Сулёмский водовод -не забыли?

Друзья!

Не так давно Висимский государственный биосферный заповедник обзавелся собственной турбазой,с помощью которой намерен привлекать туристов и... деньги.
По описанию в Сети, эколого-туристский комплекс «Веселые горы», расположенный в охранной зоне заповедника, создан для знакомства гостей заповедника с его природой без нарушения границ заповедной зоны. Экологическая тропа длиной 1,3 км оснащена деревянным настилом, который приводит путешественника к смотровой площадке на вершине горы высотой 625 метров, откуда открывается вид на Висимский заповедник, гору Старик Камень, Сулёмское водохранилище и дорогу в деревню Большие Галашки.

Кстати, "...Сулём — основная река заповедника. Сулём, правый приток реки Чусовой, весьма живописная горная река. Рядом коротких истоков начинается она в самой высокой, восточной части заповедника. Основные притоки Сулема: справа — реки Расья, Каменка, Кустоватка, слева — Медвежка, Сакалья, Верхняя Кутья. Лишь Медвежка рождается в пределах заповедника, начинаясь в первобытных пихто-ельниках.
Длина реки 87 км, из них около 35 км река протекает по заповеднику. Здесь она имеет дикий таежный вид: берега заросли густым ельником, ольхой, черемухой, ивняком, многие деревья нависли над рекой и отражаются в ней как в зеркале: вода в Сулеме прозрачная, холодная, приятна на вкус. Ширина русла незначительна – 10 – 30 м, часты перекаты. Падение реки на разных участках составляет 1-8 м на 1 км. Озер и верховых болот нет, есть старичные болота низинного типа. В долинах довольно широко распространены заболоченные и болотные леса, играющие важную водорегулирующую роль.
Одной из "достопримечательностей" реки является заброшенная плотина и образованный ею пруд не отмеченный на большинстве карт. Здесь в восьмидесятые годы была предпринята попытка переброски реки Сулем в направлении маловодного Кировграда. Построили запруду, проложили трубопровод и даже завезли оборудование для насосных станций. На этом деньги (а вместе с ними и строительство) закончились. «Главное о чем мы мечтаем сегодня, – говорит орнитолог заповедника Евгений Ларин, - это о демонтаже сооружений. Это даст Сулему возможность вернуться в прежнее русло: плотина нарушила миграционные пути европейского хариуса (кстати, он занесен в Красную книгу) и в результате этот вид почти перевелся в реке. Вместо него в заросшем водохранилище развелась «сорная» рыба».http://egiki.ru/
...Да, можно сказать, горбачевская перестройка спасла  от беды Висимский заповедник, хотя он и пострадал всё же. Грунтовая дорога впритык к  северной его границе открыла широкие ворота для механизированных браконьеров,  от коих ООПТ страдает с самого момента его образования. Грибники, ягодники, рыбаки тоже едут сюда.(Сам  отлично добирался до ближайшего от  города зимовья на мотоцикле "Урал").
Но ведь Сулём всё же не был повернут на Кировград,Невьянск и Нижний Тагил! Хотя советская власть пыталась это сделать изо всех сил! (см. файл ниже).
Безумная эпопея с "поворотом уральских рек" в очередной раз провалилась. Но навсегда ли?

Вл.Назаров
**********
15 лет спустя
ЕДИНОГЛАСНОЕ МНЕНИЕ СЕМИ АКАДЕМИКОВ И СЕМИ ЧЛЕНОВ-КОРРЕСПОНДЕНТОВ АН СССР: НАРУШЕНИЕ ЗАКОНОВ ПРИРОДЫ И ГОСУДАРСТВА; ПЕРЕСМОТРЕТЬ И ВЫБРАТЬ ДРУГОЙ ВАРИАНТ ВОДОХРАНИЛИЩА.

Пишут отовсюду... Природолюбы и равнодушные, энтузиасты и скептики, студенты и академики, писатели и поэты. Например: «Поддерживаем Вашу просьбу о пересмотре проекта строительства водохранилища на реке Сулем, разработанного институтом Уралводоканалпроект, и о переносе места строительства водохранилища за пределы Висимского государственного заповедника. С уважением, председатель Правления Союза писателей РСФСР Сергей Михалков»...

Заповедник был организован сразу после войны (1946 г.) по инициативе известного уральского ученого-лесовода, члена-корреспондента АН СССР Б. П. Колесникова. Обследовав пойму реки Сулем (приток Чусовой), ученый пришел к выводу, что за три с лишним века бурной индустриализации Среднего Урала этот уголок на водораздельной линии хребта оказался едва ли не единственным, сохранившимся от ее натиска. Он сберегает эталонные природные комплексы восточного и западного склонов хребта, Азии и Европы в своей первозданности. Именно в этом бесценное значение заповедника как для отечественной, так и для мировой науки, помимо оздоровительного воздействия на природу региона. Тем не менее в начале 50-х годов и его не миновала волна реорганизаций и упразднений. Тут же Невьянский и Висимский лесхозы так горячо принялись здесь хозяйничать, что к концу 60-х годов вопрос о восстановлении статуса охраняемой территории стал со всей остротой. Наконец, в 1971 году, когда из некогда заповедных 68 тысяч гектаров от топора уцелело лишь 13,5 тысячи, им вернули утраченную неприкосновенность. Отныне любая хозяйственная деятельность на этой маленькой территории запрещалась законом. Ни план горящий, ни дом сгоревший в данном случае не знают снисхождения со стороны закона. Нет хода топору!
