За что пьем? - спросил Тимухин.

- За мир и дружбу!

- Мы вроде врагами никогда и не были, - возразил гость.

- Вот и не надо. Не надо нам быть врагами. Надо быть друзьями!

- Ладно, - согласился Тимухин, все еще ничего не понимая. - Выпьем за дружбу!

Выпили, закусили.

- А в чем, собственно, дело? - спросил он, прожевав тонкий ломтик сервелата. - У вас какой-то праздник?

- Праздник у нас впереди! - ответил Чипуренко и вновь наполнил стопки. - И давай, Серега, без церемоний, на «ты». Терпеть не могу этого лицемерного выканья! Мы с тобой примерно ровесники, оба доктора наук…

- Ладно, - опять согласился Тимухин. - На «ты» так на «ты». Так о каком ты празднике?

- Я о маленькой революции, которую нам с тобой предстоит устроить. Маленький дворцовый переворот! Скажи честно: ты собираешься вновь баллотироваться в директора? Что там твой Профессор на этот раз думает?

- Профессор? - Тимухин на мгновение задумался. - Я как раз хотел тебе сказать. Профессор просил передать, что приглашает тебя в воскресенье на дачу.

Чипуренко засмеялся.

- Это ты сейчас придумал? Зачем я ему?

- Нет, в самом деле. Тоже поговорить хочет.

- Шашлычком будет угощать? Коньячком? Или виски? Он же водочку не пьет, лорда из себя строит. Говорят, он шашлычок из собачатинки делает, а?

- Клевещут. Я лично ни разу такого не видел.

- Все корейцы едят собак, это все знают. Мы, хохлы, любим сало, а корейцы — собачатину. - Чипуренко отрезал себе добрый ломоть сала, уложил его на черный хлеб, сверху уместил кружок соленого огурца и с удовольствием начал жевать. Прожевав, сказал: - Знаю я, Серега, чего твой Профессор от меня хочет. Хочет, чтобы я не выставлял свою кандидатуру. Тебя опять хочет протащить. Так вот передай ему! Где хохол прошел, там корейцу делать нечего! И татарину тоже. Это тебя персонально касается, если не понял.

- Я не татарин! - поспешно возразил Тимухин и было вскочил, возмущенный и готовый уйти.

- Сиди! - повелительным жестом остановил его Чипуренко. - Мы, казаки, с татарами завсегда дружили - против панов и москалей - и дружить будем, и Крым у москалей все одно отберем. Сиди! - Он налил водки в обе стопки. - Я против тебя ничего не имею, ты свое место знаешь. А Хосену передай! Его поезд ушел! Никакой Ладонников теперь ему не поможет. Я такой же доктор наук, как и он, и я его не боюсь. Теперь мое время пришло. Ты вот хвастался: «Я буду директором!» Ну и что? Стал? А вот я стану. Я не буду заявлять об этом раньше времени, но стану. Поэтому, не вздумай лезть поперед батьки в пекло. Я не Зелинский, миндальничать потом не буду, в порошок сотру!

Тимухин пожал плечами, которые у него как-то заметно вдруг поникли. «Какой ты мне батько? Твои предки у моих предков  коней пасли!» - подумал он, но ответил смиренно:

- Я и не собираюсь. - желая лишь одного: поскорее закончить этот разговор, вернуться в привычную обстановку университетской кафедры и поменьше иметь дела с такими хамами, как этот «казак». Горячая кровь его далеких крымских предков давно остыла в его жилах, смирилась, смешалась с кровью славянских и прочих невольниц и невольников, миллионами прошедших через татарские гаремы и нагайки. - Я тебе не стану мешать.

- Вот и умница! - улыбнулся будущий директор. - Будем друзьями!

«Ну вот, с Тимухиным я разобрался, - удовлетворенно подумал он, когда водка была выпита и потенциальный конкурент, сломленный, скрылся за дверью. - Теперь надо разобраться со вторым Серегой, со Зверевым. Как конкурент, он опасности, конечно, не представляет, кишка тонка у него без Зелинского, но моей игре он может стать помехой».

