Контрабанда Пути

Ключ, который я оставлю на виду

Начало дороги –
За левым плечом
Непроглядная тьма.

На дне воскрешенья
Разбитою тенью –
Та ночь у окна.

И, кажется, будет не смертью
Начало любого пути.

Читай свои вечные книги.
Свободно из бездны лети.


Начало дороги

Полынные волны танцевали за окном электрички. Несколько метров прилива горьких пахучих трав, а дальше – густой утренний туман. Непроглядный, непроницаемый; без намёка на солнце.

Вагон покачивался; глухо стучали колёса; спать не хотелось совершенно: тревожное ожидание было разлито в воздухе. Казалось, что мы едем из Ниоткуда в Никуда. И путь будет бесконечным.

Моя спутница посмотрела мне в глаза и спросила:
- Ты действительно в это всё веришь?
- Не знаю. Наверное – хочу верить.
- Наверное?

Она стряхнула с моего рюкзака несуществующую пыль. Я хотел спросить её, во что же верит она, но тут электричка стала замедляться.

В вагоне кроме нас было два спящих старичка, да лохматый пёс в конце прохода. Иногда он лениво открывал левый глаз, осматривал пространство и снова впадал в дрёму.

Электричка остановилась. За нашим окном появилась табличка – «Станция «Мост».

- Это… Это невозможно. Посмотрим – что там – снаружи?
- Д… давай.

Мы читали эти детские сказки о магии, живущей среди вечных летних трав. Эти горькие книги вкуса солнечной полыни были растворены в нашей крови. Но мы знали, что так быть не может. Это всё не более чем сказки – пыльные страницы, наполненные красивыми словами, точными образами; приключения, которых не существует. Потому что в нашем мире магии нет. Потому что наш мир – единственно возможная реальность.

Полустанок в туманных морях трав. Потрескавшийся асфальт, ржавое ограждение, и плотная стена тумана. Ни одного человека.

- Если мы выйдем из вагона, то неизвестно, что будет потом. И где мы окажемся в итоге.
- Нет. Я пока не хочу уходить. Давай вернёмся обратно.
- Ты боишься?
- Да.

Мы отшагнули в тамбур. Электричка дрогнула и начала своё движение в реальный мир. Двери медленно закрылись.

Моя спутница усмехнулась, чиркнула спичкой и сказала:
- Смотри – не пожалей потом, что отказался выйти на этой станции.

Я промолчал.

Поездка в Туапсе была долгой, и многое могло произойти. Да многое и произошло в итоге, но это первое столкновение с магией Дороги смешало все карты пути.

И потом, засыпая в полуразрушенном дольмене, ловя призрачные тени лесных хранителей угасающим сознанием, я вспоминал об этой станции. Если бы мы вышли на ней – в какой истории мы бы оказались? Какое волшебство было бы на кончиках наших пальцев?

Впрочем, именно тогда в мою жизнь ворвалась странная магия. Или – проклятье? А может быть – открытие?

В любом случае – мир никогда больше не был прежним.


За левым плечом

В кустах без умолку пели птицы. Южное солнце катилось к полудню. Раскалённый автобус, из которого мы вывалились пять минут назад, грузно развернулся и отправился в обратную сторону, поднимая клубы белой пыли.

Старик, сидевший на остановке, в ответ на наш вопрос отломил стебель чертополоха и махнул им на груду камней.
- Вот вам ваши дольмены. Только они засыпаны. Специально. Чтоб туристы не повредили. Они там – под завалом.

Моя спутница подняла камешек и хмыкнула:
- Треугольный.
И кинула мне его в руки. Камешек был тёплый, похожий на комок глины. Я машинально положил его в карман.

Подруга моей спутницы, психолог из Москвы, придирчиво осмотрелась и мрачно заявила:
- Они тут все треугольные.
Четвёртый человек нашей компании и вовсе промолчала, задумчиво глядя на размытую дорогу, ведущую из села.

Утром мы приехали в Туапсе, город, где все улицы ведут к морю. А потом отправились дальше – под Анастасиевку, на базу.

В рюкзаках был запас продуктов, но ни палатки, ни спальников мы не взяли. В планах было – к вечеру оказаться на базе, и там заночевать.

Здесь недавно прошёл ураган, дороги размыло ливнями, ветер разломал деревья, потоки воды заставили мелкие речки выйти из берегов. Переходить через всё это великолепие было сложно. И да – в итоге мы заблудились, и к вечеру оказались в яблоневом саду.

На юге темнеет очень быстро, поэтому искать базу сейчас было бессмысленно. Она была где-то совсем рядом, но…

Вечер принёс с собою клочья тумана, которые постепенно скрыли всё вокруг. Только силуэты бесконечного сада да чёрно-красные плоды, покачивающиеся на ветвях. Яблоки, которые так и хотелось сорвать.
 
- Остановимся здесь? На краю?

Две чёрных собаки беззвучно вынырнули из густой травы и уставились на нас. Тут же появился сторож. Он посмотрел на наши рюкзаки и указал на костровище:
- Можете там разжечь костёр. Только не срывайте яблоки с ветвей. Берите упавшие.

Павшие в битве с ураганом яблоки на вкус были прекрасны. Мы сидели у костра и смотрели на то, как огонь поглощает ветви. Говорить не хотелось. Гитара отсырела и выдавала совсем уж странные сочетания звуков. Туман укрыл мир, сделав всё нереальным.

Вдруг вдали раздался жалобный крик. А потом ещё один. И ещё.

Казалось, что кто-то зовёт на помощь. Прежде чем я успел их остановить, мои случайные спутницы рванули в ночь. Я остался совершенно один в этом туманном мире. Крики – и те, из тьмы, и другие – ответные, отдалились, а потом и вовсе стихли.

Мне было зябко, и я сунул руки в карманы куртки. Камешек… Треугольный. С дольмена. Я достал его и стал разглядывать. Внезапно в огне выстрелила ветка, и показалось, что на гитаре лопнула струна. Я испугался, и камешек выпал из моих рук.

Кажется, он раскололся. Значит, он точно из глины. В свете угасающего костра мне показалось, что внутри камешка что-то блеснуло. Пуговица из серебристого сплава. На пуговице по волнам металлического шторма плыл маленький серый кораблик.

Пока я разглядывал внезапный артефакт, моя спутница беззвучно вышла из туманной тьмы и села около костра. Я хотел спросить её, что там случилось и зачем они так резко сорвались в ночь, но внезапно понял, что это не совсем тот человек, с которым я начал путешествие. Или – совсем даже не человек. Мне стало холодно – до озноба.

Гостья улыбалась мне незнакомой улыбкой. Казалось, что сквозь привычный образ проступает совершенно другой облик. Тёмное на тёмном сложно разглядеть. Но тут костёр вспыхнул ярче, и мне стало понятно – кто же пришёл ко мне из тьмы.

