Лагерные сборы

Впереди шестой курс, занятий уже не будет. Нам предстоит преддипломная практика, а за ней диплом. Но перед этим - лагерные сборы для всех без исключения студентов мужского пола.
Три года мы посещали занятия на военной кафедре. Нас учили  маршировать,  строиться и даже отдавать честь на месте и в строю. Учили разбирать и собирать автомат, пистолет и  ручной пулемет. На специальных технических занятиях мы знакомились с военной техникой.
Самым главным и долгим предметом у нас было изучение "одиннадцатилистовки".
Это электрическая принципиальная схема электрооборудования стратегической ракеты "Изделие 8К63" - первой серийной ракеты Королева, поставленной на боевое дежурство. Хотя в то время на дежурстве уже стояла более мощная ракета 8К64, но обучение мы проходили на этой.
Сама ракета находилась на территории военной кафедры вблизи трубы котельной, укрытая брезентовой палаткой. В лабораториях были установлены отдельные ее блоки и пусковой пульт.
Все это оборудование находилось только для ознакомления с ним. Нам не приходилось его изучать. А изучали мы одиннадцатилистовку". На этой схеме надо было знать и показать все приборы и устройства управления в ракете и их взаимодействие при прохождении каждой из команд запуска - "продувка", "протяжка", "промежуточная", "предварительная", "отрыв" и др. На разных ракетах команды немного отличались, но суть производимых по ним действий не менялась.
Оказалось, что при внешней простоте запуска ракеты - запалил горючее и пошла - это очень нетривиальная процедура. Нам предстояло выучить ее так, чтобы "если разбудят среди ночи, мы могли рассказать ее без запинки. Во всяком случае к этому нас призывали наши преподаватели на военной кафедре.
Много шуток ходит среди студентов по поводу военной кафедры и ее личного состава.
"Что такое - елочка, а вокруг дубы? Это военная кафедра отмечает Новый год!"
Кстати, и начальником нашей кафедры был полковник Дубина. На самом же деле это были очень грамотные и интеллигентные офицеры. Тупых среди них точно не было.
Завершалась наша военная подготовка лагерными сборами, где мы в августе 1972 года принимали присягу, без которой не может быть присвоено звание офицера. Там же мы отрабатывали строевые и командные навыки и сдавали экзамен по военной специальности.
(В то время ее номер был 4302, а потом он сменился на 411100.)
В начале января 1973-го приказом министра обороны нам присвоили первое воинское звание "лейтенант-инженер".
На сборы мы отправились в середине августа в плацкартных вагонах с Ленинградского вокзала. В районе города Остров Псковской области находилась "учебка", где проходили сборы студенты нескольких московских технических вузов.
В то время под Москвой горели торфяники, и из окна вагона ночью были видны сполохи пламени, периодически вспыхивающие над болотами.

По прибытии в часть нас разместили в казармах и стали приобщать к армейской жизни как курсантов. Выдали форму - гимнастерку, галифе, сапоги, портянки, ремень и пилотку. Пилотки на мою голову не нашлось, поэтому пришлось натягивать на пару размеров меньше.
В этой "учебке" готовили сержантский состав для армии, студенты же были дополнительной нагрузкой и держались на территории части особняком. Однако случалось, что старослужащие сержанты при встрече с нами пытались потребовать «отдания им чести» как старшим по званию. Наверно, так они самоутверждались. Но это у них «не проходило», все-таки разница в возрасте и уровень образования давали о себе знать, и мы просто их посылали. Хотя формально они были правы - младший по званию должен первым приветствовать старшего.
Многое для нас было непривычным в лагере - и хождение строем, и строевые песни, и солдатская столовая, где меня поначалу тошнило только от запаха и вида пищи.
Дело в том, что я с детства не выносил жирную пищу, а тут - целые куски жира, залитые непонятной красной подливой! Приходилось давиться сухой кашей.
Но «голод - не тетка». Скоро мы все привыкли, если и не ко всей пище, то ко многой. А когда давали хек, это был для меня просто праздник.

