Любовь поправшие I. 21

Развив первоначальный успех наступления, Девятая армия Лечицкого продолжила преследование отступающих австрийских частей на правом фланге Юго-Западного фронта, пополнившись  XIV и XVIII корпусами. К ней присоединилась, сделавшая после поражения в Томашевском сражении перегруппировку, Пятая армия Плеве и воспрявшая духом, с пополнением и новым командующим генералом от инфантерии Эвертом Алексеем Ермолаевичем Четвёртая армия. Перед ними отступали 1-й Краковский, 10-й Пшемысловский и   5-й Пожоньский австрийские корпуса. На левом фланге фронта 8А Брусилова и 3А Рузского 18.08/03.09. 1914 г. на Гнилой Липе разбили 12-й корпус 3-й армии Брудермана. Австрийцы, бросая винтовки, орудия, зарядные ящики и повозки, в полном беспорядке стали отходить по всему фронту на Лемберг, Николаев, Галич.
21.08/06.09.1914 г. командующий фронтом Иванов дал директиву о переходе в общее наступление. Армии 9А, 4А и 5А стали наступать в юго-западном направлении на нижний Сан. В ходе двухдневных боёв с двадцатого по двадцать второе августа был разбит 10-й корпус армии Данкля. В эту победу внёс свою героическую лепту и Семёновский полк. Преследуя отступающих австрийцев, двадцать второго и двадцать третьего августа семёновцы вышли к Кщоновскому лесу и вступили в бой с неприятелем в районе деревни Кщонов.
Отношения в роте с капитаном Броком у Тухачёва оставались натянутыми. Обрусевший немец, Пётр Николаевич, как и все лютеране и протестанты полка, с первых дней войны стремился проявить себя. С усердием выслуживался перед начальством и относился к личному составу с холодным презрением и даже жестокостью, словно к претендующему на его добычу сопернику. Среди русских немцев полка, охватившая их истерически, стала проявлять себя неудержимая тяга к наградам, гоня их впереди других под оружейный и пулемётный огонь.
В кщоновском бою семёновцы снова были в резерве и, ввиду продолжавшегося отступления неприятеля, не только попыток или намёков на рукопашный бой, но и физической возможности приблизиться к огневому рубежу у них не было. Они в искусстве маневрирования вели пока свою личную схватку с австрийской артиллерией. Двадцать четвёртого августа полк переночевал в Кщонове. Местное польское население, немногочисленное, какое осталось в деревне на время боёв, смотрело на русских с недоброй настороженностью. Офицеров 7-й роты квартирьеры разместили у какого-то седого древнего старика-хозяина, который немногословными фразами отнекивался от назойливых и приставучих вопросов капитана. Брок хотел через местных жителей провести свою разведку, чтобы выставленный на четыре километра вперёд авангардный расчёт мог сопоставить полученные данные с текущей обстановкой на местности. Но сведения были скудные и о количестве, и о направлении движения противника. Крестьяне избегали русскую речь, хотя кое-кто из них и сносно владел ею, и с офицерами разговаривали вяло и неохотно.
Брок вымещал на хозяине-старике свою злобу, душившую его в эти дни.
- Что, лях кщоновский, ваш-то пан Пилсудский у Франца Иосифа служит? Говорят, сформировал целый корпус поляков и воюет за Габбсбургов против России. А ведь наш царь, Николай Второй, обещает всех вас, поляков, объединить после войны и дать вам особую автономию. Что ж это вы, неразумные ляхи, против своего же блага воюете?
Старик чесал взлохмаченную голову и сквозь зубы скрипел, как по железу, какие-то казённые фразы оправдания с чинопочитанием «их благородия» вперемежку.
В деревню прибыла полевая кухня и солдаты, радостно заправлялись пищей, два дня до этого бывшие, словно волки, преследующие свою жертву в азартной охоте, поджарые и голодные, державшиеся на ногах лишь походным пайком. А тут в котелки им бросали горячее и они, отдыхая душой, с молитвами и аппетитным усердием принимались за еду. Роты запасались патронами и гранатами, забивая ими подсумки. Впереди ожидался третий бой за деревню Уршулин, в котором, как говорили ротные командиры, фон-Эттеру Безобразов ставил уже задачу быть боевой частью участка. Оживление и взволнованность офицеров передавалась и нижним чинам.
Тухачёв, всё грезивший в эти дни «своим Тулоном» - боем, который его прославит и будет стартом его военной карьеры, наущал свой взвод бесконечными задачами, которые его бойцам предстояло выполнять в огневом бою. Пулемётная команда полка состояла из четырёх взводов, обслуживающих по два пулемёта каждый, то есть по два на батальон, и их использование в атаке предусматривало уставом полевой службы фланговый перекрёстный огонь, чтобы выбивать противника из оборонных гнёзд и наиболее эффективно поражать живую силу неокапывающегося врага, как это стало известно из первых боёв. Седьмая рота должна была наступать на фланге, и один пулемёт с самокатчиками был поддержкой приставлен к ней.
  С раннего утра двадцать пятого августа полк ввязался в бой у местечка Уршулин, вызывая огонь на себя, чтобы боем разведать реальную силу находящегося прямо перед корпусом противника. Полковые немцы: капитаны: Рихтер, Штейн, Брок; поручик фон Фохт, подпоручики: барон Витте, Бремер, Фон-дер-Лауниц, Рыльке, фон-Эссен, Притвиц; прапорщики: барон Типольт, фон-Фольборт, младший унтер-офицер, вольноопределяющийся барон Шиллинг, как горячие жеребцы били копытом, ретиво просясь в бешено-радостный галоп предстоящей атаки.
Капитан 9-й роты Макаров, возвратившийся в полк из отставки участник подавления Московского мятежа в декабре 1905 года и свидетель римановских расстрелов на станциях Перово, Люберцы и Коломна, на общем офицерском ночлеге перед боем, узнав, что Тухачёв не равнодушен к истории и в частности к древней Руси, решил навести ему одну занятную, по его мнению, историческую справку.