- Раньше здесь жили племена, о которых никто уже не вспомнит. Они ушли. Я не успела их забрать себе. Они меня обманули. Да. Меня тоже можно обмануть. Вот те, кто пришёл на их пустые земли – те все мои. У тебя в ладони – осколок их магии. Магии беглецов. Это ключ. Для тебя он выглядит иначе. На что он похож?

Я сглотнул и хрипло ответил:
- Это пуговица.

Ночная гостья усмехнулась:
- Я не могу ни забрать тебя с собой, ни отнять этого дара. Но я не могу и отпустить тебя без выкупа. Я… заберу имена этих твоих спутников. Ты никогда больше их не вспомнишь. Только голоса и лица.
- Почему я?
- Кому-то можно подарить волшебную палочку, а толку будет – ноль. Другому можно дать меч в камне, а в итоге… А кому-то можно кинуть пуговицу с плаща смерти и этого будет вполне достаточно. Когда-то давно ты сделал выбор. И этот разговор, и эта ночь, и этот сад – итог того давнего выбора. Смирись. Или – начни войну. Влюбись, возненавидь, сотвори новый мир, но итог – предрешён. Я всегда буду за твоим левым плечом. И однажды я окликну тебя. А пока – прощай. Или – до встречи.

Значит, у смерти будут её глаза.

Тотчас ночь стала ещё темнее. Костёр почти угас, уйдя в багровое безмолвие. Дым его почти заставил меня заплакать. Я закрыл глаза.

Когда я открыл их, то у костра нас снова было четверо. Кто-то подбросил дров и огонь взметнулся ввысь, на мгновение развеяв тьму. Потом ветер стал срывать с неба плащ тумана, и появились робкие звёзды.

Я посмотрел на остальных, я улыбнулся в ответ, я сказал какую-то уместную пошлость, и всё стало как обычно и бывает в таких походах.

Но в моей ладони была зажата пуговица. Её края врезались мне в кожу. И я не мог вспомнить имён тех, кто сейчас был рядом со мной.

Но имена не всегда важны, особенно если вокруг костра сжимаются ветви странного яблоневого сада, укутанного туманом.


Непроглядная тьма

Дольменов было три. Два – целых, один – с расколотой крышей. Дикий виноград скрывал тропу, ведущую к ним. Позднее лето, лесные заросли, кавказские предгорья. Время странных сказок и страшных снов.

Нас было шестеро.

Утром из города на пустую базу приехали Алик и Чит. Так они себя назвали. Или – так их называли в лесу. Алик охотно разговаривал со всеми, а вот Чит в основном молчал и только печально улыбался.

Алик заглянул внутрь дольмена. Я нервно спросил:
- Что там?
- Чуть больше, чем ничего. Даже трава не выросла. Веточки и листики.
- Мы точно хотим там провести ночь?
- Боишься?
- Вот ещё!

Зажатая в левой руке пуговица стала холодной. Я мрачно ответил:
- Нет. Я не боюсь. Я разумно опасаюсь.

Чит понимающе усмехнулся. Алик с интересом наклонил голову. Девушки переглянулись.

От базы до дольменов с нами пошли тощая чёрная кошка и чёрная же собака. Сейчас они весело скакали вокруг нашей группы. Влажный воздух, стрелы лучей, пронзающие ветви, далёкое невидимое небо.

Ночь упала как занавес. Ещё минуту назад было солнце, а сейчас – влажный сумрак.

Чит и Алик остались на крыше дольмена, ехидно поглядывая внутрь, где, обложившись спальниками, устроились остальные. Лежать, к слову, было весьма неудобно – казалось, что земля внутри дольмена была застывшим предштормовым прибоем. Со всеми волнами и причудливым рисунком окаменевшей пены.

Через пять минут я вскочил и потрогал крышку дольмена. Мне показалось, что она с противным скрежетом закрывается, отрезая нас от мира вокруг. Но крыша была на месте. Алик вопросительно посмотрел на меня.

Еще через пару минут одна из девушек ойкнула и проверила крышу. Потом этот же страх посетил остальных. Затем всё успокоилось, но ненадолго. Мне внезапно стало трудно дышать, и я выполз на крышу. Девушки, видимо, уснули. Или впали в летаргию.

С крыши дольмена открывался вид на тропу и небольшую полянку. Собака и кошка – чёрные пятна на тёмном бархате ночного леса сидели совершенно неподвижно. Я поискал в кармане пуговицу. Внезапно мир вокруг стал светлее, но…

- Я читал о таком, но не знал, что это на самом деле бывает.
- Что?
- А ты не видишь?

Алик покрутил головой. Чит внимательно посмотрел на меня.
- Нет. Обычный лес. Только животные странно себя ведут.
- Сейчас. Я знаю. В чём тут дело. Подержи это в руках. И ты…

Артефакт из яблоневого сада поочерёдно перекочевал из одной ладони в другие. Алик присвистнул. Чит шепотом выругался. Вокруг дольмена – насколько хватало зрения – сидели, стояли, раскачивались зеленоватые призрачные фигуры. Часть из них была с птичьими головами, у кого-то руки заканчивались крючьями, у некоторых на спине было подобие рваных крыльев.

Я честно признался:
- И я не знаю. Что. Это. Такое.

Чит вздохнул и пробормотал:
- Охотники. Я читал… в одном учебнике… Ладно. Это тени охотников, которые не ушли из нашего мира. Они застряли между пространствами. Они всегда ищут точки перехода. Желательно, чтобы рядом были живые. Тогда…
- Они что – нас сожрут?
- Скорее просто разорвут. Жрать им нечем. Это ж не зомби.
- Спасибо тебе огромное – ведь мы их не видели, до того как ты дал нам эту…
- Пуговицу. Я её нашёл в яблоневом саду. В том, что растёт по дороге сюда.

Чит кашлянул. Алик посмотрел мне в глаза:
- Здесь нет никакого яблочного сада.
- Мы все там были позавчера, ночевали, костёр жгли. Девчонок спроси. Я там пуговицу и нашёл. Вернее – не там, но… Неважно.

Алик хмыкнул и продолжил:
- Сад этот провалился под землю после землетрясения. Лет семьдесят назад. Вместе со сторожем, охранниками и сотней людей, которые собирали яблоки. Там теперь овраг. И постоянно туман на дне. Туда никто из местных не ходит. Овраг так и называется – Запретным. Иногда – Мертвецкой дорогой.
- Охранник вышел с собаками и разрешил нам остаться. Только попросил яблоки с веток не срывать, а есть упавшие.

Внезапно Чит выдал:
- Есть многое, мой друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Значит, ты из тех, кто может видеть. Доморощенный волшебник, практически. Интересно.
- А что бывают какие-то другие?
- Бывают.

Алик поддержал его:
- Считай, что ты побывал в загробном мире и вышел живым. А пуговица, если ты её там нашёл, как ключ. Так что эти все – по твою душу. А теперь – за что и спасибо – по нашу тоже.

