В городе N

(К 90-летию со дня выхода в свет романа «Двенадцать стульев»)

Илья Ильф и Евгений Петров родились в Одессе и, как
большинство жителей этого южного города, сразу, прямо с пеле-
нок, начали шутить. Шутили они, конечно, сначала порознь, поскольку
родились на разных улицах, в разное время и даже от разных роди-
телей. Довольно долго, до 1925 года, они вообще не были знакомы и
даже в страшном кошмаре не могли себе представить, что им скоро
придется писать и шутить вдвоем. В Москву оба приехали в 1923 году
без предварительного сговора, по зову сердца, вернее, по зову сердец,
искавших любви, приключений и, конечно, славы. Приехали покорять
Москву – как это и свойственно молодости. Петрову надоело гоняться
по кривым, мощенным булыжником одесским улицам за спекулянтами
и уголовниками (он работал в уголовном розыске), а Ильф устал сво-
дить дебеты и кредиты (он работал одно время бухгалтером) и сочи-
нять по заказу агитки для телеграфного агентства, ему хотелось
большого дела: он мечтал стать писателем. Для этого и придумал псев-
доним Ильф, составив его из первых букв своего имени и фамилии. По
паспорту его звали Илья Арнольдович Файнзильберг. Евгений Петро-
вич Катаев взял псевдоним Петров. Случайная (по версии Е.Петрова)
встреча в Москве стала «роковой» для двух одесситов. Она обрекла их
на то, что фамилии Ильф и Петров уже через два года будут произно-
сить только вместе. Существует версия, что Ильф и Петров познакоми-
лись еще в Одессе, но впоследствии, чтобы не ворошить прошлое, а в
этом самом прошлом Петров сидел в ЧК как человек с «плохой» родо-
словной (его брат, писатель В.Катаев, был офицером царской армии, а
дед – генералом), они как бы «забыли» об этом знакомстве и «позна-
комились» повторно уже в Москве.
И
В их совместной или, как они сами выражались, «двойной биогра-
фии» до сих пор много темных пятен, неточностей, «придумок», ле-
генд. Например, непонятно как они умудрились, не имея серьезного ли-
тературного опыта, написать роман «Двенадцать стульев» всего за
несколько месяцев? В романе есть прямые заимствования из ранних
юмористических рассказов В.Катаева – родного брата Е.Петрова, кото-
рый «пригрел» будущих сатириков в редакции газеты «Гудок». Катаев
к тому времени считался уже известным и даже маститым, несмотря на
молодость, писателем. Образ ЛяписаТрубецкого из романа «Двена-
дцать стульев» очень сильно напоминает поэта Ниагарова из рассказа
В.Катаева «Мой друг Ниагаров». Есть основания считать, что в какойто
степени узкая направленность произведений другого известного сати-
рика М.Зощенко послужила основой для названия произведений Ляпи-
саТрубецкого «Гаврилиада». Дело в том, что М.Зощенко, публикуя в
газетах свои фельетоны, подписывался псевдонимом «Гаврилыч». В од-
ном из рассказов В.Катаева главный герой обращается к собеседнику,
называя его «дуся», то есть точно так же, как монтер Мечников об-
ращается к Бендеру. Есть в романе и другие заимствования из арсенала
старшего брата. В рассказе В.Катаева «Товарищ Пробкин» главный ге-
рой (Пробкин) – руководитель и расхититель социалистической соб-
ственности в одном лице, в котором легко можно узнать ворюгу Альхе-
на, руководившего богадельней в романе. Он так же, как описано в
рассказе В.Катаева, даже теми же словами, предлагает гостям «отобе-
дать чем бог послал». Только катаевскому герою повезло меньше, чем
Альхену – Пробкина (секретаря коммуны имени Октябрьской револю-
ции) всетаки сажают на два года, а Ильф с Петровым, проявляя гума-
низм, оставляют своего героя на свободе, временно, конечно. Есть у В.-
Катаева в его рассказе «Шахматная малярия», написанном в 1925 году
и ставшим с подачи Ильфа и Петрова (глава «Междупланетный шах-
матный конгресс») классикой, ход пешкой е2–е4. Это «следы», остав-
ленные мэтром на страницах романа, который он, по его утверждению,
не писал.
Возможно, что В.Катаев всетаки принимал посильное участие в на-
писании романа (например, в качестве бесплатного консультанта)
вследствие близкородственных отношений, ну, и как старший товарищ
тоже. Его фамилия не случайно промелькнула на титульном листе пер-
вого и последующих изданий романа: «Посвящается Валентину Петро-
вичу Катаеву». Так молодые писатели пишут посвящения аксакалам –
людям, убеленным сединами. В.Катаев, несмотря на свою известность
и маститость, был ровесником И.Ильфа (они оба родились в 1897 году).
По этой причине последний в категорию «литературных аксакалов» ни-
как не попадал. За что Ильф и Петров посвятили ему роман и подарили
с полученного гонорара золотой портсигар навсегда теперь останется
тайной. Общеизвестна история о том, как В.Катаев «подкинул» моло-
дым авторам сюжет, фактически заставив их писать роман.
Литературоведы М.Одесский и Д.Фельдман подметили в своей ра-
боте «Легенда о великом комбинаторе, или Почему в Шанхае ничего не
случилось», что история создания романа «Двенадцать стульев» оброс-
ла легендами настолько, что стало трудно отличить правду от вымысла.
В этой статье они высказывают предположение (и это предположение
имеет право на жизнь, поскольку сделано специалистами высочайшего
уровня. Они оба доктора наук: один – филологических, а другой – исто-
рических), что роман был заказным и его заказали именно через В.Ка-
таева с целью использовать антинэповский роман в политической и
внутрипартийной борьбе, которая в то время (1927 год) развернулась
между Л.Д.Троцким, которому НЭП мешала раздувать костер мировой
революции, с одной стороны, и Сталиным с Бухариным – с другой. Бу-
харин настаивал на том, что НЭП нужно развивать и дальше, считая,
что этим большевики продолжат дело Ленина. О чем думал Сталин, ни-
кто не знал, поскольку он всегда высказывался очень осторожно и, вы-
ражаясь шахматным языком, не спешил вскрывать свою позицию. Судя
по всему, он планировал свернуть НЭП. Ему не понравилась фраза,
брошенная Бухариным и обращенная к крестьянству: «Обогащайтесь».
М.Одесский и Д.Фельдман выдвинули версию о том, что роман заду-
мывался как антитроцкистский. С этим трудно согласиться. Читая вни-
мательно роман, даже вооружившись лупой, трудно найти критику ле-
вацкой политики Троцкого (во всяком случае, этого нет в напечатанной
версии романа, за исключением места, где гадалка пророчит мадам
Грицацуевой, что она доживет до мировой революции). Да и то, по
утверждению все тех же М.Одесского и Д.Фельдмана, левацкий термин
«мировая революция» при следующих публикациях был заменен на
словосочетание «страшный суд». Возможно, хоть и с большой натяж-
кой, сюда же можно отнести и название шахматного клуба, цинично
предложенное Бендером васюкинцам, «Красный эндшпиль», слово
«красный» хорошо лепилось в качестве приставки не только к
Л.Д.Троцкому, но и ко всем другим партийным боссам того времени.
Так всетаки был заказ или нет? И если был, то кто заказчик? Идя по
этапам создания романа (описанным как самими авторами, так и их
ближайшим окружением), невольно обнаруживаешь нестыковки и, в
конце концов, упираешься в высокую стену, через которую авторам
самостоятельно перепрыгнуть уж точно было невозможно. Эта стена –
Главлит (главное цензурное ведомство страны). Кто перетащил роман
через крепостную стену этого ведомства, неизвестно, но, безусловно,
«отмашку» наверху ктото дал. Связь выхода романа в свет в столь сжа-
тые сроки с Главлитом – мощной идеологической структурой, ведав-
шей вопросами цензуры и согласовывающей все художественные
произведения, печатавшиеся в стране, прослеживается довольно четко.
Начальник Главлита П.И.ЛебедевПолянский, убежденный большевик,
говорил, что он руководствуется в своей деятельности не законами, а
прежде всего постановлениями ЦК (читай между строк: и устными ре-
комендациями стоявших у руля товарищей). При такой системе произ-
ведение, не согласованное «сверху», никак не могло быть напечатано, а
уж тем более роман, нашпигованный антисоветчиной. Не заметить это
грамотному человеку было невозможно. В одном из пунктов устава
Главлита, где говорилось о том, какие произведения запрещены к пуб-
ликации, черным по белому было написано: произведения антисовет-
ской направленности, подрывающие устои советской власти. Но роман
с сомнительной начинкой был все же напечатан вопреки уставу. Зна-
чит, заказ всетаки был. А от кого он поступил, не важно: от Бухарина,
Каменева (курировавшего в ЦК беллетристику) или от Молотова, под-
держивавшего знакомства с писателями и читавшего все новинки ли-
тературы. Уловить все нюансы политической подковерной борьбы за
власть в СССР в конце 20х годов теперь невозможно, многовекторным
было политическое поле и слишком много архивных документов было
уничтожено и утеряно. Трудно согласиться с тем, что, по мнению
Фельдмана и Одесского, роман направлен исключительно против Троц-
кого. В романе нигде нет даже намека на присутствие персонажа хоть
както напоминавшего одиозную фигуру Л.Д.Троцкого. Единственное
место в романе, где авторы могли бы «засветить» персонаж, карикатур-
но изображающий Троцкого (если в этом была бы необходимость), это
глава «Союз меча и орала», в ней была сцена обсуждения заговорщика-
ми захвата власти в городе. Но персонажа, хотя бы отдаленно похожего
на Троцкого, в этой главе, как и во всем романе, нет, и если заказ и был,
то он прежде всего касался высмеивания той части общества, которую
вожди планировали, выражаясь тогдашней терминологией, «уничто-
жить как класс». Подавляющая часть населения считала лавочников,
нэпманов, хапуг, воров, взяточников – паразитами. По мнению Сталина
(он это озвучил, выступая на партийной конференции летом 1928 года),
классовая борьба по мере расширения масштабов социалистического
строительства будет усиливаться. Отсюда логически вытекало, что и
борьба с контрреволюцией будет тоже усиливаться. Роман был направ-
лен и сработал прежде всего против тогдашнего нэповского уклада как
в сельском хозяйстве, так и в промышленности. Он готовил почву для
принятия «нужных» партийных решений. Книги и газетные статьи все-
гда были не главным оружием на полях политических баталий, их
обычно использовали как повод или как дополнительный весомый ар-
гумент. Главные события всегда развивались не на газетных и книжных
страницах, а в кулуарах партийных кабинетов, на партконференциях,
съездах, на казенных дачах во время отдыха. Сталин планировал едино-
лично управлять страной (об этом писал еще Ленин), и для него самым
важным моментом было устранение конкурентов, прежде всего Троц-
кого и Бухарина. В романе высмеиваются советские чиновники нижне-
го уровня и нет даже попыток покритиковать верха. Троцкий и был как
раз представителем этих самых верхов. Прятать критику Троцкого глу-
боко в недрах романа – на вторых и третьих планах – было нелепо, ее
бы просто никто не увидел. Пролетариат и совслужащие плохо читали
между строк. Им нужна была, что называется, лобовая подача, без вся-
ких планов. А вот элементы антисоветизма в романе между строчек как
раз проступают очень отчетливо. Но первый план (критика буржуазных
элементов и НЭПа), безусловно, затмевает эти вторые и третьи планы.
