Вечеринка в подвале

                valentine_baranov@mail.ru               
                Вечеринка в подвале.
                (посвящается девяностым)
                Действующие лица:
1. Бомж по кличке Боярский, лет 50, носит не снимая страшную шляпу.
2. Бомж по кличке Жванецкий, маленький, лысый, круглый, бывший сотрудник института Марксизма-Ленинизма.
3. Бомж по кличке Велосипед, шустрый малый лет около сорока.
4. Бомж по кличке Скрипач, лет 50, бывший педагог музыкальной школы.
Обладатель скрипки.
5. Бомжиха по кличке Чек, ей за тридцать, но сколько?
6. Бомжиха по кличке Булочка, лет сорока.
7. Бомжиха по кличке Трапеция, бывшая гимнастка, лет 45.
8. Бомжиха по кличке Виолончель, подруга Скрипача, 37 лет.
9. Ночной гость, Федя.
10. Илья Муромцев, фермер 42 лет.
11. Двое полицейских.
12. Солидный мужчина.


                Картина первая.
( подвальное помещение недостроенного Детского Сада; в углу, уютненько расположены, что-то вроде лежанок; трёхногий столик, недостающея нога которого заменена кирпичами, находится в центе внимания: на нём три бутылки водки, разновидные кружки, хлеб, колбаса, большая банка с огурцами. Скрипач играет польку Шнитке, комбинируя мелодию под пение; Виолончель поёт, ей подпевают;  в подвале все, кроме Боярского)
               
Сказать, по сути, только мы
Вполне живём на свете.               
Не просим счастья  дать взаймы,
 И в короли не метим.
               
               
Нам наплевать на то, на сё,
И многое другое.               
Кто это правило несёт,
Тот никогда не ноет.

Все наши действия  просты,
И принципы гуманны.
Мы века нынешнего стыд,
И   совести туманы.

Нам наплевать на то, на сё,
На  многое другое.
И если это не спасёт,
Плевать на остальное.