Я посмотрел на тёмно-зелёные тени вокруг дольмена:
- И что теперь делать?
- Чит? Давай. Не то место, чтобы хранить тайну.  Я пока всё подготовлю.
- Хорошо. Ближе к рассвету они все рванут в дольмен. Это как портал для них. А люди, особенно если в них есть хоть капля магической крови – как топливо. Самое тёмное время – перед рассветом. Тогда слабеет любая магия. Я… Мы… В общем, мы все – в опасности. Потому что ты – теперь – такой как и мы.

В это же время Алик ломал веточки с ближайшего дерева и что-то бормотал. Потом он вынул иголку. Я осторожно спросил:
- А девчонки?
- А ты загляни в дольмен.

На дне дольмена царила непроглядная тьма. Дна не было. Я посветил фонариком, но тьма от этого стала только гуще. Фонарик мигнул и погас.

- Они… умерли?
- Нет. Они уснули на дне большой реки. И течение хранит их. А вот мы – как дурачки – подставляемся. Давай. Мне нужна капля твоей крови, иначе защита не сработает.

Чит фыркнул:
- Три капли крови надо взять… Всё как в той сказке. Только сказка та – отголоски. Видел бы меня мой учитель, вот бы он повеселился. Защита из ничего и веточек. Кровь как основа. Ладно. Нужно стать невидимыми для них. Тогда всё получится. Наверное.

Смесь из крови, винограда и листьев пряно пахла, она обожгла холодом кожу.
- Не дёргайся.

Алик начертил на моей руке видимый только ему знак. Лес вокруг как будто содрогнулся.
- В сторону! И не двигайся и не говори! Началось.

Сквозь сумрак и тьму ветвей дикого винограда, через стволы деревьев, через тени трав к дольмену потекли зеленоватые волны. Они перемещались медленно, озираясь в поисках живых. Они чувствовали, что мы рядом, но не могли нас видеть, не могли дотянуться. Часть теней сошла во тьму дольмена.

Тени вытягивали руки, взмахивали остатками крыльев, искали. Они почти касались нас, но мы были для них недосягаемы. Постепенно движение теней убыстрилось.

Знак на запястье стал невыносимо холодомным. Словно кусок льда. Постепенно холод стал распространяться. Как будто змея обвивала руку холодными кольцами. Хотелось кричать, но страх сковывал не хуже заклятия. В какой-то момент все оставшиеся тени рванули внутрь дольмена. В лесу стало светлее.

Алик отряхнул куртку и облегчённо вздохнул:
- Всё. Вечером же пойду к учителю и сдам эту лабораторную по защите от примитивных.

Чит фыркнул:
- Ты теперь и практическую можешь сдать.

Я спросил:
- А теперь вы мне объясните всё, что тут было?

И тут из дольмена гулко прозвучал зловещий вопрос:
- Доброе утро, как вам спалось?

И мы все кубарем скатились на землю.

………………

Чит пожал мне руку и сказал:
- Не покупай билет в четырнадцатый вагон. Если не хочешь приключений.

Я удивлённо посмотрел в его зелёные глаза и сказал:
- Ладно… А если не будет выбора?


На дне воскрешенья


- Я купила тебе билет. У меня – тринадцатый вагон. У тебя – четырнадцатый. Других вариантов не было.
- Ладно.

Моя спутница достаёт из рюкзачка книгу и задумчиво продолжает:
- Тебе Чит оставил. Наверное – пошутил. Сказал, что понравится. И пригодится. Я посмотрела – это учебник.
Но…

На обложке значится гордое: «Водопроводные системы. Теория». Точно – шутка. Где я и где водопровод?

- Ладно. Почитаю. Всё равно больше читать нечего. Картинки посмотрю. С трубами.
-  Ты заходи в гости, вагоны-то соседние. Да и ехать долго – почти два дня. Это же не скорый, а пассажирский. Он около каждого столба останавливается.
- Хорошо.

Я улыбаюсь, снова смотрю на книгу и вижу другое название. «Введение в магию. Практикум». Так. Понятно. Тень проводницы машет мне от дверей. Пора.

Гудок. Вагон почти пустой. Я во втором плацкартном закутке, а следующие люди – через полвагона.

За окном проплывает арка, увитая декоративным виноградом. Чёрные ягоды на белом камне.

В середине книги листок – записка. Глава называется «Как побороть самое страшное чудовище». Не понимая смысла, скольжу взглядом по символам. В конце страницы нарисована ветка дикого винограда, обвившего арку. Странно, я вроде только что подобное видел.

- Чай будешь?

Проводница в выглаженной униформе с полным подносом смотрит пристально, удерживая тёмно-янтарный ряд стаканов. Серебристые подстаканники, позвякивающие ложечки, сахар в упаковках – всё, как обычно.

- Да. Спасибо.

Тянусь левой рукой за кошельком, правой придерживая книгу, поднимаю глаза и вздрагиваю. Проводница превратилась в многорукую паучиху с головой человека. Вместо чая – чёрная жидкость, из которой, подобно пушистым гусеницам, выползают водоросли.

Кто сказал, что кошелёк не оружие? Если в нём много монеток, то вполне себе метательный снаряд. Он ударяет в поднос и рикошетом летит в человеческую голову проводницы. Стаканы опрокидываются, чёрная жидкость выплёскивается на паучиху. Паучиха кричит – похоже в стаканах была кислота. Через минуту – всё кончено. Я даже книгу не успел выронить.

Опускаю глаза на текст. «Обычно чудовища приносят с собой свою смерть, нужно только вовремя понять, как она выглядит». Смотрю на останки чудовища – пусто. Чисто. Ни чёрных брызг, ни разложившегося тела.

Раздаётся покашливание. И я снова слышу:

- Чай будешь?

Проводница в выглаженной униформе с полным подносом смотрит пристально, удерживая тёмно-янтарный ряд стаканов. Серебристые подстаканники, позвякивающие ложечки, сахар в упаковках – всё, как обычно.

- Нет, спасибо…
- Ну как хочешь. Если что – я тут рядом.
- Ага.

И проводница бодро уходит в конец вагона. Предлагать чай. Пора, пожалуй, пойти в гости. В соседний – тринадцатый вагон.

Поднимаюсь, иду в тамбур, хочу открыть следующую дверь и понимаю – это крайний вагон. Дальше – рельсы и лёгкий туман. Наверное, перепутал направления. Иду в другой конец. Надо спросить проводницу.

В конце вагона – никого. Так. Пробегаю ещё раз, стуча во все двери. Я один. Туалеты открыты и пусты. Но удивительно не это. Вагон катится сам по себе – ни спереди, ни сзади нет других вагонов. И тепловоза нет.

- Испугался?

