Где двое или трое...

       1.

       Я вновь на Афоне. Когда жизнь в мире опустошает меня, я все бросаю и мчусь на его святую землю, чтобы выживать. Последнее время это начинает происходить почему-то более часто. Я, конечно, могу вычислять причину этого логически, но в этом нет никакого смысла.
       Мне представляется, что монашество – это совершенный путь к Богу. По замыслу он самый прямой и короткий, но греховность нашей души делает любой путь извилистым. Особенность жизни монаха состоит в том, что даже если он движется вспять, то все равно это движение к Богу, потому что Бог его ведет, и он должен это постоянно помнить. Бог взял все его заботы на Себя, но если монах об этом забывает, то, по существу, он отрекается от Него. К сожалению, высокое развитие современной науки и техники побуждает человека мыслить себя богом. Естественно, для него реальный Бог становится фантазией, порожденной заблудшим разумом людей далекого прошлого. При всем этом, как ни удивительно, но сегодня большая часть человечества мыслит себя верующими в реального Бога, не осознавая, что их вера формальна.
       Когда я об этом думаю, мне становится грустно. Эти мысли давно меня беспокоят. С тех пор, как они появились, я видел выход из этого всеобщего трагизма лишь в монашеском пути, поэтому долгое время настраивал себя на него. Но Господь совершенно неожиданно открыл мне загадочный мир иконописания.
       Я написал много образов, но каждый раз, когда я сажусь перед последней иконой и начинаю её созерцать, то удивляюсь, что она написана мною. Я об этом часто думаю, и мой вывод не меняется. Мне представляется, что икона пишется моими руками, но не мной. За этим выводом следует вопрос, а кто сейчас созерцает икону? Наверное, тот, кто её написал и я. Мой разум вычислил ответ, но сердце ему не доверяет, потому что он еще не освободился от влияния страстей, при этом, кто такой я – неизвестно. Разумеется, это меня не устраивает, но я пока не вижу выхода.


       2.

       С каждой поездкой моя связь с Афоном углубляется. Сейчас я нахожусь на верхней палубе парома, который приближается к причалу «Святая Анна». Передо мной восстает из бесконечной морской глади Святая Гора. Она со всей очевидностью, соединяя небо с землей, указывает душам монахов путь в Ангельский мир. Одни из них устремляются прямо к вершине, преодолевая все препятствия, а другие восходят по извилистым тропам, обходя сложные преграды. Каждый выбирает себе путь по своим возможностям. К сожалению, те, кто переоценивают свои силы, не доходят до вершины, возвращаясь с горечью, к подножью Святой Горы. В постоянной молитве их уныние быстро проходит, поэтому вновь появляется желание восходить на вершину, конечно, более разумно. Так протекает из века в век монашеская жизнь.
       На причале уже виднелась одинокая фигура, и я не сомневался, что это отец Гавриил, потому что чувствовал его радость. Наверное, это чувствование возникло от того, что и я был рад нашей встрече. Есть мнение, что люди влияют друг на друга своими чувствами независимо от расстояния и это необходимо осознавать, чтобы защищаться от нежеланных воздействий.
       Наша дружба с отцом Гавриилом завязалась пять лет тому назад. В то время я приехал в монастырь, где было много иконописцев. По благословению его настоятеля я должен был написать в их мастерской икону Владимирской Богородицы. Это позволило нам тесно общаться и исследовать тонкости процесса иконописания. Со всеми своими проблемами я должен был обращаться к отцу Гавриилу, который знал русский язык. Он не был иконописцем, но его монастырское послушание меня очень заинтересовало. Ему было поручено написать книгу о современных исихастах Афона. Он с радостью делился со мной своими открытиями, и я пообещал привести ему литературу по Иисусовой молитве, изданную в России. Среди книг, добытых мною, был «Устав» преподобного Нила Сорского, который особо заинтересовал как его, так и меня.
       В этом году жизнь отца Гавриила в корне изменилась, настоятель монастыря выделил ему келью в районе «Святой Анны» и благословил вести отшельнический образ жизни. Там же находилась и келья его друга отца Михаила, которого очень заинтересовал устав Нила Сорского.
       Сейчас я еду к отцу Гавриилу, чтобы поздравить его с новой жизнью и подарить икону преподобного Нила, написанную мной. Паром плавно приблизился к причалу, и я вышел на берег вслед за матросом, набросившим петлю каната на металлическую тумбу. Отец Гавриил очень тепло обнял меня, и мы быстро пошли по тропе вверх. Он едва слышно нашептывал Иисусову молитву, как бы призывая меня делать тоже самое. Я знал, что затрудненное дыхание на подъеме существенно ограничивает влияние помыслов, поэтому последовал его примеру. Несомненно, это временная мера, которая целесообразна в начальной стадии молитвы. В дальнейшем такое дыхание не позволяет углублять чувства.
       Конечно, мне хотелось поговорить с ним о новой жизни в затворе и рассказать о себе, но мы с ним хорошо знали, что это не целесообразно. Мы даже с ним тщательно анализировали случайные беседы, и этот опыт ярко показывал, что весь разговор, обычно, складывается из фрагментов, лишенных смысла. Получается, что в идеале беседа должна протекать по строгому плану, задачи которого заранее оговорены. Но в повседневной жизни следовать этому совершенно не реально. Сейчас я понимал, что он решает проблему многоглаголанья и, по существу, был рад за него, поэтому не мешал ему. В моих же условиях эта задача оказалась не реальной, поэтому в этом направлении я могу всего лишь избегать общения, но это бывает, возможно, весьма редко.