На это, видимо, авторы и рассчитывали – авось да проскочит. И про-
скочило. Разные нэпманы и жулики выведены в романе крупно и ухва-
тисто. Тут и дурак поймет, что хорошо, а что плохо. А на вторые планы
авторы вывели юмор не для всех, сработали по принципу «догадайся,
мол, сама». Может, именно так, что называется, огородами, окольными
путями авторы и провели через весь роман свою главную мысль, не по-
нятую цензурой, – о карикатурности и ущербности существующей си-
стемы управления обществом с ее примитивизмом и головотяпством.
Большевистская верхушка тоже сразу не поняла эти вторые планы, вос-
приняв роман как прямолинейную критику чуждых строю элементов.
Нэповская страна была крайне далека от «коммунистического рая», вы-
строенного классиками марксизмаленинизма на бумаге, и Сталин хотел
доказать, что это не химера и построение социализма в одной стране
возможно. Но для этого нужны были поводы и основания. Если их не
давала жизнь, вождю приходилось создавать их своими руками. Сде-
лать заказ комуто из писателей или высказать пожелание было неслож-
но. Практика подобных «просьб» существовала. Сталин в своем письме
к Горькому во время его пребывания за границей высказывает мысль о
том, что писатели должны выполнять инструкции и волю ЦК. Это тот
самый принцип партийности (читай: послушания), который и сам Горь-
кий считал главным для советской литературы. Кстати, Ильф и Петров
не были членами партии в момент написания романа. Ильф так и остал-
ся беспартийным, а Петров вступил в партию уже после смерти Ильфа
в 1940 году. А ведь партийность для писателя была тогда важнейшим
атрибутом продвижения наверх, к публикациям, премиям, славе. Но
чтото мешало авторам писать заявления о приеме в партию. Может
быть, осознание того, что, став коммунистами, они лишились бы права
на свое мнение, на свободу творчества. Тому была масса примеров.
В одном из своих писем Сталин спрашивает у Горького о том, как у
последнего идут дела с написанием пьесы о вредителях (видимо, перед
этим было пожелание о написании такой пьесы). Горький незадолго до
возвращения в СССР ответил Сталину, что пробовал написать такую
пьесу, но не смог. Не известно, как Сталин отреагировал на отказ Горь-
кого писать по заказу. Вероятнее всего, негативно. Он привык доводить
задуманное до конца и материализовывать свои мысли в делах. Раз
нужна пьеса, то она будет написана, и не одна, а много пьес про вреди-
телей. Людей нужно было убеждать в том, что вредители буквально на-
воднили страну. Почему именно пьеса? Театр – массовое искусство,
способное одновременно охватывать огромное количество людей.
Поэтому нужен был пролетарский театр (телевизор в то время еще не
изобрели, а кино делало свои первые робкие шаги). Пьесы о вредите-
лях, получив партийный заказ, «строгали» десятки литературных
умельцев, претворяя в жизнь принцип партийности литературы. Потом
эти «шедевры» ставили во всех центральных и областных театрах стра-
ны, в том числе и пьесы, написанные местными «патриотически» на-
строенными писателями. Не известно, кого было больше – реальных
вредителей или их литературных и сценических фантомов.
Роман «Двенадцать стульев» задумывался как сатирический и, без-
условно, какието «пожелания» по этому поводу были озвучены со сто-
роны партийных товарищей. Это был своего рода заказ произведения
про вредителей, только не подсыпающих в сливочное масло толченое
стекло и не сующих болты в шестеренки сноповязалок, а другого плана
– разрушающих моральные устои нового строя своим стремлением к
хорошим вещам (Эллочкалюдоедка), хорошей еде (инженер Брунс),
жирующих, мечтающих о деньгах, свечных заводиках и счастливой сы-
той жизни (Кислярский, отец Федор, Бендер, Воробьянинов и др.). Воз-
можно, подобное пожеланиезаказ было сделано через логически вы-
страивающуюся цепь от партийного руководства к беспартийному ис-
полнителю по принципу хорошего и давнего знакомства: ЦК – Главлит
– Нарбут – Катаев – (Ильф+Петров). Нарбут – человек, хорошо знав-
ший В.Катаева и друживший с ним, в 1927 –1928 годах был высокопо-
ставленным членом партии, имевшим наверху большие связи. Он рабо-
тал главным редактором журнала «30 дней», в котором и был напеча-
тан в начале 1928 года только что написанный роман «Двенадцать сту-
льев» (таких счастливых совпадений в жизни не бывает). Написан ро-
ман был всего за несколько месяцев и, по воспоминаниям авторов, их
ктото сильно торопил. Комуто этот роман был нужен. Аргументация к
написанию романа могла быть самая простая – покритиковать наши
еще имеющие место быть недостатки накануне XV съезда ВКП(б).
Ведь критиковали и до этого. Партийное руководство страны всегда
призывало развивать критику и самокритику (до определенного, конеч-
но, уровня). А кому это поручить – естественно тем, кто занимается
этим ежедневно – журналистамфельетонистам. Правда, вышло не со-
всем то, что заказывали. Никто ж не думал, что Ильф и Петров напи-
шут саркастичноиздевательский и в чемто конспирологический роман.
Планировалось написать романфельетон, только объемный, где надле-
жало высмеять конкретные недостатки отдельных людей, а получился
острый памфлет со скрытой в глубине критикой всего существующего
строя.
Подобный случай с «заказом» произошел в 1925 году и с другим из-
вестным писателем М.Булгаковым (хорошим знакомым Ильфа и Пет-
рова по редакции газеты «Гудок»). К нему обратилось руководство те-
атра МХАТ (кто конкретно, неизвестно: НемировичДанченко или Ста-
ниславский) и попросило написать пьесу о белогвардейцах. Ну а кому
же писать пьесу о белогвардейцах как не тому, кто служил в белой ар-
мии! Этот факт своей биографии Булгаков не скрывал. Один из персо-
нажей романа М.Булгакова «Мастер и Маргарита» Аркадий Аполлоно-
вич Семплеяров, председатель «акустической комиссии московских те-
атров», попросил Воланда «разоблачить» технику его экстраординар-
ных фокусов. Можно сказать, что партийное руководство страны тоже
попросило М.Булгакова разоблачить одним махом все белое движение.
Чиновники всегда любили разоблачения. Трудно руководить строи-
тельством завода или моста. Здесь нужны знания и опыт. Разоблачать
чужими руками всегда легко – нужны только хитрость, ловкость и пре-
данность хозяину, который кормит прислугу с рук. Те, кто обличает и
разоблачает, всегда при деле. Комуто хотелось разоблачить фокусника,
комуто – уже разбитых белогвардейцев, а ктото решил «подвинуть» то-
варища по партии, мешающего занять верхний насест в политическом
курятнике.
Булгакову поручили написать пьесу с «разоблачением» белогвар-
дейцев. Одновременно это могло стать и его раскаянием в том, что он
воевал в качестве врача на стороне белых. И он написал пьесу «Дни
Турбиных». Получилось, конечно, вовсе не то, что ожидало руко-
водство. Раскаяние не состоялось. Белогвардейцы (братья Турбины,
Мышлаевский, Студзинский) вызывали симпатию своим благо-
родством, честностью и наличием позитивных жизненных идеалов. Но
большевики их побеждают в пьесе, как и в жизни, – а это было главное.
Сталин посмотрел постановку Станиславского. «В этой пьесе больше
пользы, чем вреда», – сказал он после спектакля. В этой фразе скрыто
недовольство. Он ожидал большего. «Разоблачения» не получилось. Но
пьесу разрешили ставить. Менялись времена, и менялось отношение к
пьесе. Было время, когда она была модной и ее смотрел весь политиче-
ский бомонд, потом ее запрещали, считая чуть ли не одой белому дви-
жению. Не правда ли, ситуация похожа на судьбу романа Ильфа и Пет-
рова? Сначала о нем год молчали (видимо, ктото увидел вторые и тре-
тьи планы), потом хвалили, а спустя двадцать лет, подумав, назвали по-
кинувших этот мир авторов антисоветчиками и запретили издавать их
произведения. Так, на всякий случай. Все зависело от того, какие ветры
дули на политическом Олимпе и с какой ноги встанет главный «ре-
шальщик».
