В детском саду

На улице пошёл сильный дождь и группе пришлось вернуться с прогулки раньше обычного. Воспитательница помогала детям развешивать одежду для просушки, проверяла шкафчики в раздевалке на предмет мокрых вещей.
– Икатерина Вемене… Венеме… –  Саша никак не мог научиться выговаривать такое длинное имя-отчество.
В группе была «сборная солянка» из детей, которых на лето пока никуда не увезли, и эта разношёрстность создавала дополнительные сложности в работе. Саша, например, мало того, что был самым младшим, так ещё и попал в детский сад совсем недавно, после переезда. Ему бы попривыкнуть к новой обстановке в компании ровесников, но вдруг нагрянул июнь и его перевели в общую группу.
– Екатерина Вениаминовна, – помогла мальчику назвать себя воспитательница. – Что случилось, Саша?
– Она меня лопаткой по башке хотела треснуть, – он показал на Люду, которая раза в полтора была выше и крупнее его.
Екатерина Вениаминовна вопросительно посмотрела на Люду, а та, то ли желая сменить тему, то ли из-за постоянного стремления поучать других, возразила:
– Не треснуть, а ударить.
– Если по башке, то треснуть, – настаивал Саша, – так всегда говорят.
– Башка и сама трещать может, – встряла в разговор Соня и в подтверждение своих слов добавила, – мой папа утром маме так и сказал: «У меня после вчерашних посиделок башка трещит».
Когда работаешь с детьми, невольно становишься хранителем информации, которую, возможно, и не хотел бы знать. Воспитательница подавила улыбку и пояснила:
– В саду мы будем говорить не «башка», а «голова», не «трещит», а «болит»; и ни трескать, ни бить никого не будем. Что случилось, Люда?
Люда насупилась и заговорила сердито:
– Я ему сказала: «Говори нормально!», а он всё время слова коверкает. Дислалик несчастный!
Екатерина Вениаминовна присела, так, чтобы её глаза оказались примерно на одном уровне с Людиными, и медленно, придавая вес произносимым словам, сказала:
– Я не думаю, что твоей маме нравится, когда ты за её спиной раздаёшь другим диагнозы. Тем более, что Саша ходит к ней с другими проблемами.
Мама Люды работала в саду логопедом. С одной стороны, это будто придавало девочке значимости перед другими детьми. Плюс она могла порой ввернуть какое-то умное словечко в разговоре и, если то оказывалось к месту, с удовольствием выслушивала комплименты от взрослых. Вот только мама всё это не одобряла – ни щеголянье терминами, ни хвастовство родительским статусом – а подобная информация доходила до неё почти мгновенно, и, оценив ситуацию, Люда прикусила язык. Она ещё больше насупилась и уже сдерживала подступающие слёзы, чтобы не расплакаться. Воспитательница встала в полный рост и протянула девочке ладонь:
– Пойдём, вымоем со всеми руки, а потом мне понадобится твоя помощь. Поможешь мне?
Люда с готовностью закивала и пошла за руку к умывальникам. «Как они легко переключаются с одного на другое, и настроение как по щелчку тумблера меняется», – размышляла Екатерина Вениаминовна (для всего персонала, конечно, просто Катя), намыливая руки. Она уже хотела было предложить Люде разложить на столах ложки и вилки к обеду, как вдруг вспомнила, что из-за дождя они сегодня вернулись с прогулки рано и теперь нужно подумать, чем занять детей.
Воспитательница была молодая, энергичная и, как говорили коллеги, «не битая жизнью»: её хватало и на работу, и на любимого мужа, и даже на ведение кружка в библиотеке в один из выходных. Вот и сейчас, вместо того, чтобы взять с полки какой-нибудь сборник сказок для чтения, она решила устроить кукольное представление. Быстро разложила на столе лежащий в шкафу набор перчаточных кукол и, подозвав Люду, которая крутилась неподалёку в ожидании, спросила:
– Как ты думаешь, какую сказку лучше показать?
– Курочку Рябу, конечно, – не раздумывая, сказала Люда, – её даже малыши знают. Мама какие-то звуки с её помощью ставит.
«Неужели и мой ребёнок когда-нибудь так же будет впитывать мои рабочие моменты?» – промелькнуло у Екатерины Вениаминовны, но ей сейчас было не до рассуждений: кукла-дед была, бабка была, курочка Ряба тоже… серый клубок с двумя чёрными бусинами и отмотанной длинной ниткой, очевидно, играл роль мышки… а вот яйца не хватало – похоже, потерялось. А, нет, вот оно – скатанный из фольги и золотой же фольгой обмотанный комок соответствующей формы.