       3.

       Когда мы подошли к келье отца Гавриила, то у калитки на небольшом камне сидел отец Михаил. Он быстро встал и, подойдя ко мне, по-братски обнял меня. Мы не были знакомы, но я почувствовал его как очень близкого человека. Он был собран и серьезен, а его глаза светились добротой. Увидев его, я не знал, как мне с ним поздороваться, но он своей активностью быстро решил эту проблему. Отец Гавриил завел нас в келью, достал с полки большую металлическую коробку и насыпал на стол мелкие сухарики со словами:
       - Пожалуйста, угощайтесь, они совершенно свежие, а я сбегаю за водой для чая.               
       Мы сели напротив друг друга, и я полагал, что отец Михаил возьмет сухарик и что-либо скажет, но он смотрел в сторону от меня, и, видно молился. Я понял, что беседы не будет, и начал, почему-то, рассматривать сухарики, исследуя их цвет и форму. Затем наше молчание вызвало у меня легкое напряжения, и я подумал, может быть, мне следует что-то сказать. Но ведь я в гостях не только у отца Гавриила, но и у него, поэтому он должен быть инициатором. С другой стороны, при встрече он проявил достаточно свободную активность, поэтому, наверное, он мыслит, что разговор неуместен. Боковым зрением я видел, что он очень спокоен, может быть, он тоже мыслил себя гостем, тогда наши позиции равны, и он просто молится в ожидании хозяина, решая, при этом, задачу молчания, как это делал отец Гавриил по дороге сюда. Мне казалось, что я правильно оценил ситуацию и успокоился, решив, что и мне необходимо молиться. Начав повторять Иисусову молитву, я вскоре захотел все же проверить правильность моего вывода, поэтому решил создать новую ситуацию. Я встал и, распаковав икону преподобного Нила Сорского, поставил её на тумбочку напротив отца Михаила и вновь сел за стол. Думаю, это было большим испытанием для него, но он по-прежнему спокойно молился. Эта ситуация, скорее, оказалась испытанием для меня. Мне захотелось его осуждать, поэтому, в моем разуме начала настойчиво звучать мысль, что я для него и отца Гавриила написал икону, поскольку мы объединились, чтобы следовать уставу святого Нила. В связи с этим, вполне логично ему рассмотреть икону и поблагодарить меня. Но, с другой стороны, я уже понимал, что одной из основ исихазма является трезвение, то есть бесстрастное рассмотрение сложившийся ситуации, которую я сам создал. Это, конечно, облегчало встать на путь отрицания пробудившейся страсти. Было, вполне, очевидно, что я попал в свой же капкан. Я с трудом начал вспоминать советы святого Нила, чтобы оправдать отца Михаила. Обычно, преподобный Нил ссылается на святых отцов, чтобы быть убедительным. Прежде всего, мне вспомнились слова Василия Великого:               
       «Все совершаемое [должно] предварять рассуждением, ибо без рассуждения и доброе во зло бывает по причине несвоевременности и несоблюдения меры».
       Я, естественно, понимал, что все действия отца Михаила продуманы. Эта мысль сразу отрезвила меня и напряжение спало. В этой свободе возник логичный вопрос, что показал мне отец Михаил? Он ярко и совершенно естественно молчал. Если бы он играл роль молчальника, то я это почувствовал бы. То же самое, мне показал отец Гавриил, когда мы подымались в гору, но ему захотелось это обосновать, поэтому он сослался на молитву. Наверное, это слабость, но, с другой стороны, может быть, он хотел предупредить моё осуждение.  Скорее всего, это не было проявлением его гордыни, а он заботился обо мне, чтобы я не впал в грех осуждения.
       Святой Нил советует о молчании:               
       «Начало чистоты души – безмолвие» (Василий Великий).               
       «Дело безмолвия есть отложение попечения…» (Иоанн Лествичник)
       Отец Михаил строго следовал этим советам в нашем общении, поэтому не проявлял никаких забот и не сказал ни слова. Он, несомненно, знал совет Исаака Сирина:   
       «Отсеки беседы и не пожелай принимать в келье своей по обычаю друзей, даже в благостном образе, кроме тебе единонравных и сотаинников твоих».               
       Но почему он даже не посмотрел на икону? Остается один вывод, он хотел, чтобы икона рассматривалась вместе с отцом Гавриилом. Думаю, это вполне убедительно. Теперь я был полностью спокоен и благодарил его за вразумление меня своим поведением. Теперь мне уже было радостно молчать вместе с ним. В это время, совершенно неожиданно, он вдруг заговорил:               
       - Калитка скрипнула, видно пришел отец Михаил.               
       Я был крайне удивлен. Наверное, он напряженно ждал его прихода, поэтому был рад, что его борьба с самим собой на предмет молчания закончилась. Думаю, он боролся достойно и побеждал, поэтому внешне был спокоен.