Зверев сдался легко. Поскольку сам он в директора на метил, а лишь пошел навстречу просьбе Окунёвой создать ей формальную альтернативу, то услышав от Чипуренко, что тот тоже собирается баллотироваться, легко согласился не участвовать в выборах. Он, конечно, посоветовался с Татьяной Георгиевной, но та, поразмыслив немного, решила, что для альтернативности хватит и одного Чипуренко, не стала возражать. Она была уверена, что Чипуренко ей не конкурент, что голосов он наберет так мало, что при дальнейшем ходе выборной процедуры его никто всерьез не станет принимать. Воспитанная в строгих академических традициях, она полагала, что все будет развиваться по сценарию, прописанному в утвержденных инструкциях.

Но соперник ее, Сергей Викторович Чипуренко был человеком иного склада. Он взял большую сумку, уложил в нее десять килограммов отборной красной рыбы самого лучшего копчения и пять килограммов не менее отборной икры и поехал во Владивосток. Войдя в кабинет Раисы Петровны Фигнер, полномочной представительницы Министерства науки и высшего образования, он поставил сумку в сторонку, поближе к стене, на которой висела картина с изображением бухты Золотой Рог (еще без модернистского моста над ней) и, без приглашения усевшись на стул, веером выложил перед хозяйкой кабинета свои патенты и авторские свидетельства.

- Здравствуйте, Раиса Петровна! Я Чипуренко Сергей Викторович, доктор технических наук, заведующий лабораторией Института материаловедения в Хабаровске, - отрекомендовался он. - А это мои изобретения. На самом деле, патентов и свидетельств гораздо больше, я привез только самые значительные. Кроме того, я участвовал в свое время во Всеросийской инновационной программе «Старт» и имел грант по этой программе.

- И что же вы от меня хотите, Сергей Викторович? - слегка опешив от неожиданного напора, спросила начальственная дама. Всепроникающий запах копченой рыбы она уже уловила и ждала, что же за ним последует.

- Я хочу вашей помощи, - без обиняков ответил посетитель. - В институте объявлен конкурс на замещение должности директора. Я хочу вам объяснить, почему директором должен стать я, и почему вы должны мне помочь.

- Должна? - она принужденно засмеялась. - С какой стати? Я в первый раз вас вижу! Да, выборы назначены, конкурс объявлен, а дальше мы будем смотреть. Как вы знаете, последнее слово будет за министром, за Михаилом Михайловичем.

- Это так. За министром всегда последнее слово. Но очень важно, за кем первое. А первое слово за вами, уважаемая Раиса Петровна. Так вот. Почему я? Насколько мне известно, главное направление министерства в отношении институтов — их участие в инновационной деятельности, умение зарабатывать деньги за счет внедрения своих разработок. Или я не прав?

- Правы. И с этим у нас, к сожалению, дела идут неважно. Средний процент внебюджетного финансирования не достигает и десяти процентов, а здесь, на Дальнем Востоке, и того меньше.

- Вот именно! В нашем институте это вообще ноль. Хотя Институт материаловедения по определению — прикладной институт, он должен зарабатывать деньги не только для себя, но и для государства. Я работаю в этом институте сорок лет и прекрасно знаю: до того, как директором стал теоретик Зелинский, а теперь его политику продолжает Окунёва, институт активно вел внедренческую работу, его изобретения использовались на заводах, создаваемые в нем приборы и установки охотно закупали многие российские и даже зарубежные организации. Южные корейцы предлагали нам открыть совместное с ними производство алмазов! Все это теоретик Зелинский похерил (извиняюсь за выражение)! Почему? Потому что ничего не смыслил в экспериментальных и тем более инженерных разработках, изо всех сил старался развивать только понятные ему, но никому не нужные, так называемые «фундаментальные» исследования. Год назад от укатил в Сочи, греется там на пляжах, а Окунёва исправно продолжает перечислять ему зарплату в благодарность за то, что он ее оставил исполнять обязанности директора.

