Ба Из цикла рассказов Феномен Пруста

Эту китайскую шубку темно-сливового цвета с пушистым оренбургским платком из козьего пуха можно было видеть три раза в неделю, в те морозные месяцы зим.
Их обладательница, не высокая худенькая пожилая женщина на протяжении двух часов с перерывом, стояла по ту строну ограждения по периметру. Она редко меняла позу, держалась  за крупные ячейки металлической сетки пальцами без варежек.
 Так продолжалось три зимних сезона, с редкими перерывами на оттепель, тогда еще холодных и снежных зим.
Она всегда упорно, практически не подвижно стояла за сеткой и наблюдала, как зачарованная.
В перерывах она заходила погреться и растереть не просто замерзшие, а абсолютно задубевшие, не разгибающиеся пальцы моих ног, помогала  расшнуровать, заледеневшие и не поддающиеся развязыванию колючие шнурки ботинок фигурного катания.
Бабушка отогревала их теплом своего дыхания , и терла, терла мои белые пальцы. Я ойкала и кривилась от боли...
Это были первые годы моих тренировок.
После  мы непременно  заходили в "ароматную" кулинарию, покупали пирожное  — безе или домино. Потом шли по центральной улице. Бабушка тащила спортивную сумку с коньками, а я плелась чуть позади, отставая на шаг и прикрывая разрез глаз так, чтобы сквозь узкие  щелочки создать преломление света идущего от разноцветных огней вывесок и фонарей. Они становились лучистыми, гибкими, в морозном воздухе можно было играть ими, создавая различные эффекты. Ноги уже не шли, а плыли, и я скользила  по раскатанному заснеженному асфальту. На небе рядом плыл  молодой месяц, голова становилась одновременно тяжелой и невесомой. Я засовывала свою ладонь в  её морщинистую теплую ладонь  и продолжала идти уже с закрытыми глазами.
Бабушка была фанаткой фигурного катания, участвующая в складчине с родителями, оплаты моих тренировок в той обкомовской школе фигурного катания для детей "избранных", не дешевой по тем временам. С завидным терпением сопровождавшая все мои тренировки в те ранние школьные годы. Научившая меня читать, в три с половиной года. Скрывающая от родителей все мои проказы,  срезающая бритвенным лезвием мои помарки в тетрадке, зашлифовывающая   шероховатости поднятых слоев бумаги ногтем указательного пальца, была родной.
Я называла ее Ба, а иногда обзывала дурой. Да, что там иногда...
Сейчас, мне конечно стыдно, а еще больше больно.