Близкий человек
Они познакомились с Дэйвом пять лет назад в больнице, куда Марта еженедельно приезжала на обследования: боли, от которых не помогали ни таблетки, ни уколы, распространились от спины по всему телу и захватили желудок, а мигрени, мучившие её с подросткового возраста, только усилились. Лечащий врач метался от одного диагноза к другому, испробовал десятки способов лечения, но они не облегчали страдания Марты, и в тот день, когда она встретилась с будущим мужем, она приехала в больницу, чтобы сказать врачу, что заканчивает терапию: нет смысла травить себя лекарствами, если они не работают, даже как плацебо.
Дэйв, присутствовавший при разговоре Марты с врачом, догнал её в коридоре и сунул в руку визитку; сказал, что если она хочет, если не совсем отчаялась, то он постарается ей помочь.
Марта взяла визитку и благополучно о ней забыла на три дня, пока не занялась стиркой и не обнаружила скомканную бумажку в кармане джинсов. Дэйв удивился её звонку: он решил, раз Марта не позвонила в первый день, значит, не заинтересована в его предложении. Чтобы не смущать девушку, Дэйв пригласил её в кофейню, куда Марта пришла с внушительной папкой рентгеновских снимков, выписок и рекомендаций лечащего врача.
По прошествии пяти лет они не вспоминали причину их знакомства и вычеркнули из своей жизни людей, желавших им о ней напомнить: особенно подруги Марты (теперь уже бывшие) с жадностью интересовались, не беспокоят ли её новые мигрени.
Мигрени не беспокоили Марту с того дня, как она доверилась Дэйву. Он нашёл ошибку в схеме лечения, исправил её, и боли отступили. По просьбе мужа Марта не подала в суд на лечащего врача: мужчине оставалось меньше месяца до пенсии, а судебные тяжбы подорвут не только здоровье доктора и Марты, но и карман последней.
Она разглядывала пляшущие тени на потолке и подбирала нужные слова: сказать Дэйву напрямую, что она вышла за него замуж, потому что спутала любовь с благодарностью, Марта не могла, и давилась чувством вины, когда Дэйв, приходя домой, брался за лечение жены, словно подписался на вторую, неоплачиваемую смену в больнице. Марта не болела, во всяком случае признаков, указывающих на болезнь, у неё не было, но принимала лекарства, лекарства от всего: от головы, от желудка, от правой ноги, от левой руки, — место баночек с дорогими кремами заняли таблетки и порошки. Она не спрашивала Дэйва, от чего он её лечит, думала, что таковы последствия исчезнувших мигреней, уловить которые способен только врач, и до сегодняшнего дня исправно принимала всё, что муж ей предлагал.
Утром Марта столкнулась в магазине с Эммой, с одной из старых подруг, с кем оборвала общение после свадьбы. Поколебавшись с секунду, Марта кивнула ей, что Эмма восприняла как знак на примирение и направилась к стеллажу, где Марта перебирала коробки с готовыми завтраками.
— Я так рада тебя видеть! — прошептала Эмма, косясь по сторонам в ожидании, что с минуты на минуту к ним подлетит недовольный Дэйв. — Ты одна?
— Да.
— А где твой муж?
— На работе. Он врач.
— Я помню, помню, — Эмма заговорила в полный голос. — Как ты? — не скрывая радости, она заключила в удушающих объятиях бывшую подругу.
Марта отстранилась от неё.
— Хорошо. Хорошо…
— Как твои мигрени?
— Прошли, — протараторила Марта и бросила в корзину безвкусные хлопья, первые, попавшиеся ей на глаза, — благодаря Дэйву. Он хороший врач. Замечательный муж. Да…
Эмма приподняла уголок накрашенных губ, на которые Марта смотрела с завистью: она избавилась от всей косметики, когда Дэйв объяснил, к каким болезням приводит страсть к макияжу.
— Ты счастлива с ним?
— Конечно, — ответила Марта, не дослушав вопрос. — Я люблю его! Дэйв мой самый близкий человек.
— А как твоя работа?
Марта вынула из корзины хлопья и поставила коробку на полку.
— Я не работаю. Благодаря Дэйву, мы не нуждаемся в деньгах.
— Да, но ты так горела идей, — удивилась Эмма.
— Я не горела. Я работала. Просто работала, как и все, — помятая коробка хлопьев упала в корзину.