Тут Раиса Петровна недоуменно нахмурила брови.

- Как это? Он живет в Сочи и продолжает получать зарплату в Хабаровске? Но это же прямое нарушение!

- Ну, формально он на дистанционном контракте, статейки какие-то пописывает, присылает в институт… Но это дела не меняет. Для нас с вами важно другое. Если директором станет Окунёва, ничего не изменится, институт так и будет толочь в ступе свою «фундаментальную» воду и сидеть на голом бюджете. А если директором станет такой человек как я… - Чипуренко собрал патенты и авторские свидетельства в стопочку и подвинул ближе к себе. - Если директором стану я, даю вам гарантии, что уже через год внебюджет составит в институте пятьдесят процентов, а через три года — все сто. Думаю, вам лично это будет хороший плюс. Не вечно же вам во Владивостоке сидеть!

- Да, конечно, - согласилась Фигнер. - Внебюджет — это очень важный показатель. Вы уже выдвинули свою кандидатуру на должность директора?

- Еще нет. Дело в том, что за время, так сказать, правления предыдущего директора (я имею в виду Зелинского) в институте сложилось довольно негативное отношение к моей персоне. Окунёва эту ситуацию еще более усугубила, уже из своих, корыстных соображений. Поэтому, если я вас убедил в своих доводах, было бы хорошо, если бы вы приехали и выступили в мою поддержку. Чтобы люди сразу увидели, кого поддерживает министерство, и за кого им следует голосовать.

Чиновница задумалась, мельком глянула в сторону сумки, потом сказала:

- Хорошо. Оставьте мне ваше резюме. Надеюсь, вы приготовили резюме?

- Да, конечно. - Чипуренко достал из портфеля пластиковую папку. - Здесь и списки моих трудов, и копии патентов… А это я с вашего позволения заберу. - Оригиналы патентов исчезли в портфеле.

Он поднялся и вопросительно посмотрел на Раису Петровну. Она взяла папку, раскрыла, перелистнула пару страниц.

- Я свяжусь с вами. Сами понимаете, мне надо посоветоваться.

- Понимаю. Буду ждать звонка.

Он вышел. Сумка осталась у стены. Душа его ликовала.

А дальше все покатилось, как по хорошо смазанным рельсам. За неделю до выборов в Институт материаловедения приехала полномочная представительница министерства. Она побеседовала с врио директора Окунёвой и ученым секретарем Буре, попила с ними чаю, а потом попросила собрать сотрудников — захотела познакомиться с коллективом. Сотрудникам она кратенько изложила политику Министерства относительно развития науки - в России вообще и на Дальнем Востоке в частности — и особо подчеркнула, что Министерство, в отличие от Академии наук, являясь сугубо государственным и даже правительственным органом, намерено активно развивать инновационную деятельность и будет в первую очередь развивать прикладные разработки.

- По вашему институту объявлены выборы директора, - сказала она наконец. - Я знаю, у вас есть прекрасная кандидатура — Татьяна Георгиевна Окунёва, временно исполняющая обязанности директора. Она доктор наук, внесла большой вклад в фундаментальные исследования. Но я бы хотела обратить ваше внимание, что в вашем институте есть еще одна достойная кандидатура — Сергей Викторович Чипуренко, тоже доктор наук. Вы, конечно, знаете его лучше меня, знаете его как активного ученого, автора многих изобретений. Но мне бы, как представителю министерства, хотелось поставить вас в известность, что в министерстве уже сложилось мнение, что именно Сергей Викторович является тем человеком, который сумеет в новых экономических условиях развернуть в институте эфективную инновационную работу, добиться роста внебюджетного финансирования и тем самым, что не последнее для вас дело, существенно увеличить вашу реальную зарплату. Конечно, вы все будете решать сами, но я призываю вас хорошо подумать, когда вы будете решать, за кого вам отдать голос.