А если «в порядке исключения», в виде «изъятия», из самых добрых побуждений? Дело в том, что виды на территорию заповедника имели не только лесхозы и незаконные порубщики, но и проектировщики — гидростроители. К моменту его открытия свердловский институт Уралводоканалпроект Минводхоза РСФСР уже почти два года трудился над проектом создания здесь питьевого водохранилища для нужд Кировграда. Наработали на 124 тысячи рублей — вдруг гром среди ясного неба: без специального пропуска в эту злосчастную пойму теперь даже с лопатой не пустят. Там, оказывается, какие-то черемушники зеленомошные, пихто-ельники, реликты (?!), глухари-тетерева токуют, журавли гнездятся, лоси кормятся, бобры селятся, хариусы икру мечут и вообще черт-те что. А у нас, возмутились проектировщики, между прочим, тоже не комар начихал, а «наиболее выгодное в экономическом отношении строительство» (потом они это повторяли во всех инстанциях все 15 лет). И про себя добавляли: что же теперь нам-то говорить? Значит, 124 тысячи в трубу, и давайте новые денежки на уже основательную проработку альтернативных вариантов? Так ведь в свете всеобщей борьбы за экономию нам, чего доброго, на это ответят: «А не пошли бы вы сами, товарищи... в трубу?!» Заказчик первый может возмутиться: «Что же вы, специалисты, не могли сами оценить природоохранное значение реки и взять на себя труд подумать о более экологичном проекте?!»
Нет, предпочтительнее иная линия поведения: довести проектирование до стадии рабочих чертежей и уже потом, задним числом, добиваться утверждения техпроекта и разрешения на строительство. В самом деле, не отказываться же от новых цехов Кировградскому заводу только потому, что это чревато неудобствами для Хариуса, Глухаря и Бобра!
Нынешнее понимание глубины и сложности взаимоотношений в комплексе промышленность — природа далось не сразу. Оно прошло через многие этапы и переоценки, и едва ли не самые радикальные пришлись именно на конец 60-х — начало 70-х годов. Увы, далеко не всем дано и сегодня подняться на уровень современного понимания, а тогда...
Тогда поспешное согласие области очень помогло добиться уступки Главохоты, которой заповедник подчинялся. Заместитель ее начальника Анатолий Васильевич Нечаев и по сей день считает, что «глухарей на Урале и так предостаточно». То есть поохотиться есть где.
— Не глухари, так утки будут,— обнадежил меня один из главных стражей русской природы, обнаружив тем самым необычайную широту воззрений на заповедное дело. А ведь тогда, на первой стадии сулемской эпопеи, его несогласие могло изменить так много, что и самой-то эпопеи, возможно, и не было бы. Но человеку, которому все равно по кому стрелять — не по глухарям, так по уткам — конечно же, лучше сказать «да». Поэтому для него, как и для проектировщиков, вопрос о строительстве давно решенный.
Кто и когда давал на это согласие (до или после организации заповедника), уже никому не интересно. Это детали. Главное теперь — форсировать проектирование. Но как?
Выбран единственный вариант — напрямик, через заповедник, его и доводят до стадии чертежей. Еще нет ТЭО,соответствую-щих заключений экспертов, решения Совмина РСФСР, мнением науки даже не поинтересовались, а дирекцию заповедника уже бомбардируют, предваряя штурм. Телеграмма начальника (тогдашнего) Главохоты весьма решительна: «Выдайте Кировградскому заводу акт технической инвентаризации 400 гектаров затопляемой площади заповедника. Елисеев». Вслед за этим директор завода требует у заповедника дать согласие на все порубки, топографо-геодезические и инженерно-геологические изыскания. Однако дирекция заповедника явно не торопится «выдавать», «инвентаризировать» и «обсчитывать» ущерб. Здесь прекрасно понимают некоторую, мягко говоря, безосновательность поползновений.

Заметьте, никто не отменял и не изменял свое мнение о заповеднике, никаких документов об отторжении его территоо^и тоже не принималось (в этом вопросе, кстати, Главахоха имеет лишь совещательный голос), а поборники водохранилища говорят об этом как о деле давно решенном.
Они даже требуют подсчитать наносимый ими ущерб. Они компенсируют, какие проблемы?
Но даже тогда не все были согласны с такой точкой зрения. Судьба уральских лесов — разговор особый. Его начала «Правда» под весьма красноречивым заголовком статьи «На грани допустимого» (октябрь 1972 г.). Но проектировщикам чужды сомнения. Три года они борются за официальное признание своего незаконнорожденного бумажного дитяти, преодолевая инстанцию за инстанцией, как барьер за барьером, преспокойно обходясь без изысканий на месте, экологических экспертиз и консультации с Комиссией по охране природы Уральского научного центра АН СССР. Наконец 2 апреля 1976 года они получили долгожданное разрешение на разработку рабочих чертежей. Это уже победа. Таким образом, благополучно Г минуется научная экспертиза, хлопотное утверждение техни-/ ко-экономических обоснований проекта и, самое главное, основательная проработка альтернативных вариантов. Все эти обычно подготовительные стадии теперь проходились задним числом, как некая лань формальностям.