— Не хочешь выпить кофе?
— Я тороплюсь.
Эмма хохотнула.
— Куда ты торопишься, если не работаешь и не сидишь с ребёнком? Или ты боишься, что Дэйв узнает, что мы встречались?
— Хорошо. Мы выпьем по чашке кофе и разойдёмся.
— Как скажешь.
Марта пожалела, что кивнула Эмме в магазине, а, когда они переместились в кофейню, чуть не задохнулась от сожалений и мыслей, что она проживает чужую жизнь: жизнь, которую выбрал для неё Дэйв, и, к которой она сама не имеет никакого отношения.
Эмма не приставала к Марте с расспросами; говорила о себе. Так Марта узнала, что её некогда лучшая подруга стала литературным агентом и занимается продвижением писателя Бадди Харриса, а каждый её день — калейдоскоп незабываемых событий: начиная от встреч, как выразилась Эмма, с неподражаемыми людьми, и, заканчивая поездками по стране, в которые в качестве обязательной программы входили выставки известных (и не очень) художников, вечеринки и обеды с режиссёрами и продюсерами. Эмма верила: ещё немного и она переберётся под лучи голливудского солнышка.
— Если, конечно, Бадди перестанет строить из себя непонятого гения и мученика в одном лице, оторвёт зад от кресла и начнёт наконец работать по часам, а не по настроению, — засмеялась Эмма, завершив свой рассказ.
В прошлой жизни, в той, что была до Дэйва, Марта обожала кофе и в перерывах между работой, йогой и посиделок с друзьями посещала все заведения, где его продавали, в поисках необычного вкуса, но сейчас не притронулась к чашке: пока подруга жаловалась на Бадди Харриса, Марта размешивала невидимый сахар, раздражая постукивающим звуком старика за соседним столиком. Дэйв не одобрял кофе, и Марта отказалась от любимого напитка, согласившись, что он дурно влияет на сердце и нервную систему.
— Ты не попробуешь? — поинтересовалась Эмма.
— Мой муж невролог, — она смотрела в пустоту и стучала ложкой по краям чашки; старик, выругавшись, скомкал газету, которую читал, и поплёлся в другой конец зала, — лечит инсульты и всё такое. Он говорит, что все болезни завязаны на нервной системе, а кофеин эту нервную систему раздражает также, как я раздражаю того мужчину, который от нас пересел.
— Что ещё тебе запрещает муж? — Эмма сложила руки на груди. Она общалась не только с режиссёрами и продюсерами, но и с их жёнами, большинство из которых в прошлом были неплохими актрисами, оставившими карьеру ради мужа. Истории этих женщин походили одна на другую, словно под копирку: невинные, на первый взгляд, просьбы перерастали сначала в претензии, а затем в жёсткие запреты. Уйти они не решались, понимали, что и без того закрытые для них двери киностудий разъярённые супруги заколотят досками, и хорошо, если только двери: Эмма знала случаи, когда взбешённые мужчины нападали на своих жён.
— Ничего. Дэйв ничего мне не запрещает.
Эмма не поверила, хотя Марта говорила правду. Дэйв не просил, не возмущался и ничего жене не запрещал: даже таблетки, которые пила Марта, она пила по собственной воле.
Эмма достала из нагрудного кармана модного пиджака ручку и нацарапала на салфетке номер телефона.
— Если тебе потребуется помощь, звони в любое время, — она спрятала ручку в кармашек, бросила на стол сотню и, чмокнув Марту в щёку, выскочила из кофейни.
Марта потёрла место поцелуя: на пальцах переливался след от глянцевой помады.
Она отодвинула по-прежнему полную чашку и подозвала официантку.
— Вы готовите кофе навынос?
Блондинка с ярко-розовыми кончиками волос улыбнулась:
— Конечно.
— Тогда мне капучино, — сказала Марта, — в самом большом стакане, что у вас есть.
— Могу забрать? — скривилась девушка, заметив, до краёв наполненную чашку.