- Вы представляете, подпоручик, оказывается та деревенька Уршулин на реке Влодавка, которую мы собираемся прощупать боем в завтрашней атаке, таит в себе развалины нашего древнего русского города Андреева Галицко-Волынской Руси! Я всё-таки допытал эту каналью, старика-хозяина, и вызнал кое-что у него об этом. Ещё в Ипатьевской летописи за 1245 год об Андрееве есть запись, примерно, такого рода: мол, приехали сюда ляхи и воевали с русскими около Андреева. А теперь мы здесь воюем. Как история справедлива! Вернём же этот древний исторический памятник в лоно его исконной Родины, отогнав всех врагов от старинных границ Святой Руси!
И вот, воодушевлённые своими командирами, семёновские цепи бросились в яростную атаку, освобождать Андреев – брать Уршулин. Их встретил сильный неприятельский огонь, и Михаил сам видел, как бегущий с револьвером в поднятой руке подпоручик 8-й роты Александр Фон-дер-Лауниц, этот холостой двадцатичетырёхлетний уроженец Тамбовской губернии, смеющийся над его, Михаила, любовью к Софии де Боде, ушастый брюнет, с короткими чёрными усами под Чарли Чаплина, выпускник Владимировского военного училища 1913 года, был убит наповал пулемётными пулями, распотрашившими его мундир. Это была первая смерть на войне, которую Тухачёв видел воочию. Первое во всём памятно и эту смерть Михаил ещё долго не мог забыть, вынашивая во снах и тревогах о будущем её скоропостижный осадок.
Тело подпоручика было отправлено в Петроград для погребения в приделе крипта семёновского Собора Введения во Храм Божией Матери. Хоть он и был лютеранин, всех офицеров полка, павших в боях под семёновским штандартом, хоронили именно там, не смотря на то, что приехавший в расположение полка в Петрограде его отец Владимир Фёдорович вон-дер-Лауниц, требовал выдачи тела и захоронения его либо на лютеранском кладбище, либо в своём имении в Тамбовской губернии. На это ему сказали твёрдо, что лютеранские кладбища сейчас во время войны могут подвергаться вандалистским осквернениям, а в Тамбовскую губернию героя просто стыдно увозить погребать в забвении, так как его имя посмертно и навеки будет включено в списки императорской гвардии. Сопровождать тело до Люблина с посадкой в траурный вагон тылового эшелона было поручено одногодкам Тухачёва, бывшим камер-пажам, подпоручикам 1-й роты ЕИВ Рыльке и Моллериусу. Как и в военном училище, так и в полку Первая рота была ротой Его Величества. В неё попадали сынки генералов, камер-пажи из Пажеского корпуса и все карьеристы со связями в генералитете РИА и даже в Ставке Верховного главнокомандующего или в Императорской Николаевской военной академии. Все эти парадники всегда были в главном резерве командования, их берегли, не бросали под пули. Они только врывались штурмовым резервом на уже поверженные укрепления бежавшего или сдающегося без сопротивления врага. При этом они быстрее других получали награды и повышения в чинах. Вот и сейчас эти два холёных подпоручика, не нюхавших ещё фронтового пороха и не участвовавших ни разу в бою, смаковали улыбки и предвкушали романы с красивыми полячками глубоко в тылу, свысока поглядывая на Тухачёва в запылённом, не первой свежести мундире от проделанных в наступлении под реальными пулями врага многокилометровых марш-бросков. Михаилу хотелось плюнуть им под ноги, так выражая своё презрение к их штабному или папенькиному карьеризму. А он устало шёл к своему взводу, который чистил после боя оружие: большинство – магазинные винтовки Мосина образца 1891 года, массой 4,5 кг., калибра 7,62 мм. или 3 русской линии, со скорострельностью 10 выстрелов в минуту, а кое-кто, на удивление Михаила, ещё и четырёхкилограмовые винтовки Бердан № 2 образца 1870 года с продольно-скользящим затвором, калибра 10,75 мм. или 4,2 русской линии со скорострельностью 6-8 выстрелов в минуту. Отсутствие единого вооружения не только у солдат, но и даже у офицеров, носивших в кобуре пистолеты и револьверы разных систем, настолько поражало Тухачёва, что приводило его к выводу о безалаберности снабжения армии и порядка в ней. Винтовки у солдат были разных марок и калибров, и это единственное, что спасало порой армию от кем-то из тыловых снабженцев не предвиденной или не учтённой ситуации. Среди офицеров даже стали ходить уже издевательские анекдоты о том, что к винтовке Мосина на фронт из тыла зачастую присылали со складов патроны калибра Бердана. «Ну, с таким снабжением мы навоюем!» - негодовали бывалые фронтовики, у кого за плечами были русско-японская и даже русско-турецкая войны.
В двухдневном бою под Уршулином были ранены командиры 15-й и 7-й рот, наиболее усердно выпячивающиеся в стрелковой цепи капитаны Алексей Александрович Рихтер и Пётр Николаевич Брок. Они тоже отправились в Петроград на лечение и командование рот временно приняли их поручики Павел Молчанов и Анатолий Иванов-Дивов 2-й. Последний был неопытный, нерешительный командир и, пользующийся у него авторитетом Тухачёв, был назначен им командиром первых двух взводов или полуроты, 3-й взвод, которым ранее командовал Михаил, принял прапорщик Николай фон-Фольборт 2-й, а 4-м взводом командовал подпоручик Борис Энгельгардт, призванный на войну из запаса гвардейской пехоты. Это неожиданное повышение так воодушевило Тухачёва, что последующие несколько дней конца августа, которые выпали на долю полка в виде непродолжительного отдыха, перегруппироки, пополнения боеприпасами и марш-броска к реке Сан, к фольварку Викмундово у местечка Кржешов, подпоручик мало спал, измождая воодушевлениями себя и свои взводы на обязательный подвиг. Поэт, князь Касаткин-Ростовский усмехался на это, по его мнению, вычурное рвение. Михаил же изнурял бойцов подготовкой к предстоящему бою, обучая своей методике маневрирования и использования скрытных убежищ для огневых позиций.