Вот и все готово. Уже можно рубить лес, только надо уладить вопрос (досадно, но теперь уж не минуешь) с Комиссией по охране природы, а возглавляет ее не кто иной, как «отец» заповедника, член-корреспондент АН СССР Б. П. Колесников. Увы, Бориса Павловича уже нет в живых. Поэтому его точку зрения на строительство водохранилища и на работу проектировщиков мы можем представить лишь на основе документов: выписки из протокола вышеупомянутого заседания и ответа управлению главного архитектора города Нижнего Тагила. Дело в том, что последнее вместе с сотрудниками заповедника раскритиковало проект водохранилища, в основном по двум пунктам: оно будет слишком мелководным, чтобы обеспечить надежно Кировград, и нанесет вред заповеднику. Того же мне-йия придерживалась и половина участников майского заседания Комиссии по охране природы УНЦ.
Но проектировщики защищали свое детище яростно, положение с водой описывали красочно, и комиссия склонилась к компромиссу: строить надо, никуда теперь не денешься, но ближайшие и отдаленные последствия необходимо проработать. Таков был общий смысл принятого постановления, которое все же рекомендовало Уралводоканалпроекту ориентироваться на вариант, обеспечивающий «максимальные глубины на большей части площади водохранилища и сокращение площади мелководий». Ну что ж, вполне дипломатичное решение, созвучное осторожному выступлению председателя комиссии. По-видимому, далеко не все участники заседания (Колесников в их числе) были до конца удовлетворены его результатами. Поэтому спустя почти месяц они направились в заповедник, бсмотрели участки долины реки Сулем. предназначенные про-ектировщиками под затопление. И тут-то многие из них пожа-л е л и, что не сделали этого еще до майского заседания.
Б.П. Колесников выразился вполне определенно: «Вероятность  необеспечения Кировградского промузла от водохранилища с плотиной у деревни Большие Галашки учитывалась на заседа-н и и комиссии 7 мая сего года, и именно потому было рекомен -довано проектантам~прораКотать второй^вариант создания водохранилища на реке Сулем с плотиной ниже деревни Большие Галашки с выводом водохранилища за пределы заповедника»... А два года спустя его преемник на посту председателя комиссии, доктор биологических наук С. М. Мамаев на очередном ее заседании сказал гораздо резче: «Признаюсь, полагаясь на авторитет специалистов института Уралводоканал-проект, мы допустили грубую ошибку, согласовав проект водохранилища в Висимском заповеднике. Исходя из отмеченного выше, институт утратил право ссылок на согласование с УралНИИВХ и с Комиссией по охране природы УНЦ АН СССР». гем не менее проектировщики и по сей день ссылаются на то злополучное решение. Ведь его никто не отменял.

«Вольно,— могут сказать они,— деятелям фундаментальной науки говорить сегодня одно, через месяц совершенно другое, а еще через два года бить себя в грудь и каяться в чрезмерной доверчивости к авторитетам. Они ни за что не отвечают. А за нами — государственные средства, поручения высших инстанций, нужда населения». Словом, как бы ни были смелы у себя в кулуарах УНЦ ученые — защитники природы, как бы ни тревожились в письмах. Свердловский облисполком руководствуется только тем, что они записали в своем майском постановлении. И это понятно. Главное для него — дать кировградцам воду. У проектировщиков уже готово решение. Наука в принципе не против. Расхождение в каких-то деталях, которое можно устранить в рабочем порядке. Поэтому облисполком собирает совещание, которое решает согласиться с техпроектом, а институту вместе с комиссией УНЦ позаботиться об охране заповедника.
Позаботиться? На бумаге — проще пареной репы. Чего хочет наука? Изучать техногенное воздействие на природу Среднего Урала? Пожалуйста! Запроектируем заповеднику лабораторный корпус. Изучайте на здоровье все экологические сюрпризы нашего водохранилища, благо нам заняться этим было недосуг. Что еще? Вынести ЛЭП, дорогу, водовод и насосную станцию в охранную зону? Мы и сами об этом думали, так нам даже удобнее. Жилье для администрации заповедника? Наверное, не стоило бы за всю их строптивость и упрямство, ну да, может, после этого они станут сговорчивее. Все-таки квартиры со всеми удобствами в Кировграде — это не висимская экзотика с колодцем и местами общего пользования на огороде. Да и не нам платить — заказчику.
Висим — родина Мамина-Сибиряка — всегда был особенно дорог сердцам уральцев. Когда заповедник был еще только восстановлен, в Свердловске и Нижнем Тагиле на радостях стали подумывать о превращении всего района в заповедно-мемориальный комплекс. Ведь здесь сохранились не только уголки природы, памятники архитектуры и старинного уклада, описанные Дмитрием Наркисовичем. В Нижнем Тагиле до недавнего времени еще плавил железо завод, на котором Михаил Ползунов соорудил свою железную дорогу (сейчас его демонтируют), а на реках держат воду плотины крепостного гидротехника-самоучки Клементия Ушкова. Ничего поэтому удивительного, что судьба реки и заповедника, полемика по этому поводу в научных и деловых кругах, длящаяся уже почти десятилетие, привлекла к себе самое пристальное внимание жителей Верхнего и Нижнего Тагила, Кировграда и Невьянска, Мисима и Свердловска. Среди них были пенсионеры и студенты, инженеры и литераторы, ученые и архитекторы.