— Да. Заболталась с подругой и забыла про него, а холодный кофе вреден для желудка, — пояснила Марта и, смеясь сама над собой, покачала головой, когда официантка ушла. В старших классах они с Эммой тоже подрабатывали официантками на каникулах, причём, в этом же заведении, которое на тот момент было не кофейней, а обыкновенной закусочной под заковыристым названием «Крабовый утёс», тоже экспериментировали с цветом волос и также слушали нелепые, совершенно не нужные им, оправдания взрослых людей. Тогда они — люди — казались безумно старыми и жутко занудными, но ты слушал их и улыбался во весь рот, надеясь, что они оставят тебе хорошие чаевые, которые после смены ты прогуляешь с друзьями в баре и придёшь на следующую смену с «раздутой» головой.
А дома Марта нависала над унитазом, как в юности: её организм отвык от кофеина, и та порция, которую она влила в себя после расставания с Эммой, оказалась почти смертельной, о чём ей любезно сообщил ноющий желудок. А после Марта плакала и смывала дешёвую тушь, купленную под воздействием какой-то необъяснимой эйфории. Она накрасилась в туалете кофейни: неумело и дрожащими руками, будто подросток, водила щёточкой по ресницам и моргала, как испуганная сова. Марта и до знакомства с Дэйвом не умела краситься, хотя тональным кремом, тушью и помадами пользовалась с удовольствием. У неё имелась целая коллекция помад, оттенок которых она подбирала под погоду и настроение: всё полетело в мусорное ведро после свадьбы.
Тихие всхлипывания в ванной перешли в рыдания, когда Марта вспомнила подмигнувшего ей парня у фонтана. Она огляделась по сторонам, едва незнакомец, закрыв глаза, подставил лицо лучам солнца и ледяным брызгам, но не заметила никого, кому он мог бы подмигнуть, кроме неё. Марта посмотрела на своё отражение в витрине: волосы растрепались, тушь размазалась, а горячий стакан перепрыгивал из одной руки в другую, точно Марта готовилась в ученики к жонглёру. Она выглядела смешной и…красивой?
Марта направилась к фонтану, но прошла мимо, проигнорировав и улыбку парня, и комплимент по поводу её платья. Причиной стала тканевая сумка-планшет, которую поправил незнакомец. Издалека Марта не видела принт, зато теперь, когда она приблизилась, пучеглазый усатый томат, облачённый в синие шорты и жёлтую майку, беззвучно над ней насмехался. «Белиссимо! Белиссимо!» — стоял в её ушах писклявый голос Джона, и Марта, закусив губы до крови, поспешила к припаркованному на соседней улице автомобилю.
Нелепый томат был её идеей. Заказчики решили, что молодые люди с большей охотой купят сумки с изображением чего-то бессмысленного и безумного, чем простые тканевые мешки, и Марта предложила пучеглазый усатый томат. Она не скрывала, что не разбирается ни в дизайне, ни в моде, но команда, состоявшая из двух человек — Лео и Джона, — поддержала её задумку. Все трое учились вместе на маркетологов, и, не найдя работу по специальности, объединились и создали творческий проект: придумывали принты для фирм с ограниченным бюджетом. «Томат» был их третьим заказом, и на успех они не рассчитывали, потому, объедаясь пиццей, дурачились как дети: приодели персонажа, чтобы: «Мистера Томата не арестовали за разгуливание по городу в неподобающем виде», — бормотал Лео, зажав нос. Джон предлагал добавить к рисунку облачко с надписью «белиссимо», но друзья, умирая со смеху, не договорились, как изобразить облачко, чтобы оно походило на мысли «мистера Томата», а не на его пердёж, и сошлись во мнении, что у томата глаза навыкате, потому что он сдерживает газы.
Из проекта Марта уходила со скандалом, и разговор был коротким. Парни обвинили её в предательстве, сопроводив речь нецензурными словами о Дэйве, и, собрав вещи, укатили из города под девизом: «Большой мир — большие возможности!».
О дизайнерской компании «ЛеоДжон», с главным офисом в Нью-Йорке, Марта узнала через два года: прочитала в местной газете, хотя новости сюда доходили, казалось, с опозданием в полвека. Тогда Марта только порадовалась за старых друзей: без чувств зависти и сожалений, но сейчас, лёжа на огромной кровати с неудобным матрасом, к выбору которого Марта не имела никакого отношения, она гадала, как называлась бы ИХ компания, компания ТРЁХ НЕСОСТОЯВШИХСЯ МАРКЕТОЛОГОВ, ТРЁХ ДРУЗЕЙ, не откажись она от них по прихоти Дэйва.