Знакомый голос. Слишком знакомый голос. Осторожно оборачиваюсь и вижу себя. Как в зеркале. Другой я сидит на моём месте, держит в руках книгу и пьёт… чёрную вязкую жидкость, потом достаёт шевелящуюся водоросль, облизывает её и бросает на пол.

Я и не знал, что можно так – без рывка прыгнуть.

Я борюсь сам с собой. Силы равны. Приёмы предугадываются, движения синхронны. Хочешь ударить об полку – нет. Заломить руку – мимо. Бесконечная бессмысленная борьба.

В процессе возни ломаем по столу, тут же падает книга и раскрывается прямо перед моими глазами.

«Последняя бездна» – графемно-идиоматическое заклятье, не требующее знания языка, выглядит следующим образом…»

Давай!

Вагон опрокидывается и летит куда-то вниз. Сила притяжения – бессердечная тварь – бросает обе версии меня прямо в последний тамбур. Моё отражение, мой двойник побеждает в этом полёте – он первым врезается в открытую дверь. Пытается что-то сказать, но я вижу тонкую линию крови – красную нить из уголка рта. Он касается моей щеки рукой. И – всё. Отражение умирает.

Вагон с грохотом ударяется о воду. Зелёная тьма заливает плацкарт, просачиваясь через открытые окна. Я кричу, я захлёбываюсь, я задыхаюсь. Я опускаюсь на тёмное дно сознания.

……………..

Гудок. Поезд трогается. Я сижу с книгой в руках. Открываю. В середине лежит записка.

«Привет! Наверное, это тебе пригодится и даже понравится. Ну – учебник. Начинай его с самого начала. А вот эту главу и вовсе читай осторожно – она уже из практикума, слишком реалистична. Ну ты разберёшься. Удачи.

И привет всем нашим.

Чит.»


Разбитою тенью

Иногда мне кажется, что весь мир вращается вокруг кого-то одного. Но чаще всего я уверен, что мир, Вселенная, Макрокосм – статичны. И движение просто невозможно. Потому что всё заранее предопределено.

Но не сегодня.

Где-то под Волгоградом наш пассажирский поезд надолго остановился. Вечерело. Из вагонов никого не выпускали, но можно было открыть полуразбитое окно и смотреть в бесконечные тени лугов, где Eryngium planum рос рядом с Phragmites australis, иногда его разбавляла Glycyrrhiza echinata. Это я справочник открыл, для освежения памяти. Если сказать просто – бессмертник рос рядом с тростником, иногда его разбавляла какая-то обычная трава, вроде бы – солодка.

Сентябрь плавно стремился к октябрю. Воздух был хрустален и чист. Странная книга, которая всеми воспринималась как теория водопроводных систем, была почти дочитана. Я стал осторожнее с ней после происшествия с монстрами.

Сейчас я разглядывал задание, набранное мелким шрифтом внизу страницы.

«Напиши текст, в котором ты придумываешь новое заклинание перемещения. Постарайся, чтобы оно было благозвучным и имело какую-то внутреннюю логику и смысл. В твоём заклинании должно быть три полноценных предложения. Используй для основы следующее…»

И список слов, похожих на осколки слов, да примеры из разных обычных книг.

В вагоне было тихо – пассажиры погрузились в дрёму, проводница заперла вагон и куда-то удалилась. Делать было совершенно нечего.

Я посмотрел на привычное «эш назг дурбатулук» и вздохнул. Сложно придумать то, чего никогда не придумывал. Впрочем, безделье – двигатель прогресса.

- Эссторио фламентелло микко эрт. Кьедо маттерро фиа. Стэтто эмио бьендо арро.

Без переходов и спецэффектов, без фанфар и взрывов, без лишних звуков и долгих раздумий я рухнул в мягкий сугроб. Слово, вырвавшееся из меня, было в чём-то магическим. Но не очень культурным.

Рельеф местности не изменился. Просто исчез поезд, рельсы, и вагон, в котором я сидел с книжкой. Книга осталась. Ну и да – пришла зима.

Мир вокруг был засыпан снегом. Холодно! Из вещей только книга, да и ту не сжечь – спичек нет. Я быстро вспомнил произнесённое заклинание и выпалил его снова. Ничего не изменилось.

Надо двигаться, чтобы не замёрзнуть.

Застегнулся на все пуговицы, сунул руки в карман, книгу положил за пазуху – всё теплее будет.

Прыгать по сугробам в лёгкой обуви и пытаться согреться в пустынном мире – сомнительное удовольствие. На очередном прыжке, направленном относительно вверх, вижу какое-то дерево.

Бегу к нему. Eryngium planum цепляется за ноги, Phragmites australis бьёт по голове, хорошо хоть Glycyrrhiza echinata глубоко под снегом.

Вот сейчас надо было придумывать заклинание на неизвестном языке. Или даже на известном! Сейчас у меня есть много новых и многоэтажных слов с разветвлёнными придаточными посылами в пассивно-агрессивной форме. Конечно (прыжок влево), я не уверен (спотыкаюсь о воздух), что это (Glycyrrhiza echinata по лицу), воистину магический язык (падаю под дерево), но…

Это совершенно заледеневшее дерево, все ветви которого увешаны разными странными предметами. Все предметы – подо льдом. Забыв о холоде после пробежки, рассматриваю это всё льдистое великолепие. Кольца на цепочках, амулеты из трав, перьев, чеканные монеты с неизвестными профилями. Всё подо льдом и ничего нельзя сорвать. Фибулы вплавлены в ствол, перстни плотно сидят на ветвях, нашлась даже флешка в стразах.

Ветви не ломаются. Лёд не тает от тепла моих рук.

Так. А вот это знакомое. Моя пуговица, найденная в яблоневом саду. Тянусь к ней. Она неожиданно легко снимается с ветки и остаётся в руке. И?

И ничего. Холодный кусок металла на шнурке. Взмахиваю им и механически выдаю любимое «эш назг дурбатулук…» Зимнее безмолвие. Снова изобретённое мной заклинание. Без результата.

Пальцы замёрзли, мысли замёрзли. Кажется, сказка моя подходит к концу. Тянусь за книгой. Она-то тёплая. Открываю на том же месте, перечитываю. Внизу совсем уж мелким шрифтом набрано: «Для отмены заклинания перемещения рекомендуется инверсивное построение текста и слияние имеющихся артефактов».

Заклинание в обратном порядке и… В кармане лежит точно такая же пуговица. Разница в шнурке. Сжимаю их в ладони.

- Орра однеб оимэ оттесто…

Заклинание в инверсии звучит совсем странно, но холод уже касается моих губ, останавливает мои мысли, разжимает мою ладонь.

Прежде чем я, присыпанный снегом, с посиневшими губами и заледеневшими пальцами, возвращаюсь в вагон, успеваю заметить, как к дереву идёт какая-то фигура и в руках у неё… А потом дерево с талисманами становится разбитою тенью. Нет. Я не разглядел, что было в руках.