Нашлись люди, которые всерьез занялись тем, чем по профессиональному долгу вроде бы давно уже пора было заняться Уралводоканалпроекту,— поиском экологически приемлемого варианта водоснабжения Тагило-Кировградского промузла. Но прежде необходимо как следует разобраться с заповедником. Правильно ли его затапливать, как того хотят проектировщики? И этим тоже занимается кто угодно, только не они. В Свердловске эту двуединую задачу пытается решить местное отделение Общества охраны природы, где инициатором выступает писатель Борис Степанович Рябинин. В Нижнем Тагиле — внештатный инструктор горкома партии, бывший военный инженер-строитель, инспектор рыбоохраны и заведующий местным филиалом Северо-Уральского бассейнового управления по охране и регулированию использования вод Владимир Николаевич Абусов. В горкоме партии он тоже занимался проблемами водоснабжения и охраны окружающей среды. Так что за свою многолетнюю и весьма хлопотную работу в районе он смог каждый ручеек и каждую «рукотворную лужу» изучить как на чертежах, так и непосредственно.
Абусов нашел экологически приемлемый вариант. Но не торопитесь удивляться, что вот целый институт десять лет «бился» и до сих пор не нашел, а тут один инженер на пенсии. Абу-сов именно обнаружил (не придумал!) практически готовый 1во всяком случае, на уровне ТЭО) вариант! Самое удивительное — oн появился более чем за сто лет до того, как Уралводо-каналпроект приступил к затяжному штурму заповедника. Его автор — крепостной гидротехник заводчиков Демидовых Клементий Константинович Ушков, построивший на Урале немало мельниц и плотин. Дело в том, что уральские заводы (особенно в районе Нижнего Тагила, куда входит и нынешний Кировград) испытывали дефицит воды еще в первой половине прошлого столетия. В 1841 году Ушков обратился к начальст-ву нижнетагильских заводов с предложением перевести реку Черную в Черноисточенский пруд, от чего должна была получиться большая польза «вододействующему производству». Этот пруд и в наши дни питает Нижний Тагил. Абусов замыслил в дальнейшем ввести его в систему водоснабжения Кировграда и всего Среднего "Урала? Нам чрезвычайно интересен прежде всего подход проектировщика-гидротехника прошлого столетия. Он заключается в максимальном использовании возможностей, предоставленных самой природой, в минимальном насилии над ней. Конечно же, подобная стихийная экологичность диктовалась не столько благими намерениями проектировщика, сколько ограниченностью технических средств в его распоряжении. Но ведь в глазах образованного современника это только приумножает ценность прошлого опыта. Минимум расходов плюс самое бережное отношение к природе — чего еще требовать от современного специалиста, идущего в ногу с НТР.
Заинтересованный работами гидрологов демидовских времен, много о них наслышанный от старожилов во время поездок по району, Абусов пришел к мысли: а вдруг кто-нибудь из них уже занимался проблемой хозяйственного использования Сулема? Говорили же ему о каком-то «демидовском прокопе»... Интересно, не сохранилось ли какого документа в областном архиве? Оказывается, есть. Все тот же Ушков пишет нижнетагильскому управляющему Демидовых П. Н. Шиленкову: «Милостивый Государь! Во время бытности моей в С.-Петербурге Ее Превосходительство Госпожа Аврора Карловна при разговоре со мною изволила... чтобы Вы, Милостивый Государь, вообще со мною благоволили обсудить предложенное мною предприятие для пользы заводов о переводе реки Сулема, для чего найдено мною уже и место для возведения плотины... чтобы можно было пропустить воду канавой в реку Шайтанку, и которая могла бы идти дальше в Висимешайтанский и Висимоуткинский заводские пруды для отправки кара-ванов, а также для сплаву... За всем тем я берусь таковое полезное дело исправить в три года, а может, меньше, с тем только, чтобы за получением денег на производство работ не было остановки, и я имею опасение, что лета уж у меня уходят...» Вот как! Конечно, связать прокопом Сулем с Шайтан-кой — это лишь третья или лаже четвертая часть пути до Кировграда (тогда Калата) или Невьянска. Но ведь все за три года. От создания проекта до завершения работ. И каких! Не трубу проложить, а канал выкопать, по которому можно сплавлять плоты и баржи. Что, если попытаться использовать ушковские наметки?

Владимир Николаевич достал карту. Значит, так: Ушков хотел вывести часть воды Сулема в Шайтанку, чтобы напоить висим-ский завод ниже по течению. Но теперь в Висиме нет завода, таким образом, создается избыток воды для заполнения нового водохранилища. И если бы оттуда прямо в Кировград... Нет, прямо не получится. Мешает рельеф. Да и вообще, чем дальше будет плотина от заповедника, тем лучше. Самое место ей в километре ниже маленького притока Чесновки. Там самой природой создано подобие чаши с каменистыми стенками, и русло стискивают скальные породы. Зеркало водохранилища получится меньше, а глубина в несколько паз больше. Все хорошо, только расстояние до Кировграда увеличивается чуть ли не на треть. А значит, и затраты... Впрочем, зачем тянуть трубы до самого города? Неподалеку, десяти километров не будет, приток Шайтанки Сулатка. Нанос, трубопровод, а дальше самотеком. А потом? Все тот же Уральский хребет мешает. Вот если бы отсюда хоть какой-нибудь ручьишко к Черноисточинскому водохранилищу... Но все речки как раз текут сюда, к Висиму. И среди них Межевая Утка... Стоп! Выше по ее течению небольшой Смородинский пруд. А он в трех километрах от речки Бобровки, впадающей в Черноисточинскую систему. А еще выше разрушенная плотина Синегорского пруда, которую тоже можно восстановить. Что же получается?