– Можно я курочку Рябу играть буду? – предложила Люда, – у вас ведь руки дедом и бабой заняты будут.
– Давай.
Воспитательница установила на подставке ширму, созвала всех детей, рассадила полукругом и торжественно объявила предстоящее выступление, отдельно поблагодарив Люду за готовность сыграть роль курочки Рябы. Та сразу начала хлопать и остальные с готовностью подхватили. Екатерина Вениаминовна с девочкой примостились за ширмой, и представление началось.
Сначала дед и баба на все лады расхваливали свою курочку, а затем та принесла в крыльях и передала им золотое яйцо. Дед взял яйцо в руки и стал бить им об край ширмы, пытаясь разбить; затем передал его бабе – она, в свою очередь, подняла яйцо, раздумывая, обо что его треснуть («треснуть по башке» – всплыло в голове воспитательницы и она было решила, что бабка может постучать яйцом по дедовой лысине, но тут же строго одёрнула себя: если она такое покажет, то дети непременно начнут делать то же самое и виноват будет её дурацкий пример), пометалась туда-сюда и, озарённая светлой мыслью, решила постучать по яйцу ложкой.
–  А где у нас ложка? – спросил Дед низким женским голосом.
– Ой, не помню, куда положила, – тоненько запричитала Баба.
Озвучиваемая Людой курочка Ряба не удержалась и тихонько захихикала, а дети с мест стали предлагать воспользоваться столовыми приборами, находящимися в группе.
– Смотри, какие ребята молодцы! Смекалистые! – похвалила их Баба и предложила, – а пускай ложку нам принесёт тот, чьё имя начинается с первой буквы алфавита.
Мудрая педагогическая находка Екатерины Вениаминовны моментально обернулась педагогической ошибкой. Во-первых, с места сразу вскочили две Алёны. Одна носила это имя в соответствии с документами, вторая же официально была записана Еленой, но домашние, а вслед за ними и все остальные называли её ласково Алёнкой. Девочки начали было выяснять отношения, как вдруг маленький Саша, выяснив, что это за первая буква, гордо объявил, что его «длинное» имя – Александр и ложку нести должен именно он. Это было второе неучтённое воспитателем обстоятельство.
– Давайте сделаем так, – пронзительно, перекрывая нарастающий шум, заговорила перчаточная Баба, нечаянно перегнувшись через ширму и будто наклоняясь к детям, – каждая из Алён принесёт сюда по чайной ложке, а мальчик по имени Александр – столовую.
– А остальные, – добавил Дед, – пусть внимательно смотрят: получится ли у нас разбить золотое яичко ложками.
Через несколько секунд трое детей уже стояли с ложками перед ширмами и две Алёны снова начали препираться – теперь обсуждая, кто из них будет бить первой.
– Нет-нет, – всполошился вдруг Дед, – вы так Бабке по рукам можете попасть. Давайте-ка ваши чайные ложки сюда, обе сразу. Я сам подержу яйцо, а моя Бабка будет бить.
Девочки отдали ложки и побыстрее пошли на свои места, чтобы не пропустить продолжение сказки. Бабка взяла чайные ложки и первый раз попала ими по ширме.
– Ой! – громко удивилась она.
Зрители засмеялись.
– Да вот же, старая, сюда бей, – наставительно сказал Дед.
Баба прицелилась и ударила по яйцу раз, потом отдышалась, приноровилась и дала ещё раз. «Главное – не помять фольгу», – думала Екатерина Вениаминовна, глядя снизу на то, что творят её руки.
– Не получается, – огорчилась Баба и тут же бодро добавила, – теперь, Саша, попробуем твою, богатырскую, ложку. Бери мои маленькие и давай мне свою большую.
– Бей как следует, – наставительно сказал Саша и отправился на своё место, зажав в руке чайные ложки.
Столовая ложка оказалась размером чуть ли не со всю Бабку и девочка Люда, опустив начавшую затекать руку с перчаткой Рябой, зажимала второй рукой рот, чтобы не расхохотаться в голос.