Вагон принял меня в тёплые объятья. Я хочу чаю, горячего и сладкого, и пусть проводница превратится в любого монстра и даже сожрёт меня, но сначала – чай.

- Поезд трогается! Поезд трогается!

Чаю мне. Чаю…


Та ночь у окна

- Лысая куриябма! Януш, обыщи его рюкзак. Быстро! Кто ты такой? Агент министерства магии? Шпион золотого времени? Добрый салемский перевёртыш? Сновидец белой тьмы?
- Человек…
- Брехня! Человеки мира, где мы были, не могут попасть на поезд-между-всем. Только маги с артефактами. Март! Держи курс на море Кислоты, мы его туда сбросим.
- Адмирал! Тут книга-перевёртыш… Она с дарственной надписью. Это…

Я вышел из четырнадцатого вагона в Сызрани и пошёл на автовокзал. Моя спутница поехала дальше и больше в этой жизни я её никогда не встречал. Было странно этим днём идти в шортах в футболке через людей, одетых по-осеннему. Кроссовки с треснувшими подошвами радостно захлюпали в луже и носки тут же промокли. Но холодно мне не было. Южное жаркое солнце ещё царило в моей крови. Его огонь иссякнет через несколько дней.

Железнодорожный и автобусный вокзал в Сызрани, как выяснилось, плавно перетекали друг в друга. Рейс в мой город был только через полтора часа, поэтому я прошлёпал обратно к поездам, оставляя влажные следы на сером асфальте, и мрачно плюхнулся на красную деревянную скамейку. Я очень хотел есть, но все деньги ушли на билет. В воздух витал запах жареных пирожков, витал и печалил меня своей недоступностью.

Передо мной было множество путей. На одних стояли пустые вагоны, на других – нагруженные щебёнкой, с ближайшего – должен был отчалить мой поезд, а по дальним – куда-то ползли электровозы, толкая перед собой ждущие груза платформы.

Рядом со мной на лавочку сел белобрысый подросток. Он бросил на меня быстрый взгляд и закусил губу. Я насторожился. В тот же самый миг позади раздался громкий хлопок, лавочка неестественно изогнулась в пространстве подобно тетиве на луке. Белобрысый незнакомец одним движением бросил мне мой же рюкзак, непонятно как оказавшийся у него в руках, и крикнул:
- Беги! Быстрей беги, дурак! В поезд!

Лавка распрямилась и меня отшвырнуло на несколько метров вперёд, практически впритык к тепловозу с одиноком вагоном. Я оглянулся и увидел, как люди в странных мантиях бегут за мной, что-то крича. Тепловоз передо мной вздрогнул и я понял, что это старый паровоз, такой сказочно-игрушечный на вид, будто только что сошедший с экрана немого кино. Я взлетел по лесенке в кабину и…

- Хватай его! Януш, Март – уходим! Быстрее. Нас раскрыли.
- Адмирал! А как же Дим?
- Всё потом! Ты! Лысая куриябма! Кто ты такой?
- Эээ…

Тем временем игрушечно выглядящий паровоз вместе с вагоном пролетел несколько метров по рельсам, а затем оторвался от них и провалился в ночь. Меня втянули внутрь и дотолкали до вагона. Мельком я успел разглядеть странную рубку машиниста.

- Адмирал! Тут книга-перевёртыш… Она с дарственной надписью. Это…
- Чит.
- Да.
- Отбой опасности.

- Мы контрабандисты. Этот поезд-призрак, вернее то, что от него сталось после пожара, он может перемещаться между разными пространствами. Если повезёт или не повезёт, то и между временными точками. Мы… крадём технологии и артефакты в одном месте и передаём их тем, кого они могут спасти.

Адмирал, или как его называли двое других мальчишек, Мир, был самым старшим в компании. Ему было почти двадцать. Тёмные прямые волосы, ярко-синие глаза, которые в моменты опасности наливались какой-то пугающей зеленью, атлетическое сложение гимнаста, тонкие нервные пальцы, созданные для игры на скрипке. Этими же пальцами, впрочем, он мог согнуть и разогнуть железный прут. Мир предпочитал чёрную одежду. Когда-то он состоял в братстве теней – это официально-тайный орден воров пространства Белой войны, но потом вышел на задание и не вернулся.

Януш – неприметный мальчишка двенадцати лет. Задумчивый. Было в нём нечто странное – при прямом взгляде на него он становился почти невидимым, поэтому приходилось смотреть на него чуть искоса. Адмирал бросил: «хроногеррантное повреждение при мортабельном переносе». Март перевёл: «Он умер в своём времени, но может жить во всех других».

Марту было шестнадцать и он был не совсем человеком. Или – продвинутой версией человека. Март мог менять свой взгляд. То есть вот буквально – закрывает карие глазищи, напрягается, встряхивает кудрявой тёмной головой, и вуаля! – вместо карих – белые глаза. Магические. Ими Март мог наблюдать за временем. Смотреть в пространство путей.

- Ты извини, что я на тебя так набросился – я думал, что ты шпион. Потому что обычный человек не может пройти в поезд. Только маг с артефактом раскрытия или… тот, у кого есть ключ.
- Так вот от чего эта пуговица?
- Пуговица? Нет. Твой ключ – это книга. Тебе её Чит отдал.
- Ты его знаешь?
- Он путешествовал с нами, пока…

Март фыркнул:
- Пока ему не надоело вечно бегать. И мы вернули его в правильное время. Через десять минут, как забрали.

Мир вздохнул:
- Да уж. Это редкое чудо – так близко вернуться. Обычно Хронос сопротивляется, но не в этот раз. Кстати, твоё время – ну твой мир – весьма гадкое место. Там дальше, году в 2022 вообще будет лютый треш. Если мы оказываемся рядом с этим потоком хронотечения, то бодро уносимся куда подальше. Вирусы, каннибализм, запретная магия, обнуление матрицы… Всё веселье там ещё впереди.

Януш кашлянул и сказал:
- А как же Дим?

Адмирал поморщился и ответил:
- Я помню. Он уже не там, где мы его потеряли. Март просчитывает варианты возвращения. Но в том мире целое министерство магии следит за всем. Это, конечно, его последние годы, но…

Я выпил странного синего чая (это с пространства Регулюса, по словам Марта) и осторожно спросил:
- А Чит – он как сюда попал? Почему ушёл? Зачем передал мне книгу?

Мир усмехнулся:
- Чит. Вечный воитель в белой одежде. Неотвратимый воин справедливости. Непобедимая смерть механизмов. Это надо долго рассказывать. Возьми вон на той полке книгу «Жёлтая поляна», прочитай. Он был прообразом одного из персонажей.  А твоя книга… Это перевёртыш. Она на самом деле из другого пространства, поэтому ты наш паровозик и увидел. И тот факт, что Чит подарил её именно тебе – многое значит. Он, когда уходил, сказал, что пришлёт нам «равноценную замену». Я думал, что он шутит. И да… Ты ведь понимаешь, что можешь никогда не вернуться обратно в свой поток времени?