Первого сентября генерал-майор фон-Эттер или попросту «Ванечка» получил от комкора Безобразова приказ – на завтра форсировать реку Сан и штурмом взять город Кржешов. Этот самый Кржешов, или Ржешов, или Кжешув, или даже Жешув, с польского на русский точно не произнесёшь, не смотря на то, что сам из себя представлял небольшое местечко с костелом и замком, ратушей с башней на рыночной площади, тем не менее, был важным стратегическим пунктом для военной операции, поскольку имел мост через реку, что являлось удобным обстоятельством стремительной войсковой переправы. С вечера офицеры полка осмотрели весь город и мост из биноклей. На мосту австрийские солдаты разматывали бикфордов шнур, в приготовлениях к возможному подрыву.
- Пока сами все не перейдут на ту сторону, как думаете, не рванут? – спрашивал Тухачева Иванов-Дивов 2-й.
- Думаю, нет, господин поручик. Но и нам медлить нельзя. Нужно на штыках их сбросить в Сан и прорваться на тот берег. Предлагаю осуществить ночную вылазку силами моей полуроты!
- Бойцы утомлены сорокавёрстным переходом. Вы совсем их не щадите. С какими силами они пойдут в ваш прорыв? Дайте им покимарить немного. Совсем вымотаете бойцов.
- Я тоже сутки вместе с ними на ногах. Но дело обстоит так: или мы сейчас идём и малой кровью выбиваем австрийцев с левого берега, захватив переправу, или завтра ценой больших потерь мы будем долго штурмовать Ржешов.
Иванов-Дивов 2-й, слушая подчинённого, обегал глазами ржешовский рубеж. Город в закатных отблесках укрылся в зелени садов на левом берегу Вислока, притока Сана. Главная улица в нём шла от костела святых Войтеха и Станислава к Жешувскому замку - недавней постройке 1902-1906 гг. на месте древнего замка Любомирских. Костел был хорошо виден издалека, с тремя нефами, готическим пресвитерием и главным нефом в виде барокко. Его высокая, в стиле барокко, колокольня, высотой тридцать с половиной метров, являлась прекрасной смотровой площадкой и на ней поручик даже разглядел пулемётное гнездо.
- Мне пока не совсем ясна общая обстановка. Понятно, что перед нами река Сан. Понятно, что правее нас высоты Кржешова. Их, вроде бы, атакуют преображенцы, а мы должны атаковать подступы к Сану левее Кржешова... И наша рота будет направляющей. Но, Тухачёв, мне приказа взять мост через реку Сан от батальонного начальства не поступало.
- Вы мне скажите, вы даёте мне на мой прорыв полуроту? Если нет, я иду со своим 1-м взводом!
- Да погодите вы, не горячитесь! Мы должны действовать сообща с 6-й и 8-й ротами. Ждите меня здесь. Пока ничего не предпринимайте. Слышите, я запрещаю вам! Я сейчас сгоняю к батальонному и мы там всё решим.
На совещании у полковника Вишнякова тоже понимали, что нужно было стремительно брать мост, причём в целости и сохранности, не позволив австрийцам его сжечь или взорвать за собой при отступлении. К ночи, накануне операции, неприятель занял и укрепил оборону у переправы. Русская разведка прощупала австрийские пулемётные гнёзда и артиллерийские точки и принесла свежие оперативные сведения в штаб корпуса. Также был добыт язык, которого притащил на себе ефрейтор Вахмянин, сибиряк-охотник, взявший пленного в курьёзной ситуации. Он подполз слишком близко и незаметно к позициям австрийского караула и отошедший до ветру ландвер был обезврежен им бесшумно, раньше, чем смог прекратить напор мочевой струи и застегнуть на себе штаны. «Опрастался чертяка!», - смеялся ефрейтор, рассказывая в штабе полка свой подвиг. Согласно «георгиевскому статуту», ефрейтору полагался орден Святого Георгия 4-й степени.
Поздним вечером перед отбоем, когда Тухачёв, вымотанный ожиданием с батальонного совещания поручика Иванова-Дивова 2-го, уже на сто первый раз перепроверил всех своих бойцов, запретив им ложиться спать и велев быть в боевой готовности, к нему наведался немного подвыпивший капитан Макаров с очередной исторической справкой.
- Мы завтра с вами будем брать не Ржешов польский или Жешув австро-венгерский, а отвоёвывать забытый нами древне-русский городок Ряшев Перемышльского княжества, который в 1345 году захватила Польша, а в 1886 года он вошёл в империю Габбсбургов. А, значит, на святое дело идём!
- Почему же завтра, господин капитан?! Мы только зря теряем время!
- Так решил батальонный. Давайте, подпоручик, выпьем с вами штоф за победу.
- Вы же знаете, я не пью. А перед боем, тем более. Я должен себя проявить с лучшей стороны. Это мой шанс отличиться! Или пан, или пропал, как говорится.
- Ну, панов-то вы польских не поминайте всуе. Завтра мы им вместе с австрияками тоже наваляем. Будьте покойны.
- Спокойной ночи, господин капитан!
Иванов-Дивов пришёл поздно. Сказал, что 7-я рота начинает атаку завтра в предрассветной мгле по сигналу ракеты. Тухачёв закусил губу. Всю оставшуюся ночь он не сомкнул глаз. Сердце бешено колотилось в груди. «Вот он, мой Тулон», - трепетала огненными кругами в голове мысль. «Завтра или прославлюсь, или погибну! Третьему не бывать!»