А получается, что, максимально используя естественные русла и рельеф местности, восстанавливая старые пруды и плотины, создавая лишь два сравнительно небольших новых водохранилища, можно будет обеспечить огромный промышленный узел с запасом на десятки лет вперед. Впервые в этом районе, да и, наверное, вообще в практике нашего промышленного строительства развитие водоснабжения будет его опережать.
Внезапно Владимир Николаевич ощутил, будто сам Ушков встал рядом и водит по карте, а он только следит за его рукой и послушно соглашается. Он разглядывал знакомые лесистые склоны, полого спускающиеся к извилистой речушке, с таким чувством, с каким, наверное, и Колумб не смотрел на обессмертившие его неведомые берега. Как драгоценны подобные минуты творческих прозрений, как озаряется ими душа, сколь многим обязано им человечество. Не каждому дано их испытать, а лишь тому, кто способен подняться над нужничеством и гнетущим прагматизмом.
Будто заново переживая давешнее состояние, Абусов рассказал о своем открытии Рябинину.
— Постой, постой,— возразил убеленный сединами литератор,— ведь на создание такой системы потребуется дай бог сколько времени, а кировградцам вода нужна... вчера.
— Так не все же срДзу,— не сдавался инженер.— Строительство разбиваем на этапы. Первый — переброс избытка черноисточинской воды на Кировград — можно будет осуществить за год! Если «канальцы» проектируют отдачу со своей лужи ноль четыре кубометра в секунду, то у нас будет один и шесть! Я все подсчитал. Вот Смотри...
Решили немедленно идти в Уралводоканалпроект. Пусть оценят, просчитают, пошлют изыскателей на место. Тем более уж эти-то территории не охраняются. Ни из Москвы, ни у Виси-ма не надо испрашивать никаких разрешений.
Но оказалось, что в глазах проектировщиков они всего-навсего люди с улицы, а те привыкли прислушиваться лишь к мнению учреждений. Тогда вспомнили, что в Свердловске есть совсем молодой, почти ровесник сулемскому проекту, Уральский НИИводхоз.
Здесь их выслушали с интересом. Дело в том, что, несмотря на свою относительную молодость, институт уже «поседел» над проблемой очистки вод уральских водохранилищ от зацветания, заболачивания и загрязнения. Притом в абсолютном большинстве случаев дело приходится иметь не со старыми, демидовскими прудами, а относительно молодыми, сооруженными в послевоенные десятилетия. И вот запроектировали еще одну «лужу», как назвал сулемское гидротехническое сооружение директор института И. С. Шахов. Он отрядил группу сотрудников проверить наметки Абусова. Действительно, похоже на серьезный альтернативный вариант. Жаль только, что УралНИИВХ не может подкрепить Абусова рабочими чертежами и всеми, как полагается, расчетами. Для этого нужны опытные проектировщики и заказчик, который бы им заплатил. Однако единственный заказчик уже прикован, как к пушечному ядру, к Уралводоканалпроекту. Другого в области нет. Значит, и деньги взять негде. Вот она, ахиллесова пята самодеятельности! Именно ее потом будут разить критическими стрелами троянцы из Уралводоканалпроекта.
Но Абусова это не устрашило. Он стал писать обстоятельные письма во все инстанции, доказывать... В конце концов добился: п р оектиро в щ и кам рекомендовали осветить экологическую сторону вопроса (они это обещали еще Колесникову!) и дать проработку нескольких вариантов проекта, включая абусовский.
Проектировщики призадумались. Кому заказать экологическую экспертизу? Чтоб было подешевле и побыстрее и с нужным результатом. Чего гадаем? Выбор пал на биофак Уральского педагогического института.

К чести «педагогов» надо сказать, что они взялись за дело со старанием и наметили объем работ, по крайней мере, на три сезона. Заказчики разрешили им поработать лишь один сезон, сказали: нет средств. Тогда они опять же поступили добросовестно и дали совершенно объективную оценку того, что успели сделать: «В данном промежуточном отчете обобщены литературные данные и результаты первого года (он же — последний) научно-исследовательских работ, проведение которых запланировано на 1979—1980 годы... Большая часть данных, приведенных в отчете, носит предварительный характер и не может быть использована для учета при разработке рабочих чертежей или каких-либо других практических мероприятий по созданию Верхне-Сулемского водохранилища».
Однако они совершенно напрасно беспокоились и оговаривались. Рабочие чертежи давно уже были готовы. А отчету научно-исследовательского сектора Уральского пединститута предназначалась роль, о которой его создатели и-не подозревали. Во-первых, он должен был отвести упрек в игнорировании экологической стороны дела. Во-вторых, оправдать строительство именно в заповеднике. В-третьих, если поднимется новая волна критики со стороны общественности, послужить Уралводоканалпроекту своего рода бруствером, который примет на себя удары. Проектировщики знали, почувствовали, что теперь у них самый серьезный союзник — время. Затянувшиеся препирания все больше обостряли кировградскую ситуацию, истощали терпение людей и тем самым ухудшали условия для выработки серьезных, взвешенных решений. Теперь, даже больше, чем раньше, залог успеха они видели в обострении противоречий, в столкновении противников лбами. Притом вместо своего они ловко научились подставлять из твердых сплавов.
...Между тем шел уже 1982 год— 13-й год сулемской эпопеи. 