- Теперь понимаю.

Той ночью я стоял у окна вагона поезда-призрака. Внизу бурлило море Кислоты, из него изредка выпрыгивали кислотоустойчивые дельфины, охотящиеся на летающий алый планктон.

Адмирал рассказал мне, что если в море Кислоты сбросить человека, то он не просто растворится в нём, но растворится и в пространстве-времени. Станет так, будто он никогда не рождался. Почему-то большинство встреченных Адмиралом людей и близких к людям существ, очень этого боялись.

Той ночью, стоя у окна, я прощался с прошлой жизнью на неизвестный срок.

Утром Март сказал:
- Я знаю, где Дим. Я знаю – когда Дим. Но это будет сложно и долго. Очень долго – для нас.

И поезд-призрак –хронометрическая ловушка, последняя тюрьма, странник, всегда бегущий от смерти – начал обратное движение. В моё время. За недавним своим пассажиром.

Но путь вышел весьма долгим.


И, кажется, будет не смертью

Ощущения были, не скажу, что приятные. Меня слегка покачивало и внутренне шатало, но я не подавал виду. Тем более, что вокруг – сплошные маги и вообще… Другой вариант измерения. А я – совершеннолетний (в некоторых государствах) человек в теле другого человека. Мальчишка в теле мастера по обслуживанию магически используемых предметов при новом министерстве

Расскажу по порядку.

- Запомни – если вызовешь запах Lupinus polyphyllus – возвратишься в своё тело. Постарайся как-то пристроить временное тело поудобнее. А то наш друг рухнет посреди магического великолепия. Это ни ему, ни нам не нужно. Понял?
- Ага… А почему, всё-таки я? А не…
- Нет. Я уже объяснял – наши духометрические отпечатки у министерства есть, стоит только нам войти в здание – всё. Всё зазвенит, заорёт, захлопнется. Оно, конечно, ничего страшного не произойдёт. С нами. Мы отскочим, как мячик, обратно, но вот нашего агента раскроют. А ему ещё кормить своих домашних полузапретных магических питомцев. А ты – тёмная лошадка в этой обменной игре.
- Понял.
- Итак, тебе надо пройти в зал каталогов и тюрем и найти там файл Дима. И прочитать. Мы его увидим вместе с тобой через вот этот экран. И не бойся – это даже весело – быть в чужом теле. Будет, что в старости вспомнить.

И я упал на кушетку в своей каюте номер 14. и мне привиделось, что я стал кустарником на далёкой планете – то ли Lupinus polyphyllus, то ли Glycyrrhiza echinata. И…

И потом я открыл глаза.

…………..
За два часа до всех этих событий.

- Получается, что если бы поехал не в четырнадцатом вагоне, то я вас даже бы не увидел?
- Нас бы ты увидел, а вот в поезд не вошёл бы. Тут несколько условий – вагон именно за этим номером, ключ и… везение? Хотя назвать везением исчезновение из своего времени я не могу.

Адмирал указал на рельсометр:
- Наш чудесный железнодорожный корабль должен проехать определённое расстояние по реальным рельсам, чтобы переместиться. Чем дальше перемещаемся – тем дольше катаемся, набирая расстояния. А рельсы, бывает, проходят в очень неприятных местах.

Я задумчиво провёл пальцем по краю приборной доски. Было забавно наблюдать, как стрелки вздрагивали в ответ на прикосновение. Мир улыбнулся:
- Остаточное электричество. На Яна приборы не реагируют, что вполне объяснимо. Март и вовсе приводит большинство измерительных приборов в бешенство. На меня они реагируют сдержанно.
- Почему?
- Я самый взрослый из вас.

Янеку – всегда двенадцать, Марту – шестнадцать лет, я – на два года его старше. Адмиралу – двадцать. Такой разновозрастный отряд.

……………

Министерство было огромным. Даже если смотреть с высоты моего нового тела и глубины моих новых знаний. Я совершенно спокойно прошёл в него.

Я чувствовал, что моё временное тело напряжено. Где-то на задворках сознания вспыхивали искры испуга, и рвались магические петарды опасений. Мой носитель нервничал, но скрывал это. И ещё – у него были трижды магическим образом вылеченная печень. Но, судя по моим ощущениям – не за горами был четвёртый заход на лечение.

Я смотрел на мир чужими глазами. Изображение, в некоторые моменты размазывалось по краям. Руки оказались длиннее и неудобнее моих, как будто на концах пальцев выросло по ещё одной фаланге. И мысли по краю сознания были странные: «Сейчас ещё раз это сделаю – и уйду в окончательный отрыв. Разведу крокозайцев и одного гриппограйфа, уйду из министерства и стану жить в своё удовольствие, тем более…» Перед глазами проплыла эмблема – шпага и шляпа – забраны в рамочку в виде мерцающей картинки на стене. Что бы это значило? О чём это он?

Забавно было использовать чужую магию. Ведро с инструментами, к примеру, по взмаху руки полетело вслед за мной. Прекрасно. Я великий внетелесный левитатор вёдер. Ведровитатор.

И как он бегает с таким животом? А эта грудь? А эти сардельки волосатых магических пальцев? Брр. Запахи, пойманные чужим мне носом, воспринимались иначе. Всё пахло резче. Да и двигался я рывками, но окружающие не обращали на этого никакого внимания. Видимо, привыкли.

- Ты куда, Квестадор?
- В каталог тюрем, там надо магиханизм проверить. Шалит.

Говорить с кем-то хором, находясь в чудом теле мага – забавно. Чувствую обратную симпатию. И странную несвоевременную мысль: «Вот бы мне такого смелого сына, а не… Даже жалко, что… Ну ладно».

Что жалко, Квестадор? Меня? Но почему?

Зал каталогов – и не зал вовсе, а так – закуток. Мы оба тянемся к единственной полке, достаём пухлый фолиант вновь пойманных и вместе ведём пальцев по строкам. «Дим» – Грюнельштадт. И тут я слышу голос моего носителя:
- Ты уж извини меня, малец, но ты в ловушке. Я согласился на это всё, чтобы своего сына-слюнтяя выручить. Мне, и правда, очень жаль.

Вот уж удивил, так удивил. Можно подумать, что мы и не знали. Вот фиг я тебя, предателя буду позаботливее пристраивать телом. Падай, гад, с размаху на пол!

Я вспоминаю запах Lupinus polyphyllus (люпин многолистный) и пулей вылетаю из тела.

Прощайте, сардельки пальцев, гудбай, пропитая печень, аривидерчи, волосатая грудь! Здравствуй, кушетка в каюте поезда-призрака. Как же я по тебе скучал.