И вот предрассветная мгла. Взлетает над лесом ракета и тухнет, рассыпаясь искрами, над берегом. Взводы уже на ногах. Бесшумной гурьбой быстро передвигаются солдаты. Поручик подзывает Тухачёва к себе.
- Подпоручик! Приказываю вам развернуть 1-ю полуроту, выдвинувшись вперёд перед ротой перебежками повзводно. 2-й взвод закрепить на огневом рубеже, а с первым взводом выдвинуться дальше на правый фланг боевого участка, выслав вперёд дозоры к Кржешову и к Сану. Я остаюсь с полуротой, рассыпав её в цепь, и веду фронтальный огонь по противнику и затем совместно с 6-й и 8-й ротами мы наступаем по всему участку.
Ракета сгорела, рассыпав, словно пепел папироса, свои яркие огненные брызги. Семёновские и преображенские батальоны повели наступление. Австрийская оборона не выдержала такого отчаянного штурмового натиска и стала трещать по швам. Река, бывшая в тылу у австрийцев, пугала их ограничением возможности отступления, поэтому, как только они увидели русские стрелковые цепи, то вскоре уже и попятились к реке.
Тухачёв со своим взводом, который ему помогал вести очень толковый унтер-офицер Карпусь, зайдя глубоко вправо и не встречая сопротивления, незаметно подошёл к домам Кржешова у самого моста. Площадь перед ним была заполнена отступающими австрийцами. Взвод рассыпался между домами и открыл огонь. Австрийцы бросились к деревянному мосту. Группа их пехотинцев тащила два пулемета, а сапёры уже поджигали бикфордовы шнуры, размещённые там накануне со взрывчаткой. Тухачёвцы, стреляя на ходу, кололи штыками замешкавшихся австрийцев и те падали в воду. Многие бросали оружие и поднимали к сдаче руки. Тухачёв с револьвером в руке, увлекая солдат в атаку, первым подбежал к пулемётчикам и по-немецки им приказал сдаться. Они послушно не сопротивлялись. Таким образом, было захвачено в целости два пулемёта. Тухачёв побежал дальше, на мост, стреляя в убегающих австрийцев. За ним летели сорвиголовами отделенный унтер-офицер и бойцы его 1-го взвода. Михаил в эти мгновения чувствовал себя Суворовым или Скобелевым, а несущихся за ним солдат с криками «ура» своими чудо-богатырями. Австрийцы падали в воду. Сапёры успели зажечь бикфордовы шнуры, и мост загорелся. 1-й взвод уже был на том берегу, очистив мост от врага, но чтобы предотвратить его разрушение, выручила полк, вовремя подоспевшая 6-я рота капитана Веселаго. Раздался взрыв. Мост был частично разрушен в средней его части. Настил моста провалился вниз, но перекладины его сдержали, и он повис над водой. Капитан Веселаго бросился с бойцами на мост. Рубя шашкой бикфордовы шнуры, тянувшиеся к привязанным пучкам соломы, срывая их руками, чтобы остановить пожар, он со всей ротой перебежал по горящему мосту на ту сторону реки, продолжая вести огонь по убегающим австрийцам. Мост затушили, перерезали провода. Подошли другие роты и закрепили переправу. Были взяты трофеи и пленные.
В занятом Кржешове перевозбуждённые блестящей победой семёновцы весь день пировали в замке. Местные жители тащили туда из своих погребов припасённую для торжеств лучшую снедь и креплёные вина. Тухачёв был пьян от счастья. От такого героического поступка, который у него получился отменно, он тщеславно ждал обладания славой, как сладких объятий женщины. К тому же командующий ротой поручик Иванов-Дивов 2-й обещал ему переговорить с полковником Вишняковым и подготовить c ним представление на Высочайшее Имя об удостоении Тухачева к ордену Святого Георгия четвёртой степени.
- Завтра, мой друг, всё завтра! Отправим полевую записку в штаб полка, оттуда общим представлением в штаб бригады, затем в штаб дивизии и в штаб корпуса. А оттуда в Варшаву, в Георгиевскую Думу при штабе командующего Юго-Западным фронтом, – уже охмелевший твердил он Михаилу. – А сегодня упивайся славой в кругу своих ратных товарищей! И расскажи – ка нам, как это ты умудрился первым ворваться во вражеский лагерь?!
Одобрительный свист офицеров заглушал плеск наполняющихся чарок в синем папиросном дыму.
- За Тухачёва, господа! Ура!
- Ура!!!
- Гип-гип ура!!!
- Кстати, господа, кто-нибудь из вас знает, откуда произошло это самое выражение? – спросил пирующую аудиторию прапорщик фон-Фольборт.
- Какое?
- Ну, это-самое: «гип-гип-ура». По одной из версий таким был боевой клич крестоносцев: hep-hep! И что это аббревиатура латинской фразы «Hierusalem est perdita», что означает «Иерусалим разрушен». А по другой версии, в средние века германские рыцари начинали охоту на евреев кличем «Hip! Hip!». Таким был и клич немецких пастухов, погоняющих свою скотину, который использовали студенты-антисемиты при известном погроме 1819 года.
- Откуда вам всё так известно, прапорщик? Вы словно готовились к выступлению, ей-богу! Такую речь тут выдерживаете!
- Я читал об этом в словаре фраз и поговорок Брюверса, который описывает эти версии со ссылкой на французского учёного Генри ван Лауна.
- Всё это ваши прогерманские выдумки, - вставлял свою едкую фразу славянофил штабс-капитан Мельницкий. – На деле всё не так. У этого выражения греческие корни. Я был в Ливадии и слышал об этом от местных греков. «Hyp-hyp Ura» является производным от фразы «Hyper Urania», что означает один из эпитетов богини Афродиты «Небесная». Сейчас это выражение используется как наивысшая степень восторга и восхищения.
