От Кюхельбекера до Ягоды

Декабрист И. И. Пущин, тот самый - с картины Н. Н. Ге,  в своем письме от 21 марта 1845 г., адресованном Е. А. Энгельгардту, пишет, в частности, о визите к нему, Пущину, В. К. Кюхельбекера с семьей.

Декабрист Пущин, обнявший друга "с прежним лицейским чувством", не скупится, однако, на пренебрежительную критику своего лицейского друга и его домочадцев: "оригинал Вильгельм", "крикливые дети", "не могу сказать вам, чтобы его семейный быт убеждал в приятности супружества", "возгласы мужиковатой Дронюшки" (жены Кюхельбекера), "нрав ее необыкновенно тяжел, и симпатии между ними никакой" и т.д. и т.п. Отметим, что Пущин в том же письме отмечает, что отказал "нашему чудаку" Вильгельму (который, кстати, терял зрение на тот момент) в просьбе принять на воспитание сына Мишу.

К слову, Пущин был поверхностным наблюдателем, типичным мещанином по своему существу. Кюхельбекер отлично понимал всю нелепость своего семейного быта. Это следует из следующих строк (от 9.01.1842 г.) в его дневнике: "Как я дневник свой пишу для тебя, мой сын, не хочу обвинять никого,кроме себя. Только скажу одно: научись из моего примера, не женись никогда
на девушке, как-бы ты ее ни любил, которая не в состоянии будет понимать тебя. Сверх того, множество и других
забот, более мелких, но все-же мучительных...".

Такой вот в меру порядочный дружелюб господин Пущин... Который, "вскоре после смерти Кюхельбекера ... сблизился с Дросидой Ивановной и имел от нее сына Ивана, который родился в сентября-октябре 1849 г." (Марк Альтшуллер, Пушкин и Кюхельбекер: миф о лицейской дружбе).

Не напоминает ли посещения "камергер-поэтом" Вяземским Натальи Гончаровой после гибели Пушкина? Утверждают, что Вяземский вдову посещал с благими целями - помочь, утешить. Но на горизонте маячила чья-то длинновязая фигура... Сразу вспоминаешь А. Толстого, до поры до времени ухаживающего за невесткой Горького, Надеждой "Тимошей" Пешковой (Введенской). Но прервавшего процесс обольщения, ибо было рисковано мешать Ягоде, Генриху Григорьевичу...