Зачем же сначала спешили и подгоняли писать роман, а потом мол-
чали, не зная, что с ним делать? А главное, кто подгонял? Резонный во-
прос. Логичная версия – подгоняли партийные функционеры, для кото-
рых главное было отрапортовать верхам, что заказ выполнен. Ни для
кого не было секретом, что рано или поздно, а скорее всего рано (а
именно после XV съезда ВКП(б)), наступят коренные перемены в сто-
рону сворачивания НЭПа и укрупнения крестьянских хозяйств. Нужно
было готовить почву для такого разворота линии партии, что и сделал
XV съезд ВКП(б), состоявшийся в декабре 1927 года. Не к его ли
открытию спешили авторы сдать рукопись в печать – отрапортовать о
проделанной в области литературы работе? Роман с его резко критиче-
ским и карикатурным отношением к коммерсантам и перерожденцам
всех мастей расчищал путь к чисто административному управлению
страной с целью устранения существующих недостатков, описанных
столь живописно, и одновременно наносил удар персонально по Буха-
рину – большому приверженцу НЭПа, что было на руку Сталину. Буха-
рин был, видимо, так озадачен этим, что даже похвалил однажды в кон-
це 1928 года роман, замахнувшийся на НЭП, и процитировал не-
большой отрывок из него. Ситуация вокруг романа была непонятной
даже на самом верху. Он добавил мути, которой и без того хватало. В
мутной воде, как говорится, рыбу хорошо ловить, особенно тем, кто за-
ранее приготовил сети и знает, в каком месте «случайно» прорвет
запруду. Литературный маневр, безусловно, удался, а критики, не имев-
шие перед глазами четкого приказа, привыкшие делать все по указке,
не понимали, о чем писать, и молчали. Нарбута выгнали из партии
вслед за Троцким, а впоследствии (через 10 лет) расстреляли. Ни в од-
ном из своих воспоминаний ни Ильф, ни Петров никогда не упоминали
Нарбута – главного редактора журнала «30 дней», преданного по указке
партийных функционеров полному забвению. Ильф и Петров писали
свой роман, вероятнее всего, даже не зная, для чего или для кого они
его пишут. Они действительно оказались вполне сформировавшимися
писателями, да к тому же еще и талантливыми. В.Катаев был прав,
когда сказал им это, прочтя первую часть романа в рукописи. Заказчики
не учли одного – что пирог окажется не совсем с той начинкой, какую
заказывали. Но это выяснилось только после публикации. Вот поэтому
и была пауза в оценке сверху. Роман вместе с его авторами одно время
висел в воздухе. С одной стороны популярность, любовь читателей, го-
норары, а с другой – молчание. Когда власть молчит, всегда тягостно и
тревожно на душе. Особенно если власть живет не по законам, а по по-
нятиям. Власть взяла паузу, чтобы сформулировать свое отношение к
роману. Кто поумнее, увидели в нем угрозу социалистическому строю.
Но высказаться об этом никто не решился, хоть отдельные робкие голо-
са раздавались: романто вредный. И они были правы. Роман буквально
нашпигован насмешками над существующим строем. Название шах-
матного клуба «Красный эндшпиль», например. Разве это не издева-
тельство, не прямая насмешка образованного человека над неучами, ту-
чами обитавшими в бесчисленных советских учреждениях? Главный
герой романа О.Бендер буквально ненавидит все советское и при лю-
бом удобном случае высмеивает как сам строй, так и его ярких предста-
вителей. И тем не менее, наверху решили, что роман полезен в конкрет-
ной общественнополитической ситуации. Главным его достоинством, с
точки зрения официальной критики, была демонстрация крушения иде-
алов индивидуализма, роман помогал перейти к серьезным преобразо-
ваниям в сельском хозяйстве, где вовсю хозяйничал кулак-
индивидуалист.
В 1927 году крестьянские хозяйства «сорвали» заготовку зерна. Это
был плохой результат для страны и хороший повод свести счеты с кем
надо на политическом Олимпе. Здесь антинэповский роман, хоть и не
затрагивающий сельскую тему, бил, как говорится, в яблочко. Он
расшатывал и развенчивал авторитет Бухарина – защитника НЭПа,
причем всенародно. Роман стал мощнейшим идеологическим аргумен-
том в борьбе за претворение в жизнь планов Сталина. Если чтото слу-
чилось – ищи, кому это выгодно. Это аксиома. Выгодоприобретателя
искать долго было не нужно. Потенциальные жертвы тоже были доста-
точно четко обозначены в материалах съезда. Главная жертва – частник
в промышленности и сельском хозяйстве. Уже к концу 1928 года, когда
ЦК партии взял курс на сворачивание НЭПа, роман стали сначала роб-
ко, а потом все настойчивее хвалить. Получилось, что роман был
направлен против Бухарина – человека, мешавшего (согласно мнению
большинства историков) Сталину захватить полностью власть в свои
руки. Бухарин считал нэповский путь развития страны, предложенный
еще Лениным, правильным. (Потом он пересмотрел свои позиции и
раскаялся, но было уже поздно. За «ошибки» его сместили со всех по-
стов). Если посмотреть на роман под этим углом, тогда все становится
на свои места и многие моменты проясняются. Но доподлинно это
утверждать нельзя, поскольку это всего лишь логичная, аргументиро-
ванная, но версия.
Литераторы того времени частенько старались угодить власть пре-
держащим и доказать свою преданность. Уехавший в эмиграцию И.Бу-
нин проклял в своем сочинении «Окаянные дни» многих писателей и
деятелей культуры, которые пошли на сотрудничество с большевиками,
в том числе и Василия Регинина (заместителя Нарбута в журнале «30
дней») – блестящего журналиста, знакомого со всеми знаменитыми пи-
сателями того времени. По воспоминаниям современников, Регинин
был авантюристом и довольно беспринципным человеком. Есть версия,
что именно он редактировал роман «Двенадцать стульев». Ради тиража
своего издания (а в то время он был редактором самого престижного
литературного журнала «30 дней») он мог пойти на любую авантюру и
на любой сговор. Издательство было главным делом его жизни. Расска-
зывают случай, что когда он до революции был редактором «желтого»
журнала (Регинин, в основном, редактировал желтую прессу), то ради
увеличения тиража и привлечения внимания к собственной персоне во-
шел в клетку с тиграми. Цирк на Цветном бульваре был полон. Регинин
во фраке и с хризантемой в петлице вошел в клетку с хищниками, вы-
пил, не торопясь, кофе и с достоинством покинул арену. Хищники сра-
зу бросились вслед за ним, но было уже поздно. Публика была просто в
восхищении. Вокруг цирка собралась толпа зевак, потому что билетов
на всех не хватило. Еще бы, такое зрелище – посмотреть, как бенгаль-
ские тигры кушают известного редактора. Когда еще такое увидишь?
Регинин знал вкусы публики и сознательно шел на риск. Тираж журна-
ла резко подскочил. Регинин был доволен. То, что его чуть не растерза-
ли хищники, было не важно. Главное – тираж. Регинин хорошо знал
Катаева и Ильфа еще по Одессе, где работал редактором в «Окнах РО-
СТА». Публикация романа с пропущенной антисоветчиной, возможно,
была очередной выходкой любителя эпатажа Регинина с целью поднять
тираж и привлечь внимание читателей к журналу. Возможен вариант,
что был и заказ, и выходка одновременно. Регинин, с его игривым ха-
рактером, ухватился за предложение и решил, что называется, «повесе-
лить публику» – сделать небольшой литературный скандальчик. В жиз-
ни часто так бывает – когда собираются в одном месте эпатажные
люди: политики, журналисты, писатели, редакторы, – то обязательно
последует взрыв. Выход в свет романа «Двенадцать стульев» – это, без-
условно, творческий взрыв, получившийся потому, что собралась нуж-
ная критическая масса. А Ильф и Петров честно, добросовестно, а глав-
ное, с огоньком и задором, свойственным юности, выполнили свою ра-
боту, остальное все сделали другие: отредактировали, согласовали,
благословили и быстро напечатали. Возможно, в ходе написания рома-
на «смотрящим» (по одной из версий это был именно В.Катаев) вноси-
лись корректировки. Ильф и Петров, даже если бы и захотели, то все
равно подругому написать бы не смогли. В их сатире нет конъюнктуры,
иначе бы люди не читали произведение, что называется, запоем. Другое
дело, что роман затронул серьезные политические проблемы.
В 20е годы прошлого века все, кто брался за перо, так или иначе на-
чинали играть в политику. Политика – дело тонкое, нужно думать и о
том, что о тебе подумают потомки. Персоналии были выбраны не слу-
чайно. И, наверное, не случайно летом 1927 года Ильфа и Петрова ре-
дакция газеты «Гудок» направила в командировку на Кавказ и в Крым.
Это было довольно увлекательное путешествие, из которого авторы
привезли множество впечатлений и зарисовок, так пригодившихся при
написании романа. Те, кто их посылал, знали, кто на что способен и
чего от каждого ждать. Фельетонист мог написать только карикатуру, а
на кого карикатура уже не столь важно. Главное, чтобы первое лицо
осталось незапятнанным – остальных критиковать и пятнать можно.
Ильф и Петров, уже к тому времени заставившие заговорить о себе как
о великолепных фельетонистах, мастерах, карикатуристах слова, и не
претендовали на то, что им закажут исторический романэпопею. Им
могли заказать только карикатуру со стопроцентной гарантией, что они
справятся. Ясно одно – они не планировали ни писать романы, ни вы-
ступать тандемом. Но когда В.Катаев предложил им фактически соав-
торство, они, естественно, согласились. Чувство страха, конечно, было.
Ведь одно дело фельетоны, а другое дело – целый роман.
Как задумывался роман, неизвестно, а вот что получилось, читатели
оценивают уже 90 лет. И, думается, глупо пытаться убедить читателя,
как это делают некоторые современные критики, в том, что роман – го-
лимая конъюнктура, а Ильф с Петровым – заурядные авторы, хоть ис-
тины ради стоит признать, что проходных и серых фельетонов у них
довольно много. Чтож, требовать от фельетона высокой художествен-
ности не стоит – это всетаки газетный, а значит, в большей части ин-
формационный, нежели литературный материал. Зато роман получился
бодрый, что называется, от души, оптимистичный, предваряющий из-
менения в обществе, не очень хорошие для большинства персонажей.
Его часто сравнивают с гоголевской поэмой «Мертвые души». Анало-
гия действительно есть. Но если у Гоголя все герои «небокоптители»,
то у Ильфа и Петрова они весьма деятельны и энергичны, что увеличи-
вает причиненный ими вред обществу в разы.
«Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу» – транс-
парант, висевший в богадельне, призывал граждан быть полезными
членами коллектива. Большинство героев романа, хоть и тщательно
пережевывали продукты питания, но обществу, тем не менее, вредили.