(появляется Боярский)
Боярский. Пьёте без меня!
Жванецкий. Пока только поём предобеденную молитву. Где тебя носит в торжественные минуты праздника?
Боярский. Почуял добычу, пришлось повременить. Как специально пришёл вагон с копчёной ветчиной. И пьяные грузчики уронили в грязь вот это. (раскрывает  плащ и демонстрирует огромный кусок мяса) Свежее! Каналья!!
Все: Каналья!!   (разливают водку)
Велосипед: Погнали!               
Скрипач: Не гони. Пусть Жванецкий произнесёт торжественную речь.
Велик. И зачем нам речь, если есть мясо и водка, чего даёт речь?
Скрипач. Чтобы мгновение обрело важность, необходим ритуал.
Велик. Тебе бы всё возвысить!
Жванецкий: Уважаемы представители альтернативного сословия, сегодня, мы празднуем новоселье. За это мы должны благодарить нашу страну, и её               
отдельных чиновников, разворовавших деньги, отпущенные на стройку этого Детского дома. Теперь это здание никогда не достроят, и оно – наше!               
Конечно, инициативное население, полное внутренних сил, попытается его разобрать на сараи и прочие хозяйственные постройки. Увы, этот процесс неизбежен, но не мгновенен. У населения всегда есть период осторожности.  Оно сначала, как бы оглядывается по сторонам. Но подвал, разбирают в конце! Так будем оптимистами: я уверен, что к тому критическому моменту, будет не достроено другое здание. Я  не сомневаюсь, что организуют что-то новое, ведь только на новый объект можно выпросить бюджетные деньги.  Каналья?
Все: Каналья! (пьют)
Боярский. О! Откуда такая вкусная водка?
Трапеция: Спроси у Велика.
Велик. Бабушку через дорогу перевёл; было скользко, а она запасает водку на похороны деда: дед плох.
Скрипач. (строго) Обворовал!
Велик. (издеваясь над Скрипачём)  Как можно! Всего лишь надул: пообещал, что выкопаем могилу.
Скрип.  Тогда придётся копать!
Велик. Ты серьёзно?
Трапеция.  Думаю, да.
Велик. Тогда, это аванс.
Булочка. (хвастливо)  А мне мой Велик, подарочек сделал.               
Чек. С чего это?
Булочка. (мечтательно)  Не знаю. Может любовь.
Чек. Это, смотря какой подарок.               
Булочка.  Он мыло подарил. Земляничное!  Так пахнет!
Трапеция.    И где ты им будешь мыться?
Булочка.  Зачем мыться – нюхать!               
Чек.  Дай и нам понюхать.               
Жванецкий.   Дамы, проявите уважение к съедобному: на столе ветчина!               
Велик. Я нарежу.  (нарезает) Как пахнет!
Жванецкий. Может оставим – и будем нюхать? Когда ещё …
Чек. Я думаю: мы можем зарабатывать.               
Боярский. Фантастическая мысль.  Каким образом? Отдадим Велика на завод? Он, кстати, токарь высшего разряда.
Велик. На нашем вонючем заводе, мне будут платить, максимум, четырнадцать тысяч. Разве можно поднять человека на такие деньги.               
Жванецкий.  Зато, как можно опустить до гнусного понимания жизни!               
Чек.  Я имела в виду другое. Скрипач классно играет, Виола – поёт, мы охраняем шляпу, куда кидают деньги.
Боярский.  Шляпу не дам! Не сниму!
Чек. Не интригуй. У тебя там лысина?  Булочка, у тебя,  с  Боярским, было?
Он шляпу снимал?
Булочка. Не знаю: он был с другой стороны.
Чел. Ну, нам не выйти на истину.
Жванецкий.   Господа, к чему романтизм – ещё не выпито. У нас не в том состоянии реквизит.  К чему паника, если правительство ещё не запретило воровать. Тем более, мелкое воровство, уже почти не приравнивается к преступлению. Нет, я голосую за Путина!               
Чек. Откуда у тебя паспорт?
Жванецкий. Храню!
Чек.  Всё равно нет прописки. Ты, как человек, уже не действительный.               
Жванецкий.  Зато настоящий, то есть не зависящий ни от кого. Я личность.
Чек. Скажи спасибо, что старый, а не то вон, бандиты схватят в рабство и будешь пахать, пока не сдохнешь, за два сухаря в день. Велик знает. И не               
только он.               
Жванецкий.  (сочуственно)  И ты?
Чек. И я.  Надкусила, одному кое-что; избили и выбросили на трассе.
Жванецкий.  А Велик?
Чек.  Сбежал. Он шустрый.
Трапеция.  Предлагаю вернуться к варианту со шляпой.  Боярский, к чему такая мечтательность?  Так пыхтеть о своей привлекательности, когда всё просрал!  Мечтаешь, что на тебя наедет ослепительная блондинка на самой дорогой машине, и моментально сойдёт с ума. Последнее самое               
необходимое. Иначе на хрен ты ей нужен. Подумай, ведь не ровен час, заведутся вши!               