Чиновница уехала, а Чипуренко на другой же день подал заявление с просьбой рассмотреть его кандидатуру при выборах директора. Через два дня к нему подошел Тимухин и сообщил (как честный человек!), что Профессор Ли, обозленный и даже взбешенный отзывом о нем Чипуренко (которому он помог стать доктором!), позвонил Ладонникову и настоятельно потребовал категорически не поддерживать кандидатуру хама-хохла. Этап согласования (поддержки) кандидатур был предусмотрен утвержденной министерством процедуры избрания директора, и хотя, по сути, он был формальным, категорический протест против определенной кандидатуры мог оказать воздействие.

«Вот сволочь, собачатник! - подумал Чипуренко. - Но со мной этот номер не пройдет. Вы еще  не знаете, ребята, с кем связались!» Последняя фраза касалась уже и Ладонникова, который вполне мог, по каким-то своим соображениям, поддержать Хосена в его «праведном» гневе. И он позвонил Раисе Петровне.

- Да, это проблема, - подтвердила она. - То что вы наберете мало голосов в институте — это полдела, это предсказуемо, это министерству фиолетово. А вот с Академией они сейчас ссориться не хотят, там сейчас идут какие-то закулисные игры. Поэтому я советую сделать так. Перед самым голосованием снимите свою кандидатуру. Останется одна Окунёва, выборы автоматически будут считаться несостоявшимися, и министр будет вынужден назначить нового исполняющего обязанности директора. А поскольку министр уже решил, с моей помощью, что директором должны быть вы, то именно вас он и назначит и.о. Вас устроит должность и.о.?

- Все так просто? - удивился Сергей Викторович. - Конечно, устроит. Зелинский пять лет был и.о. и не тужил.

- А вам не придется не тужить пять лет. Через год мы новые выборы назначим, а за год, думаю, в институте многое изменится.

- Это уж точно! - усмехнулся Чипуренко, заранее предвкушая, как он будет мстить за свои унижения — Зелинскому, Окунёвой, Буре… Всем подряд!

Так все и произошло. Коллектив собрался, бюллетени для голосования приготовлены, урна для бюллетеней стоит на столе. Окунёва выступила с краткой программной речью. Следом поднялся Чипуренко.

- Уважаемые коллеги! - обратился он к собранию. - Прошу меня извинить, но я снимаю свою кандидатуру. По личным причинам.

Зал, конечно, ахнул. Такого никто не ожидал. Кое-кто собирался его поддержать, большинство были настроены голосовать за Окунёву. А что теперь?

Вскочила Буре. Окунёва сидела бледная.

- Сергей Викторович! Вы не имеете права! Вы должны были вчера это объявить!

- Я на все имею право, Любовь Марковна! - ответил он хладнокровно. - Мои личные причины открылись только что, полчаса назад, вот я и заявил только сейчас.

- Какие причины? - негодовала Любовь Марковна. - Вы лжете!

- А вот этого я вам докладывать не обязан. Нигде это не прописано. А за «лжете» вы мне отдельно ответите.

- Товарищи! - обратилась Любовь Марковна к залу. - Давайте все равно голосовать. Конечно, это будет нарушение инструкции, но мы хоть покажем министерству, кого на самом деле поддерживает коллектив.

- Не надо, - подала с места голос Окунёва. - Это ничего не даст. Министерство все равно не признает наше голосование. Все равно назначат новые выборы.

Однако Любовь Марковна настояла на своем. Люди начали голосовать, бросали бюллетени в урну. Чипуренко ушел. Вслед за ним ушел Тимухин, голосовать он отказался.

Окунёва набрала около восьмидесяти процентов голосов. Протокол был направлен во Владивосток, откуда его должны были переправить в Москву. Через две недели из Москвы пришел приказ за подписью министра о признании выборов директора Института материаловедения несостоявшимися и о назначении С.В. Чипуренко временно исполняющим обязанности директора.

- Видно, на это он и рассчитывал, - подвела горький итог Буре. - Значит, так у них все и было задумано.

Что произошло потом? Буре уволилась сама. На ее место новый директор назначил Лену Алексеенко. Максима Токаря, ее мужа Чипуренко назначил заведующим лабораторией Окунёвой, которую тут же отстранил от должности, переведя в научные сотрудники.