       4.

       Вошел отец Гавриил, быстро разжег печку и поставил чайник. В стаканы он насыпал чабрец и мяту. Я знал, что он любит финики, поэтому положил на стол коробку, заполненную ими и миндалем, который любил сам. Он с радостью воскликнул:               
       - Наш завтрак получается праздничным, спаси Господи!               
       Увидев икону, он подошел к ней, приложился и, поблагодарив, обнял меня. То же самое сделал и отец Михаил, сказав:               
       - Брат Николай, я воспринимаю твой приезд как чудо.               
       Отец Гавриил, рассматривая внимательно икону, восторженно отметил:               
       - Образ, несомненно, одухотворен и в достаточной степени строг, напоминая о страхе Божьем, в чем мы крайне нуждаемся. Что скажешь брат Михаил?               
       Отец Михаил, рассматривая икону, некоторое время молчал, а за тем очень спокойно ответил:               
       - Мне нравится проницательный взгляд, который притягивает своей благодатью, поэтому хочется смотреть на образ неотрывно. При этом я чувствую ярко, что он смотрит в мою душу и видит меня насквозь, напоминая, что я стою не перед ним, а перед Богом.               
       Отец Гавриил, поддерживая его, сказал:               
       - Ты заметил это очень точно.               
       Отец Михаил, перебив его, продолжил:               
       - Созерцая образ, я неосознанно начал повторять Иисусову молитву и, представьте себе, её слова наполнились неизвестными мне благодатными чувствами, которые я интуитивно всегда искал.   
       Затем наступила тишина, и она меня очень радовала, потому что братья правильно чувствовали икону, а это означало, что моё сообщение о природе иконописания будет понято. Меня это беспокоило по той причине, что современное искусствоведение рассматривает икону в одном ряду с живописью, мысля её всего лишь примитивным религиозным искусством.


       5.