- Он действительно предатель. Грюнельштадт. Камера номер ноль-три-зет.

Адмирал пододвинул ко мне янтарный чай.
- Выпей. Это поможет быстрее прийти в себя. И поспи пару часов, пока мы набираем расстояния для времени.
- Да…

И я уснул под перестук колёс.

Начало любого пути

1-й лист: «Контрабанда дождя»

Тьма ночным мотыльком билась в окна вагона. Колёса стучали по невидимым рельсам. Миры и созвездия искрами проносились мимо – из ниоткуда в никогда, но при этом казалось, что поезд наш стоит на одном месте, а вот Вселенная – движется.

Мне всегда нравилось это нахождение между пространствами, когда ты – здесь и сейчас, но не принадлежишь ни одному известному миру. Я знал, что это скоро закончится, что история, как бы мы ни старались приукрасить её, всегда будет жестокой, даже в сказочной обёртке, но…

Всё началось с дождя. Наш поезд, наша хронометрическая ловушка несколько долгих часов катила сквозь дождевые дебри. Стук колёс, стук дождя, полумрак единственного вагона и паровоза перед ним – довольно уютная картина… по сути. Но обычно, так мне сказал Март, между мирами и пространствами осадков не бывает. Это ненормально.

Адмирал ловко поймал скомканный лист бумаги и весело сказал:
- Нас ждёт приключение. Если кратко, то мы должны найти некий талисман в одном месте и перенести его в другое. Такая занятная работа, когда мы помогаем одному городу, украв вещь у другого города, и при этом помогаем себе. Обычное дело.

Януш вздохнул и ответил:
- Я против воровства. Это некрасиво.
- Скажи это бесконечному числу политиков, которые держатся зубами, чаще всего уже вставными, за власть, как будто это единственное, что важно в мире. И так до тех пор, пока зубы не разомнут цепь времён.
- Говорить с политиками? Нетушки-фигушки. Проще говорить со звёздами на небе, они хотя бы теоретически могут услышать. И ответить.

Март покосился на Януша и заметил:
- Ян, как всегда, преисполнен оптимизма. Но я – навигатор, так что давай ближе к делу, мне ещё маршрут просчитывать.

И Адмирал рассказал. И мы составили план. Но в итоге всё пошло не так, не туда, не по-нашему, короче – как обычно.

Янеку – всегда двенадцать, Марту – шестнадцать лет, я – на два года его старше. Адмиралу – двадцать. Я не стану называть своего имени, потому что знаю – не там или не вовремя прозвучавшее слово может разрушать миры. Смиритесь с этой причудой.

Башня в городе вечного дождя оказалась охраняемым музеем. Март остался у карт, Адмирал держал штурвал, Янек был слишком юн, чтобы пройти незамеченным в башню. Туда вообще ходили те, кто постарше, это считалось нормальным. Башня была посвящена Богине слёз. Покровительнице неразделённой любви. Целительнице разбитых сердец.

Конечно же – в башню пошёл я. Видимо, как самый печальный и одухотворённый по полной программе. Ну ладно.

- Самое главное – правильно совершить паломничество. В башню пропускают примерно до пятого этажа. Но этажей там – десять. Шестой, седьмой и восьмой этажи – это для избранных. Для самых страдающих.
- Что-то я не уверен в том, что я такой уж страдающий.
- Я научу тебя, как обмануть жрецов. Самое главное, чтобы они выдали тебе разменные монеты. На каждом этаже нужно бросать монету в специальную трубу, тогда они будут знать, что ты прошёл. А вот если монеты не будет, то – хоп! Они рванут на себя рычаг, такой же как вон у нас стоп-кран висит, и ты откатываешься обратно аж на первый этаж и никогда больше не можешь войти в башню.
- К чему такие сложности?
- Это ещё не сложности, а так – цветочки. Девятый и десятый этажи называются дланями безнадёжности. Или – площадками самоубийц.
- Хм.
- Ага.

Я был совершенно безутешен. Я заламывал руки и проливал слёзы. Я совершенно искренне страдал. Жрецы, похожие на оранжевые мандарины одеждой и размерами, смотрели на меня с неподдельным сочувствием. Ещё бы! Всё это время у меня на левой руке, чуть выше локтя, висело пиявкообразное существо, которое называлось «червь скорби». Между прочим, это атрибут профессиональных плакальщиц, он очень помогает вжиться в образ скорбящего. Тут самое главное эту химически ориентированную скорбь вовремя отсоединить. А то сойдёшь с ума. Механизм воздействия простой – червь скорби вбрасывает в кровь вещество, провоцирующее печаль в поистине промышленных масштабах. Конечно, мага такой химической скорбью не проведёшь, но обычного жреца в мемориальном комплексе – запросто.

И вот уже в моих руках разменные монеты с профилем богини и жрецы ласково вталкивают меня в тёмное жерло двери, ведущей на лестницы. И захлопывают её за моей спиной. Чтобы, значит, не передумал скорбеть и не сбежал с радостным смехом обратно. Ну и славно. Долой пиявку уныния. Прижигаю ей хвост и она с прощальным звуком, так похожим на поцелуй, отваливается в баночку. Крышечка. Карман. Побежали.

Шестой этаж. Чёрный янтарь на стенах. Фрески со скорбящими людьми. Не всякий склеп может похвастаться такой атмосферой. Где это этот чёртов жёлоб?

Монеточка летит в трубу и с тихим звяканьем затихает. Седьмой этаж. Синий рубин. Ну не буду я смотреть на эти картины, не в галерее же я. Монета. Восьмой. Белый агат. Монета. Всё. Я на финишной прямой. Теперь счёт идёт на минуты. Скоро жрецы прибегут выручать моё… наверное, самоубийственное тело, потому что я пошёл выше и они это отслеживают. Как? А Богиня их знает.

Бегу. Девятый – серый этаж. Камень и плиты. Десятый. Открытые окна. Внизу не видно города – сплошное одеяло облаков, кажется, что на него можно спрыгнуть и пойти по его мягкости к небу… Ага. Началось. На этом все самоубийцы и ломаются. И прыгают в итоге вниз. Но я здесь не за этим.

На грязно-белом плаще с кровавым подбоем лежала простая подвеска на длинной цепочке. Бирюзовая капля снежного сапфира на серебряной нити. Я протягиваю к ней руку и – внезапно вижу наш поезд. Вижу откуда-то сверху. Фигуры не ясны, голоса не узнаваемы, понять кто это там из трёх человек – нельзя. Размыто изображение, то ли дождём, то ли слезами. Но вот понять с кем происходит встреча, я могу.