Жванецкий.  Отстаньте от Боярского: шляпа – это пьедестал личности. Главный атрибут. Это всё равно, что у меня отобрать…
Велик.  (успевает крикнуть) Лысину!
Чек.  Велику больше не наливать!               
Велик. Так, а кто сегодня добыл водку!?
Трапеция.  Не вспыхивай. Соответствуй моменту.
Велик.  Да я так, к слову. Кстати, задумайтесь, как Жванецкий, после коммунизма преподавал в воскресной школе Закон Божий.
Жванецкий.  Ребята, я же говорил: полезно думать, а вот задумываться вредно. Вот если бы я в своё время не начал задумываться, то, наверняка, занимал бы сейчас большой пост, как бывшие коллеги. Но я задумался – и был изгнан!  Так и с женой: ведь так складно-мирно жили, не ссорились, -- но я задумался: почему?  Теперь я отвечу на непосредственный вопрос. Так вот,               
Закон Божий – это тот же коммунизм, но с человеческим лицом. Судите сами: коммунизм говорит, что все равны, но не объясняет – почему? То есть, с какой стати депутат Думы равен сантехнику.  А Закон Божий объясняет               
Велик. Как?
Жванецкий. Очень просто Велик, очень просто.  Вот допустим, у меня три сына.  И допустим, один сын отнял бы всё у двух других, оставил голодовать – разве бы я о них не горевал. Ведь своих сыновей любишь одинаково, какими бы они ни были.  А господу мы все его сыновья! Вот почему мы все равны перед Богом.  И всё же, надо всегда думать, перед тем, как задумываться!
Боярский.  За афоризм, бессмысленно красивый!  (пьют) Жванецкий, вот почему после водки мне хорошо, а после пива – плохо?
Жванецкий.  Потому что, после водки ты другой, ещё ничем не замороченный человек, а после пива ты тот же, только размазанный.
Боярский. Тогда выпьем за водку!
Жванецкий.  Конечно, лучше коньяк. Как давно я его не пил!               
Велик.  (он довольно заметно опьянел) Ну, и чем же твой коньяк лучше моей водки?
Жванецкий. Сутью,
Велик. Размудри!               
Жванецкий.  Я же сказал, что после водки, ты другой человек, а после коньяка, ты тот же, но ушедший в другую сферу: в беспредельность чувств!
Велик.  Нет, это ты мне объясни, когда я, не дай Бог, буду совершенно трезв.
Боярский. (размышляя) Всё-таки, Жванецкий далеко бы пошёл, если  бы не задумывался, как дурак.               
Чек.  Мужчины, что за невнимание к дамам: вы, что, сменили ориентацию?
Булочка.  Да. Что за невнимание? Обидно!
Виолончель. Тебе-то, обижаться – тебе мыло подарили!               
Скрипач. Упрёк в мою сторону? Что ж, я чувствую, как ты недовольна. Но я               
музыкант! Я могу дарить только звуки!
Чек.  Вот, если бы ты мне дарил звуки, мне бы на остальное было насрать!               
Скрипач.  (поражённый) Я не знал.
Виолончель. Э, подруга, ещё услышу – глаз отковырну!  Жванецкого обнимай: он тоже дарит одни звуки.
Чек.  И обниму!               
Бояр. Надо же, сколько лирики!               
Жванецкий.  Что ж, я стар.  От меня остался только звук…
Чек.  Мудрость не стареет.
Жванецкий.  Спасибо, Чек, но пока я мужчина, не надо жалости.
Чел.  Лично я тобой восхищаюсь. Это тебе говорит не простая шмара из подворотни, а элитная проститутка, хоть и бывшая, но которую называли – Чек!
Жванецкий.  Ладно, горжусь.  Все слышали? Вот вам!
Вел. Мудрость не главное: главное – ноги! Вот, как-то в мае месяце, иду налегке в кроссовках; вижу на тротуаре красивая коробочка из-под дорогих часов: хотел  поднять, но уже год  бомжевал – чутьё звериное: не глядя, замечаю, как пасут двое, а третий, мент.  Сразу всёк – ловят под наркоту, для отчётности.  Пнул я эту коробочку: порошок разлетелся. Эти выскакивают, -- за мной. А я только усмехнулся, я в школе чемпионом по бегу был, хотя спорт презирал.  Словом, я их мгновенно разочаровал, правда, разорвал штанину.
Трапеция. А была бы мудрость, просто бы прошёл мимо, штаны бы сохранил.               
Боярский. Вот, когда, вижу, дамы пришли к равновесию, пора налить! (пьют)               
Трапеция. У меня всё же мысль.
Жванецкий. Как! И у тебя тоже?
Трапеция. Я серьёзно. А что, если нам перебраться в столицу области?  Всё-таки,  больше возможностей.               
Жванецкий.  И конкуренция больше. А мы уже как-то разленились, приспособились к достигнутому уровню. Совершенствоваться трудно. Потом, прав Велик, для меня уже, главное, ноги. Бежать я, вообще, не могу.  Куда мне?
Трапеция.  Но мы же, команда, мы же, вместе четыре года!               
Скрипач. (мечтательно) Город – это атмосфера! (берёт скрипку, начинает петь, Виола подпевает)
               