- Возможно, господин штабс-капитан. Однако, евреи почему-то избегают этого междометия.
- Господин прапорщик, я вас умоляю! Евреи вообще избегают вас, немцев, потому как вы им веками учиняете погромы.
Мельницкий с лукавой улыбкой обвёл всю пирующую братию. С краю отстранённый сидел Тухачёв и шептался о чём-то с Энгельгардтом.
- Господин подпоручик! Да, вы, Тухачёв. Скажите-ка нам, а вы изучали Статут Военного Ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия?
- Конечно, господин штабс-капитан! Новый вариант Статута от 1913 года штудировали ещё в училище.
- И за что вам может полагаться Орден Святого Георгия или Георгиевское оружие?
- Согласно Статуту в Части II Отделения Второго пункта первого за то, что при штурме укрепленного неприятельского места, первый взошёл в оное.
Мельницкий, слушая Тухачёва, скривил в кислой гримасе своё лицо.
- Ну, навряд ли, подступы к Ржешову можно было назвать укреплённым местом… Вы первым из офицеров вбежали на мост, но мост-то был неукреплённым местом.
- Тогда по пункту девять за то, что, увлекая за собою нижних чинов примером личной храбрости, захватил неприятельский пулемет в количестве двух единиц.
- Сомнительно, что именно вы, ведь там были и другие офицеры. Велика заслуга и капитана Веселаго. Благодаря ему мост не был взорван. За Веселаго, как старшим по званию, на лицо подвиги, прописанные в пунктах четыре, пять, шесть и тридцать данного Статута, а именно: он при взятии занятого неприятелем укрепленного места, примером отличной храбрости ободрил своих товарищей и увлёк их за собою. Он при штыковой схватке личным мужеством и храбростью содействовал успеху атаки. Он, будучи старшим в команде, выбил противника из укрепленного пункта. И он, капитан Веселаго, под действительным огнем самоотверженно потушил начавшийся пожар вблизи местонахождения взрывчатых веществ. Так что, господин подпоручик, не всё так однозначно. Эти господа-кавалеры из Георгиевской Думы, а вместе с ними и чиновники Орденского Капитула, такие придирчивые, когда дело касается серебряного крестика под белой эмалькой, что может быть, вам и напрасно ждать в ближайшем будущем ежегодной пенсии в сто рублей, льготного проезда по путям сообщения и дарового лечения при увольнении в отпуск или по болезни. Вы ждёте Указа о награждении, как Грамоту или Рескрипт за Высочайшим подписанием или как иную святыню и уже видите себя имеющим вход при Высочайшем Дворе в чине, не ниже полковника. Пустое предаваться несбыточным мечтаниям. Живите реалиями сегодняшнего дня. Пейте со всеми вино, подпоручик! – штабс-капитан тусклым взглядом окинул выпитый свой бокал и плеснул себе ещё. - Не раньше 26 ноября – Дня Георгиевских кавалеров, придёт ваше награждение в полк. А там и посмотрим, что к чему, коли к тому времени живы будем!
Михаила такой расклад не устраивал. Он валился спать в бреду, вымотанный и физически, и морально за эти дни без сна, отдыха, объевшись с голодухи по случаю трофейного пиршества. Ещё помнил, как перед сном бубнил Энгельгардту, с которым сошёлся в последнее время теснее, чем с остальными офицерами батальона, про Статут, про Георгиевское оружие. Борис Владимирович Энгельгардт был видавшим виды запасником, спокойным комформистом-приспособленцем, легко меняющим и занимающим выгодную для собеседника позицию, равно как и легко от неё отрекающимся в угоду новой создавшейся конъюнктуре. Он был на четыре года старше Михаила и его земляком из потомственных дворян Смоленской губернии. Сын члена Государственного совета Вадима Платоновича Энгельгардта и Анны Михайловны Мезенцовой. Окончил Императорское училище правоведения в 1910 году. Выдержал экзамен на производство в офицеры при Павловском военном училище по 1-му разряду. Стал подпоручиком с 06.08.1911г. В 1912 году поступил вольноопределяющимся в лейб-гвардии Семеновский полк и в следующем году вышел в запас гвардейской пехоты в чине подпоручика (ВП 09.09.1913). С началом Первой мировой войны был призван из запаса. Энгельгардт охотно поддерживал точку зрения Тухачёва и почти всегда во всём с ним соглашался. Длинноносый усатый красавец с длинными, закрученными, как у барышни густыми ресницами и щеголевато-высокомерным, придирчивым взглядом, он поддакивал Михаилу и сейчас, условно, но без рисовки сопереживая ему.
А засыпающий Тухачёв бубнил себе под нос следующее: «Золотое оружие, которое по новому статуту с 1913 года зовётся Георгиевским, такое как: сабли, шпаги, палаши (для моряков), на вызолоченном эфесе с темляком из георгиевской ленты раньше имело надпись «За храбрость», теперь там помещается крест ордена Святого Георгия, уменьшенного размера. Георгиевская лента… Это чередование оранжевого с чёрным, словно огонь и пороховой дым – символы войны и победы. Награждённый таким оружием приравнивается к кавалерам ордена Святого Георгия, причем старшинство этой награды устанавливается сразу после ордена Святого Георгия 4-й степени. То есть из восьми орденов Империи это самая престижная военная награда, после, конечно Андрея Первозванного, но тот не в счёт: им награждаются лишь высшие чины. Она даёт возможность ускоренной выслуги с повышением в чинах, при котором дальнейшее производство не обязывает держать офицерский экзамен. Плюс ежегодный отпуск в два месяца, а один раз в два года – даже четыре месяца! Имя и фамилия кавалера заносится на мраморную доску в Георгиевском зале Большого Кремлёвского Дворца в Москве и в Александровском училище! Что скажите, подпоручик Энгельгардт? Такие перспективы и как их упустить?!