До недавнего времени чистоте висимского пруда могли позавидовать многие уральские водоемы. Хотя на его берегах и располагается многолюдный поселок, но ниже демидовской плотины даже раков ловили. Не только мальчишек, но и солидных людей он мог заинтересовать уловом. Но тут Висимский лесхоз организовал почти на самом берегу свой гараж и бензозаправку. Конечно, у воды ему удобнее. А ихтиофауне — наоборот. Раки пропали сразу же. Жители заволновались. Туда-сюда — никто их не слушает. И поссовет лесхозу не указ. Пришли к директору заповедника А. С. Мишину. Мол, помогите, вы же по должности должны болеть за природу. Александр Сергеевич вызвал недавно распределенного к нему выпускника Воронежского лестеха Сергея Кошовского, инженера охраны.
—..Составь им акт, но сам ничего не подписывай. Кошовский составил по всей форме, приложил пробы воды и... подписался первым. Бумага пошла в санэпидстанцию, народный контроль, Общество охраны природы и еще в Североуральское бассейновое управление. Директора оштрафовали и обязали провести ряд «мероприятий, исключающих дальнейшее загрязнение пруда». Мишин сделал Кошовскому выговор за то, что он ослушался и подписался под актом. Мол, зачем лезть не в свое дело, осложнять отношения с лесхозом. Но дипломатия его была излишней. Директора лесхоза вскоре уволили.
Вот и судите теперь, какой неприятный, беспокойный человек появился в заповеднике к самому финалу нашей истории. Притом, как потом оказалось, он сам напросился в Висим. Так как давно уже внимательно следил за всеми перипетиями вокруг Сулемского водохранилища. На весь выпуск Воронежского лестеха сюда было единственное распределение на должность инженера охраны. А Кошовский, между прочим, был комиссаром институтской дружины, одной из лучших в стране? Просьбу его уважили в бесспорном порядке.
Познакомившись на месте со всеми материалами тяжбы, он решил завершить то, что начали, но не кончили комиссии УНЦ, УралНИИВХ, от чего совершенно устранился Институт экологии растений и животных и что упорно игнорировал Уралводоканалпроект: проработать до конца экологически приемлемый вариант водохранилища. Чтобы вдоволь было пригодной для питья воды и чтобы заповедник не страдал. Для этого нужно было: первое — подвергнуть не студенческой, не ведомственной,;^ серьезной научной экспертизе проект, второе выступить с альтернативным если не проектом (потому чтсгэто не-возмо?жно), то хотя бы с квалифицированным предложением. Первое решалось сравнительно просто, хотя и хлопотно: разослать все имеющиеся документы во все ведущие академические и учебные научные учреждения, занимающиеся проблемами комплексного использования природных ресурсов. Так он и сделал, изумив местное почтовое отделение обилием исходящей корреспонденции. А вот со вторым...
Кроме как в УралНИИВХ, обращаться вроде и некуда. В отделе В. Н. Дерябина есть лаборатория водохранилищ. Пусть скажут определенно: неужели невозможно водохранилище вне заповедника?
—Пишите официальную бумагу,— сказал Владимир Николаевич.
В лаборатории УралНИИВХа решили еще спуститься по течению и поставить плотину выше полутора километров от впадения реки Чесноковки (если помните, абусовский вариант был на километр ниже впадения). Стали сопоставлять. Да, по сравнению с «водоканальским» проектом плотина получается в три-четыре раза выше и раза в два длиннее. Но площадь зеркала во столько же раз меньше, а мелководья — даже в три раза! Средняя глубина там около трех, здесь —двух метров. Хорошая гарантия от эвтрофии (цветения) воды. Когда прикинули, во сколько все это обойдется, получилось, что значительно дешевле, чем в варианте Уралводоканалпроекта. .По сравнению с его «каскадом» экономия выходила в щесть-семь миллионов рублей, и от заповедника далеко. Не учли только одного...
—Эх, нет у нас профессиональных строителей,— со вздохом сожаления говорил мне Владимир Николаевич. Поэтому позднее, на очередном совместном совещании Уралводоканалпро-ект «квалифицированно» разбил своих непрошеных оппонентов, отметив в протоколе, что их технико-экономические показатели «рассчитывались сугубо ориентировочно и значительно занижены». А когда Дерябин пытался возразить, что и проектировщики, уж если говорить о точности, должны были подсчитать наносимый заповеднику ущерб и приплюсовать его к стоимости своего проекта, то на это замечание никто не обратил внимания.
Но, опровергая УралНИИВХ, проектировщикам для пущей убедительности надо было продемонстрировать, что они тоже разбирали и просчитывали альтернативные варианты, и в подтверждение показать хотя бы один. И они, недолго думая, взяли предложение Абусова «в качестве наиболее приемлемого для сопоставления». Разумеется, не упомянув фамилии автора. И даже не весь, а только ту его часть, которая предусматривает плотину на километр ниже впадения в Сулем Чесноковки. Так в добавление к «единственному» варианту водохранилища в черте заповедника появился второй «единственный» за его пределами.
Как знать, может, будь наука понастойчивее, давно бы появились еще какие-либо «единственные» на Шайтанке и Межевой Утке?
По сравнительным показателям Уралводоканалпроекта абусовский отредактированный вариант обходился дороже на 17 миллионов рублей.
("Заметим в скобках, что 25 миллионов рублей, ассигнованных на Верхне-Сулемский водоем, тоже получились не сразу, а после многочисленных корректировок. Но Кошовский был рад уже и тому, что во всех инстанциях теперь известно: есть вариант лучше, хотя и дороже.)