Я бы ещё в города заглянул,
Там, где легко распылятся гул.
Я, скажу, иногда
Мне  нужны города,
Как весёлые мысли в мозгу.

Не ищу я нелепой вины,
В том, что нет у них той тишины.
Что пленяет меня,
Свежесть чувства храня,               
Словно в шёпотном свете луны.
               
Только, в городе жить не могу:
Словно там я на месте бегу.
Вроде быстро дышу,
Вроде очень спешу,
Вроде время своё берегу.
               
Все бегут, но куда, но куда?               
Не откроют ответ города.
               
И не знает никто,               
За последних лет сто,
Отчего там такая беда?

Нет итога, итожь, не итожь!               
Жизнь в больших городах, словно ложь.               
Так привыкли умы,
Но ужасно, что мы,
Так  теряем мгновения,  всё ж.
               
( Скрипач не спеша убирает инструмент)
Велик.  Я, конечно, этих ваших консерваторий не проходил; я и школу не до конца, но что значит:  «теряем мгновения?»  Чудно. Куда мы их теряем. Почему мы не пишем для народа?
Жванецкий.  Значит, не исчерпываем всю прелесть мгновения, теряем.
Велик. Понятней, но не совсем. А обязательно: всё исчерпывать?
Жванецкий. Ну, это новый философский вопрос, требующий ещё выпить.
( с краю появляется человек)
Трапеция. О! Кажется, к нам гость?
Велик.  Конечно, водка имеет свойство притягивать.
Гость.  Извиняюсь, если что…
Боярский.   Если что?
Гость. Помешал.               
Жванецкий.   Мы пока не сделали такого вывода. Ты, примерно, кто?
Гость.  Если примерно, то я выгнанный муж.
Жванецкий.   Нет, это уж не примерно, это, скорее, точно.
Велик. Ладно, греби к нам, присядь на блок. Боярский, плесни парню               
Гость.  Спасибо, я водку не пью.
Боярский.   Надо же какой неинтересный случай! И, главное, неправильный, потому что тебе сейчас выпить, это медицинская процедура: она мозг расширяет  душой. Ведь мозги до этого, судя по всему, тебе не помогли. И потом, как без смазки поговорить: ведь у нас-то уже у всех снаружи, душа. Пей и всё поймёшь!               
(гость решительно выпивает)  Закуси! Молодец. Какие ощущения?               
Гость.  Сильный толчок изнутри.
Жванецкий. Так, оно именно так. Первые сто грамм, это мозгам, как пинок под зад.  Как звать?
Гость. Федя.
Жванецкий. За что у нас изгнали Федю?               
Гость.  Поругались.
Боярский. Какой редкий случай!
Жванецкий. Как всегда или более того?
Гость.  Более.               
Жванецкий.   Однако, это уже говорит о целенаправленности.  Такая определённость свидетельствует о хреновости  перспектив.
Трапеция. Он всегда так говорит, когда поддаст.
Чек.  Точнее, она тебя поносила, как только могла, за то, что испортила тебе  же жизнь. Она пьёт.
Гость. Откуда вы всё знаете?
Чек. Ну, если приглядеться, я женщина, а мужиков прощупала насквозь. Ты мямля.  То есть, воспитанный интеллигент.  Стервы таких проглатывают.               
Гость. Я…
Чек.  Не дёргайся, мужик должен принимать правду, это его основа. Иначе, ты не мужик.  Налейте ему ещё, он уже ближе к истине. Скажи если не так.
Гость. (печально) Так. Я её жалел. (пьёт не закусывая)               
Чел. Напрасно. Но уже не поправить, надо было раньше…, она уже не считает тебя мужиком.
Велик. Врезать!               
Гость. (неуверенно) Бить?
Велик. Только раз!
Чек.  Он имеет в виду, воздействовать на сознание. Повторы здесь бесполезны.               
Жванецкий.  Стоп. Предлагаю теорию табурета и пола. Допустим, ты, Федя, табурет, а она – пол. В случае, когда пол ровный, а у табурета короче одна ножка, под неё достаточно подложить какой-нибудь том вождя, так как               
только вожди издаются на качественной бумаге. Но если, как в твоём случае, неровный пол, табурет не найдёт устойчивости никогда. Трудно найти               
четыре уравновешенные точки. Это как эрогенность.  Моя теория глубже,  я, естественно, упрощаю для публики.
Гость. (к Чек, но чуть смелее)  Считаете: поздно?
Чек. Скорее всего, но почему не попробовать!
Веник. Но врезать надо  изо всей силы.  Иначе, никакой пользы.               
Чек. Да, тут , главное, ошеломить, сбить с прежних позиций, уничтожить статус. Чтобы искры из глаз!
Гость. (сомневаясь) А если она, она спортсменка… может поговорить?               
Жванецкий. Ни в коем случае! Слова – это дымовая завеса. Нужна внезапность истины! Только удар в живот!   Увы, это я тоже поздно понял.
Трапеция. Как Жванецкого понесло.
Велик. Это он о себе, а ты бей!
Гость. (решительно) Налейте!
Боярский. (наливает) Другой разговор.
Гость. (выпивает) Всё! (встаёт, идёт к выходу)               
Велик. (вслед)  Учти, только раз!
Гость. Я понял: или – или!
Чек. (насмешливо, к Велику) А ты психолог.
Велик.(почти торжественно) Был опыт.
Чек. (насмешливо)  Вижу результаты.   
Велик. Да, что ты видишь! Я такой простой, потому что не задумываюсь.
Чек. Извини. Страшно подумать, что будет, если задумаешься.
Велик. Страшно будет, если задуматься.
Чек. Вот, теперь, действительно, извини.
               