       Когда братья отошли от иконы и сели за стол, я сказал:               
       - Мы договорились на этой встрече рассмотреть связь иконы с Иисусовой молитвой, которая является основным нашим деланием. Но я сегодня понял, что для меня особо существенно познакомиться с вашим опытом преодоления многоглаголанья, поэтому, может быть, мы поговорим и об этом.
       Отец Михаил радостно сказал:               
       - Брат Гавриил создал по этой проблеме целую теорию, и я хотел бы еще раз её услышать, чтобы привести в системную связь с иконой.               
       Отец Гавриил, улыбаясь, ответил:               
       - Для меня это будет очень приятным послушанием, когда брат Николай завершит рассмотрение иконы, на которое мы основательно настроились.               
       - В таком случае, мы, прежде всего, хотели бы услышать, в чем состоит особенность иконописания? – Спросил меня отец Михаил.
       Отец же Гавриил тут же сказал:               
       - Ты задаешь самый глубокий вопрос, но нам, наверное, пока необходимо понять, чем отличается икона от живописи, чтобы исключить ошибочное искусствоведческое представление. Тем более, известно, что язычники, которые исцелялись у Спасителя и апостолов, писали их портреты и поклонялись им. Ведь, это была обычная живопись. Как ты думаешь, Николай, я прав?               
       Мне хотелось примирить обе позиции, поэтому я ответил:               
       - Нашу задачу можно решать с разных ракурсов, но я попробую рассказать историю образования первой иконы, тогда в общих чертах все сразу прояснится. Итак, царь Авгарь, правитель маленького восточного государства, слышал, что Иисус Христос совершает много чудес, поэтому ему хотелось видеть, как Он выглядит. Для решения этой задачи он поручил своему художнику написать Его портрет. Несомненно, художник был большим мастером фаюмского портретного искусства, но он никак не мог написать образ Спасителя. Христос же подошел к нему, приложил холст к Своему лику и чудным образом отразил на нем Свой образ.               
       Отец Гавриил, посмотрев на отца Михаила, сказал:               
       - Думаю, надо отметить, что ситуация, связанная с царем Авгарем, это не только предание, но также является историческим фактом.               
       Я, поддерживая его, ответил:               
       - Ты прав, брат Гавриил, для некоторых исследователей это существенно, нам же целесообразно по возможности не касаться многих вопросов, чтобы облегчить понимание основной проблемы. Поэтому я перейду к ответу на вопрос, в чем состоит смысл нерукотворного образа Спасителя. Я, исходя из своего иконописного опыта, отвечаю на него следующим образом. Бог вочеловечился, чтобы спасать людей, у которых дух утратил свою власть под влиянием страстей, побуждающих человека совершать греховные действия. В результате многие люди не имеют даже представления о своем духе. Грехи же обуславливают расплату, от которой человек погибает. Таким образом, спасение состоит в пробуждении духа, который является частицей Бога в человеке, но, чтобы эту задачу решать, необходимо его чувствовать и осознавать. Христос об этом говорит: «И Я умолю Отца, и даст вам… Духа Истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его, а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет» (Ин.14,16-17).               
       Отец Гавриил, посмотрев на меня серьезно сказал:               
       - Прости брат Николай, что я вновь тебя перебиваю, но мне хотелось бы отметить, что ты очень просто и логично решаешь свою задачу, и меня это радует. Что же касается проблемы духа человека, то она до сих пор не имеет догматического решения. В связи с этим одни богословы мыслят человека состоящим из души и тела, а другие полагают, что человек есть дух, а душа и тело его инструменты. Ты же в своей системе используешь вторую схему, что вполне допустимо.               
       Я понял, что они сторонники первой схемы, поэтому, пойдя ему на встречу, сказал:               
       - То, что ты это отметил, весьма существенно. Например, такой великий богослов как Святитель Иоанн Златоуст мыслил, что дух и душа синонимы. Мне представляется, что в его время эта проблема была не существенной, сегодня же она становится актуальной. Но, поскольку ты её коснулся, то я приведу цитаты, определившие мой выбор трихотомии (Дух, душа, тело). «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас» (1Кор.3,16). «Что же это за дух? Это та сила, которую вдохнул Бог в лицо человека, завершая сотворение его… Дух, как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем одном находит покой…  Душа человека делает нас мало чем выше животных, а дух являет нас мало чем умаленными от Ангелов» (Феофан Затворник. «Что есть духовная жизнь», стр. 143). Итак, возвращаясь к иконе, важно осознавать, что художник царя Авгаря писал образы страстных людей, поэтому духовный образ Спасителя у него не получался. В первые века представление о духе человека передавалось путём послушания духовному наставнику, пробудившего свой дух, который также не допускал проявление страстей у своего ученика. Любая же душевная сила начинает угасать, если постоянно не используется. Но метод послушания со временем начал истощаться. Естественно, Христос знал, что наступят такие времена, поэтому создал икону, чтобы в молитве перед ней возрождался дух человека. Апостол же Лука, пробудивший дух, разработал методику написания одухотворенного образа. Преподобный Нил Сорский создал на Руси первую исихастскую общину и написал для неё совершенный устав, которым мы с вами пользуемся. Обителью же Духа Божия он был сам, а для нашего времени Христос создал икону. Таким образом, в живописном портрете, обычно, художник отражает свое представление о душевном образе какого-либо человека. Что же касается иконы, то она являет Христа в делании Иисусовой молитвы. К сожалению, сегодня мало кто это понимает, поэтому современные иконы, чаще всего, представляют собой автопортрет художника. Но возрождение иконописания пока еще вполне реально, поскольку искусство реставрации сохранило многие одухотворенные иконы, являющие образ Бога.