На свете не бывает ничего абсолютно одинакового, что делает человек, а не машина. Если работает хлеборез, то всегда куски будут разные – больше, меньше или горбушки, например. Если в общей миске подают на стол на 10 человек куски мяса с жиром, то среди них есть такие, в которых мяса больше, а жира меньше, или наоборот. Вот тут-то за общим столом и проявляются особенности, или характерные черты каждого едока.
За нашим столом, к примеру, считалось неприличным первым тянуться за лучшим куском через весь стол, и только один из нас позволял себе это. А за соседним столом сидели ребята из 4-й группы: как только на столе появлялась миска, все буквально набрасывались на нее и каждый норовил вытянуть лучший кусок. И только один из них спокойно ждал, пока все отхватят свою пайку, и забирал оставшееся. Он даже не возмущался.
- Что делать, если у нас здесь такой порядок, - говорил он, отвечая на наши удивленные реплики. -  "Закон джунглей"!
Нашего же «добытчика» мы стыдили, но без всякой надежды на его исправление.
А потом родилось решение их поменять. Нашего отщепенца мы отправили за соседний стол, а их изгоя взяли к себе.
И все встало на свои места! Каждый их них попал в свою, комфортную для него среду.
 Что это? Случайный отбор или социальная адаптация, приспосабливающая индивида к превалирующим требованиям социальной группы?   

Через день после приезда группа студентов собралась пойти на почту - проверить, нет ли писем. Как я писал, многие из нас уже были женаты и оставили дома своих молодых жен, по которым сразу начали скучать. (Или по их обедам…) Позвали и меня.
- Да ну! Какие письма?! Мы только позавчера приехали. Они еще и написать их не успели, - сказал я и отказался идти.
Через полчаса ребята вернулись.
- Ну вот, ты отказался идти, а только тебе письмо и пришло, - говорит мне Андрюшка Мясников, протягивая конверт.
Смотрю - почерк Ирины. Интересно, когда же она успела послать? И как адрес узнала, я же ей не говорил?
Я заметил, что Андрюшке было немного обидно, что письмо не ему. Он уже несколько лет, как был женат, у него двое детей...
 
Всего месяц мы жили в условиях солдатской службы, но за это время успели почувствовать, что значат письма. Через неделю уже ко многим стали приходить весточки от родных, друзей и любимых. Письмоносца в казарме ждали все. Он приходил обычно после завтрака и перебирая пачку писем выкрикивал фамилии. Каждый надеялся, что очередное письмо будет для него.
Однако не все курсанты получали письма через Почту СССР.
Среди нас был сын начальника над всеми военно-учебными учреждениями страны, в подчинение которого входила и наша дивизия.
Ну не будет же этот папа-начальник слюнявить карандаш и выводить буквы на разлинованном листке бумажки!
Нет, он как настоящий командир продиктует письмо своему секретарю, вызовет полковника-порученца и отправит его в командировку в нашу дивизию. Полковник придет к командиру дивизии и сообщит, что у него пакет для курсанта, после чего командир дивизии вызовет начальника строевой части и передаст ему пакет с приказом доставить в казарму и доложить. Начальник строевой части поручит своему заму исполнить приказ и также доложить. И наконец, запыхавшийся капитан влетит в казарму, найдет курсанта, отдаст ему честь и попросит разрешения вручить пакет.
Парнишка, смущаясь, возьмет пакет, скажет "спасибо", и капитан поспешит доложить начальнику, что поручение исполнено. Также по цепочке доклад об исполнении поручения пройдет наверх. Вот как пишут письма своим чадам большие начальники!
Кстати, парень был неплохой и никакой "звезданутости" в нем не было.
Просто папа такой!
Вместе с нами проходил лагерные сборы сын еще одного большого военачальника - Главнокомандующего ракетными войсками стратегического назначения - заместителя министра обороны СССР генерала армии Толубко Владимира Федоровича. Так вот его сын, как и все остальные, получал письма через почту СССР, и капитаны не вручали их ему, цокая каблуками.