Финал романа не случаен. Остап Бендер – самый энергичный и самый
предприимчивый персонаж погибает от руки подельника. Гибель
О.Бендера в романе закономерна и символична, возможно, что роман и
писался для того, чтобы привести главного героя, олицетворяющего со-
бой многочисленную и разношерстную когорту жуликов и мошенни-
ков, расплодившихся при НЭПе, к столь печальному финалу, который,
безусловно, понравился правящей элите. Для авантюрного романа, ко-
торый во все времена считался легким жанром, финал получился доста-
точно жестким, даже в немного юмористической подаче авторами ро-
мана смерти Остапа. Подобная участь постигла и главного героя друго-
го авантюрного романа, написанного известным в то время писателем
А.Толстым, «Гиперболоид инженера Гарина», который вышел всего на
несколько месяцев раньше «Двенадцати стульев». В нем инженер Га-
рин, мечтавший покорить весь мир, тоже остается у разбитого корыта.
Получается, что прием по развенчанию (разоблачению) главного персо-
нажа романа «Двенадцать стульев» был тоже не очень оригинальным и
применяем другими авторами. Драматична и судьба многих других
персонажей романа. Подельник О.Бендера Киса Воробьянинов сходит с
ума от горя, предварительно всадив компаньону в горло опасную брит-
ву – аналог гильотины (карающего меча Великой французской револю-
ции). Враг революционных преобразований О.Бендер был казнен ору-
жием уличных жиганов и карманников. Это было далеко не случайно –
бритва выбрана как инструмент возмездия, этим подчеркивалось, что
страной правят люди с уголовным прошлым. Никто не заметил этого
подтекста. Большевистским лидерам нужен был в литературе материал,
высмеивавший всю несостоятельность и жалкость людей, ставших на
путь накопительства и обогащения, и они его получили, и не важно, ка-
ким образом был уничтожен враг – по приговору суда или во время
криминальных разборок перед дележом добычи. Бритва в горло – это
был и ответ Бухарину на его красноречивое обращение к крестьянству:
«Обогащайтесь». Впоследствии эта бритва полоснула по горлу и само-
го Бухарина.
В романе много представителей так называемой новой буржуазии,
чья песенка была уже спета, а судьба предрешена, несмотря на увере-
ния О.Бендера: «Заграница нам поможет». Не помогла. Набор персона-
жей в романе очень пестрый, разнообразный и разнокалиберный. Это
представитель частного предпринимательства, гробовых дел мастер Бе-
зенчук; торговка мадам Грицацуева; Виктор Михайлович Полесов –
слесарьодиночка; Эллочкалюдоедка, паразитирующая на хорошей зар-
плате мужа, работавшего, вероятнее всего, у нэпмана; мечтающий
открыть свечной заводик отец Федор; предприимчивый мошенник Ко-
робейников, бессовестно торгующий ордерами на чужую мебель; «ба-
рин из Парижа» Ипполит Матвеевич (Киса) Воробьянинов – бывший
предводитель дворянства, готовый за деньги заложить дьяволу душу;
бывший гласный городской думы Чарушников, сохранивший с «хоро-
ших времен» в заначке большие капиталы и мечтающий о возвращении
этих самых «хороших времен»; владелец «Быстроупака» Дядьев; пред-
седатель Одесской бубличной артели «Московские баранки» Кисляр-
ский; ну и, наконец, самый предприимчивый из всех – свободный ху-
дожник Остап Бендер, который знал множество способов зарабатыва-
ния денег, кроме одного – честного. Желание обитателей Старгорода
вернуть прежние времена и захватить власть выглядит комично. Хоть
сама схема «деньги – власть» вполне реалистична и современна. Кому
же идти во власть, ежели не людям с капиталами? Эта галерея карика-
тур столь живописна, а образы столь сочны, выпуклы и современны,
что кажется, они написаны сегодня, а не девяносто лет назад.
Среди перечисленных персонажей нет ни одного порядочного чело-
века. Все герои романа ущербны, потому что хотят красиво жить за чу-
жой счет. В этом есть, конечно, немного конъюнктуры, но в целом пер-
сонажи живые, не вымышленные. Советчики и консультанты, которые,
безусловно, стояли за спинами авторов романа, правда, не рассчитали,
что они (авторы, не важно, двое их или всетаки трое) окажутся та-
лантливыми людьми и хряснут уже от себя мозолистой писательской
рукой по кадрам, воспитанным и взлелеянным в «прогрессивной» со-
ветской системе, написав целую галерею совслужащих и прочих твор-
ческих работников, готовых воспевать все, что угодно, лишь бы им за
это платили. Никто из персонажей романа не вызывает жалости и ми-
нимальной симпатии, потому что все герои асоциальны. Роман вышел
концентрированный, с множеством побочных тем. При желании сю-
жетных линий романа хватило бы еще на парочку довольно толстых
произведений. Но этим он и ценен. Здесь что ни строчка – то цитата.
Эта картинная галерея состоит не только из нэпманов и бывших пред-
водителей. Это и «измученный нарзаном» пропойца, а по совместитель-
ству монтер Мечников из театра «Колумб»; инженер Брунс – любитель
«гусика»; пролетарий умственного труда дворник Тихон, мечтающий о
медали за дворницкий труд; голубой воришка Альхен, беззастенчиво
запустивший руку в государственный карман (прототип будущего рос-
сийского чиновника, живущего за счет разворовывания бюджета) и
подтянувший для разворовывания госсобственности всех своих много-
численных родственников; ЛяписТрубецкой, сочиняющий заказуху на
любые темы; любители шахмат – васюкинцы; театральные режиссеры-
экспериментаторы; журналисты, пишущие о том, чего они не знают
(акробаты пера). Все это были персонажи уже не из прошлого времени
(как назвал его О.Бендер – «доисторический материализм»), не поро-
ждение угарного НЭПа, а продукты забюрокраченной советской дей-
ствительности. Они нарисованы в романе достаточно зло и ярко.
За каждым из этих персонажей стоял ктото в жизни. Например, Ля-
писТрубецкой посвятил свою поэму загадочной Хине Члек. В.Мая-
ковский входил в близкий круг общения и Катаева, и Регинина, и
поэтому они знали, что Маяковский состоит в близких отношениях с
замужней дамой, которую звали Лиля Брик. Аналогия напрашивается
сама собой. Ничего страшного в этом, казалось бы, не было, но муж
Лилии Брик был в курсе интимных дел собственной супруги и считал
это нормальным. Более того, они открыто жили втроем. Такая тогда
была мода – «передовые умы» боролись таким образом с буржуазной
моралью, считая брак пережитком капитализма. Вот над этим зло и по-
шутили сатирики. Тема новых (революционных) отношений между
мужчиной и женщиной была в начале 20х годов очень популярна.
А.Коллонтай – видный деятель большевистской партии написала и
опубликовала в 1923 году статью «Дорогу крылатому Эросу! (Письмо к
трудящейся молодежи)», в которой обосновала свою теорию «товари-
щеской» любви, статью воспринятую многими, в том числе и творче-
скими людьми, как манифест «свободной любви».
В первый год после опубликования романа «Двенадцать стульев»,
несмотря на огромную популярность среди читателей, критика отмал-
чивалась, видимо, не зная, что ей делать – рвать авторов и роман в кло-
чья или взахлеб хвалить. Роман хоть и вышел, что называется, точно по
расписанию, но все же немного запоздал (XV съезд ВКП(б), взявший
курс на коллективизацию, к моменту публикации романа уже состоял-
ся), хотя политическая обстановка стала более благоприятной для при-
нятия романа власть предержащими. XV съезд закончился в декабре, а
незадолго до этого, в октябре 1927 года Троцкий (Бронштейн) был вы-
веден из ЦК, а потом исключен из партии и сослан в Уфу. Главный по-
литический конкурент Сталина, сторонник перманентной (всемирной)
революции был устранен. Если верить Троцкому, он был пусть не
ярым, пусть с оговорками, но сторонником НЭПа. В 1927 году Троцкий
писал: «Более последовательные фальсификаторы пытаются изобразить
дело так, будто я был против НЭПа. Между тем, неоспоримейшие фак-
ты и документы свидетельствуют о том, что я уже в эпоху IХ съезда не
раз поднимал вопрос о необходимости перехода от продразверстки к
продналогу и, в известных пределах, к товарным формам хозяйственно-
го оборота... Переход к НЭПу не только не встретил возражений с моей
стороны, но, наоборот, вполне соответствовал всем выводам из моего
собственного хозяйственного и административного опыта». Написано
вроде бы все правильно. Но нужно отдавать себе отчет, что Троцкий
был политиком, а политики часто думают одно, говорят второе, а дела-
ют третье. Этим грешил не только Троцкий. Поэтому его «любовь» к
НЭПу вызывала у его «друзей» по партии серьезные сомнения.
Кстати, Л.Д.Троцкий, являясь человеком, склонным к писательству,
слывшим знатоком литературы, а также человеком, имевшим близкие
контакты со многими литераторами того времени, использовал их в
борьбе с политическими конкурентами. В 1926 году вышел роман
Б.Пильняка «Очерк непогашенной луны», где автор непрозрачно наме-
кает на участие Сталина в судьбе Фрунзе. Пильняк был довольно близ-
ко знаком с Троцким, нередко хвалившим его. Вовсе не случайно в сво-
ем политическом романе он выступил против Сталина. Троцкий поли-
тический бой проиграл, за это поплатился жизнью Пильняк. Произведе-
ния многих советских писателей использовались в борьбе партийных
группировок, а также для идеологического промывания мозгов в нуж-
ную сторону. Писатели частенько при помощи друзейполитиков своди-
ли счеты друг с другом, расчищая себе чужими руками путь к славе. Не
всегда все это было тщательно законспирировано, иногда статьи писа-
лись под диктовку.
В творчестве родного брата Е.Петрова В.Катаева был похожий эпи-
зод – участие в творческой поездке на строительство Беломоро-
Балтийского канала имени тов. Сталина и написание по итогам поездки
одной из глав одноименной книги. Впоследствии, видимо, сожалея об
этом, писатель не включил это произведение в вышедшее в 1984 году
десятитомное собрание сочинений. Ильф и Петров тоже были среди
приглашенных писателей и приехали в составе делегации на строитель-
ство канала. Писатель Л.Славин, друг юности Ильфа и Петрова еще по
Одессе, пишет в своих воспоминаниях о том, что писателей встречали
на вокзале с духовым оркестром. Ильф поинтересовался, кто это игра-
ет. Ему сказали, что это «бытовики». «А кто такие бытовики?» – спро-
сил любознательный Ильф. Сопровождающие пояснили, что это те, кто
на почве ревности убил, например, жену или любовницу. «А, значит
это оркестр рогоносцев!» – мрачно пошутил Ильф.
