Ах, Ирина Васильевна!

Тонкие выгнутые брови, большие, тяжелые груди, серьезное лицо, строгий костюм, обтягивающий талию и круто расширяющиеся бедра, в руках деловая папка. Это Ирина Васильевна из райисполкома. В нашем доме её знают все: хоть она и не председатель райисполкома, но всё равно, власть... Фигура у неё влекущая; она, что называется, несёт себя, и мужики-доминошники во дворе каждый раз провожают ее жадными взглядами: "Вот это жо-опа!". Все соглашаются с этой оценкой и восхищенно причмокивают языками. Но восхищайся - не восхищайся, а что толку? Ирина Васильевна дама замужняя, серьезная, поэтому и говорить, вроде, не о чем...
Как давно это было… И каким молодым был я…

Городок наш был небольшой: все друг друга знали, всё как на ладони: кто, где, когда и с кем. Если кто загулял - сразу всем становилось известно, говорили об этом долго и с удовольствием. А уж что касалось Ирины Васильевны, женщины заметной и симпатичной, то местные бабы отдали бы всё на свете за то, чтобы посудачит о ней. Но поводов посудачить не было. Никто ничего не знал.
Никто, кроме меня. Я же молчал, как могила. Был у Ирины Васильевны роман! Гуляла она! Я знал это абсолютно точно, потому что гуляла она… со мной!

Мне было восемнадцать, ей сорок! Чем я её взял? Честно говоря, я и не думал её добиваться. Я тогда был очень скромным. Думаю, мне просто повезло: я был её соседом. И ещё я был молод!

Если мы встречались на людях, то Ирина Васильевна мне лишь слегка, как бы делая одолжение, кивала. Движение её головы было плавным, неспешным. Сплошное достоинство.  Наедине же... Я так и не мог совместить этих женщин в одном лице, для меня это были разные люди.
Она не то, чтобы приходила, а как бы ЗАБЕГАЛА, ЗАСКАКИВАЛА ко мне мимоходом, обычно в халате, в тапочках на босу ногу, как забегают к соседке за солью или за спичками. Задерживалась минут на двадцать-тридцать, и домой. Ну, кто её мог в чём-то заподозрить?! Кому могло прийти в голову, что эти минуты были наполнены жадным сексом! И всё это через стенку от мужа.

Звонок коротко звякал четыре раза. Это был условный сигнал. Ирина Васильевна быстро проскакивала в ещё не полностью открытую дверь, стараясь не «светиться» на площадке. От её обычной величавости не оставалось и следа: она была быстра, порывиста, не накрашена, конечно, в домашнем халатике, и только духи она себе позволяла, идя ко мне... «А вот и я!.. Ну что, скучаешь? Ждал меня?» - скороговоркой, с тихим смешком говорила она. Я молча обнимал её, погружаясь в её запах, а она прижималась ко мне большой грудью, предметом моей особой любви. Я уже знал, что если она приходит, то не за солью, не за спичками, не парой слов перекинуться, а именно ЗА ЭТИМ, и эта мысль меня страшно возбуждала. «Ну, говори, ждал или нет?» - вопрошала она, когда мои руки начинали бродить по ее телу. Её рука ненароком опускалась вниз, и она убеждалась, что «ждал», и весьма. «О-о!» - одобряла она; я же невольно дёргался, отстраняясь, и может быть, даже краснел: меня смущало то, что у меня так быстро вставал в присутствии дамы.
До Ирины Васильевны я был неопытен и наивен в постельных делах. Знания, если и были, то чисто книжные. Ирина Васильевна научила меня всему в первое же свидание. И всё равно, я ее стеснялся.
«Слушай, ну так нельзя! - сердилась она. - Я для тебя вся открытая, а к тебе не прикоснуться!..» И притворно надувала губы: «Ну, почему тебе можно, а мне нельзя? Нечестно». Мне ничего не оставалось, как признать её правоту и не мешать ей трогать меня. Я снова ощущал её прикосновения, как бы проверяющие мою упругость. Затем она неожиданно оттягивала резинку моего трико и - какой кошмар! - извлекала наружу мой нелепо (так мне казалось) торчащий член. «Ну и чего же ты боишься, дурачок? - ворковала она, поглаживая член и наблюдая, как он дёргается, - меня-то чего стесняться? Он у тебя прелесть! Большой...твердый...такой мне и нужен».