– Ой, батюшки! Ой, матушки! – восклицала Бабка, пытаясь справиться со столовым прибором, который то и дело норовил вывалиться. «Надо было Деда на левую руку надевать, а Бабку на правую, – рассуждала, приноравливаясь, воспитательница, – тогда сейчас было бы удобнее. Только кто же знал, что сказка в эту сторону развернётся?» В общем, и большой ложкой оказалось невозможно разбить яйцо. Бабка повздыхала и скрылась за ширмой, чтобы убрать столовый прибор. Екатерина Вениаминовна пару раз встряхнула освободившуюся от перчатки руку и поставила её, чтобы придержать у ширмы золотое яичко. Дед, избавившись от ноши, тоже нашёл предлог (сказал, что поищет предмет для разбивания потвёрже, чем ложка) и нырнул вниз. Два взмаха освободившейся от перчатки правой рукой и вот уже на сцене появилась, попискивая, мышка. Спросив детей, не видали ли они поблизости Бабку или Деда, она в страхе поспешила прочь и, конечно же, задела яичко. То «упало» за ширму и Екатерина Вениаминовна, озвучивая поочерёдно причитания стариков, поспешила снова надеть на руки перчаточных кукол. «Курочке Рябе пора жалеть Деда с Бабой», – шепнула она Люде и та проворно подняла над ширмой соответствующую руку.
–  Не плачь, Дед, не плачь, Баба, я снесу вам другое яичко. Не золотое, а простое, – торжественно произнесла финальные слова Ряба.
Старики сразу успокоились и пообещали больше не плакать. Воспитатель вместе с Людой вышла из-за ширмы со словами:
– Вот и сказке конец, а кто слушал…
– Молодец! – в один голос подхватили ребята.
Все дружно захлопали и Люда, раскрасневшись от удовольствия, торжественно поклонилась во все стороны, а Екатерина Вениаминовна, не забыв забрать у Саши чайные ложки, принялась складывать ширму и убирать персонажей в шкаф.
В группу забежала за фартуком нянечка, Анна Борисовна.
– Катерина Вениаминна, уже с прогулки вернулись, – скороговоркой выпалила она, –  а я обед как раз получать собираюсь идти.
– Хорошо, – кивнула воспитатель, заканчивая уборку, и повернулась к детям, – через несколько минут можно будет мыть руки и накрывать на стол.
– Екатерина Вениаминовна, – вдруг сказала Вера, которая вообще славилась своей манерой размышлять вслух и неожиданными вопросами, –  почему дед с бабкой плакали над разбитым яйцом?
– Потому что им стало жалко, что яйцо разбилось, – бодро отрапортовала воспитательница.
– Но ведь они сами хотели его разбить. И об землю, и ложками, получается, били… А когда оно всё-таки разбилось, то расстроились. Почему?
Разговоры вокруг стихли. Все ждали ответ.
– Интересный вопрос, – призадумалась Екатерина Вениаминовна, – давайте мы все сейчас сядем и подумаем, почему.
Ребята послушно расселись и уставились, кто куда. Мысли большинства тоже быстро ушли в сторону от заданного вопроса. Но были и такие, кто всерьёз обдумывал услышанное. Так интересно было за всеми ними наблюдать…
– Я думаю, – прервала, наконец, тишину Екатерина Вениаминовна, – я думаю, что Дед с Бабой расстроились из-за того, что они не смогли разбить яйцо, а мышка смогла.
– Потому что они старенькие, а мышка хорошо ест и у неё сил много, – высказал своё мнение Сёма.
– Мышка вообще очень сильная, – поддержал друга Никита, – без неё репку не могли вытащить. А их было…
Мальчик старательно загибал пальцы, перечисляя:
– Дед, бабка, внучка, Жучка и кошка, вот сколько, – он вытянул растопыренную ладошку и, вспомнив, сколько пальцев на одной руке, добавил, – пять. Целых пять человек!
– Человека только три, – поправила Люда, – потому что Жучка это собака и кошка это животное.
– А мне кажется, – поднялся со своего места Тимофей, – что Дед и Баба расстроились, потому что снаружи это было золотое яичко, а внутри были простые белок и желток.
– Нет, – высказала мнение Полина, – они очень хотели есть. И они бы разбили это яйцо над миской или сковородкой. Чтобы потом приготовить. А мышь, наверное, бежала по столу, задела хвостиком, «яичко упало и разбилось». Упало-то оно, наверно, на пол. А кто же с пола-то будет есть?..
– Мышь и будет, – решительно заявил Сёма, – значит, она не просто так хвостиком махнула, а для того, чтобы самой под столом съесть яйцо.
– Точно, – опять поддакнул ему Никита, – мышь умнее всех. И сильнее. И проворнее.
– А вдруг, – снова подала голос Вера, – в яйце оказались не белок и желток, а что-нибудь другое?