А тем временем в Висим стали приходить отклики ученых. Заключение Комиссии АН СССР по координации научных исследований в государственных заповедниках (председатель академик В. Е. Соколов): «Как показывает опыт, искусственные водоемы с подобными характеристиками (средняя глубина менее 3 м, осушаемые мелководья занимают свыше 75% площади водного зеркала, дно образовано торфом и лесной подстилкой) обычно подвержены сильному эвтрофированию. Велика вероятность, что воды Верхне-Сулемского водохранилища вообще не будут пригодны для питья и потребуется строительство дорогостоящих дополнительных сооружений»...
Как же оценивает наука сам проект и пятнадцатилетнюю кампанию по его утверждению и реализации?
«Согласно ст. 16 Основ земельного законодательства Союза ССР и союзных республик во всех случаях изъятие земельного участка либо его части для государственных нужд производится на основании постановления (выделено автором письма) Совета Министров союзной республики... Из этого следует, что изъятие земельного участка на основании распоряжения Совета Министров союзной республики противоречит закону. Директор Института государства и права АН СССР, член-корреспондент АН СССР В. Н. Кудрявцев».
Единогласное мнение семи академиков и семи членов-корреспондентов АН СССР: нарушение законов природы и государства; пересмотреть и выбрать другой вариант водохранилища.
Вице-президент АН СССР академик А. Л. Яншин: «Академия наук СССР просит Государственную экспертную комиссию Госплана РСФСР провести по возможности в кратчайший срок комплексную экспертизу проекта Верхне-Сулемского водохранилища... а также альтернативных вариантов, предложенных местными специалистами».
В Госплане республики решили: если наука хочет еще одну (бог знает какую по счету) комиссию, она ее получит. Возглавить ее поручили Александру Ивановичу Фетисову, старшему референту отдела мелиорации Управления делами Совмина РСФСР. С ним в Свердловск отправились заместитель начальника отдела Госплана РСФСР О. Н. Гольцов, заместитель начальника Главохоты А. В. Нечаев, по одному представителю от Минлесхоза и Минбумпрома. Ученых к комиссии не привлекали. Таким образом, людям, уже давным-давно одобрившим проект Верхне-Сулемского водохранилища, предстояла теперь ответственная задача — провести «комплексную» экспертизу... самих себя, компетентности своих прошлых решений. И на месте их поджидали все те же «компетентные» заказчики и проектировщики, представители науки и другие ответственные лица, отношение которых к проекту на протяжении стольких лет не вызывало упрека у его создателей.
Упреки посыпались на УралНИИВХ. Главным образом за то, что занялись не «своим» делом, смущают инстанции каким-то «проектом», который на самом деле всего-навсего грубая прикидка. К тому же неквалифицированная. Получилось так, буд-
то бы УралНИИВХ чуть ли не со злым умыслом дезориентирует научную и широкую общественность. Руководство института в испуге уже не думало о защите своего предложения. Теперь уже главным было оправдаться перед столь серьезными обвинениями.
Анатолий Петрович Львов, начальник Управления водных проблем и водопользования Министерства мелиорации и водного хозяйства РСФСР, занимается водохранилищем с 1976 года, когда был еще главным инженером Северо-Уральского бассейнового управления.
— Тогда подписался во всех документах,— говорил он мне с гордостью.— На Урале двести сорок два подобных водохранилища. Что мы потеряем, если появится еще одно? Черемуху? Знаете, если на одну чашу весов положить ее, а на другую нужды людей...
И опять слово в слово пошли аргументы начала 70-х годов. Даже про науку, что ее потом «за уши не оттащишь от водохранилища», так ей интересно и полезно будет изучать последствия своего попустительства.
Вариант УралНИИВХа не проходит. Почему? По многим причинам. Но главная — он дороже. То же самое и с Абусовым... Да и вообще, что это за инстанции? Один — писатель, другой — пенсионер. И кто может сегодня толком сказать, что будет через десять, через пятьдесят лет?
Хотя наш разговор с Александром Ивановичем Фетисовым, возившим комиссию в Свердловск, проходил лишь через месяц-другой по его возвращении, но многое у него уже забылось и перепуталось. Да и не мудрено. У старшего референта отдела мелиорации Управления делами Совмина РСФСР столько дел и обязанностей, а тут вдруг занимайся этим микроскопическим строительством в «20 миллионов рублей».
— Технико-экономические обоснования? — переспрашивает он с удивлением.— Не такой это объект, чтобы по нему еще и ТЭО составлять! Зацветет? Да там все водоемы цветут. Зато, скажу я вам, когда водохранилище построят, такая будет картинка! Знаете, взял бы да и высек на его берегу всех природо-любов.
— А вы были в самом заповеднике?
— Да... то есть не совсем. В Висиме были. У директора. Нечаев
ему говорит: «Как ты допускаешь, чтобы твой подчиненный так себя вел?» Мишин только руками разводит: «А что я могу? Молодой специалист. Пытался уволить, оказывается, по закону нельзя»... 
(А ведь верно, мне потом сам заместитель начальника Главохоты жаловался на Кошовского: «Никому жизни не дает, а уволить не могу. Противозаконно, оказывается. Мишин попытался было это сделать, пришлось восстанавливать. Суд заставил».)
— Устроили общее собрание,— продолжал Александр Иванович,— с этим еще, Абусовым, говорили. Кажется, он раньше в УралНИИВХе работал. Его вариант — можно, но дорого. Ко-шовский? Тот при своем мнении.