Участвовать в написании романа об «ударниках» строительства Бе-
ломорканала Ильф и Петров отказались. В.Катаев не был столь принци-
пиален. Он согласился. «Заказуха» в то время (впрочем, как и всегда)
была в почете. В.Катаев, по воспоминаниям современников писателя,
добровольно (возможно, опасаясь, что всплывет его служба у Деникина
во время гражданской войны или то, что его дед по линии матери был
царским генералом) «откликнулся» на призыв партии бросить все силы
на индустриализацию страны и вызвался писать главу в книге «Беломо-
роБалтийский канал имени Сталина. История строительства», для чего
в составе писательской делегации, разбавленной, как и положено, пред-
ставителями ОГПУ, выехал на север. Впоследствии ему прощалось
многое, то, что другим писателям не сходило с рук. Надо отдать В.Ка-
таеву должное – он часто заступался за писателей, что, конечно, могло
стоить ему головы, потому что руководство не любило тех, кто ходил
не строем и пел не хором. Его спасали только связи и авторитет «пра-
вильного» писателя, умеющего выдать на гора в нужный для страны
момент «съедобный» литературный материал. Его преданность власти
не вызывала ни у кого даже малейших сомнений. Очевидно, В.Катаев
дал комуто наверху гарантии, что роман на нужную тему будет хорошо
и быстро написан, и дело, что называется, пошло. Литературные
«рабы» засучив рукава взялись за перо.
Ильф и Петров трудились ночи напролет – поджимали сроки. Скла-
дывается впечатление, что роман принимался в редакции журнала ча-
стями, а не весь целиком, поскольку за такой короткий срок, как напи-
сано в воспоминаниях Петрова, перепечатать на машинке, утвердить,
включить в редакционный план и отредактировать рукопись более чем
в 20 печатных листов было невозможно (об этом пишут в своей статье
«Легенда о великом комбинаторе, или Почему в Шанхае ничего не слу-
чилось» исследователи творчества Ильфа и Петрова Одесский и Фельд-
ман). Поэтому признание Петрова в своих мемуарах: «Мы не знали, на-
печатают роман или нет», – не более чем лукавство. Они знали – обяза-
тельно напечатают и, что называется, жали на все педали. Петров както
аллегорически пошутил, что роман «Двенадцать стульев» написан кро-
вью. Это была правда. Не понравься роман заказчикам, усмотри они в
нем двойное дно или политическую крамолу (а она в романе есть), и
все – расплачиваться, действительно, пришлось бы кровью. Но все за-
кончилось благополучно – карты легли как надо. За роман авторы полу-
чили неплохой гонорар, обставили квартиры, справили приличную оде-
жду и купили В.Катаеву золотой портсигар в подарок (согласно устной
договоренности). Поскольку роман получился «законспирированный»,
личности писателейсатириков потихоньку стали обрастать легендами –
еще бы, такой головокружительный успех. Часть легенд возникла еще
при их жизни, благодаря друзьям, часть сочинили они сами, отвечая
шутками на вопросы любопытных граждан.
Ильф и Петров были членами Союза писателей СССР, участниками
первого съезда писателей, который состоялся в 1934 году. Неверно
было бы сказать, что на съезде именно они правили бал, но, тем не ме-
нее, их там хвалили, в отличие, например, от Б.Пастернака и Ю.Олеши.
Это означало лишь одно – у власти к ним претензий пока не было. Не-
понятным остается почему, несмотря на все заслуги и любовь несколь-
ких поколений читателей, так и не был организован музей Ильфа и
Петрова, нет им и памятника в России (есть памятник в Одессе).
Ильф и Петров соединили два таланта журналиста, и в результате
соединения неожиданно образовался писательсатирик, которого
И.Эренбург, знавший лично обоих одесситов, назвал «Ильфпетровым».
Они стали не просто неразлучными, но уже и неразделимыми, как си-
амские близнецы. Впоследствии они выработали один общий стиль, и
даже маститые критики и писатели, близко знавшие их, не могли ска-
зать, где писал Ильф, а где Петров. И это при всем их внешнем и вну-
треннем различии – один был угрюмым и молчаливым, другой – бой-
ким и разговорчивым. Мнения друзей и знакомых – кто был главный в
их тандеме – разделились. Одни считали, что первую скрипку в дуэте
играл Ильф, потому что был острее на язык и обладал сверхчеловече-
ской наблюдательностью, другие – что Петров, потому что рукописи
были записаны его рукой и многие организационные вопросы были ис-
ключительно в его компетенции. Как было на самом деле, не знает ни-
кто. Общим у них было одно – любовь к литературе и умение находить
смешное там, где его нет (сцена смерти мадам Петуховой, название по-
гребальной конторы «Милости просим», классификация смертей гробо-
вых дел мастером Безенчуком, убийство опасной бритвой Кисой Воро-
бьяниновым Бендера в конце романа. «Что это за лужа? – подумал Ип-
полит Матвеевич. – Да, да, кровь... Товарищ Бендер скончался»). Уме-
ние смотреть на жизненные события под определенным сатирическим
углом – одна из составных частей писательского таланта.
Известно, что они шутили не только над своими литературными ге-
роями, но и над самими собой. Антон Павлович Чехов перед тем, как
уйти в лучший мир, попросил шампанского, вкусил его и со счастли-
вым видом произнёс: «Давненько я не пил шампанского». Потом лёг на
диван и сказал понемецки: «Ich sterbe» (Я умираю). Он скончался как
истинный врач, констатирующий факт смерти пациента, коим в данном
случае был он сам. Незадолго до смерти Ильф, выпив бокал шам-
панского в компании своего соавтора в американском отеле, пошутил,
перефразируя А.П.Чехова: «Шампанское пью, – сказал он. – Наверное,
скоро умру». И действительно вскоре умер.
У дотошных и любопытных читателей, во все времена интересовав-
шихся больше личной жизнью знаменитостей и тем, сколько им запла-
тили за тот или иной шедевр, естественно, возникал вопрос: кто был в
этом дуэте паровозом, а кто вагоном? К сожалению, приходится огор-
чить большую армию окололитературных любителей разоблачений и
развенчаний и констатировать факт, что никакой негативной информа-
ции сообщить им об авторах пока не представляется возможным. Исто-
рия умалчивает, кто у них был «паровозом». На титульном листе чер-
новика рассказа «Мореплаватель и плотник» Ильф сделал приписку
«Почерк Петрова. Идеи и мысли мои. Пусть докажет противное. Тото!»
Ниже красовался ответ Петрова: «Неужели ктолибо может подумать,
что я буду записывать какието посторонние мысли. Тотото!»
Согласно официальной версии, познакомились Ильф и Петров в
доме писателя В.Катаева. Вскоре они стали работать в редакции газеты
«Гудок» в отделе писем рука об руку с Ю.Олешей, В.Катаевым, М.Бул-
гаковым, М.Кольцовым, Л.Славиным. Они редактировали рукописи ра-
бочих корреспондентов, поскольку те были зачастую безграмотные, пи-
сали фельетоны на злобу дня, бичуя пережитки, и отвечали на письма.
Работа была очень интересной, позволявшей в полном объеме насы-
щаться жизненными впечатлениями, так им пригодившимися впослед-
ствии при написании романа «Двенадцать стульев». Шутить вдвоем,
как и писать, оказалось очень трудно, потому что когда один шутил,
другой в это время должен был думать о чемто серьезном, например, о
том, что они будут завтра кушать, как напечатать рукопись и при этом
еще умудриться получить гонорар. Ильф был не способен «хватать ко-
гото за горло», поэтому этими щекотливыми вопросами занимался Пет-
ров. Они были женатыми людьми, а семьи, как известно, требуют
средств (не путать с «искусство требует жертв»). Если авторов двое,
значит, и гонорар должен быть ровно в два раза выше – так считали но-
воявленные братья Гонкуры. Почему Гонкуры? Когда у них спрашива-
ли: «Как вы пишете вдвоем?», сатирики отвечали: «Как братья Гонку-
ры. Эдмонд бегает по редакциям, а Жюль сторожит рукопись, чтобы не
украли знакомые». Редакторы журналов и издательств – люди, как пра-
вило, практичные и, как следствие, меркантильные, платили «братьям»
как за одну авторскую единицу. Это было несправедливо, ведь там, где
автородиночка выпивал одну кружку пива, наши авторы выпивали две;
естественно, они снашивали в два раза больше обуви; теряли больше
запонок и в два раза больше заляпывали чернилами рубашек, а также
поглощали котлет и шницелей, когда таковые были; протирали на рабо-
те не одни брюки, а пару; выкуривали в два раза больше сигарет, нано-
ся таким образом двойной удар своему расшатанному подневольным
непосильным литературным трудом здоровью. Да, без брюк и котлет
писателю никак нельзя. Слава богу, что многочисленные командировки
выручали. Суточные в бухгалтерии редакции выплачивались строго по
паспортам, а они у них были отдельными: один на Ильфа, а другой на
Петрова. Это объясняет то, почему сатирики так любили командиров-
ки. Да, денег конечно же не хватало катастрофически. Молодые расту-
щие организмы сатириков требовали калорий, хорошей одежды и при-
личного жилья. И если Е.Петров мог надеяться на помощь обласканно-
го властью старшего брата, то лишенный высокооплачиваемых
родственников в Москве Ильф вынужден был носить одни брюки на
двоих со своим соседом по общежитию Ю.Олешей. В ситуации, когда
тебе не в чем выйти на улицу, смешного, конечно, мало, тут не до юмо-
ра. Людей, умеющих шутить на пустой желудок, на свете очень мало.
Можно сказать, что их нет совсем. Ильф и Петров принадлежали имен-
но к этой редкой породе людей.
В конце концов, видимо, плюнув на все перипетии писательской
судьбы и на все несовершенство мира, Ильф и Петров решили не про-
сто писать вместе, а писать по возможности очень смешно. Как часто
бывает в жизни, все решил случай. Идею романа им, что называется,
навязали. Родной брат Е.Петрова писатель Валентин Катаев, печатав-
шийся на четвертой полосе газеты «Гудок» под псевдонимом «Старик
Собакин», подбил их на авантюру. Евгений Петров впоследствии так
напишет об этом в своих воспоминаниях об Ильфе: «Однажды он во-
шел туда со словами:
– Я хочу стать советским Дюмаотцом.