Это маг, и я его знаю. Запах Lupinus polyphyllus – люпина многолистного – укутывает меня одеялом и я начинаю задыхаться. От ненависти. И прежде чем картинка рассыплется, успеваю услышать:

- Сделка заключена. Ты получишь то, что просишь, когда мы поймаем остальных. Самое главное, чтобы никто из них не догадался, и все тебе верили до самого конца и тогда…

Я падаю на пол, сжимая в руке подвеску. Дверь распахивается, в комнату вкатываются жрецы и тут внезапно ровно в мою руку с артефактом бьёт молния.

Радостно, когда всё идёт по плану. Даже если не по нашему плану.

Читай свои вечные книги

2-й лист: «Долгая нежизнь»

«В конце концов – всему свой час, когда-нибудь, пусть не теперь, но…»

Я умер прекрасным весенним утром, когда нежный ветер уже касался летучих цветов Эйфеа в королевском саду. На песочных часах заканчивался девятый круг, а мальчишки соседней гистазии как раз закончили занятия на летательных простынях, выкрикивая вечное: «Урсула тебя побери, левее, болванище!»

В тот день было солнечно. Пять извилистых рек нашего города блистали в лучах молодого солнца, а Круги Магистра – так называлось благородное городское кладбище – уже готовились к благодарственной службе во имя Богини. Продавали бес-смертники, циорг-гины и мёбиус-сны. Всё это к концу дня должно было лежать на плитах самых достойных дев и мужей города.

Я забежал домой, кинул рюкзачок с учебниками под кровать, и, схватив бундер-броут, выскочил на улицу так шустро, что мачеха ничего не успела сказать. Меня ждали приключения, мне было не до нравоучений. Нужно было поскорее вскарабкаться на высотное дерево, чтобы увидеть панихиду по неушедшим в тенях, проводимую служителями Ррнора и Ндорра. Мондерхи в чёрном и мондерхи в кровавом смотрятся очень интересно, особенно с высоты.

В городе говорили, что можно увидеть волны узоров в их ритуальном танце. Если поймаешь взглядом дракона в этой картине, то можно загадывать желание. Настоящее желание, которое точно исполнится.  меня были большие планы на это желание.

Я хотел попасть в Императорскую школу, стать, как минимум, летуном, а потом пробиться в ряды избранных, а уж там можно заключить сделку с деймонгами и стать одним из Остановленных. Но это – я понимаю – сложно. Поэтому я планировал загадать желание про гистазию, а дальше – как повезёт.

Роб, Рой, Стек (братьям дали имена сказочных стражей леса Жизни) уже приготовили свою Долгую лестницу.

Роб – старший, мой ровесник, огненно-рыжий неугомонный крепыш, ему недавно исполнилось двенадцать лет, принёс магическую турбулентную трубу. Рой – средний брат, неожиданно проворный для своих внушительных габаритов, крутил в пухлых руках стретоскопический прицел. Младший – Стек – внезапно хрупкий, если не сказать тощий, мальчишка семи лет с ярко-синими глазами на бледном лице, сторожил сумки с порошками – общеизвестно, что вовремя брошенная пыль эстарха проясняет магическое зрение. Если ты в это веришь. В любом случае – эта оранжевая субстанция очень красиво порхала в воздухе.

Чем выше заберёшься, тем интереснее получалось парение. Частички пыли иногда соединялись в птиц, бабочек, цветы. Говорили, что эта пыль предсказывает будущее и даже может остановить смерть на время. Враньё, конечно, но кто ж не верит во всякие недомагические байки? Жизнь без веру в чудеса – хуже смерти.

- Ну чего ты так долго!

Роб аж подпрыгивал от нетерпении и магическая труба позвякивала в такт прыжкам. Рой что-то меланхолично жевал, а Стек задумчиво рассматривал раннюю радужную бабочку, внезапно примостившуюся на сумку.

Стек был самым странным из братьев, поговаривали, что у него другой отец, но по мне это чушь. Достаточно было заглянуть в глаза всем троим по очереди, а потом в глаза их отцу, чтобы понять, что они близкие родственники. Глаза не лгут. Стек мне нравился. Ага. Я бы не отказался от такого брата. Из всех троих он был наиболее умным, если хотите. И уж точно самым понимающим и добрым.

Дерево было высокое. Очень. Иногда во снах мне казалось, что оно разрывает своей кроной облака в пасмурные дни. С такого упадёшь – и всё. Ибо внизу камни. Поэтому мы использовали страховочные верёвки, привязывая их по мере поднятия к вершине. Верёвку тут, верёвку там. Если будешь падать – недалеко улетишь. Первым карабкался самый лёгкий – Стек, он же должен был оставаться на самой высокой точке. И – конечно же – мы забирались на это дерево в обход всем правилам и запретам. Дерево было высокое, а ветки ломкие и скользкие. Но мы, как мне казалось, всё продумали и очень хорошо подготовились.

- Ну? Стек? Ты закрепился? Скоро начало…
- Почти…

Я искал верёвку, что завязать страховочный узел. Роб и Рой вольготно расположились на нижних ветвях. А Стек чего ещё возился наверху.

Неожиданно поднялся ветер и стал бить по веткам. И мелкие ветки стали осыпаться под его ударами, и пыль эстарха закружилась в воздухе, рисую невозможные узоры в виде птиц, цветов и ветвей.

А потом раздался громкий треск и вершина дерева перевернулась.

Я не знаю, как, но я успел схватить за руку летящего вниз Стека и, держась другой рукой за крепкую ветвь подтянуть его к себе ближе, пока верхушка дерева летела вниз, разбрасывая листья и ломая узоры пыли.

В это же мгновение процессия служителей Ррнора и Ндорра была как на ладони перед нашими испуганными глазами. Я накинул на застывшего от ужаса Стека свою страховку и затянул узел. Успел! Теперь можно…

Я увидел как среди чёрных и красных фигур (земля и кровь) проступает что-то очень знакомое и успел ещё подумать: надо же, старые легенды не врали, это…

И тут ветвь не выдержала. Стек сполз по страховочной верёвке вниз, а я полетел прямо на камни, едва успев загадать желание.

И тьма поглотила меня.

И падая в бесконечную бархатную тьму, я услышал над собой два женских голоса. Один голос – отстранённый, второй – юный.

Первый вопросил:
- Что здесь делают двое мальчишек? Один, я вижу, почти мёртв. Другой – вполне жив. Ученица?
- Это с праздника неупокоенного дракона. Ну… того – с обязательным исполнением желания.
- Один праздник – одно желание. Почему два объекта?
- Они оба имеют право на исполнение. Оба видели тень.
- Одновременно?
- Практически...
- Так не может быть. Исполни желание того, кто загадал первым. Это ведь был тот, что жив?
- Мда…
- Что ты мнёшься?
- Они оба загадали примерно одинаковое. Желание звучало как: «я хочу, чтобы он не умер здесь». А второй – «я хочу остаться живым, пусть и не здесь».
- Что ж. Того, кто жив – отправляй обратно. А со вторым будем заключать сделку. Буди его.
- Янек? Янеш? Ян?


(...продолжение следует...)