- Да-да, конечно! Тухачёв, ложитесь спать. Вам надо выспаться. Вы еле держитесь на ногах. – и Энгельгардт заботливо укладывал Михаила спать, как нянька или денщик.
И Тухачёв тонул в забытье своих грёз. Во сне он витал в облаках славы. Ему, склонённые в повиновении, смирённые владыки несли ключи от поверженных им городов. Оркестры гремели марши в его честь. Влюблённые девушки пачками бросали на него свои страстные взгляды и трепетали при одном лишь его появлении где-то на горизонте.
Реальность, в которую он выныривал из глубокого сна, была суровей своей обыденной неизменностью. А в штаб корпуса уже летели с разных боевых участков полевые записки с представлениями к наградам:
На командира 1-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии генерал-майора барона Леопольда фон дер Бринкен: «Удостоить за отличие в делах против неприятеля Георгиевским оружием за то, что с отличным мужеством руководил действиями 1-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии в боях Люблинской операции 20.08.-2.09.1914г., в особенности, за своевременное обеспечение фланга дивизии высылкой Семеновского полка в боях 26.08.1914г. и своевременное направление батальона того же полка в тыл Кржешову для захвата моста через р. Сан 2.09.1914».
На командира Лейб-Гвардии Семеновского полка генерал-майора Ивана фон Эттера: «Удостоить за отличие в делах против неприятеля, по усмотрению Местной Думы, из лиц, имеющих Георгиевское оружие, Георгиевским оружием за то, что в период боев с 19.08. по 2.09.1914г., находясь неоднократно под действительным огнем противника, лично руководил всеми этими боями, маневрируя частями полка с полным успехом и так энергично, что всюду заставлял отступать перед собой противника. 2.09. в бою под Кржешовым, своим обходным движением неприятельской позиции, решил бой в нашу пользу, захватив переправу через р. Сан, один неприятельский пулемет и около 200 пленных. Этот удачный маневр полка имел решительное влияние на общий исход дела, и сильно укрепленная Кржешовская позиция досталась нам легко и неприятель не успел уничтожить мост».
На командира 2-го батальона Лейб-Гвардии Семёновского полка полковника Михаила Вишнякова: «Удостоить за отличия в делах против неприятеля, по усмотрению Местной Георгиевской Кавалерской Думы, из лиц Г 4, орденом Святого Георгия 4-й степени за то, что в бою 2.09.1914г. во время атаки сильной неприятельской позиции у Кржешова, по собственному почину, под сильным ружейным и артиллерийским огнем, выйдя противнику во фланг, заставил его очистить позицию а также овладел мостом, ворвавшись на плечах отступавшего противника на левый берег р. Сана».
На командира 9-й роты 3-го батальона Лейб-Гвардии Семёновского полка полковника Готгарда фон Тимрота: «Удостоить за отличия в делах против неприятеля, по усмотрению Местной Думы, из лиц, имеющих Георгиевское оружие, Георгиевским оружием за то, что в бою 2.09.1914г., под Кржешовым, будучи послан для объединения действий батальонов, направленных с фронта, с 2-м батальоном, посланным в охват неприятельской позиции, под сильным ружейным и пулеметным огнем противника перешел с фронта в наступление с целью привлечь на себя внимание неприятеля. Благодаря умелому руководству батальонами, способствовал захвату единственной переправы у Кржешова на р. Сан, через которую на другой день переправился весь гвардейский корпус».
На командира 6-й роты 2-го батальона Лейб-Гвардии Семёновского полка капитана Феодосия Веселаго: «Удостоить за отличие в делах против неприятеля,  по усмотрению Местной Георгиевской Кавалерской Думы, из лиц Г 4, орденом Святого Георгия 4-й степени за то, что, в бою 2.09.1914г. у с. Кржешов, когда неприятель стал отступать на левый берег р. Сан и начал взрывать мост, быстро со своею ротой бросился на этот мост, выбил противника из окопов на противоположном берегу реки, обеспечил мост за собою и прекратил начинавшийся на нем пожар, вследствие произведенного австрийцами взрыва устоев моста».
На командующего 7-й ротой 2-го батальона Лейб-Гвардии Семёновского полка поручика Анатолия Иванова-Дивова 2-го: «Удостоить за отличия в делах против австрийцев орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом».
На подпоручика 7-й роты 2-го батальона Лейб-Гвардии Семёновского полка Михаила Тухачёва: «Удостоить за отличия в делах против австрийцев орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом».
Помимо этих представлений за тот же самый Кржевский бой были представления почти всех обер и штаб-офицеров полка. Штатские чиновничьи ордена, с добавленным боевым ореолом перекрещенных мечей с бантом или без, Святой Анны, Станислава, даже Владимира низших 4-х степеней и более высоких 3-х и даже 2-х мелькали в этих представлениях, как карты на офицерском столике во время коммерческих игр. Геройство многих из них, особенно бывших камер-пажей, было вымышленным, но незримый армейский закон солидарности тянул их за уши вверх по карьерной лестнице. И летели полевые записки ротных, батальонных командиров и рассматривались в штабах полка, бригады, дивизии, корпуса, и командующий армией удостаивал пожалованьем разностепенных военных наград, этих почётных ювелирных украшений, на новый выпуск которых Учреждение Капитула орденов заключало договора с ювелирными мастерскими и золотых дел мастерами из пруссаков и евреев в Москве и Петербурге за казённые государственные деньги.
