Молчаливая дружба

Деревянная галерея зеленой лентой протянулась вдоль одной из стен двухэтажного дома.
И галерея, и ведущая на неё лестница, были лет на тридцать моложе самого здания. Их спешно пристроили после разорения хозяина особняка, купца первой гильдии. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, второй этаж жилого дома на скорую руку переделали под сдачу внаём.  Для взаимного удобства жильцов и хозяев, появилась деревянная открытая площадка вдоль дома.
Галерея чувствовала себя неловко. Как новая рюша на старом платье. Шаги идущих по ней людей казались слишком гулкими, голоса громкими, яркая зелень свежей краски вызывающей, ромбики на ограждении слишком большими. Дом, заметив её смущение, подслеповато помаргивал оконными форточками и молчал. Не любил он пустой суеты. Считал, всё само собой утрясётся. Всё новое неизбежно старится, становится обыденным. Пройдет время, все привыкнут к галерее, новым звукам, людям и суете. Как привык он сам к голубям на чердаке, мышам под половицами и новому дворнику, каждое утро шваркающему грязной метлой о его угол. Пообвыкнет, притрётся и галерея к его каменному боку.
Жарким летом галерея, расположенная на южной стороне, пришлась неожиданно кстати. Прямые солнечные лучи теперь не дотягивались до стены здания. Они протискивались между плашек ограждения, оставляя на полу правильный геометрический узор. Широкие шляпки дюймовых гвоздей раскалялись от их жарких прикосновений. Деревянные половицы только поскрипывали от ревности. Солнце перестало слепить окна. Плотные шторы исчезли из проёмов. Стёкла с радостным изумлением наблюдали за солнечными зайчиками, бойко скакавшими по стенам комнат.
Внутри дома стало заметно прохладнее. Об этом говорили за вечерним чаем хозяева, немного оправившиеся от свалившихся на них забот. Дом нарочно открыл пошире форточку. Чтоб галерея сама всё услышала. Разговор переданный и услышанный это, как любит говорить старый хозяин, две большие разницы.
Галерея поняла этот поступок. Молча приняла и оценила. Оценила как дружеский. Робкая натура и на этот раз взяла верх. Первой начать разговор она была не в силах. Только ещё старательнее стала прикрывать дом от солнца. Вытягивалась по утрам в струнку на пути жгучих лучей. Исподволь пустила по столбам гибкие побеги розового вьюнка, который хозяйка называла клематисом. Ловила ажурным боком вечернюю прохладу, чтоб стена здания скорее остывала.
Дом потирал кирпичами от удовольствия. За всё время существования, ещё никто не отвечал такой благодарностью за незначительный дружеский жест. Никто так не заботился о нём в ответ на малую толику внимания.
Вечерами он прислушивался к поскрипыванию половиц на галерее и воркованию голубей, высматривающих на парапете крошки после вечернего чая. Молча ожидал удобного случая завязать разговор. Галерея играла цветами вьюнка, наслаждалась их ароматом, выдыхала из-под крыши горячий воздух. И тоже молчала. Так, в молчаливом ожидании, они простились с летом.
Осень охладила пыл солнечных лучей, добавила вечернему воздуху влаги. Тонкие бельевые верёвки связали столбы галереи и стену дома. Теперь малейшее её колебание тут же передавалось ему.  Бельё яростно трепетало от ветра, громко хлопало, изо всех сил натягивая верёвки. Норовя заставить двух молчунов заговорить. Галерея напряглась. Дом незаметно почесал макушку, подвигал крышей, вздохнул. И … промолчал. Что можно сказать, когда и так всё ясно?
Осень смывала яркие краски прохладным дождевым душем. По утрам становилось всё холоднее. Галерея не считала себя неженкой, но осенние ливни и морозные утренники, заставляли её мелко дрожать.  Она боролась с этой слабостью изо всех сил. Но ничего не могла поделать. Дом старался отворять форточки пошире, чтоб теплый домашний дух немного согрел озябшую соседку. У железных гвоздей от холода и осенней скуки совсем испортился характер. Они поднимали свои широкие шляпки и как можно сильнее высовывались наружу. Возвращающиеся ночью жильцы часто спотыкались о них и негромко бранились. Гвозди радостно хихикали и напряжённо ожидали следующую жертву. Все попытки галереи урезонить их успехом не увенчались. Что может сделать мягкое дерево с кованным железом? Без вреда для себя. Ничего.
Дом дождался, когда галерея уснёт. И потолковал с зарвавшимися нахалами по-своему. Основным аргументом была пара кирпичей, упавших на шляпки главных зачинщиков. Остальные вжали головы в половицы и притихли.
Шли годы. Время и жильцы меняли всё вокруг. Яркая зелёная краска на галерее потускнела, подернулась белёсым налётом. Поверхность её покрылась сетью тонких трещин, пошла мелкими чешуйками. Железные гвозди от частых встреч с водой проржавели, некоторые потеряли свои шляпки. Дерево стало рыхлым и мягким. От произошедших перемен галерея стала выглядеть старше своих лет. Как всякая дама, она огорчилась. Тихоня стала стесняться своего непрезентабельного вида. Робкая от рождения, она стала вести себя ещё тише.
Будь жильцы дома более внимательными и дружными, всё ещё можно было исправить. К несчастью, тем было не до страданий галереи. Они отвоёвывали для собственных нужд побольше полезной площади. Галерею поделили на части. Приколотили к полусгнившим столбам тяжёлые доски. Кое-кто мебелишку нехитрую поставил: стол, диван, табуретки… Кто что… Но и этой малости оказалось достаточно. Галерею лихорадило. Ей казалось, что под половицами больше нет тяжёлых балок. Она парит в воздухе. И железные листы крыши, как крылья большой птицы, громко хлопают над ней. Если бы в этот момент она забыла о своих комплексах! Скрипнула пару раз… Щелкнула половицами… Потрещала… Крышей на худой конец качнула. Увы! Галерея замкнулась, отдалилась и всё сильнее погружалась в горестные переживания.
Немного конструктивных изменений и много снега одной зимней ночью сделали своё дело. Снег шел весь день. Снежная шапка росла, с силой давила сверху. Крыша болела всё сильнее. Не в силах больше терпеть холод, лихорадку, боль, галерея застонала. Тонко и протяжно. Застонала и обрушилась холодной зимней ночью. Вместе со старыми половицами, ржавыми гвоздями, новыми досками…
Дом удерживал её изо всех сил. Но что может сделать один старый дом?