Это высокомерное заявление не вызвало в отделе особенного энту-
зиазма. И не с такими заявлениями входили люди в комнату четвертой
полосы.
– Почему же это, Валюн, вы вдруг захотели стать Дюмапером? –
спросил Ильф.
– Потому, Илюша, что уже давно пора открыть мастерскую совет-
ского романа, – ответил Старик Собакин, – я буду Дюмаотцом, а вы бу-
дете моими неграми. Я вам буду давать темы, вы будете писать рома-
ны, а я их потом буду править...
– Есть отличная тема, – сказал Катаев, – стулья. Представьте себе, в
одном из стульев запрятаны деньги. Их надо найти. Чем не авантюрный
роман?»
Надо сказать справедливости ради, что сюжет не был нов и ориги-
нален. У писателя Артура Конан Дойля, придумавшего знаменитого
сыщика Шерлока Холмса, в одном из рассказов сокровища искали в
бюстиках Наполеона, которых было ровно шесть. Но суть была не в
этом. Заручиться поддержкой популярного писателя, вхожего во мно-
гие кабинеты с высокими потолками и дорогой мебелью, это была уже
удача, к тому же Катаев был калач тертый и наверняка договорился об
издании этого романа в какомнибудь журнале (так и получилось, роман
был напечатан, что называется, с колес, без долгих согласований и про-
волочек, что говорит в пользу той версии, что он был заказным).
Так решилась их судьба. Это был август 1927 года. Сначала они хо-
тели писать по главам: одну главу пишет Ильф, другую Петров, но по-
том, по предложению Ильфа, который был старше, мудрее и опытнее
Петрова, решили писать вместе, оставаясь до поздней ночи, а иногда и
до утра в редакции газеты. Так было удобнее. Сначала было решено,
что стульев для ровного счета должно быть двенадцать, главному ге-
рою присвоили звучную и многообещающую фамилию Воробьянинов,
его тещу нарекли мадам Петуховой, над похоронным бюро друзья по-
весили циничную вывеску «Милости просим». Что ж, молодости свой-
ственен цинизм и нигилизм. Все бралось, что называется, из жизни.
Фигуру Воробьянинова без страха перед проклятием родственниками
срисовали с родного дяди Петрова. Роман уже просто не мог быть неу-
дачным, потому что на карту была брошена честь семьи. Но в романе
пока не было чегото главного. Авторы пока и сами не знали, чего. Так
часто бывает – задумывался роман поодному, а написан был совсем по-
другому, и неизвестно, остался ли доволен «заказчик», если он, конеч-
но, был, тем, что в конце концов получилось. Главное другое – в вы-
игрыше оказался прежде всего читатель, получивший современнейший
роман, которого еще никогда не знала отечественная литература. Ильф
и Петров здесь оказались первопроходцами.
Остап с немного одиозной фамилией Бендер, которую Ильф привез
из Одессы (один знакомый мясник с Малой Арнаутской улицы носил
такую фамилию), сначала был вообще, по воспоминаниям того же Пет-
рова, задуман как второстепенная фигура: «Для него у нас была приго-
товлена фраза, которую мы слышали от одного нашего знакомого би-
льярдиста: «Ключ от квартиры, где деньги лежат». Но Бендер стал по-
степенно выпирать из приготовленных для него рамок. Скоро мы уже
не могли с ним сладить. К концу романа мы обращались с ним как с
живым человеком и часто сердились на него за нахальство, с которым
он пролезал почти в каждую главу». «Работа была каторжной, – писал
Петров. – Мы даже не представляли, что нам будет так тяжело. Обсу-
ждали каждую фразу. Если фраза приходила в голову обоим – сразу ее
отставляли».
В январе 1928 года соавторы с облегчением вздохнули, когда после
почти полугодового каторжного ночного труда роман был завершен и
напечатан в журнале «30 дней», главным редактором журнала был
В.Нарбут – талантливый поэт, друг Валентина Катаева, с которым он
сотрудничал еще в Одессе. В.Нарбут в 1928 году (странное совпадение,
именно в год выхода романа «Двенадцать стульев») был отстранен от
работы редактора, а впоследствии арестован по обвинению в укра-
инском национализме и в 1938 году расстрелян, уже находясь в лагере,
по приговору «тройки». Если бы не эта троица – КатаевНарбутРегинин,
то неизвестно, увидел бы роман «Двенадцать стульев» свет или нет.
Участие В.Регинина (редактора журнала «30 дней» в создании и
выпуске романа почемуто всегда замалчивалось авторами, возможно
потому, что Регинин был другом отстраненного от работы и репресси-
рованного Нарбута. Роман печатали быстро. С момента написания пер-
вой строчки романа: «В городе N было так много парикмахерских заве-
дений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города ро-
ждаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову ве-
жеталем и сразу же умереть» и до публикации первой главы прошло
всего пять месяцев. Катаев, который остался доволен первой частью ро-
мана и отказался (по официальной версии) править рукопись на том
основании, что она и так хороша, видимо, торопился напечатать ее,
зная, что обстоятельства могут измениться. Как показало время, торо-
пился он не зря. После снятия Нарбута с работы Ильфа и Петрова
больше не печатали в журнале «30 дней». Наступило тягостное ожида-
ние. Смешной роман потянул несмешные судьбы людей, помогавших
ему обрести своего читателя. В 1928 году Ильфа увольняют из редак-
ции газеты «Гудок» якобы по сокращению кадров. Это был повод.
Вскоре в знак солидарности из редакции увольняется и Е.Петров.
Роман мгновенно приобрел успех у самых широких слоев населе-
ния. Но не сразу читатель понял, что перед ним, думая, что это всего
лишь развлекательное чтиво. К счастью, наверху оказалось не так
много образованных людей, которые смогли бы раскусить истинный
смысл этого произведения, где каждая фраза или реплика – это удар по
созданной за 10 лет правления большевиков бюрократической машине.
Уже после того, как в 1931 году был написан и издан второй роман ди-
логии о великом комбинаторе «Золотой теленок», когда уже не было в
живых ни Ильфа, умершего от туберкулеза в 1936 году, ни Петрова,
разбившегося во время Великой Отечественной войны на самолете под
Ростовом, их произведения были запрещены и изъяты из библиотек.
Случилось это в 1947 году. Только в 1956 году романы снова были раз-
решены для печати. В 1961 году вышло собрание сочинений Ильфа и
Петрова в пяти томах тиражом 300 тысяч экземпляров (сейчас библио-
графическая редкость). Писатели как будто вернулись из небытия. В
1956 году к первому после запрета изданию предисловие написал К.Си-
монов. В своей вступительной статье он признает огромный вклад Иль-
фа и Петрова в советскую литературу и их уникальность, не забывая,
конечно, при этом на каждой странице напоминать, что они обличали
прежде всего пережитки капитализма. Наступила хрущевская оттепель,
и роман, вернее, романы снова потребовались как символ демократиче-
ских перемен. Их снова стали печатать, о романах стали спорить, кри-
тики писали статьи и книги, посвященные творчеству Ильфа и Петрова,
подводя их искрометный талант под традиции и каноны социалистиче-
ского реализма.
Нарком просвещения Луначарский писал: «Юмористическая сатира
авторов «Золотого теленка» – не блеклая, а мощная и впечатляющая.
Она – законное детище советской эпохи». Нарком просвещения оши-
бался. Не детищем советской эпохи были романы Ильфа и Петрова, а
пасынками и изгоями. Они выросли не благодаря, а вопреки принципам
социалистического реализма, и сатира эта была направлена на борьбу
не с проклятым прошлым, а со «светлым и кристально чистым» настоя-
щим. Сатира всегда борется с настоящим. Авторы были наивны и рас-
считывали на то, что система способна на самоочищение. Ильф и Пет-
ров не были диссидентами, скорее наоборот – патриотами, желавшими
только одного – чтобы недостатков, мешающих людям счастливо жить,
было как можно меньше.
Героический и брутальный образ Остапа Бендера подсказал Ильфу
и Петрову другой их земляк – писатель Ю.Олеша. Он им поведал исто-
рию о гражданине по фамилии Шор. Звали молодого человека Осип.
Он работал в уголовном розыске и даже брал банду Мишки Япончика,
носил длинный шарф, капитанскую фуражку, давал сеансы одновре-
менной игры в шахматы в периоды безденежья и мечтал уехать в Ла-
тинскую Америку. Он участвовал во многих сомнительных проектах,
его деяния часто нарушали различные статьи различных кодексов: он
выдавал себя за турка, торговал индульгенциями, откатывая кому поло-
жено, притворялся гроссмейстером, пожарным инспектором, женился
на провинциальных знойных дамочках пожилого возраста изза отсут-
ствия у него жилплощади и денег, делал еще множество того, чего не
должен делать порядочный законопослушный человек согласно мо-
ральному кодексу строителя коммунизма. В отличие от своего прототи-
па О.Бендер, как мы знаем, чтил уголовный кодекс. «Я немею перед за-
коном», – говорил он. Есть все основания считать, что Осип Шор стал
прототипом великого комбинатора, только литературно переработан-
ным и дополненным буйной фантазией молодых авторов. По некото-
рым сведениям, Шор потом уже, после выхода романов высказывал не-
довольство тем, что авторы исказили его «героическую» биографию и
не заплатили ему отступные за использование ее в корыстных целях.
Шор время от времени встречался с Ю.Олешей, останавливаясь, буду-
чи в Москве, в его квартире, поддерживал с ним дружеские контакты
как с земляком.
Если писательскую судьбу Ильфа и Петрова можно считать «счаст-
ливой», то судьбу Ю.Олеши – собрата по перу Ильфа и Петрова, чело-
века, с которым они, что называется, бок о бок трудились в редакции
газеты «Гудок», таковой назвать трудно. Самые знаменитые из его
произведений это романы «Зависть» и «Три толстяка». Все говорило о
том, что он сделает блестящую карьеру журналиста и писателя. Но…
Как часто в жизнь вмешивается это «но». В 1934 году на первом съезде
Союза писателей Ю.Олеша вынужден был раскаяться и признать свои
писательские ошибки. В романе «Зависть», абсолютно гениальном
произведении, написанном великолепным и сочным языком, с прекрас-
ной фабулой, он (Олеша) совершил стратегическую ошибку, не учтя
того, что это было время строительства гигантов социндустрии, и не-
дальновидно, хоть и талантливо, сделал главным героем никому не
нужного интеллигента. Ему, конечно, указали на его политический про-
счет. Олеша с трибуны признал публично свои «ошибки» и раскаялся.