Тухачёв ещё просто не мог знать, как огромен список кандидатов в кавалеры орденов, прилепившихся к его кржешовскому подвигу. Там были представления штабс-капитана Азанчеева-Азанчевского к Св. Станиславу 3-й степени с мечами и бантом; поручика Азанчевского к Св. Анне 4-й степени с надписью «За храбрость»; капитана Андреева к Св. Станиславу 2-й степени с мечами; подпоручика Баланина к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; подпоручика Бойе-ав-Геннэс к Владимиру 4-й с мечами и бантом; подпоручика Бремера  к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; штабс-капитана Бржозовского к Станиславу 2-й с мечами; подпоручика Витте к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; капитана Гончарова к Анне 2-й с мечами; подпоручика Дирина к Станиславу 3-й с мечами и бантом; поручика Зайцова  к Станиславу 3-й с мечами и бантом; подпоручика Зайцева  к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; полковника Зыкова к Владимиру 3-й с мечами; подпоручика Казакова к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; капитана Касаткина-Ростовского к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; прапорщика Клименко к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; подпоручика Комарова к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; подпоручика Коновалова к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; поручика Коновалова к Станиславу 3-й с мечами и бантом; подпоручика Купреянова к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; подпоручика Лемтюжникова к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; штабс-капитана Леонтьева к Анне 3-й с мечами и бантом; подпоручика Лобачевского к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; подпоручика Лялина к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; штабс-капитана Мельницкого к Анне 3-й с мечами и бантом; штабс-капитана фон-Миниха к Анне 2-й с мечами; штабс-капитана Михайловского к Станиславу 2-й с мечами; штабс-капитана Михно к Станиславу 2-й с мечами; поручика Молчанова к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; полковника Назимова к Владимиру 4-й с мечами и бантом; подпоручика Орлова к Анне 4-й с надписью «За храбрость»; поручика Подчерткова к Станиславу 3-й с мечами и бантом; капитана Поливанова к Владимиру 4-й с мечами и бантом; капитана Попова к Анне 2-й с мечами; полковника Пронина к Анне 2-й с мечами; капитана Рихтера к Станиславу 2-й с мечами; подпоручика Рыльке к Станиславу 3-й с мечами и бантом; капитана фон-Сиверса к Анне 2-й с мечами; и многих других по штатному списку полка.
Всю эту огромную писанину штаб армии переварил только 26 сентября и спустил пожалование командующего обратно в представленные части.
***
В 5-й роте умирал от ран, полученных в кржешовской атаке, подпоручик Эраст Пенхержевский. Младший врач Пётр Васильев и исполняющий должность старшего врача Анатолий Оницканский, осмотрев раненого, докладывали командиру роты полковнику Александру Зыкову о его безнадёжности.
- Господин полковник, - резюмировал Оницканский, - он долго не протянет. Его надо срочно везти в дивизионный лазарет. Там перевязочный пункт, там ординаторская, там врачи Муфель, Мунт, Абрам Розенталь, там медикаменты, в конце концов! А у меня здесь что? Я уже звонил дивизионному врачу Гептнеру. Он готов принять раненого. Нужна подвода.
Полковник участливо оглядел безнадёжного Пенхержевского.
- В штабе полка сейчас от дивизионного интенданта полковника Вакара находится прапорщик дивизионного обоза Павел Мелентьев. Я пошлю туда вестового. Только, боюсь, бедняга не дотянет до дивизии…
Третьего сентября утром, с муками кое-как погруженный в подводу подпоручик умер, не приходя в сознание. Это был второй офицер-семёновец, убитый на этой войне. Его быстро отпел полковой протоиерей и тело, как и погибшего ранее фон-дер-Лауница, нужно было транспортировать до Петрограда в семёновский храм. Сопровождать вызвался после некоторой задержки и долгих раздумий, а всё более из-за скандала, разразившегося в 7-й роте, поручик Иванов-Дивов 2-й. Скандал произошёл на почве недовольства результатами награждения за взятие переправы у Кржешова.
Поручик Иванов-Дивов 2-й проинформировал Тухачёва, что он с согласия полковника Вишнякова написал рапорт о представлении подпоручика к Георгиевскому оружию, но штаб полка ограничился представлением его к Владимиру 4-й степени.
- Если хотите знать моё мнение, подпоручик, - как-бы оправдывался перед Михаилом Анатолий Иванов-Дивов 2-й, - то мне это кажется несправедливым: ведь два пулемета были взяты вашим взводом, и перешли мост вы вместе с Веселаго, который, тем не менее, получит за это, конечно, тоже вполне им заслуженный Георгиевский крест.
Михаил вспыльчиво негодовал, всё более разъяряясь.
- Но ведь за захват двух пулеметов противника, согласно действующему георгиевскому статуту, лицо, совершившее подвиг, полагается наградить орденом Св. Георгия 4-й степени или Георгиевским оружием, но никак не орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом! Вы с полковником Вишняковым, как ближайший мой боевой начальник и его заместитель должны были настоять об удостоении к ордену Св. Георгия. А в результате я узнаю, что за мой подвиг получают Георгиевские кресты и оружие командир бригады Леопольд Бринкен, наш Ванечка, сам Вишняков, полковник Тимрот и капитан Веселаго. Замечательно!
- Ну, это Георгиевская Дума и Орденский Капитул ещё будут решать, - пытался загладить свою вину в глазах подчинённого поручик.
- За них уже всё решили наши штабисты. В их представлениях наш приговор. Что за дурацкая система награждения у нас в армии! – на глазах Михаила проступили слёзы бессильного отчаяния и опустошения от разочарования. – Что за круговая порука! Ты совершаешь подвиг, но не можешь получить за него награду, пока старшие по чину не будут отмечены в том числе и за него. А если этих старших, изъявивших желание отметиться за счёт моего подвига, множество, то мне и вовсе не достанется и куска от этого пирога. Хватит, мол, за один подвиг итак уже много наград. Вот она - Высочайшая милость!
- Как вы можете такое говорить по отношению к своему начальству, подпоручик!
- Мне не понятно при этом главное. Если, предположим, мой солдат совершает героический поступок, проливая свою кровь, то я какое отношение буду иметь к его награде. Ведь это его кровь, не моя. И Крест его, а не мой! Почему же я должен кормить наградами всех вышестоящих обер и штаб-офицеров, словно крепостной платить барину свой оброк или отбывать барщину?! Это разве справедливо?! Что это за порядки такие?!