Первое наше свидание протекало под песни Пугачевой. Мы покачивались в танце; я придерживал Ирину Васильевну за спину, стараясь делать это прилично, чтобы она, не дай бог, не заподозрила меня в чем-то дурном; она, чуть отклоняясь назад, прижималась ко мне большим бюстом. Мы уже выпили вина, поболтали о том, о сём; она сообщила, что муж неожиданно стал студентом-заочником и сейчас уехал на сессию, ей скучно, поэтому она и заглянула ко мне. Она рада, что я предложил ей потанцевать, потому что она уже и не помнит, когда вот так танцевала в последний раз.
Ах, Ирина Васильевна! Как по-кошачьи ленива и соблазнительно она была, когда я впервые снимал с нее одежду! Руки мои при этом тряслись как у лихорадочного больного. «Милый, - говорила она томно, - если уж ты решил меня раздеть, то не спеши, делай это нежно!»
Я старался, достигая неслыханных степеней нежности в расстёгивании пуговиц, крючков, в вынимании рук из рукавов. А процесс доставания из лифчика тяжелых грудей я запомнил на всю жизнь. Ее груди не помещались в ладонях! Ничего подобного в руках я не держал. Я, как маленький, сжимал их и гладил; Ирина смотрела на меня, улыбаясь; сквозь пальцы продавливались плотные тёмные соски. Дурея от счастья, я присасывался то к одному из них, то к другому. "Легче… легче… - с улыбкой просила Ирина Васильевна.
А как грациозно она лежала на моей узкой койке, абсолютно голая, оперев голову на локоть и скрестив вытянутые ноги! Каким горячим, мягким и гладким было её тело, которое я, стоя в нелепой позе, с оттопыренными трусами, гладил и целовал! "Снимать с меня больше нечего, милый... Ты доволен? Не будет ли ещё каких пожеланий?" - она просто веселилась, но для меня это звучало как насмешка над моей неопытностью. Я молчал. «Может, раздвинуть ноги?". Это был уже шок! Ноги её двинулись в стороны, расходясь очень далеко друг от друга, колени пошли вверх; она словно распахнулась передо мной. Никогда не думал, что порядочная, тем более, замужняя женщина может быть такой смелой в обнажении своего тела. Ирина Васильевна с затаенной улыбкой смотрела на меня, а я, как завороженный, смотрел между ее ног: там у нее росли черные курчавые волосы, и в завитках этих волос виднелась святая святых. Влагалище у нее было под стать ее пышному, статному телу: крупное, сочное, с пухленькими, извилистыми губами.
-Иди ко мне-е-е, - томно позвала Ирина Васильевна.
Я спустил трусы и лег на нее, ощутив необыкновенное удобство и послушность  полных теплых бедер; что делать дальше, я не знал. Чувствуя это, Ирина Васильевна пришла на помощь: одной рукой уперлась мне в живот, заставив приподняться, другой взяла мой истомившийся член и умелым, почти неуловимым движением пальцев направила в себя...
Мы не спали всю ночь. « Какой ты сильный! - льстила мне Ирина Васильевна, поглаживая меня по щеке и по груди, - загонял тётку. Молодец!»
"Загонял" - это было, конечно, преувеличение: горячая, фигуристая Ирина Васильевна природой была создана для любви. Просто в этом ей до меня не везло...
«Ой, мне пора!" - несколько раз она порывалась уйти, и не уходила.
«Ты на меня не смотри, - смеялась она, - утром все бабы страшные». Действительно, с припухшими и без помады губами, с темными кругами под глазами и со спутавшимися волосами она выглядела не так привлекательно, как обычно, но для меня главное были ее глаза: они светились счастьем, и я был очень доволен тем, что причиной этого света был я.

Таких бурных ночей, к сожалению, у нас было мало. Обычно всё происходило в ускоренном режиме.
Включив тихую музыку, я быстренько «подтанцовывал» Ирину Васильевну к моей скрипучей койке, на которую «элегантно» - как бы в танце - и опрокидывал. Она молодо ойкала. Халатик распахивался, обнажая молочно-белое тело без трусов и лифчика. Заворожено глядя на ее прелести, я быстро сбрасывал майку, одним махом спускал спортивные штаны вместе с трусами и с трепетом ложился на большое горячее тело. Ирина Васильевна откидывала голову и закрывала глаза, отдавая себя в мое распоряжение...
 «Вж-вжик, вж-вжик! - аккомпанировала нам моя койка; расслабленное тело моей Ирины Васильевны постепенно оживало: сначала она только слегка постанывала, царапая мою спину, затем, прогибаясь, начинала надавливать пятками мне на зад - всё сильнее и сильнее...  К скрипу кровати добавлялся еще один чудный звук - хлюпанье  мокрого скользкого влагалища... «Процесс» становился все более приятным и быстрым. Заканчивала его Ирина своим фирменным, можно сказать, действием, приводившим меня в исступление: она задирала ноги мне на плечи, обхватывала ладонями мою задницу и, раскачиваясь, начинала с силой нанизываться на член.
-О-о!!! О-о-о!!
Легкий и стройный, я порхал над ней, как бабочка над цветком, или как наездник на скачущей кобыле. Мозги мои радостно подпрыгивали, в голове было пусто, я пребывал в раю...
- А-а-а! Ох-х! О-о-о-о!!
Всё!.. Какое-то время я находился в полной прострации, а затем, пятясь, сползал с вспотевшей, ещё тяжело дышавшей Ирины Васильевны. Я видел ее развалившиеся в стороны груди, соски на них были уже не твердые, поднимающийся и опускающийся живот, влажные волосы на лобке и влагалище, из которой мутным и медленным ручейком вытекала моя сперма.
Подтеревшись платочком, который всегда был у нее в кармане халата, Ирина Васильевна уходила. Со мной оставались запах её духов и состояние эйфории во всём теле...