                Картина вторая.
(помещение в виде сарая, кроме бомжей, двое полицейских и солидный мужчина)
Полицейский. (издевательски)  Итак, медленно повторяю вопрос: зачем вы разобрали стены новостройки? Она вам мешала? Или у вас появились свои               
архитектурные соображения, и она раздражала эстетически? Подчеркните мне главное.
Боярский. Столько красивых слов теперь  применяют в полиции – и даже не путаются в словах!
Полицейский. Не ставьте себя в тупик!  Будет хуже.               
Боярский. Нам? Хуже? Даже интересно, как?
Полицейский. ( с угрозой) Можем показать.
Велик. Нас наняли,  и мы выполнили работу.
Полицейский. Какие молодцы!  Прямо труженики.  Да, как быстро. Ударники труда. Кто вас нанял?               
Боярский. Работодатель не представился.               
Полицейский. Тогда ответственность за преступление ляжет целиком на вас.               
Жванецкий.   Вы полагаете: мы выматывали последние силы для удовольствия?
Полицейский. Меня не интересует: для чего вы нарушили закон. Ответственность…
Боярский. Ответственность – это такое слово?               
Незнакомец. Я знаю, кто их нанял, разобрать строение.  Мой сосед.               
Полицейский. До соседа ещё дойдём. Сначала разберёмся с этими. 
Незнакомец.  (иронично)  Заставить их построить заново?    
Полицейский. Они тебе настроят. Специалисты.               
Булочка. Но мы можем что-нибудь сломать соседу.
Боярский.   Помолчи, женщина.
Незнакомец. Женщина?  Смешно звучит.
Булочка.  Я бы тебе сказала…
Трапеция.    Не нагнетай!               
Полицейский.  Ну и почём работодатель оценил ваш сумасшедший труд?
Виолончель.  В две тысячи.               
Полицейский. Ха, повелись за две тысячи!
Булочка.   (гордо) Каждому!
Велик.  Дура!
Полицейский. (усмехнулся)  Деньги сюда! И свободны. (считает) Так восемь человек. Шестнадцать тысяч.               
( все недовольные отдают деньги)
Полицейский.  Ну, что вы: с такими деньгами надо расставаться легко.
               
                Картина третья.
(родной подвал; все в сборе)               
Боярский.  Слушайте, бабы: касается двух дур. Зачем надо было говорить про деньги?  Полицейскому!
Виола.  Так, боялась, заметут?
Боярский. Подробнее: чего ты боялась? Того, что тебя поместят в более теплое помещение и ещё станут кормить! Скрипач, тебе стыдно так распустить женщину: надо время от времени объяснять обстановку. Креативить.  (Велику) А твоя, вообще, кретинка. Надо же, похвасталась! «Каждому!» Вот и нюхай теперь мыло, вместо еды.               
Жванецкий.  Что делать, женщины – это явление природы, природа специально им даёт более мощную глупость, чтобы их ум не мешал инстинктам размножения.
Чек. Слушайте, эксперты, у вас, вообще, вместо ума, похоть. Уж, я-то знаю.               
Ну, сваляли дурака, и что теперь: исходить поносом. Переживём.
Боярский. Ладно, чего теперь… Видимо, честный труд нам противопоказан. Проведём процедуру уныния.  Полегчает.
Все. (хором) У-у, мудрёна мать! У-у-у! У-у! У-у!
Боярский. Теперь вспоминаем: где, кто, что видел?  Есть хочется.
Велик. В «Пятёрочке» снова стали выбрасывать просрочку, но первыми это поняли собаки: именно по ним я вычислил. Надо сторожить момент.
Боярский. Есть вариант умнее: новый продовольственный склад построен одной стеной к лесу. Часть стены из шлакоблока. Шлакоблок туфтовый, а у нас есть строительный молоточек… Это перспектива! Надо только притащить новых блоков и аккуратно затыкать дыру.
Жванецкий. Ну, аккуратность, наш лозунг. Аккуратность, вообще, продлевает пользу любого действия.  Вот я пока аккуратно рассказывал дуракам о коммунизме, меня считали лучшим лектором. Но однажды я небрежно проговорился…
Велик: И что ты сказал?               
Жванецкий.  Сказал, что человек может верить всему, пока не задумается.
Велик. И за это…
Жванецкий. Настучали мгновенно. Ведь крамола.
Боярский.  (Жванецкому) Вот, скажи мне, как тебе удаётся, никогда не быть серьёзным, что за пафос у вас  со скрипачом. Но у него-то пафос грустный.               
Жванецкий. А ты не знаешь, почему Господь никого не допускает до окончательной истины?
Боярский. Не моё дело.
Жванецкий. Потому что истина невыносима!