Такие раскаяния, которые были сродни спектаклю, потому что действо
происходило на сцене, нравились партийному и писательскому руко-
водству. Олешу пощадили и не поставили к стенке как некоторых дру-
гих, и он дожил до 1961 года, регулярно прикладываясь к бутылочке и
полностью бросив писать.
Когда пришла старость, он очень нуждался в деньгах. По Москве
50х ходил анекдот, что вроде бы Ю.Олеша, встретив в Доме литерато-
ров какуюто «шишку», спросил:
– А как меня похоронят?
– По высшему разряду, конечно, – ответила «шишка».
– А нельзя меня похоронить по обычному разряду, – сказал писа-
тель, – а разницу отдать мне сейчас?
До седых волос он сохранил в себе чувство юмора, присущее всем
одесским писателям, к коим относились также Ильф и Петров. Они
тоже уцелели какимто чудом. При желании можно было найти в их ро-
мане все, что угодно. История умалчивает, почему их не репрессирова-
ли. Многие литературные спецы того времени как, например, Н.Рыкова
подвергали их совместное творчество резкой критике как за стиль, так
и за содержание, обвиняя сатириков в искажении действительности и
еще в том, что они вместо изобличения Воробьянинова и Эллочки-
людоедки «обыгрывают их». Но, несмотря на не очень лестную крити-
ку, роман «Двенадцать стульев», что называется, вошел в народ. Из-
влечь его оттуда уже не могли никакие инструкции и постановления,
никакие критические статьи. В 1928 году роман вышел отдельной кни-
гой.
Работа в редакции «Гудка» принесла свои плоды. Ильф и Петров
набрались там литературного опыта, мастерства и умения организовы-
вать свое рабочее время. Они были журналистамифельетонистами, пи-
шущими в свободное от основной работы время сатирические романы.
Именно они, обладатели редчайшего таланта, стали духовными наслед-
никами и продолжателями традиций, заложенных в литературе Салты-
ковымЩедриным и Аркадием Аверченко, у которых они учились и ко-
торым даже подражали в своих первых рассказах и фельетонах.
Работа в «Гудке» (газета профсоюза железнодорожников) заставля-
ла их много ездить по стране, ходить по предприятиям, общаться с
людьми – это пополняло объем жизненных знаний. В 1927 году, летом,
в год написания романа «Двенадцать стульев», молодые журналисты,
но в то время еще не соавторы, посетили ряд живописных мест и
немного позднее, а именно спустя всего несколько месяцев, так сказать,
по свежим впечатлениям отразили это все в своем романе. Чебоксары,
Рыбинск, Минеральные Воды, РостовнаДону, Пятигорск, Владикавказ,
Батуми, Ялта, Севастополь – прекрасный набор городов для создания
эпического полотна.
В 2008 году скульптором Р.Юсуповым был создан памятник О.Бен-
деру, установленный у входа в Провал, где, как известно из романа,
О.Бендер боролся с дефицитом наличности, продавая билеты на осмотр
природной достопримечательности наивным курортникам. Но скуль-
птор допустил досадную неточность. На билете, который Остап держит
в руке, указана его цена – 50 копеек. Это противоречит тексту романа.
Возможно, Бендер и хотел брать с отдыхающих по полтине. Возможно.
Но великий комбинатор был хоть и мошенником, но все же не лишен-
ным гусарского благородства, и поэтому не мог драть такие деньги с
трудящихся. Его аппетиты были гораздо скромнее. Как истинный гума-
нист он брал по 10 копеек с носа. «Приобретай билеты, граждане! Де-
сять копеек! Дети и красноармейцы бесплатно! Студентам – пять копе-
ек! Не членам профсоюза – тридцать копеек! Остап бил наверняка. Пя-
тигорцы в Провал не ходили, а с советского туриста содрать десять ко-
пеек за вход «кудато» не представляло ни малейшего труда».
Кстати, в записных книжках Ильфа есть упоминание о пребывании
Ильфа и Петрова в Минеральных Водах, через которые ехали и герои
романа: «Для Ипполита Матвеевича был куплен билет в бесплацкарт-
ном жестком вагоне, в котором бывший предводитель и прибыл на
уставленную олеандрами в зеленых кадках станцию «Минеральные
Воды» СевероКавказских железных дорог…» Так описывают авторы
первый день пребывания «концессионеров» на Кавказских Водах. С
того времени сменились приоритеты – вместо зеленых кадок с олеан-
драми теперь разбиты клумбы с мясистыми агавами, делающими стан-
цию Минеральные Воды похожей на мексиканский вокзал.
То, что Бендер развернул на Кавказских Водах бурную коммерче-
скую деятельность, не удивительно. Он брал пример с местных жи-
телей, озабоченных единственной мыслью – косить деньги пока ку-
рортный сезон в разгаре. В своих записных книжках Ильф пишет: «Из-
возчику отдали три. Взял и уехал довольный. А мы после роскошной
жизни пошли пешком. Неоднократно видели Эльбрус и другие пидкру-
тизны. (Бештау, Змейка, Железная, Развалка и т.д.)
Сидим. Пробовали взобраться на Т.Д., но попали в «Цветник». Взя-
ли 32 копейки. Вообще берут. Обещают музыку. Но что за музыка, еже-
ли все отравлено экономией.
Местные жители красивы, статны, но жадны. Слова не скажут да-
ром. Даже за справку (устную) взяли 10 коп. Это не люди, а пчелки.
Они трудятся».
Прозорливость Ильфа и Петрова поражает. Они как будто предви-
дели, что через 90 лет после выхода романа в свет новоявленные бизне-
смены начнут брать с трудящихся деньги за посещение природных
объектов. Великие комбинаторы менее благородные, чем Остап Ибра-
гимович, станут бессовестным образом обирать трудящихся. Ктото,
огородив дощатым забором часть заказника и сделав угрожающую над-
пись «Частная собственность; въезд запрещен» сделал общенародные
леса и луга достоянием горстки людей, ктото «приватизирует» часть
пляжной территории на морском побережье и, поставив десяток лежа-
ков у кромки воды, взимает деньги. за возможность насыщаться ультра-
фиолетом непосредственно в зоне прибоя. Правда, в Пятигорске еще
бесплатно пускают к Орлу и не берут денег за вход в Провал, а в Кис-
ловодске нет поминутной тарификации прогулок по терренкуру. Воз-
можно, в скором времени и здесь появится табличка «Частная соб-
ственность», а ниже пояснение:«Прогулка по курортному парку, тариф:
1 км – 50 рублей». Дай, как говорится, Бог, чтобы этого не случилось. В
Краснодарском крае успешно и массово «окучивают» трудящихся,
страстно возжелавших насладиться природой: в Азишскую пещеру
запускают не за гривенник, как отпускал услуги Остап Ибрагимович, а
за 300 целковых (может, уже и больше), хочешь посмотреть на водопа-
ды – гони 150 рэ, лицезрение горной теснины обойдется отдыхающему
в 200 рэ. Ну, а простоявший многие тысячелетия дольмен можно осмот-
реть и ощупать всего за 100 рублей, поскольку он расположен на терри-
тории частного домовладения. Отличный коммерческий проект – си-
дишь дома, чаек попиваешь, а денежки капают. Бендер об этом даже не
мечтал. Во всяком случае, в его четыреста относительно честных
способов зарабатывания денег показ каменного дольмена не входил.
Кстати, никто из собственников дольмена не возражает, если за эти
деньги экскурсант даже засунет в узкое круглое отверстие мегалита го-
лову. Жаль, что не дожил Остап Ибрагимович до «светлых дней», вот
бы порадовался, вот бы развернулся! Возможно, в современный период
развития капитализма в России он предложил бы все дольмены, все во-
допады, все пещеры и все ущелья сделать платными.
– С какой целью взимаются деньги? – поинтересовались бы посети-
тели.
– С целью капитального ремонта ущелий, водопадов и древних
дольменов, – дерзко ответил бы Остап, – чтоб не сильно старели.
Видимо, у водопадов та же проблема, что и у провалов начала про-
шлого века. Нужно, чтобы они не очень сильно падали, экономя гидро-
ресурсы, а пещеры не самоуглублялись. Именно для этого и нужны по-
жертвования граждан.
Пятигорск описан в романе пусть не столь ярко, но узнаваемо, и,
можно даже сказать, романтично, с легким налетом столичного снобиз-
ма. «Был воскресный вечер. Все было чисто и умыто. Даже Машук, по-
росший кустами и рощицами, казалось, был тщательно расчесан и стру-
ил запах горного вежеталя». Заплатив гривенник, концессионеры во-
шли в «Цветник». «В «Цветнике» было много музыки, много веселых
людей и очень мало цветов. Симфонический оркестр исполнял в белой
раковине «Пляску комаров». В Лермонтовской галерее продавали нар-
зан...
– Эх, Киса, – сказал Остап, – мы чужие на этом празднике жизни».
Есть в романе место, которое любят цитировать курортники, приез-
жающие на Кавминводы. Это сцена с монтером Мечниковым. «Дуся! –
удивился монтер. – Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нарза-
ном». Фраза, брошенная монтером Мечниковым, стала крылатой. Мно-
гие, даже не читавшие роман, употребляют ее как русскую народную
поговорку, придуманную двумя одесситами. Роман подарил читателям
много крылатых выражений и афоризмов. Он буквально нашпигован
ими, как буженина чесноком и морковью.
«У вас талант к нищенству заложен с детства» (Бендер).
«Мусик!!! Готов гусик?» (инженер Брунс).
«Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены» (отец Фе-
дор).
«Заграница нам поможет!» (Бендер).
«Теперь я уже должен жениться, как честный человек» (Бендер).
«Торг здесь не уместен» (Киса).
«Посадка в бесплацкартный поезд носила обычный скандальный
характер» (авторский текст).
«Пассажир очень много ест. Простые смертные по ночам не
едят, но пассажир ест и ночью» (авторский текст).
«Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги ле-
жат?» (Бендер).
