По фиг веники

И вот тут внезапно погас свет.
«Катюша, это тебе, - Люська зажгла свечу: …чтоб не страшно было. А тебе, соколик, придётся проявить себя в области электроснабжения. Это в подвале. Не трусь, петрусь, я с тобой! - щёлкнула кнопочкой карманного фонарика и пошла за лучиком.
«Катюша, не скучай, я щяс!» - обнадёживающе погладил я плечико жены.
«Где ты запропал?» - торопит люськин голос.
Догнал я её на лестнице, ведущей, очевидно, в подвал. Поворот, ещё поворот...
«Ну вот и пришли! - Люська потянула меня,за рукав. Дверь захлопнулась. Щёлкнул выключатель.
Яркий свет на какую-то долю секунды ослепил, а затем...  я растерялся от того, что со всех сторон на нас смотрели люди: много людей - мужчины, женщины… И вот что странно - одеты они были все совершенно одинаково. И что ещё больше сразило меня то, что когда Люська, глядя на меня, опешившего от многолюдья, расхохоталась - женщины вокруг, так же, как она, весело смеясь, смотрели на мужчин, а мужчины...  Да, они, как один, похожи… - я, вытянув руку и наткнулся на холод зеркального отражения, облегченно вздохнул, рассмеялся, обернулся и застыл с глупо растянутыми в смехе губами - Люська совершенно голая в розовой пене кружев и шёлка, сброшенного с плеч, тянулась в мои объятия.
Я для чего-то оглянулся. Отовсюду ко мне протягивали руки многократные голые Люськи – со всех сторон, даже с потолка – фантастической розовой бабочкой, шевеля розовыми усами-руками, тянулась ко мне Люська!.. «Это я вырубила электричество – так что пробки не ищи!» - улыбается она, многозеркально обнимая меня.
«А Катенька… подумает…» - вздрагиваю всем телом, и руки сами тянутся… схватить, прижаться…
«Не вздрагивай, не застукают!» - смеясь падает на меня Люська.
Волей-неволей, пришлось подхватить (ах, как сладка эта неволя!), а она (только этого и ждала) впилась в меня губами, обвилась вокруг… И жаркий озноб заметался по коже…
«Сладко ли, сокол мой?» – целуют меня горячие губы. А я распростёрся без сил в сплошной истоме. Меня нет! Я без остатка растворился в ласковой неге, впадая в дрёму сытого животного – ленивую, глубокую. Разверзнись сейчас небо надо мной, не двинусь – мне всё безразлино, всё, как теперь говорят, по-фиг веники.
И, наверное, я   заснул, потому, как мой бездумный покой был нарушен странным в нашей ситуации предложением «Давай, сокол мой, вставай!» – Люська бросает мне брюки: «Благоверная скоро искать пойдёт.
Люська уехала на работу, а я потащился отсыпаться рядом с, ничего не подозревающей, доверчиво раскинувшейся во сне Катькой. Угрызения совести меня не разъедали, сил на это не осталось.