                Картина четвёртая.
(тот же  подвал; тут все, кроме Боярского; лица печальны, появляется               
Боярский)
Боярский.  Что за морды? Вас оставили без сладкого?               
Жванецкий.  Нас оставили без тёплого!
Велик.  Не видишь: спёрли «Буржуйку»!               
Боярский.   Как? Днём!
Скрипач.  Мы с Виолой уходили к мастеру, подклеить инструмент. Но Булочка оставалась.               
Булочка.   Я уснула. Мы всю ночь тащили с Великом алюминий.               
Трапеция.  Надо что-то делать. Холодает.
Чек.  Чего все пялитесь на меня?  Я не стану ещё раз подставляться крановщику из Вторчермета.   Я, вообще, ушла из профессии.               
Трапеция. Ну, последний раз.
Чек.  Объясняю.  Я занималась проституцией, потому что мне нравилось                надсмехаться над самцами. Смех – это единственная эмоция, какую я               
испытывала. Это наркотик. И нет ничего смешнее секса. Я не смеялась только однажды: когда в четырнадцать лет меня изнасиловали пьяные менты.
Так вот я научилась издеваться над мудаками; достигла такой виртуозности, что они не понимали: надо ли обижаться? О, как  смешно они гордились своими сексуальными показателями! Но со временем я утратила ощущение грани, за которую опасно переходить. Меня стали избивать. Однажды, я               
месяц провела в больнице, где после реанимации, поняла, что потеряла квалификацию.  За это время меня оставил нищей хозяин квартиры – ведь               
только он знал, где сейф. Так вот, в тот раз, когда вы взяли печку из Вторчермета, я должна была рассчитываться. Зная, что печка уже у нас, я               
осмелела.  А этот дурак пустился хвастать своим достоинством!  Это передо мной-то! Было смешно и противно. И когда  он предъявил свой аргумент, я устроила самую слякотную  рожу глобального разочарования.               
Я только произнесла: И это всё?!!   Мне кажется, с ним случился первый инфаркт.   Так что мне туда хода нет.
Боярский. Может, снарядим Булочку: у неё задок…
Велик. Я тебя самого снаряжу! Булочку не дам.               
Боярский. Ну, и мёрзни, как дурак.
Трапеция. Мальчики, не время. Надо думать.               
Велик.  Думать может только Жванецкий.
Трапеция. У него что – лицензия?               
Жванецкий.   Не, я только теоретически.  Хотя теоретически, украли, скорее всего, на сдачу, как чугун.   Можно подкараулить у пункта приёма.               
Боярский. Бесполезно: тогда они её разобьют.               
Виолончель. Будем жечь костёр.
Боярский. Женщина, ты ничего не понимаешь в дыме: дым должен уходить в вентиляцию!               
Трапеция. Похоже, выхода нет.  Скрипач, сбацай что-нибудь от печали.               
(Скрипач вынимает скрипку; начинает петь, Виолончель подхватывает)

Проведи мне рукою по волосам.
Всё остальное я знаю сам.
               
Липкой помадой меня измажь.               
Всё остальное – пустая блажь.

Воспламени  меня, как свечу:
Всё остальное забыть хочу.
               
Глупо итожить  величие дел,
Я, словно город, душой опустел.
               
Только  теперь и  имею в виду,
Что все дороги назад ведут.
               
И ни одна не приводит в Рим.               
Есть только ты; остальное – дым.
               
Проведи же,  рукою по волосам.
Всё остальное я знаю сам.

 Боярский. (иронично) Да, что было бы с нами, если бы не было  любви!?               
Трапеция. Иронизируешь, чтобы тебе стало легче. Сам-то ведь, только потому не снимаешь шляпу, что надеешься именно на любовь. Как это ни напрасно!
Боярский. Что я тебе сделал?               
Трапеция. Задел душу.
Боярский. О! мадам, прошу учесть моё раскаяние!
Трапеция. Не нарывайся!
Боярский. Злишься, что я пренебрёг…
Трапеция. Тоже мне, принц.               
Жванецкий. Друзья, предлагаю перевести шум в область теории. К примеру, Марксизм –Ленинизм,  предполагает…               
( тут входит крепкий, хорошо одетый мужчина; он, молча, садится,  на подобие табурета; несколько секунд молчит)
Мужчина.  Ничего, что я без стука?               
Жванецкий.   У нас, главное, без стука уйти.               
Мужчина.  (усмехнулся) Ты, поди, Петросян.
Жванецкий.  (гордо) Я  Жванецкий!
Мужчина. Я к тому, что бомжам лучше иметь клички – не так больно. У меня была кличка Хук.  Ну, я соответствовал.
Боярский. Мы пока не поняли сути.               
Велик.  Что непонятного: нужны дармовые рабы!
Мужчина.(сочувственно) Приходилось?
Велик. И что?               
Мужчина. Печально.
Боярский. Мы опять не поняли…   
Жванецкий. Да, как-то извилисто…               
Мужчина. Объясню. Я был бомжом. Меня кинули. Классика. Но мне повезло: меня подобрал один фермер. Теперь у меня своя ферма. Нас несколько фермеров таких же бывших, как вы. Надо, чтобы нас было больше.               
Я понимаю: вы  отвыкли от планомерной жизни.   Но ничего трудного не будет, самое трудное позади. Каждый займётся, чем может. Я долго не входил, слушал, чтобы понять: кто вы. Так вот, музыкант мог бы учить детей музыки.  Есть где вам жить.  Меня спасли: я хочу спасти вас.               
Велик. Как я понял, у вас хозяйство. А бандиты не наезжают?
Мужчина. Попробовали. Но трое из нас афганцы, а моя жена, вообще, снайпер, и  когда они попёрли, она за десять секунд прострелила троим по ноге. Так что больше их не было. Есть слух, что всю банду закрыли, за грабежи и  убийства.  Словом, думайте: послезавтра заеду. Моя фамилия,  Муромцев, зовут Илья.    (встает, уходит, все молчат)   
Трапеция. Пришёл, произвёл впечатление. Берите пример, мужчина!
Жванецкий. Предложил царство божие, тот же коммунизм.               
Чек.(задумчиво)  Одно могу сказать: он не мудак, и не врёт.               
Жванецкий.  Я ей верю: она чует.
Боярский.  Тогда, Скрипач, разряди напряжение!               
(Скрипач берёт скрипку)      
               