Но более всего он хотел отомстить Зелинскому. Отомстить за все унижения, которые от него потерпел, за его высокомерное к нему, к Чипуренко, отношение. Барское, панское, шляхетское. Гордился, видите ли, пан Зелинский своими панскими корнями, своим польским гонором, своим университетским образованием, свысока смотрел на «автодорожника», ни во что ни ставил его изобретения, его установки, даже его мысли. Какие, дескать, мысли могут быть у потомка холопов? Ну, ничего! Отольются коту мышинные слезы! Но как это сделать? Сидит себе в Сочи по дистанционному контракту, пописывает статейки и в ус не дует. И по барабану ему, что в институте власть сменилась. Ведущим научным сотрудником его избрали на пять лет.

Справиться с Зелинским оказалось даже проще, чем предполагал Чипуренко. Он принял на работу своего знакомца из «политеха», кандидата экономических наук Гумнова, сделал его  своим заместителем по инновациям. Гумнов сразу все и придумал. Надо отозвать Зелинского с дистанционного контракта! Сказать, что в связи реорганизацией института функции научных сотрудников изменяются, и возможность вести дистанционную работу исчезла. Он избран на пять лет? Пусть приезжает и дорабатывает свои пять лет в Хабаровске, никто его не увольняет. Ах, он не может или не хочет приехать? Ну, тогда придется уволить его за неисполнение своих обязанностей. А скорее всего, он просто напишет заявление «по собственному желанию».

Так и было сделано. Зелинский, который уже знал обо всех этих событиях от Окунёвой, уволился без сожалений. И даже с облегчением. Обязанность проводить рутинные расчеты для умирающего института и выполнять план по публикациям его тяготила. Получаемая за это зарплата оказывалась даже меньше пенсии, которую он заслужил за годы директорства, и которой вполне хватало на скромную жизнь, к которой Зелинские привыкли.

Сергей Зверев перешел в «железку», его взяли профессором на кафедру физики, фактически на место Пугачева, уехавшего в Курск.

Татьяна Георгиевна боролась долго, писала в разные инстанции — в Министерство, в Академию, в прокуратуру, подавала в суд… Все было признано законным, ей пришлось уволиться, и даже без выходного пособия.

Многие сотрудники уволились сами, не видя перспектив. На их места Чипуренко принимал каких-то других людей, совсем не тех специальностей, то ли своих знакомых, то ли знакомых  Гумнова. Инновации, правда, никак не шли, но зато шли из Министерства немаленькие премии. Почему? За что? Но это совсем уже другая тема, ее мы за недостатком достоверной информации касаться не будем. А вот ребята-химики, которые под руководством Юры Шилова занимались фотокатализом, дружно ушли в Институт экологии, унеся с собой завидный инновационный потенциал. Им уже удалось вдвое повысить скорость разложения нефтяных пленок на поверхности воды (и кстати не без помощи расчетов Зелинского), но новый директор не в состоянии был оценить их «фундаментальных» результатов и ничего не сделал, чтобы их удержать.

Еще маленькая деталь, уже не относящаяся напрямую к Институту материаловедения. Министерство приняло-таки решение о создании в Хабаровске Федерального исследовательского центра (ФИЦ) - на базе Института горного дела. К этому ФИЦу отнесли Институт экологии, Вычислительный центр и Инстиут материаловедения. Романов, директор ФИЦа, тут же прибрал к рукам особнячок Хабаровского научного центра, в котором так уже привык чувствовать себя хозяином Иван Степанович Коровин. И Коровин, без поддержки всемогущего московского шефа (увы, уже покойного), впервые в жизни оказался беспомощен. Кинулся туда, кинулся сюда и вынужден был всех сотрудников отправить (временно!) на дистанционную работу. Благо математикам это было не так уж трудно принять.

Что будет дальше? Будет жизнь, со всеми ее проблемами, загадками и поиском решений и отгадок. У каждого из нас, мои читатели, свои проблемы и своя жизнь. Удачи вам и здоровья!