Жозефина Мутценбахер, например

     Требушет, скрипнув, напрягся воловьей жилой, вподвес уходящей к страшно высящемуся в полутьме бастиону кременца, и швырнул первую глыбу в радостно визжащую космической  " Собачьей радостью " за еще те, настоящие, чугунные, два двадцать и - в довесок - книжку о нефтяниках, еврейку, невесть какими путями угодившую в Козельск из славного града Мурома. Субудай, разоривший весь северо - восток, недоумевал, выслушивая коварного Плоскиню, так и прибившегося к тумену захватчиков под Киевом, переспрашивал и даже потребовал овеществленного глазу доказательства, на что бродник, скосоротившись, виновато шмыгнул отсыревшим носом :
    - По мусульманским законам, ваше степенство, непотребно лик человечий вьяве явить.
    - Это у идумейки лик человечий ?
    От порога юрты вознесся этот голос. Плоскиня затрепетал, не оглядываясь, на слых узнавая громкий клич позволившей себе усомниться хоть в какой гуманности поганого племени, собачьего семени блондинки с носом.
    - Ой ты гой еси, Марь Юрьна, - возопил бродник, падая ниц под длиннющие ноги сомневающейся, - не вели казнить, вели пасть мою алчную набить вскрой конфетками.
    Субудай - богатур усмехнулся, от удовольствия прикрывая незрячий глаз овчиной. Он перхал и кашлял, багровея, заходясь еле сдерживаемым хохотом. Любимая забава монголов воплощалась прямо перед возглавлявшим осаждающее Козельск татарское войско Субудаем. Три девицы схлестнулись в смертной битве, не щадя друг друга к вящему удовольствию богатура.
    - Рассчитайсь ! - гаркнул он, отсмеявшись.
    Блондинка высокомерно промолчала, впрочем, названное Плоскиней имя не позволило прийти к сомнению, Субудай и сам знал, что такие ноги, нос и трубный глас присущи лишь единой, некогда известной на весь обитаемый мир, но теперь пожухло скукожившейся под щетинистой подмышкой очередного воздыхателя когда - то спортсменки. Плоскиня, виляя хвостом, пытался уползти из юрты, но требовательный пинок в живот вернул его в центр войлочного обиталища. Он сел по - турецки и завыл :
    - Я же не виноват, что мать - отец меня Лизкой наименовали !
    Блондинка захохотала, от души угощая бродника затрещиной. Субудай захрипел :
    - Дави паскуду.
    - Уже, - как всегда кратко сказал Джэбе, входя в юрту. Кивнул остробородой головой блондинке, снисходительно плюнул на плоскую грудь Плоскини и повторил : - Уже, Субудай. Камень требушета расплющил идумейку в образ клопа.
    - Туда и дорога ! - одобрил Субудай, творя ритуальный жест международного масонства в память сгинувшей гадины. - Нехай земля будет Кристине жором, а небеса обетованные сгустятся дифтерийными соплями олигофренического младенца, выращиваемого колбой любимых ею при жизни скудоумных делаваров - айтишников, хотя, видит Годохма, у свиней из всех ай - ти лишь лысина Хермана Клименки и коррупционные схемы гнилого от начал режима.
    - Да прокляты будут ! - возгласила благую весть Марь Юрьна, бросая в трепещущего Плоскиню киянкой. - На, сука !
    - Убей ее, - предложил Джэбе - нойон, отпивая кумыс из бутилированной тары неустановленной формы, так как ужалась тара в могутных ручищах предводителя второй тьмы, подошедшей к Козельску, - вдарь ей кумполом, а потом заори, как ты одна умеешь, воскрешая ничтожную высшеобразовницу, вовсе не умеющую рисовать.
    Субудай прислушался. От кременца доносились крики убиваемых козельцев, нарастающий оголтелый волчий вой монголов и странный напев, перебивающий шум битвы.
    - Ай эм а диска данса, - заметил опытнейший Джэбе - нойон, неторопливо постукивая сафьяновым сапожком в такт мелодии. - Народная арийская песня.
    - Шайтан - арба ! - влетел в юрту тургауд, размахивая фальшионом. - Серого цвета, - поспешно докладывал он привставшему Субудаю, - за кругом впереди - малец в цилиндре, рядом - Ребров, сзади - рыжемандовая девка и одноногий старик.
    - Вот ! - обрадовался Субудай - богатур, угощая Джэбе, блондинку, Плоскиню и даже ничтожного тургауда финиками. - Вот что ум и сообразительность Керви и Torff сотворили. Натурально игра разума.
    Угощаемые финиками молча танцевали в сгущающихся сумерках юрты, жутко сопя и вздыхая, пока одноглазый воитель скромно пердел, насыщая атмосферу миазмами.