Нечаев его спрашивает: «Как ты можешь через голову своего начальника рассылать официальные запросы? Кто дал тебе право?» Тот отвечает: «Должность. Я инженер охраны заповедника». А Нечаев ему: «Лес ты охраняешь, лес, а не заповедник. И к воде никакого отношения не имеешь!» (Полемикой вокруг заповедника заинтересовалась депутат Верховного Совета РСФСР Мария Николаевна Шумилова. Она встретилась с Кошовским, а потом не только сама приняла живейшее участие во всем этом деле, но и подключила к нему депутата Верховного Совета СССР Ю. А. Ожегова. Иногда Шумилова жалуется: «Они мне говорят: зачем вы все это подписываете? Зачем запросы рассылаете? Но как же так, я — депутат и не имею права знать точку зрения компетентных людей по поводу того, что происходит в моем же округе?»)
— Просто какие-то «зеленые»! Конечно, самим им не додуматься. Это все Рябинин заводила.
—Значит, тем и кончилось?
—Если бы! Вернулись в Москву, доложили о результатах, и тут снова началось. Поток писем из Горького, Калинина, Киева, Воронежа, Рязани и других городов, из университетов и лесте-хов. Студенческие дружины по охране природы...
—Благодарят?
—Какое там. «Руки прочь от заповедника» — это у них самая дипломатичная форма обращения. По-видимому, они начали новую кампанию...
Действительно, тексты отличаются от постановлений УНЦ. С ними я познакомился в облисполкоме, в кабинете Валентины Степановны Волеговой, курирующей сулемовисимскую проблему.
—Это еще цветочки,— признается присутствующий здесь же Вячеслав Сергеевич Пронин.— К нам присылают такие письма, что цитировать постесняешься...
Вместе с директором Уралводоканалпроекта на встречу пришли С. В. Захариков — зам. главного инженера и Г. С. Кричевский — начальник гидротехнического отдела. Все трое в один голос утверждают, что в каждом письме они чувствуют почерк Кошовского. Но и Сергей не отрицает, что выступал в начале года на семинаре студенческих дружин по охране природы, который организовали в Свердловске Минвуз и ЦК комсомола. Кроме того, из межвузовского отряда «Заповедник» приезжали в Висим студенты. Работать с ними Котовскому надо было уже по должности. Влияние его сказывается.
—Мы знаем, какие силы за ним стоят,— многозначительно заметил Кричевский.
Прием неновый. Чтобы опорочить идею, пытаются дискредитировать ее носителей. Социальную активность, неравнодушие Ии верность долгу пытаются выдать за неуживчивость и «саморекламу».
Перешли к проекту. Со схемами и таблицами в руках пересказали эпопею с самого начала, перечислили все известные уже доводы в пользу своего варианта, опустив, правда, некоторые тонкости защиты техпроекта и изготовления рабочих чертежей, рассказали, как поставили на колени УралНИИВХ и какой чудак этот Абусов, посчитали все выгоды, которые сулит строительство администрации заповедника: дорога, перевод в Кировград, новые помещения и жилье. Наконец заверили, что ни малейшего вреда заповеднику не будет, кроме пользы для науки. И красота будет необыкновенная.
—Обычный тип уральского водохранилища,— подытожил Пронин.
Говорить больше было не о чем.
—Вячеслав Сергеевич,— спохватился я,— как же можно обычный, если в заповеднике?!
—Смотрите!
Вячеслав Сергеевич взял у меня блокнот и собственной рукой начертал некое подобие плана заповедника. Затем от границы его провел к середине как бы заостряющееся лезвие ножа.
—Так, по-вашему, вред?
—Вред.
—А если так?
И тут, к моему полному недоумению, Пронин у самой границы с внешней стороны рисует такой же «нож». Ничего не понимаю...
—Не знаете? — торжествовал Вячеслав Сергеевич.— Так вот, за границей заповедника — тоже вред! Спрашивается, какая же разница?
Оказывается, все-то они, проектировщики, знают. Знали всегда, когда еще только начинали работать. Но надеялись, что «сойдет». Мол, не первый такой проект, авось не последний. Ходы известны, технология самого процесса утверждения давно отработана, а с высоты согласующей инстанции не всегда разглядишь какие-то там 400 гектаров на водораздельной линии хребта. Велика страна, всюду не поспеть. А тут явная экономия. Пусть потом она обернется новыми проблемами, новыми капитальными вложениями. Зато сейчас на бумаге полный ажур. Такую и подписать не грех. И подписывают...
Пятнадцать лет собирали подписи (срок вполне достаточный для решения сложнейшей гидротехнической задачи), создали целый Монблан согласований, высота которого приводит в трепет. А на самом деле вся его мощь и величие — бумажные. Подходит к горе кто-нибудь решительный, вроде Рябинина, Абусова или Кошовского, пинает в основание, и все рассыпается. И снова проектировщики-сизифы вкатывают свои глыбы наверх. Течет время, меняются стандарты, требования, экономическая и экологическая ситуация, но остается неизменным страх за честь мундира, боязнь признать ошибкой когда-то поспешно принятое решение
Какое нелепое получается противостояние: институт с полувековой историей против молодого специалиста, охраняющего от посягательств вверенную ему государством тысячную часть своего зеленого достояния. У них — авторитет и связи в высоких инстанциях. У него — одно лишь стремление спасти заповедник. В такой ситуации надо выбирать и нам.

Павел Пэнэжко
Свердловск — Висим — Москва.
Журнал "Сельская молодежь". №12, 1984 г.