       6.

       Отец Михаил, посмотрев на меня с благодарностью, сказал:               
       - Ты изложил просто и понятно то, что для нас крайне необходимо, спаси Господи. Но хотелось бы также знать, каким образом ты наполняешь икону духом, и как технически он передается?               
       - Дорогие братья, необходимо отметить, что в иконописании много технических приемов, которые создают духовное пространство иконы, но они усваиваются опытом, поэтому я их лишь обозначу, а широко раскрою только основной метод и предложу любопытный эксперимент, обосновывающий мои доводы. Итак, прежде всего, в иконе исключается, по возможности, то живоподобие, которое составляет основу живописания. Например, если я пишу гору, то это не будет какая-нибудь конкретная гора, она будет очень условной, чтобы не пробуждать живых ассоциаций, которые будут источником помыслов. В живописании художник изображает тот свет, который отражается от предметов. В прошлом иконописание именовалось светописанием, поскольку в иконе свет исходит из предметов, а не отражается. Икона также изобилует символикой, которую необходимо знать. Например, нимб символизирует святость. У Спасителя всегда на нимбе крест, сообщающий о Его распятии. На кресте три буквы обозначают слово «Сущий». С таким именем Бог вывел Евреев из Египта. Фон в иконе символизирует свет, он часто пишется золотым. Должен отметить, что преподобный Нил Сорский отвергал такое использование золота. Совершенно особым и основным приемом иконы является обратная перспектива. В живописи для воссоздания пространства используется прямая перспектива. В этом приеме удаленные предметы уменьшаются, в обратной же перспективе, наоборот, они увеличиваются. Это побуждает сегодня мыслить древних иконописцев недостаточно образованными мастерами искусства.               
       Отец Михаил, подняв руку, спросил:               
       - Дорогой брат Николай, хотелось бы посмотреть, как выглядит обратная перспектива на какой-либо иконе у брата Гавриила.               
       На стене висело много бумажных икон. Я быстро нашел образ Спасителя с Евангелием и сказал:               
       - О Евангелии мы еще будем говорить, а сейчас же обратите внимание на то, что его передняя обложка меньше задней, это и есть обратная перспектива.               
       Отец Михаил ответил:               
       - Наверное, надо быть очень внимательным, чтобы это заметить.               
       Я с сожалением сказал:               
       - Обычно, мало кто придает этому какое-либо значение. Итак, почему же в иконе используется обратная перспектива? Очень важно осознавать, что основу иконы составляет духовный образ, который пробуждает в Иисусовой молитве духовные чувства, но они связаны со зрением человека. Когда чувства пробуждаются, то глазные оси восприятия расслабляются, что соответствует обратной перспективе. Если же оси пересекаются в одной точке восприятия, то вместо сердца начинает функционировать разум, который исключает духовные чувства. Чтобы они сохранялись в иконе, необходимо очень умеренно использовать обратную перспективу. Широкое её использование разрушает уродливо все формы. Для того чтобы при рассмотрении иконы глазные оси слегка расслабились, в ней ярко изображается в обратной перспективе лишь Евангелие. По существу, в обратной перспективе пишется лишь свечение образа. Если икона пишется в молитвенном состоянии, то она отражает посредством обратной перспективы духовные чувства, которые являются благодатными. Современному христианину очень сложно пробуждать свой дух, но эта задача существенно упростится, если он осознает смысл иконы.


       7.

