Сибиряки. 12. Староверы

             Сибиряки.12.Староверы

               Спустя несколько лет, примерно в 1935-м, наша деревня пополнилась новосёлами, снова появились жители. Сюда из деревень и сел, расположенных по берегу Оби, перешли люди, не желавшие вступать в колхозы. Среди них был отец бабы Симы, Прохор Лукич Кобянин, который скрывался от коллективизации. Для него, человека, привыкшего самостоятельно вести свое индивидуальное хозяйство, это было неприемлемо. Свою роль сыграло и то, что отец тёти Симы был старовером (православным христианином, не принявшим церковную реформу патриарха Никона). Такие люди всегда стремились к уединенности, к уходу от общества ради сохранения своей веры.
              Прохор Лукич, семидесятипятилетний старик, бобылем жил в своем родовом дому, который был в незапамятные места поставлен его дедом. Тогда их староверческая община с дозволенья уездного начальства поселилась возле протоки, неся свои воды на запад, к реке Обь. Срубили добротные кедровые дома по заветам отцов, раскорчевали землю под пашни и зажили своей праведной жизнью, вдали от греховного мира. Все было ничего до той поры, пока не пришли люди, и не создали рядом с их скитом леспромхоз. Быстро выстроился поселок, кругом засуетились лесорубы, заревели трактора, машины.
             Тишина и покой, казалось, навсегда покинули этим места. Большинство семей их скита бросили насиженные места и ушли в тайгу дальше, но отец Прохора рассудил, что от новой жизни уже не уйти никуда, и переселяться не стал. Так их усадьба и осталась на некотором отшибе от поселка лесозаготовителей. Пришлый народ староверов не трогал, староверы тоже к ним не лезли, так и жили они тихо, соблюдая приницип мирного сосуществования. Из-за лесных работ зверя в окрестных местах стало меньше, охотничий промысел стал скудным.

              Шли годы. Прохор Лукич старел, старела и жена его. Родителей своих уж давно схоронил. Сима, их дочь, вышла замуж за пришлого. Внуки Саша  и Коля радовали стариков. Прохор противился, но втайне понимал, что сила солому ломит. Жизнь текла размеренно, Прохор жизнью был доволен и не роптал, не гневил бога.
              Все шло хорошо, покуда не умерла его Миланья. С этого момента начали сыпаться разные несчастья: то корова сдохла, то коня в лесу медведь задрал, то недуг спину так простреливал, что света белого Прохор Лукич от боли не видел.
               Однажды Прохор Лукич со своим зятем и женой Миланьей отправились на подводе на отдаленные болота, где зоросли голубики, по слухам, поражали урожайностью в это прохладное лето.
               Болотная голубика традиционно встречается по краям болот и во влажных лесах севера Томской губернии. Она любит влажные кислые почвы. В народе болотную голубику часто называли дурницей, поскольку люди после употребления ягод ощущали головные боли и недомогания. На самом деле виновато соседство голубики с растением багульник болотный, который считается ядовитым. Именно его сильный запах может вызвать плохое самочувствие, но об этом стало известно намного позже. Голубоватые огни, мерцающие по ночам на болотах, и дурманящий аромат багульника завораживающе действуют на человека с давних времён. Много тайн болотных раскрыто, а сколько ещё неразгаданного таит в себе зелёное безмолвие.
              Набрав по кузовку витаминных ягод, бабушка Миланья почувствовала головокружение. Дед проводил её к берегу и усадил на подстилку. Пока женщина перебирала ягоды и, опустив ноги в теплую воду болота, не заметила, как водяная "крыса" укусила её чуть выше щиколотки.
Туляремия или заячья лихорадка, как называют её в народе, — это бактериальная инфекция, заразиться ей можно при контакте с дикими животными или клещами. Болезнь вызывает воспаление и нагноение лимфатических узлов и кожи.               
             Миланья вскрикнула от резкой боли. Зять быстро запряг лошадь и погнал что есть сил в деревню. Наскоро обмыв покрасневшую отечную конечность, повез тещу к фельдшеру в село за семь километров.  Бабушка долго лечилась... Инфекция распостранилась по всему организму. И с наступлением холодов и ранней зимы, в сентябре, она скончалась.
             Дед Прохор успел похоронить любимую жену еще до наступления устойчивых морозов. В Томской губернии покойника трижды обмывали у Оби, читая при этом Иисусову молитву, а потом обряжали: мужчин в длинную белую рубаху, штаны и пояс. А женщин – в рубаху, сарафан, пояс и головной убор, который состоял из трех покровов: двух платков и «чехлушки». Надевали на шею нательный крест, обязательно новый, его делали из кедра.
             Сверху тело заворачивали в саван – материю, сшитую треугольником, которая доходила мертвецу до пят или до колен. Покойника «пеленали», то есть символически связывали его узкой белой лентой, которую продевали мертвецу под голову и трижды опоясывали тело так, чтобы лента а нем образовались «три креста»: на груди, на животе и на бедрах. Затем покойника клали в избе на лавку головой к иконам, а позже, когда укладывали в гроб, то разворачивали к ним лицом.
Хоронили старообрядцев на отдельных кладбищах. Большим грехом считался обряд захоронения на одном кладбище с "мирянами". Но Прохору Лукичу пришлось хоронить жену не отдельно от «мирян», а рядом. И через забор погоста ему пришлось лезть в поисках места для погребения, что было греховно... Хотя его большая семья жила по заветам предков-старообрядцев, Прохор всем сердцем чуял, ЧТО поташит его душу в ад.
            