Лео звонил Марте в прошлом месяце, втайне от Джона, всё ещё дувшегося на подругу, и признался, что скучает. Что они оба скучают. И позвал её в Нью-Йорк. Марта поблагодарила Лео за звонок, словно он был представителем торговой организации с навязчивой рекламой, и положила трубку. Но Лео перезвонил и дважды продиктовал автоответчику свой номер. Марта переписала его и удалила сообщение, а за полчаса до возвращения Дэйва из больницы, сожгла блокнот целиком. Тридцать дней она не помнила номер, а на тридцать первый цифры полезли из её памяти, как оголодавшие жуки.
Свесив худые ноги с кровати, Марта схватила трубку и прислушалась: из гостиной доносился стук пишущей машинки, которую Дэйв выкупил у соседа. У него был своеобразный подход к публикациям: он печатал статьи, редактировал их, а потом заносил в компьютер. Марта не понимала, зачем муж проделывает двойную работу, и иногда раздражалась, что Дэйв печатает по ночам, шум будил её, но именно в эту минуту его страсть к разваливающемуся агрегату сыграла Марте на руку.
Она набрала Лео и сбросила после первого гудка: переезд в Нью-Йорк невозможен. Пока невозможен. Марта не готова резко развернуть жизнь на сто восемьдесят градусов, к тому же Лео подумает, что Дэйв обижает её, и кто знает, как они с Джоном разрешат эту проблему: большой мир — большие возможности, большие деньги, большие связи, — Марта не хотела, чтобы Дэйв или его карьера пострадали, поэтому пока она не окрепнет, не переродится как человек, как женщина, она не будет связываться с Лео.
Эмма на полуночный звонок не ответила, вместо неё запищал автоответчик. «Эмма, привет, это Марта, — прошептала Марта после звукового сигнала. Она поглядывала на дверь: Дэйв жаловался на духоту, и дверь не закрывалась, даже если Марта тряслась от холода. — Утром я приеду к тебе. Слышишь? Не перезванивай мне, когда прослушаешь сообщение, хорошо? Просто жди меня утром. Я приеду. Я обязательно приеду». Отключив телефон, Марта упала на кровать. Она улыбалась и сжимала грудь, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Дэйв сказал бы, что её состояние похоже на оргазм — на оргазм, который она ни разу за пять лет с ним не испытывала; Марта, уверенная, что врач, тем более невролог, знает, на какую точку нужно нажать, чтобы партнёру было или хорошо, или больно, и понимает, в какой стороне искать клитор, убеждала себя во фригидности и не замечала, что Дэйв, несмотря на медицинское образование, нащупывал лишь соски и брезгливо отдёргивал руку, если ненароком их касался. Медику, ковырявшемуся на стажировке в трупах, противно трогать собственную жену, — парадокс. Ещё больший парадокс — то, что Марта осознала никчёмность мужа как мужчины только после встречи со школьной подругой, хотя ничей интим они в кофейне не обсуждали.
Перевозбудившийся мозг не давал Марте заснуть, а шум печатной машинки бил в виски также сильно, как когда-то мигрени по черепной коробке, и, поворочавшись с минуту в шуршащем одеяле, Марта отправилась за порцией мелатонина, которым увлекалась, когда реакцией организма на новые препараты была бессонница.
Открытая баночка выскользнула из рук, упала в раковину и таблетки посыпались в слив. Их было немного, штук десять, и все они сгинули в канализации.
Марта выдохнула, выпила ледяной воды из-под крана, а, когда выпрямилась, увидела в отражении зеркала Дэйва.
— Ты напугал меня, — сказала Марта и выключила кран.
Муж прижался колючей щекой к её голой спине.
— Я закончил статью. Рассказать, о чём она?
— Я устала.
Он поцеловал Марту между лопаток.
— Я люблю тебя, — она промолчала, и Дэйв, улыбнувшись отражению жены, ушёл в спальню.
Засыпал он быстро: едва его голова находила подушку, как Дэйв проваливался в сон, посапывая, как бульдог: в начале отношений Марта умилялась его особенности, а теперь сопение Дэйва бесило не меньше, чем его идиотская машинка.
