Август 1969

С каждым днем память моя тускнела. Да, я давно уже не молод, но терять целые отрывки собственной жизни каждые 24 часа - это было слишком обидно. С каждым днем я задумывался все чаще и глубже, стараясь выудить из далеких уголков сознания те драгоценные обрывки солнечного лета 1969 года.

Я смотрел на ненавистную белую стену больницы, сидя в прохладном атриуме, и сердце мое горько сжималось, а в душе плескалась горечь. Вот бы снова ощутить тепло того безвозвратно ушедшего дня! Стена надоедала мне, я закрывал глаза. Так можно было снова увидеть ее и себя рядом...

Огромные вековые деревья укрывают нас от солнца на берегу озера. Водная гладь блестит, словно тысячи самоцветов. Волосы девушки мягко вьются на ветру, ветер приятно обдувает загорелые плечи. Я кидаю в воду мелкие камешки, и пальцы мои немеют, а сердце колотится где-то под кадыком - настолько сильно я был влюблен. Уверен, что не было тогда человека счастливее меня...

- А ты веришь в судьбу? - спрашивает она и пристально смотрит в глаза. - Как думаешь, можно ли изменить "единственно-правильный" ход событий?

Честно, никогда не любил эту тему. Судьба казалась мне наказанием, - я был молод, полон энергии и сил, и потому любой уклон в фатальность жизни вызывал лишь насмешку. "Если человек захочет, он изменит весь мир!" - таков был мой девиз. Но в тот день, в ту минуту, я был благодарен. Благодарен этой судьбе, что из миллионов людей со всего мира сижу именно с ней - с той, кто звонко смеется над моей неуклюжестью, слушает мои дурацкие мысли о птицах и растениях и отчаянно спорит по каждому пустяку.

Да, моя дорогая, единственная, веселая, хитрая, отважная, добрая! Я верю в судьбу, именно с того момента, верю! Иначе бы не услышал твой голос и смех, не ловил бы твой каждый взгляд и легкую улыбку; не узнал бы, как мило закусываешь губы, как нежны твои руки...

С каждым днем память моя тускнела. Да, я давно уже не молод, но терять целые отрывки собственной жизни каждые 24 часа - это было слишком обидно.
Но твой взгляд, голос и смех - клянусь, я не забуду. Пока я сам живу на этом проклятом свете, живешь и ты, каждую минуту живешь со мной!

Я открываю глаза. Белая стена, прохладный атриум. Мимо торопливо проходят санитары, слышится грохот тележки - начали развозить ужин. Но мне сейчас не до этого. Я по-прежнему вижу только нас: два силуэта на берегу озера, навсегда оставшиеся в далекой золотой дымке августа 1969 года.

***

2015