«Кому и кобыла невеста» (дворник Тихон).
«Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само
придет» (Бендер).
«Лед тронулся, господа присяжные заседатели!» (Бендер).
«А! Пролетарий умственного труда! Работник метлы!» (Бендер).
«Почем опиум для народа?» (Бендер).
«Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу» (ав-
торский текст).
«Здесь Паша Эмильевич, обладавший сверхъестественным чутьем,
понял, что сейчас его будут бить, может быть даже ногами» (ав-
торский текст).
«Ну, ты, жертва аборта» (Бендер).
«Пружины разбитого матраца кусали его как блохи» (авторский
текст).
«Знойная женщина – мечта поэта» (Бендер).
«Это – гигант мысли, отец русской демократии и особа, прибли-
женная к императору» (Бендер).
«Не учите меня жить», «Хамите, парниша» (Эллочкалюдоедка).
«Прямо в глаза ему хлынул с верхней площадки небольшой водопа-
дик грязной воды» (авторский текст).
«Дело помощи утопающим – дело рук самих утопающих» (ав-
торский текст).
О прибытии охотников за бриллиантами на Кавказские Воды в ро-
мане написано довольно живописно. В Минеральных Водах у концес-
сионеров была пересадка на пригородный поезд, здесь можно было
немного перекусить и полюбоваться красотами горных вершин и хреб-
тов.
Описывается в романе как О.Бендер и И.Воробьянинов ехали в Пя-
тигорск: «Дачный поезд, бренча, как телега, в пятьдесят минут дотащил
путешественников до Пятигорска. Мимо Змейки и Бештау концессио-
неры прибыли к подножью Машука».
В 1971 году режиссер Л.Гайдай снял самую лучшую киноверсию
романа «Двенадцать стульев», пригласив в картину таких кинозвезд как
М.Пуговкин, А.Гомиашвили, С.Филиппов, В.Павлов, Г.Вицын, И.Ясу-
лович, Н.Варлей, Н.Крачковская, которая не была в то время звездой
экрана, но, сыграв «знойную женщину – мечту поэта» мадам Грицацуе-
ву, таковой стала. Сам режиссер предстал перед зрителем во всей красе
в образе Варфоломея Коробейникова – торговца ордерами. Образ полу-
чился сочным и запоминающимся. Гайдай очень бережно отнесся к тек-
сту романа. Не все было охвачено, но то, что вошло в картину, не под-
верглось никаким переделываниям и подгонкам. Гайдай сохранил пер-
воисточник и в этом дополнительная ценность фильма.
Съемки проходили в Рыбинске, Москве, Грузии, Кабардино-
Балкарии и на Кавказских Минеральных Водах. Не обошлось без кол-
лизий. Сцену собирания денег у Провала сняли около Грота Лермонто-
ва, милостыню Воробьянинов просил возле Ессентукской грязелечеб-
ницы, встречу с монтером Мечниковым сняли около Лермонтовской га-
лереи. Попала в фильм и сцена у Орла. Выход на экраны страны «12
стульев», который посмотрели миллионы зрителей, добавил популяр-
ности роману Ильфа и Петрова. Многие, не читавшие роман, кинулись
в книжные магазины и библиотеки с целью его прочитать. Это было
проявление всенародной любви. Редко какое произведение литературы
пользуется такой популярностью в народе. Фильм, как и роман, любят
до сих пор и с удовольствием смотрят разные поколения граждан на-
шей страны. В конце фильма режиссер Л.Гайдай на несколько секунд
показал памятник Ильфу и Петрову: они сидят на лавочке, как и поло-
жено, вдвоем с ученическими ручками вместо копий. Великий режис-
сер даже виртуальный памятник великим сатирикам «воздвиг» с эле-
ментом юмора.
Режиссер слукавил, а может, и не слукавил, а просто намекнул кое-
кому наверху, что в отношении этих писателей допущена историческая
несправедливость. Нет памятника Ильфу и Петрову в России – ни в
Москве, ни в Рыбинске, ни в Пятигорске, ни в Ялте. Есть памятник
отцу Федору (РостовнаДону), Кисе Воробьянинову и О.Бендеру (Пяти-
горск),Эллочке Людоедке (Москва) и нет памятника авторам – этим
воистину народным любимцам.
В 60е годы прошлого века известный советский сценарист Генна-
дий Шпаликов, автор сценария фильма «Я шагаю по Москве», грустно
пошутил: «Если бы каждый, кто поет песню о Москве, написанную на
мои стихи, дал мне рубль, то я бы стал миллионером». Это высказыва-
ние можно отнести и к творчеству Ильфа и Петрова. Перефразируя
Г.Шпаликова, можно сказать: если бы каждый, кто хоть раз прикасался
к творчеству Ильфа и Петрова, дал рубль, то можно было бы поставить
им не один памятник, а сто. Есть такое крылатое выражение «Идея
должна созреть». Думается, что 90 лет (именно столько лет прошло с
того времени, как свет увидел первый роман И.Ильфа и Е.Петрова
«Двенадцать стульев») – достаточный срок для созревания идеи уста-
новки памятника этим великим людям. Можно ведь (чтобы с досто-
инством протянуть еще десяток лет до столетнего юбилея выхода рома-
на) ограничиться (в связи с крайним дефицитом средств на культуру)
хотя бы простым барельефом на стене в одном из живописных мест,
где они побывали, где носила их нелегкая в поисках вдохновения! Ну,
Америка отпадает, деньги у них есть, но они не ставят памятники чу-
жим писателям, в отличие от нас. Европа тоже не подходит, Москве
тоже не до них – масштаб не тот, им нобелевских лауреатов подавай. А
вот нам, окраинным жителям, эти ребята – в самый раз. Они ведь тоже
с югов – с одесскими корнями и с южным темпераментом. И повод до-
стойный есть: именно в 2017 году летом исполнилось 90 лет с момента
их приезда на Кавказские Воды (1927 год). К тому же (обращаюсь к же-
лезнодорожным начальникам), ведь должна же быть профессиональная
солидарность – Ильф и Петров когдато влились в дружную семью же-
лезнодорожных служащих, чтоб ударить метким словом по бездоро-
жью, разгильдяйству и бюрократизму. Засучив рукава и претворяя в
жизнь свои и чужие начинания, они ударно трудились с рассвета до за-
ката в газете «Гудок». Эта газета дала им путевку в жизнь. Сидя на ре-
дакционных стульях, они писали свои романы, здесь начинали карьеру
фельетонистов, бичуя недостатки и помогая молодой Стране Советов
догонять Америку по протяженности железнодорожных путей и по ко-
личеству подвижного состава. Америку, правда, мы так и не догнали,
но в этом, как говорится, не их вина. По юмористам и сатирикам мы
Америку обставили еще тогда, в далекие 20е годы. И Ильф с Петровым
своим творчеством сделали нас в этом смысле для Америки недосягае-
мыми. Может, вспомнив об их заслугах перед отечественной сатирой,
взять и поместить памятную доску писателям на железнодорожном
вокзале Минеральных Вод? У необразованного обывателя, коих сейчас
много, может возникнуть вопрос: «А с какого такого перепуга? Нам
что, деньги некуда девать? Лучше бабушкам и дедушкам на эти деньги
купить муки и растительного масла и раздать перед выборами. Толку
больше будет». Что ж, может, конечно, масло с мукой раздавать полез-
нее, но вот только люди от этого добрее и лучше не станут. А Ильф и
Петров – это наше культурное наследие.
Они же ведь в наших краях бывали. Сюда их занесла муза дальних
странствий и трудная судьба железнодорожных корреспондентов. Мо-
жет быть, прототипом героя какогото из их многочисленных фельето-
нов стал именно наш земляк – прогульщик, пьяница и злостный непла-
тельщик алиментов, потому что наши прогульщики и пьяницы ничем
не хуже московских, тамбовских и урюпинских. Ильф и Петров были
сатириками, и обличать пороки и недостатки было их профессиональ-
ным долгом. Обличали они много, разнообразно и, что характерно, ка-
чественно. Вели себя, что называется, несгибаемо и прямолинейно, как
и положено работникам стальных магистралей.
Они, словно губка, впитывали в себя весь негатив нашей жизни,
что, наверное, и подточило и без того слабое здоровье Ильфа и сделало
судьбу Петрова намного короче, чем она могла быть.
Почему читатели любят творчество Ильфа и Петрова? Да потому,
что их персонажи, сочные, колоритные и несмотря на отрицательный
заряд, обаятельные. Возможно, они попросту узнают в них себя: да, мы
такие. Люди всегда соответствуют времени, в котором живут. Гоголь
написал портрет эпохи, а Ильф и Петров написали карикатуру на эпоху,
и, как это ни странно, современники не обиделись на них. Да, не обиде-
лись, если не считать нескольких провластных критиков. А народ стал
читать фельетоны и романы и смеяться.
«Над кем смеетесь, над собой смеетесь», – справедливо заметил го-
родничий в пьесе Н.В.Гоголя «Ревизор». Некоторые критики указывали
на то, что подобного рода романы порочат нашу прекрасную и светлую
действительность. Но роман выжил, несмотря на запреты и гонения.
Помогла любовь читателей.
Учитывая эту уже почти столетнюю любовь многомиллионной чи-
тательской массы к персонажам романа Ильфа и Петрова «Двенадцать
стульев», на мемориальной доске нужно изобразить, как на памятнике
Н.В.Гоголю в Москве, множество героев их произведений. Это будет
как бы групповой портрет. Здесь и Эллочка людоедка, и Бендер, и от-
ставной предводитель дворянства Киса Воробьянинов, и служитель
культа отец Федор, и трусливый и вороватый Альхен, и поэт Ляпис-
Трубецкой, и голый инженер Щукин, и монтер Мечников на фоне пяти-
горского Орла, а внизу (как любят писать белой несмываемой краской
на скалах «любители природы») размашистая, сделанная от руки, над-
пись: «Женя и Илюша были здесь 05.06.1927 года». Еще ниже – пояс-
нительный текст для тех, кто не совсем в теме и не знает подробностей
биографии писателей: «05.06.1927 года писатели сатирики И.Ильф и
Е.Петров прибыли на Кавказские Минеральные Воды. Их пребывание
здесь нашло отражение в сюжете знаменитого романа «Двенадцать сту-
льев», вышедшего в 1928 году.