– А что там может быть другого? Это же яйцо, – удивилась одна из Алён, та, что называла себя «настоящей».
– Но яйцо-то ведь не простое, а золотое, – сказала Вера. – Вдруг оно не только золотое, но и волшебное? Вот, например, в «Сказке о царе Салтане» у орехов были скорлупки золотые, а ядра – «чистый изумруд», то есть изумрудные. И в золотом яичке, может быть, внутри было что-то другое. А Дед и Баба хотели есть. И поэтому курочка им кудахтала: «Я снесу вам яичко не золотое, а простое».
– Нет, – возразила Полина, – на всех картинках в книжках про курочку Рябу всегда нарисованы желток и белок. Что, по-твоему, художники все сговорились, что ли?
– Они просто рисовали, не задумываясь, – не уступала Вера.
Неизвестно, чем бы закончился этот спор и какие ещё предположения о сказке возникли бы в группе, но дверь распахнулась и нянечка Анна Борисовна аккуратно вкатила тележку с огромными кастрюлями на ней. Воспитательница опомнилась и отправила мыть руки сначала дежурных, потом всех остальных. Сама же воспользовалась краном в комнате для мытья посуды и стала помогать в накрывании столов.
Обед был вкусный. Все ели молча, не тратя время на разговоры. Неожиданно для всех ближе к концу трапезы Саша решил поделиться своими успехами – абсолютно пустыми тарелками. Он встал из-за стола и, сокращая слоги в подражание нянечке, произнёс: «Катерина Витаминовна…» Запнулся, понял, что сказал неправильно, но вдруг словно попробовал получившееся слово на вкус – «витаминовна» – и громко рассмеялся. Сидевшие рядом тоже прыснули со смеху и над столами тут же понеслось: «Витаминовна?», «Витаминовна!» Екатерина Вениаминовна широко улыбнулась, потому что, собственно говоря, ничего другого ей не оставалось. «Приплыли, – подумала она. – Так. Ладно. Главное – не подкреплять эмоции». Она вышла вперёд, развернулась лицом к детям и все смешки один за другим стихли.
– Действительно, смешно получилось, – снова улыбнулась воспитательница, но никто из детей больше не стал смеяться, даже самый младший, Саша, зачинщик этого веселья.
Екатерина Вениаминовна считалась «доброй» воспитательницей, но она всё равно была взрослой, а значит от неё можно было ждать чего угодно. Это читалось по настороженным лицам.
– Витаминовна – это та, у которой папа Витамин. А моего папу зовут Вениамин. Ве-ни-а-мин, – нараспев протянула воспитательница и предложила, – попробуйте пропеть за мной.
Ребята нестройно заповторяли нехитрые четыре слога.
– Хорошо, – похвалила Екатерина Вениаминовна, – а теперь давайте пропоём и слово «Вениаминовна»… Рада, что у вас получается. И для меня это гораздо приятнее, чем слышать исковерканное имя моего папы. Очень надеюсь, что больше мне не придётся никого поправлять.
«Конечно, придётся, – вздохнула она про себя, – и не сегодня-завтра все родители будут в курсе этой истории с отчеством. Ну, ладно, не одной же мне знать, у кого и по какой причине по утрам башка трещит. Пусть и обо мне что-то весёлое будет».
– Кто поел, относим тарелки, – выглянула из закутка нянечка.
– А потом, – подхватила воспитатель, – прополоскать рот, чтобы ни единого кусочка еды во рту не осталось; затем в туалет, вымыть руки и готовиться ко сну.
Во время тихого часа, запивая чаем кусочек припасённой шоколадки, Екатерина Вениаминовна, как обычно, делилась с мужем сообщениями о событиях первой половины дня: «Меня сегодня назвали Екатериной Витаминовной». В ответ муж прислал кучу смеющихся смайликов. Затем сообщение: «Хорошо, что не амфетаминовной». «Дурак!» - написала она. Он тоже не остался в долгу: «Екатерина Вениаминовна, а воспитательница обзывается» и грустный смайлик. Она хихикнула и хотела было вкратце рассказать про «Курочку Рябу», но тут дверь приотворилась и в проёме показалась голова нянечки:
– Кать, я там всё помыла-расставила и пол протёрла. Отлучусь на часик в магазин, ладно? – Воспитательница кивнула в ответ. – К полднику вернусь.
Чай был допит. Шоколадка закончилась. Пора было заняться заполнением бумаг. Курочки и золотые яйца подождут до вечера.