            Их дочь Сима с детьми Сашей и Колей осиротели и слезно прощались с бабушкой.  Эта беда сильно подкосила здоровье Прохора Лукича. Он как-то сразу постарел, сник, куда-то его выправка статная подевалась.

             Время шло. Между тем в миру прошли большие изменения. Бесовская власть рухнула, как и предсказывали в давние года старцы. Леспромхоз поначалу захирел, а потом и вообще развалился, распался, прекратил существование. Оставшиеся люди без работы еле концы с концами сводили. Кто дикороссы собирал, кто кустарным промыслом занялся, кто вообще уехал  из здешних мест.  Повально варили самогон, беспробудно пьянствовали.

             Длинными одинокими стариковскими ночами не спал Прохор Лукич, нашарил на каменке серянки, зажёг сальную коптилку и всё вопрошал себя, за что его бог так наказал? Задавал он этот вопрос сотни и сотни раз, разные мысли бродили в воспаленном от бессонницы мозгу, но ответа он никак не находил... Порой думалось ему, что бог наказал его за то, что он отступился от своих единоверцев, не ушел с ними от супостатской жизни. С другой стороны, думалось ему, зачем бог наказал не его, зачем он забрал безвременно жену... Думал Прохор таким манером, потом спохватывался, мысли греховные обрывал, истово и горячо молился, испрашивая у бога прощения. Путаясь в мыслях и молитвах, забывался ненадолго тяжелым сном. 
            В тот день, когда Прохор Лукич вернулся с похорон  жены, он поначалу-то внимания не обратил, а уж утром обнаружил, что пропал его деревянный нательный крестик. Грешным делом на гостя подумал, которого положили спать на ларь с мукой, накрытый досками, а сверх - тюфячок волосяной, укрытый половичком суконным. Стал думать-соображать, где мог его утерять?.. В голову пришло только то, что обронил он его, когда через забор перелезал. Только там он мог его потерять.  Время, однако, шло, никто его не беспокоил, и сам Прохор уже стал думать, что обронил он крестик, должно быть, где-то в другом месте, тем более шнурочек уже староват был, менять его старик собирался.
            Как-то через месяц после смерти Миланьи к Прохору Лукичу заявился нежданный гость - местный участковый. Недоброе предчувствие шевельнулось в душе старика... Гость, однако, никаких плохих вестей не принес. Посидел, покалякал, о житье-бытье расспросил. Посидел еще минуток десяток, помолчал, попрощался, и к выходу. Прохор Лукич пошел его проводить. Уже у выхода участковый вынул из кармана потерянный крестик Прохора Лукича, сунул ему в руку, и вышел, не сказав ни слова. Обмерла душа у старика, и перекрестившись, минут через десять только отхлынуло от сердца. В мгновение ока вся жизнь промелькнула перед глазами, и он тихо отошёл.