Хомячок в шаре

«Недавно я осмыслила несколько параметров своей слепоты. Идёшь, придерживаясь рукой за предметы, чтобы не сбиться с направления, а сам – словно хомячок в шаре, то есть кто-то вращает мир вокруг тебя, и ты попадаешь не туда, куда шёл. И не можешь понять, где ты и как здесь оказался. Щупаешь, трогаешь едва не в отчаянии и не понимаешь. Углы не имеют своих положенных 90 градусов, изгибаются, как в кривом зеркале. Ты встаёшь к предмету лицом, а он оказывается сбоку, причём не просто сбоку, а наискосок. Но ты-то уверен, что стоишь правильно! А он уже ускользнул, и это словно специально для того, чтобы свести с ума!
Мир вращается вокруг тебя. Во все стороны. Постоянно вращается – день, два, три... Нигде нет статичности! И ты понимаешь, что так будет всегда.
Ещё один из безумных параметров – это сны. Во сне ты видишь, а просыпаешься – в темноту. Шиворот-навыворот, как в бреду, от которого не вылечишься, из которого не выскочишь.
А ещё – постоянные поиски. Всего. Каждой – каждой! – мелочи. Кладёшь по привычке куда-то рядом или даже пытаешься запомнить куда, а потом ощупываешь всё, всё вокруг, и не можешь взять, потому что его нигде нет, и мир вращается, и ты уже не там, где был. Искать надо ВСЁ, а предметов масса, и это бесконечно утомляет.
А теперь прибавьте к этому наступающую глухоту с многозвучным звоном в ушах...
Если есть желание, прочувствуйте это. Но лучше не надо. Не впускайте этого в свою жизнь, чтобы оно не нагрянуло...»
В монотонный голос звуковой программы, читавшей запись из моего дневника, вмешался звонок смартфона. «Токбэк» зачитал имя «Андрей» и номер. Я мысленно застонала, но остановила голосовую программу ноутбука и нащупала смартфон.
– Привет, Ленка! – зазвучал близкий голос, доводивший меня последнее время едва ли не до отчаяния.
Я со стулом отодвинулась к приоткрытому окну, вдохнула свежий воздух, готовясь к разговору, и сказала сухо:
– Здравствуй.
Андрей сделал паузу, поняв мой тон.
– Ну, – спросил он сдержанней. – Ты что-нибудь мне ответишь?
Не хотела я шевелить эту тему! Но сказала:
– Да. У нас ничего не получится, Андрей.
– А могу я узнать причины?
– У меня сын – подросток. Как ты найдёшь с ним общий язык?
– А по-моему, мы ладим.
– Это пока сохраняется гостевой режим. Жить рядом постоянно...
– Ради Бога, Лена! – сказал Андрей уже раздражённо. – Не надо прятаться за сына!
Я сжала зубы и притиснула к уху смартфон.
– Хорошо. Снова повторим пройденное. Я не самостоятельна. Это ты понимаешь?
– Да в чём она, твоя несамостоятельность? Ты уже не тот «хомячок»!
Я поморщилась. Ладно, сама виновата. Дала однажды Андрею прочитать эту давнюю дневниковую запись, надеялась, что так он лучше поймёт, с чем намерен связаться.
– Ты же всё научилась делать заново. И стирать, и по дому. И брайль, и всё что хочешь. Даже готовишь и крючком вяжешь, если не ошибаюсь?
– Да. А ещё сын водит меня по всем инстанциям и по магазинам. И по больницам, кстати.
– Так, может быть, пора освободить его от этих обязанностей?
– Обязательно освобожу. Рано или поздно я освою эти маршруты.
– Тогда почему тебе не осваивать их со мной? – почти закричал Андрей.
Я усмехнулась:
– В больницах любовь не укрепляется, знаешь об этом?
– Ты повторяешь чужие сентенции. Это надо проверять на практике!
Андрей замолчал. Он старался успокоиться.
– Что ещё тебе надо освоить и сколько на это потребуется времени? – ровным голосом спросил он. – Мне надо знать, на что рассчитывать.
– Тебе рассчитывать? – с ноткой истерики рассмеялась я. – На слепоглухую жену! Ты понимаешь, что я глохну? Как ты будешь ко мне прорываться, в ту бочку, в которую я скоро буду заживо замурована?
– Но останется тактильность, – тихо сказал Андрей, и я поняла, что ему больно. Больно за меня. – Мы приобретём брайлевский дисплей, будем делиться мыслями через ноутбук... И в конце концов, есть лечебное голодание. Есть сыроедение, в конце концов! Я слышал, что у сыроедов обостряются зрение и слух, значит, и ты можешь попытаться! Я вместе с тобой буду есть эти проклятые овощи!
От подступивших слёз защипало в глазах. Я прижала к лицу ладонь.
– И дал же мне Бог тебя! – всхлипнула я. – Ну перестань же ты мне звонить, пожалуйста! Ты понимаешь, что я могу сдаться и соглашусь? Не смей ко мне приближаться!
– А если я... – он запнулся и договорил: – хочу так? Ну, ты-то чем рискуешь?
Я распрямилась на стуле. Положила влажную от слёз руку на клавиатуру ноутбука. Как человеку пишущему он всегда давал мне чувство успокоения, а часто и гармонии.
– Имей в виду, Валерка всегда будет для меня на первом месте.
– А я на второе не согласен. Ленка, не будь глупой! Ты как ребёнок. А ребёнка нельзя ставить перед выбором, кого он любит больше – маму или папу. И я не буду этого делать, понимаешь?
– Я не ребёнок, я хомячок в шаре.
– Я сейчас приеду.
...Я умылась и вернулась в комнату. Подошла к окну и шире отворила створку. Постояла, подставляя лицо ясно ощутимым кожей солнечным лучам и вдыхая прохладный, напоённый запахом близкого соснового бора воздух.
Потом подсела к ноутбуку, нащупала нужные клавиши. «Контрл-энд» и дважды «контрл – стрелка вверх» – и звуковая программа зачитала последнюю, вчерашнюю, запись в моём дневнике, по-прежнему открытом на невидимом для меня мониторе:
«За истёкшие три года мир успокоился – это я успокоилась, паника прошла, появилась привычка. За каждой вещью закрепилось своё прочное место. Да, я поймала вращающийся мир и зафиксировала его. Теперь он изредка ещё подкидывает мне сюрпризы, но это так, чтобы я не расслаблялась.
Я по-прежнему хомячок в шаре, только теперь этот шар катится, повинуясь мне, и лишь изредка даёт сбои. Он лежит на плоскости, которой является мой непроглядный мир. Вниз даже при самом лёгком уклоне катиться легко, а вверх... Вот я снова почти на том же месте, где была до слепоты, но выше. А если оглохну – пойду на третий круг по всё той же извечной спирали».