- Вы забываетесь, подпоручик! В армии не существует понятия справедливости. В армии есть принцип субординации!
- Такая система в конце-концов не жизнеспособна! Она вскармливает дармоедов в армии, полковых и корпусных трутней! А вы знаете, как пчёлы избавляются от ненужных трутней? Они обрывают им крылья и выставляют из бортей на верную смерть. Похоже, в борьбе за справедливость наших трутней в будущем ждёт такая же участь. Мерзавцы! Украли награду! Что мне этот ваш 4-й Владимир?! Словно за выслугу лет старичку дали. Разве это боевая награда?! Орденская пенсия по нему мизерная, да и будет только лет так через сорок-пятьдесят, не раньше. К тому же Капитул ещё и взыщет за неё с меня приличную денежную сумму за эту ювелирку.
 - Ну, подпоручик, я буду вынужден доложить о вашем поведении вышестоящему начальству!
- Да к чёрту всё, поручик! Докладывайте кому хотите. Кому, Вишнякову, Ванечке? Да за такое стреляться надо на дуэли! А нет, так я вон выйду к речке да застрелюсь с револьвера и делу край. Мне теперь всё равно! Хоть в запас уходи. Карьера поломана. Так по крупице складывал всё, усилия прилагал, а всё на смарку. Всё к чёрту! Я им всем в глаза скажу, хоть на суде, что считаю совершенно абсурдным то, что в гвардии нет производства за отличие и что надо идти в хвосте за каждой бездарностью, которая старше тебя по выпуску!
Разговор этот был вечером в какой-то деревенской халупе с глиняным полом, где на соломе устроились на ночлег офицеры 7-й роты: Иванов-Дивов 2-й, Тухачёв, Энгельгардт, прапорщик Фольборт и вольноопределяющийся младший унтер-офицер барон Шиллинг.
- Ваше возмущение порядками, бытующими в гвардии, есть вопиющий случай нарушения воинской дисциплины, подпоручик! Но я буду снисходителен и справедлив к вам, как к фронтовому офицеру. Под пулями мы все равны и офицерская честь на вашей стороне. В том правда. Я не подхалим и не карьерист, чтобы заискивать в штабе награды и стучать на своих подчинённых. Мои награды мне тоже, вон, какой кровью достаются и никто не смеет меня упрекнуть в ином.
Иванов-Дивов закрыл эту тему, приказав всем спать, а на утро пошёл к Вишнякову и в присутствии у него других офицеров, в том числе капитанов Макарова и Касаткина-Ростовского, доложил батальонному командиру об этом заявлении Тухачёва и в целом о его поведении. А также  выразил желание уйти в запас и сопровождать тело умершего Пенхержевского в Петроград, в виду своей полной несостоятельности как командующего ротой.
- А кого мне прикажете вместо вас назначать командующим ротой? Пажи под пули не полезут и солдат в цепях не поведут. Имейте в виду, поручик, что вместо вас я вынужден буду поставить командовать ротой именно подпоручика Тухачева, как реально проявляющего себя смекалистого и настырного офицера. А эти ваши подковёрные дела с компроматами, портящими военную судьбу молодого офицера, выбросьте вон. Здесь фронт. Здесь война. И всё освящается пролитой кровью. Он каждый день идёт на смерть и я, как боевой офицер, отец его, а не бездушный начальник! И я понимаю его боль и глубоко солидарен с ним!
- Горяч молодой подпоручик, - философски заметил, присутствующий при этом разговоре капитан князь Касаткин-Ростовский, глубокомысленный как и всякий поэт. – Ретив, словно не объезженный конь. Как писал граф Лев Николаевич Толстой, снисходительно оправдывая и защищая в своё время молодую поэтессу Мирру Лохвицкую от нападков критики, ратующей в искусстве за псевдо духовность, лишённую всяких порывов и исканий души и устремлений её, кроме как к Богу, что «это пока её зарядило, молодым пьяным вином бьёт. Уходится, остынет и потекут чистые воды!». Как мудро и метко сказано классиком! И добавить здесь нечего. Так и про Тухачёва я могу сказать.  Его первый успех Кжешувского боя вскружил ему голову. И он стал делать с апломбом суждения о военных операциях и порядках. Но в то же время с товарищами он вежлив, хоть и сух, чужд веселья и шуток и всегда холоден и слишком серьёзен, что не свойственно его возрасту, чурается всякой дружбы и доверительности в нашем полку, где все мы из покон веку живём одной дружной семьёй. А не дать ли нам, господа, ему в духе полковых традиций какое-нибудь прозвище, чтобы хоть как-то комически разбавить или даже подчеркнуть сложившийся у нас его образ? Ведь все мы в шутку и за глаза называем нашего командира фон-Эттер «Ванечкой», подпоручика Купреянова «Монтегомо Ястребиный Коготь», прапорщика Ватаци — «Кардиналом», а его начальника, капитана Михайловского «Королем», подпоручика Казакова «Молчалиным». Предлагаю за такой его апломб называть его … «Наполеоном»!
- Почему Наполеоном?
- Ну, я думаю, это его тайный кумир. Да к тому же именно как Бонапарт он ведёт себя, не считаясь ни с чьими авторитетами.
- Бонапартизм в русской среде, как известно, заканчивается Раскольниковыми. «Тварь я дрожащая или право имею…», помните, как у Достоевского?
- Ничего-ничего! Пускай, побудет Наполеоном. Это же в шутку.
В итоге этой беседы Вишняков не дал хода доносу поручика и согласовал его скорый отъезд, который, как снег на головы, упал на нижние чины 7-й роты. После отъезда Иванова-Дивова, с 11 сентября 1914 г. Тухачёв или «Наполеон» стал исполнять обязанности командующего 7-й ротой.