Дай мне, Господи, что-нибудь,
Чтоб напрасным не стал мой путь.               
Чтоб судьба не томила зря,
Обещанья свои даря.
               
Чтоб всегда для меня горел
Млечный Путь на любой горе.               
И, волнуя пейзаж луной,
Ночь пленила рассудок мой..
               
Дай мне, Господи, мысли шёлк,
Чтобы был от раздумий толк.               
Дай мне, Господи, те слова,
Чтоб спасали, как острова,      
               
Когда, вдруг,  налетит, как шторм,               
Катастрофа житейских норм.               
Дай мне, Господи, фонари,
Чтоб горели они внутри.               
Чтоб в туманах мечту влача,
Мог я истину различать.
               
Дай мне, Господи, что-нибудь,
Чтобы  стал я счастливей чуть.               
Чтобы стал я счастливей чуть,
Дай мне, Господи, что-нибудь.
               
Боярский. Знаешь, Скрипач, ты меня расстроил.  Гость правду сказал: отвыкли мы от равномерной жизни.  Лично я подсел на непредсказуемость. Я остаюсь.
Жванецкий.  А мне, вообще, государство через полгода, обязано дать пенсию. Чек, ты со мной?
Чек.  Человек не должен жить один.  Тогда исчезнет игра. Игра возможна только между двумя.               
Боярский. Или тремя.
Чек. Не ёрничай! Я серьёзно. Я остаюсь со Жванецким.                Велик.  Я тоже боюсь, что исчезнет, что-то вроде игры. Ты как Булочка?               
Булочка.  Не знаю. Но я, вообще, боюсь одна. Без подруги, без тебя, Трапеция:  ты мне всегда подсказываешь,  будто мать.               
Боярский.  Жванецкий, о чём ты думаешь, когда тебе плохо?               
Жванецкий.  О коньяке.  Я представляю, как его подношу к губам, жду, когда почувствую аромат, делаю глоток… только надо понемножку… и вот, он уже оживляет…               
Боярский.  Так это гипноз.
Жванецкий. Так вся наша жизнь гипноз. Смотря, какую выбрать иллюзию.               
Трапеция. Чтобы не было плохо, надо ни о чём не думать. Чтобы ни одной мысли.   Но в это время лучше что-то жевать.               
Булочка.  Конечно, если жевать, то можно и не думать.               
Трапеция.  Скрипач, скажи что-нибудь. Или спой.               
(Скрипач в раздумье берёт скрипку) 
               
Может это мечты силуэт
Манит вдаль, как в иную свободу?               
Почему мы всегда смотрим вслед
Журавлям, поездам, пароходу?

Почему никуда не летим,               
Вновь теряя небесную льготу.
Почему каждым чувством своим               
Мы завидуем вечно полёту?
               
Всё равно мы живём наугад.
Наши планы – заложники фальши.               
Почему всех морей берега,
Нас зовут бесконечностью дальше?
               
Помним юность, где  лунности  дым               
По холмам волновался ночами…
Потому ли так долго глядим
Вслед последней любви до печали.
               
Может это мечты силуэт,
Манит душу в иную свободу?               
Почему мы всегда смотрим в след
Журавлям, поездам, пароходу?   
               