Для нашего здоровья жизнь в лагерях была безусловно полезна: ранний утренний подъем, зарядка с обнаженным торсом, пробежки. Все это укрепляло здоровье - во всяком случае должно было укрепить. Но почему-то почти половина из нас простудилась. Меня начал мучить постоянный кашель, да такой, какого у меня ни до того, ни после никогда не было. Буквально просыпался от него по ночам, и чтобы не будить казарму, шел кашлять в туалет. Кто-то из ребят с такой же проблемой посоветовал:
- Что ты мучаешься? Иди в санчасть. Там тебе дадут таблетку, и кашлять перестанешь.
Я так и сделал. Врач особо меня не смотрела - видно было, что такой недуг здесь в порядке вещей. Она дала мне таблетку кодеина и в запас еще три.
- Будешь пить, только когда очень сильный кашель. Просто так пить не надо.
Удивительно, но мне хватило одной таблетки, чтобы сильный кашель прошел, а постоянное подкашливание продолжалось еще полгода, но оно не особо мучило. Три оставшихся таблетки я привез домой.
Через две недели лагерных сборов нас перебазировали на учебно-боевую позицию "Береза". Собственно, перебазировались мы сами, пешком в строевой колонне, пройдя шесть километров.
Позиция находилась в уютном хвойном лесу с аккуратными дорожками от одноэтажных деревянных казарм к учебным баракам и стартовым позициям. Ну просто пионерский лагерь с линейками!
Жизнь наша на "Березе" отличалась некоторой вольностью и комфортом, особенно в части питания. Мне запомнилось, что кормили нас там не опротивевшим салом с комбижиром, а гречкой, картошкой или макаронами, но всегда с тушенкой. А это уже совсем другое дело.
Между тем все хорошее когда-нибудь кончается. Закончился и наш «отдых» на «Березе».
На обратном марше наш путь проходил через деревеньку, где у дороги стоял маленький сельский магазин. Завидев его еще издали, у нас с Юркой и Сашкой родилась идея: а не купить ли нам бутылочку вина, чтобы отметить возвращение?
Я вызвался сбегать: колонна ведь не будет ждать.
- Девочки, быстро бутылочку вина мне, а то я своих не догоню, - влетев в магазин с порога потребовал я.
- Ишь, какой шустрый, - усмехнулась продавщица, а сама уже нагнулась к ящику под прилавком. - Вам же, касатики, нельзя пить.
- А мы никому не расскажем, - отшутился я, отдал ей деньги и спрятав бутылку в широченный карман галифе побежал догонять колонну.
Увидев нашу бутылку, которую я купил на троих, Мишка Москалев сказал:
- Вы лучше в глаза закапайте!
Тем не менее прибытие с "Березы" мы отметили, хотя и символически.

Была у меня в лагерях и культурная программа. Не помню, почему, но на экскурсию в Пушкинские горы из нашей группы поехал только я. То ли я вытянул счастливый билет, то ли все отказались… Автобус был маленький ПАЗик и в нем помещалось всего человек пятнадцать.
В то время в гостях у Пушкина не было таких толп туристов на машинах и в автобусах, как сегодня. Мне кажется, что наша группа вообще была единственной, несмотря на воскресенье. Может быть, просто все разбрелись по заповеднику, и никто никому не мешал уединяться с "нашим все".
Мы посетили и его домик и парк со скамейкой, дошли до могилы в Святогорском монастыре, зашли в храм. И за все время нашего хождения не встретили ни одной конкурирующей группы.
В монастыре у меня состоялся содержательный разговор с сотрудницей музея. Я выразил свой интерес к старой утвари - замкам, щеколдам, ухватам и пр. Она сразу оживилась:
- Я предлагала нашему руководству создать музей старого быта, - увидев единомышленника женщина оживленно стала делиться со мной своими идеями. - Пока еще можно многое найти на нашем Севере. Можно воссоздать и обстановку и условия быта, и ремесленные приспособления, можно научить девушек прясть и ткать.
Она так увлеченно рассказывала о своих идеях, которые, кстати, позже были реализованы во многих местах, что я уже вживую представлял, как это было бы здорово.
- Но мне сказали, - печально заключила она, - что это никому не нужно, и потому денег на такой музей никто не даст.
- Может, и дадут, - приободрил я ее.
- Будем надеяться! - с улыбкой сказала она на прощанье.
Нас отвезли еще в Тригорское, а к вечеру мы вернулись в казармы.

Наконец лагеря подошли к концу. На плацу состоялся строевой смотр с традиционным прохождением парадным маршем перед трибуной с командованием.
Однако какими бы мы были студентами, если бы не отчебучили на прощанье какую-нибудь хохму? Тем более в лагерях эта хохма была традиционной и командование было о ней осведомлено. Оно бы даже очень удивилось, если бы ее не было.
После парадного прохождения колонна сразу направлялась на посадку в подогнанные вагоны. И потому каждая «коробка» (так называется парадное построение роты), проходя мимо трибуны, громко скандировала:
- Лагерным сборам пришел п**дец, п**дец, п**дец!
И с чувством исполненного долга шла на посадку в вагоны.

Наш куратор от кафедры, интеллигентнейший подполковник Кирсанов, уже в поезде зашел к нам и с мягким упреком сказал:
- А вы мне казались такими воспитанными, образованными… Я даже подумал: может быть, вы не будете этого делать? А вы, как все! 
Ну что мы могли поделать? Такова традиция.

На дорогу до Москвы нам выдали сухой паек: три куска черного хлеба, хвост жесткой ящичной селедки и пять кусков сахара. Все.
Кипяток был в вагоне.