       - Чтобы вы усвоили сущность обратной перспективы, я покажу вам картинку, которая отдаленно раскрывает её природу в иконе. Эти так называемые «волшебные картинки» можно приобрести в детских книжных магазинах. На первый взгляд мы видим всего лишь разные цветовые пятна, но в обратной перспективе картина изменяется.               
       Я протянул картинку отцу Михаилу и предложил, расслабив глаза, смотреть, как бы, сквозь неё, не концентрируя взгляд на цветовых пятнах. Наступила тишина, и мы с отцом Гавриилом напряженно смотрели на него. Через некоторое время, не отрываясь от картинки, он радостно вскрикнул:               
       - Потрясающе! Я вижу ярко в глубоком пространстве храм Василия Блаженного с объемными куполами. Это фантастика!               
       Он передал картинку отцу Гавриилу и посоветовал смотреть не на картинку, а вдаль за ней. Но у него долго не получалось расслабить глаза. Я посоветовал смотреть на стену, а за тем поднести картинку. Наконец и он вскрикнул:               
       - Невероятно! Но как это связано с иконой?               
       В это время отец Михаил, уже рассматривая икону, по существу, ответил на этот вопрос:               
       - Я вижу живого Нила Сорского и страх Божий охватил мое сердце. Это, конечно, чудо!               
       Они, в удивлении, еще долго стояли перед иконой, а за тем сели за стол. Отец Михаил, посмотрев на меня внимательно, спросил:               
       - Но, все же, каким образом тебе удается отобразить в иконе дух святого, которого ты пишешь?               
       - Эта задача не сложная, но, конечно, и здесь необходимы усилия. Изначально, я воспринимал в обратной перспективе образ Спасителя, написанный преподобным Андреем Рублевым, иконы которого однозначно духовны, поэтому многократно переписывал его. В результате я научился сохранять одухотворенную молитву на короткое время, но, чтобы она была непрестанной необходима успешная борьба со страстями. Надеюсь, что в этом уже вы мне поможете, поэтому предлагаю перейти к рассмотрению моей страсти многоглаголанья. Брат Гавриил, что ты можешь мне посоветовать?


       8.

       Он, посмотрев на меня очень серьезно, сказал:               
       - В любом деле необходимы соответствующие знания. Вот, ты сейчас дал нам знания о природе иконы, поэтому мы получили возможность успешно постигать искусство Иисусовой молитвы. Мы знаем, что посредством покаяния обуздывается проявленная страсть и творится благодатная душевная сила. Но это мы делаем после совершения греха. Конечно, хотелось бы обуздывать страсть, прежде чем она совершит грех. Например, мы прекрасно знаем, что осуждение – это смертный грех, но при этом ежедневно его повторяем. В чем же состоит причина этого? Если мы осудили, то это означает, что сила осуждения превысила силу запрета. Когда мы принимали решение не осуждать, то опирались на знание, не имеющее силы. По существу, это было рассудочное решение. В связи с этим, я предлагаю различать знания: имеющие силу и лишенные её, обозначив такое знание словом информация. Мы можем, читая Священное Писание, получать сколько угодно информации, но, чтобы следовать какой-либо истине, необходимо преобразовать её в знание, мощь которого должна превышать нашу повседневную страсть. Простейший способ решения такой задачи состоит в практической работе с желанной истиной. Ей надо следовать как можно чаще в самых простых ситуациях посредством нашей слабой воли. Как это происходит, например, с любой простейшей привычкой, которая от частого повторения преобразуется в мощную силу.  Задача умножения силы знания более успешно решается с помощью молитвы, или использования веры, которая есть форма необоснованного знания. Если говорить конкретно о многоглаголаньи, то вначале можно постепенно ослаблять эту страсть, например, ограничивая разговор временем или давать себе установки на запретные темы. В конце концов, можно уводить разговор в желанное русло. Таких методов много, поэтому если творчески подходить к этой проблеме, то ты сам найдешь немало способов. Самое главное помнить, что эта проблема вполне управляема, поэтому недопустимо сдаваться, когда она возникает, оправдывая себя сложностью ситуации. Необходимо также отметить, что, если ты ответственно к ней относишься, то Господь может вообще её отменить, если она изжита в твоих малых усилиях. Это всё, что я думаю о проблеме брата Николая.               
       После некоторого молчания отец Гавриил посмотрел на нас внимательно, и сказал:               
       - Дорогие братья, мы весьма успешно решили наши проблемы, но чтобы многоглаголанье не закралось в наше общение нам необходимо помолиться и завершить встречу.
       Мы подошли к иконе преподобного Нила Сорского, стали на колени и начали молиться на распев. Высокий голос брата Гавриила и низкий брата Михаила удивительно сочетались, особенно когда низкий голос был в исоне, а высокий парил в небесах. Я слегка подпевал, чтобы не мешать их ангельскому пению.  Они пели с большим чувством афонским распевом, который глубоко сочетался с образом преподобного Нила. Я не сомневался, что он пребывает рядом с нами, и мы все это чувствовали, поэтому казалось, что пению не будет конца.

       Аминь.

       10 августа, 2021 г.

       (Икона преподобного Нила Сорского письма Виктора Криворотова и монахини Василиссы)