Марта стиснула в кулаке маникюрные ножницы: аккуратные острые концы впивались в кожу, но боли она не чувствовала — злость занимала каждую клетку тела. Дэйв не отпустит её, нет-нет: он предпримет любые попытки, чтобы вернуть Марту, посадить обратно в камеру, именуемую «уютным семейным гнёздышком», и одна из его попыток обязательно окажется удачной. Придётся убить Дэйва, чтобы освободиться. Она убьёт его и примчится к Эмме: скажет, что подруга была права, что муж издевался над ней, что он узнал про звонок и напал на неё, а она защищалась. Да-да, именно так и скажет — защищалась и ударила его первым, что попалось под руку. Маникюрными ножницами. Дэйв напал на неё в ванной, и она схватила маникюрные ножницы. Перед приездом Марта ущипнёт себя пару раз, останутся синяки — единственная польза от анемии, и никто не докажет, что она поставила их сама. Дэйв напал на неё в ванной, хватал до синяков за руки, и она, защищаясь, убила его маникюрными ножницами. Но она не хотела убивать мужа. Она любит его. Он её самый близкий человек.
С горящими глазами Марта бесшумно подошла к кровати. Дэйв спал на спине, что она посчитала хорошим знаком: лучше один раз ударить в сердце. В какую-то секунду Марта испугалась своего плана и тут же вонзила ножницы мужу в плечо: эта секунда стоила серьёзного промаха.
Дэйв заорал, раскрыл глаза и хаотично заболтал руками, попав Марте по лицу: оступившись, она навалилась на прикроватную тумбочку.
— Сука! — завопил Дэйв и, вытащив ножницы, вскочил на ноги. — Что ты наделала? — он рванул к двери.
Марта побежала за ним, и Дэйв, спрятавшись за дверью, столкнул жену с лестницы.
*
Марта дёрнулась, но безуспешно: привязанная к секционному столу кожаными ремнями, она лежала посреди холодного помещения, вероятно, подвала, и ужасалась от количества стеклянных банок с жидкостями и почерневшими органами, — все полки были забиты этими банками.
— Я оборудовал здесь маленькую лабораторию. Это заброшенный дом на болотах, если тебе интересно, — Дэйв, рассматривавший инструменты со второго стола, поменьше, чем тот, к которому привязал жену, развернулся. Он закрыл рану полоской ткани, и красное пятно проступало сквозь белый халат.— Да, я знаю, что скотч тебе мешает, — отреагировал он на мычание Марты и вернулся к изучению своих инструментов. — Моя последняя статья, о которой ты отказалась слушать, потому что непонятно от чего устала, посвящена нервной системе человека, принимающего лекарства от болезней, которых у него нет. Я хочу выяснить, изменяется ли внешне его мозг от препаратов — рентген мне такое не покажет. Ты долго продержалась. Пичкая тебя таблетками, я ожидал, что однажды ты тронешься умом, и надеялся не застать этот период, и совсем не предполагал, что ты набросишься на меня. Скажу честно: я планировал провести эксперимент через пару дней. Я хотел усыпить тебя, как собаку, чтобы ты не чувствовала боли, не мучилась, но ты не дала мне подготовиться. Поэтому, — Дэйв взял с железного подноса анатомический молоток с крючком и, выставив его перед собой, направился к Марте, — извини, дорогая, но науке и медицине ты послужишь, будучи в сознании.
*
Эмма вылетела из автомобиля, не заглушив мотор. Любопытные соседи с дымящимися чашками кофе в руках стояли на крыльце своих домом: утром толком не началось, а новости на ближайшие две недели уже готовы.
— Туда нельзя, — осадил Эмму шериф.
— Что случилось? Что с Мартой?
— Она пропала, — хмыкнул мужчина, пожёвывая фильтр сигареты, — всадила мужу в плечо маникюрные ножницы и сбежала. Парень потерял много крови, хорошо, что успел позвонить в скорую.
Эмма побледнела.
— Это не правда. Марта не могла. Он лжёт!
— Мы разберёмся.
Медики вывезли Дэйва из дома на каталке и по его просьбе остановились возле шерифа и Эммы.
— Как ты,парень? — спросил Мартин.
— Коллеги говорят, что мне повезло. Всё будет хорошо, шериф. Найдите Марту, — он вцепился в руку мужчины, — я люблю её. Она мой самый близкий человек.
— Мы найдём её, сынок, — Мартин похлопал его по руке.
Дэйв улыбнулся Эмме.
Медики покатили раненного мужчину к машине скорой помощи.
Свидетельство о публикации №221091501099