Велик.  О чём ты всё поешь? Мне непонятно.               
Скрипач. (грустно) Мне тоже.               
Трапеция. Ты остаешься, Скрипач?   То есть, вы с Виолончелью.               
Скрипач. Вроде.               
Трапеция. Тогда я тем более.               
Боярский. В таком случае, на повестке зима. Нам нужна печка. Не помешает заработать денег. Ваши предложения?               
Жванецкий. (печально) Заработать? Как недавно заработали? Можно ли, вообще, в нашей стране заработать? Ещё в институте Марксизма – Ленинизма, все думали только о том, какие богатства природы можно               
перевести в деньги.  А чтобы заработать, такой вопрос даже не стоял. Только украсть!
Боярский. Увы, кажется, в этом городе уже украли всё, если только в окрестностях.  Уж слишком маленький город!               
Жванецкий. Увы, как воры, мы неполноценны.
Трапеция. Ты имеешь в виду, что нам мешает остаточная совесть интеллигента?               
Жванецкий. Я имею в виду, что у нас нет транспорта.  Без транспорта много не украдёшь.
Боярский. Конечно, нам бы ещё депутатскую неприкосновенность.
Жванецкий. Парадокс в том, чтобы заработать деньги, надо их иметь.
Виола. Может выиграть в спортлото?
Боярский. Женщина, я ещё в школе подсчитал: вероятность выигрыша – одна стомиллионная.               
Виола. У Жванецкого паспорт: возьмём моментальный кредит.
Трапеция. У него нет прописки.
Велик. Вот, вы все считаете себя умнее меня.  Нет, я не возражаю. Но что даёт вам ум? Шиш!
Боярский. Что-то ты выпукло восстал, это к чему?               
Велик. К тому, что главное в жизни – ноги. Вот я хожу и хожу где попало. А чтобы находить, надо ходить и ходить.
Боярский. И что, дальше?
Велик. А то: в одном, но не близком месте,  в лесу, брошены чугунные трубы. Всемером, двигаясь в такт, за ночь дотащим до пункта.
Чек. Почему всемером?               
Велик. Восьмому никак нельзя оставлять скрипку.               
Булочка. А почему надо двигаться в такт, танцевать что ли?               
Велик.  Трубы очень тяжелые, иначе их не сдвинуть.
Боярский. Ну, раз так, то я решил подарить всем истинное удовольствие.
Булочка.   Мыло?               
Боярский.  Нюхательный табак! Чихать на всё надо с наслаждением!   
Жванецкий.  Во! Наконец, я понял, что надо сделать для полного счастья!
Чек. Насколько я понимаю в мужчинах, Жванецкий сходит с ума.               
Боярский. Это, само по себе, интересно, сумасшествие от Жванецкого. (Жванецкому) Ну, говори!
Жванецкий. Всё просто: надо уходить в Африку. Там тепло и бананы. А пока надо планомерно двигаться на юг.               
Боярский. Жванецкий, сойдя с ума, стал мыслить, как депутат Госдумы, а именно: он указывает разумную цель, но совершенно не видит препятствий.
Жванецкий. Что ты имеешь в виду?               
Боярский. Многое, например ноги, климатические условия наступающей зимы, дорожные расходы, физическую подготовку…
Велик. Ты не упомянул любовь, которая нами движет, если, например, рядом со мной будет Булочка, то хоть в Африку.
Чек.(насмешливо)  Ну, если, конечно, ты ей ещё подаришь мыло.
Скрипач. Тихо!  Слышу – кто-то к нам.
(входят четверо полицейских)               
Полицейский. Всем оставаться на местах!
Жванецкий. Мы и никуда не собирались, только в Африку.
Боярский. Ну, наконец-то, государство обратило на нас внимание.  Оказана честь.
Полицейский. Прошу всех предъявить документы.               
Чек. Документы?  Вы пришли нас рассмешить?
Полицейский. Молчать!
Боярский. То есть, нам не  поговорить?
Второй полицейский.  Можете хранить молчание.
Боярский. Красиво сказано.  Прямо, хранить!
Виолончель. И о чём лучше молчать?
Третий полицейский. Вам лучше не молчать!
Боярский. Ещё интересней!
Четвёртый полицейский. (своим) Мне кажется: они ещё соображают.
Перый полицейский. Возможно.
Боярский. (насмешливо) Возможно! Когда среди нас, лектор института Марсизма-Ленинизма!
Четвёртый. Ну, раз так, тогда даём вам шанс зиму провести в тюрьме!
Велик. Размудрите!
Полицейский. Повесим на вас ограбление вагона!
Боярский. Тогда, договорились!
Чек. Тюрьма, всё-таки, помещение.
Скрипач. А как же скрипка?!
Боярский. Будешь играть в уме.
Жванецкий. Всё-таки, как здорово, что в стране есть тюрьма!
               
                Конец.