Ее муж, которого я иногда видел, но знаком фактически не был, производил странное впечатление. Он был симпатичным, высоким и стройным, но в глазах его была тоска. Чувствовалось, что мужика жизнь уже достала, обложила, всё надоело, скучно. Наверное, поэтому он неожиданно поступил в институт - после затяжного периода бутылки и «корефанов», с которыми я иногда его видел.
Как-то Ирина Васильевна попросила помочь ему с контрольной работой - к учёбе мужа она относилась положительно, взялся мужик за ум, всё лучше, чем водку пить. Потом напомнила мне ещё раз. Я, конечно, обещал. И вот однажды вечером она забежала не как обычно, а несколько даже торжественно стала тянуть меня к себе домой: «Пойдём, посмотришь контрольные, ОН приглашает».
Идти мне по понятным причинам не хотелось, но раз обещал... и Ирина Васильевна просила... Почему-то ей очень хотелось, чтобы я побывал у них в гостях.
К приходу «учёного соседа», оказывается, готовились: на столе стояло пиво, напиток по тем временам дефицитный, и рыба собственного приготовления. Сосед смущался, не зная о чём со мной говорить, ибо он был обычный строитель, а я - студент, причем, очник, поэтому он всё подливал и подливал мне пива, улыбаясь и пытаясь быть любезным, что не очень не соответствовало его натуре. Я тоже чувствовал себя неуютно, рыльце у меня было в пушку, и, похваливая пиво со ставридой, я уставлял глаза в методичку, рассматривая «накрученные» там двойные и тройные интегралы, которые по разумению авторов методички,  прораб со стройки должен был «щелкать как семечки».
Ирина Васильевна сидела вместе с нами за столом, но как бы в стороне, не принимая участия в разговоре. Она одна чувствовала себя совершенно свободно и, покусывая нижнюю губу, с любопытством посматривала то на меня, то на мужа, явно наслаждаясь пикантностью ситуации. Что уж она представляла в своём воображении - сказать было невозможно.
С интегралами я, конечно, помог, решил три контрольных работы, и заверил мужика, что и в будущем, если надо, помогу. Просветлев лицом, муж Ирины Васильевны разлил остатки пива и, смущаясь, заговорил о магарыче. Услышав же, что об этом не может быть и речи, что всё и так будет «в лучшем виде», он совсем повеселел и принёс ещё одну бутыль с пивом, а потом, провожая, долго тряс мне руку и повторял: «Витя!.. Надо!.. П-пойми!.. На старости лет!..» На что я, конечно, отвечал: «Коля!.. Будь спок!.. Всё будет нормально!..» Мы уже почти любили друг друга. «Ну, слушай! - говорил он тут же стоявшей супруге, кивая на меня. - Как с соседом п-повезло, а!» «Да!» - соглашалась она, стреляя в меня глазами, и мы все втроём улыбались. Каждый, конечно, имел в виду своё, но нам всем было хорошо, и совесть в тот момент меня почему- то уже не мучила.

Поздняя осень. За дверью у соседей слышалась гулянка: смех, музыка и громкие голоса - у них что-то праздновали: чей-нибудь день рождения, Ирина Васильевн вообще любила это дело. У меня сразу поднялось настроение: в такие вот «праздники», разгорячённая водочкой, танцами, обстановкой общего веселья Ирина Васильевна обязательно заскакивала ко мне.
На этот раз она появилась в нарядном костюме, подшофе, естественно, с незажжённой сигаретой в ярко-красных губах и, подняв тонкую бровь, удивлённо посмотрела на меня, как будто увидела впервые. «Огоньку для дамы... Вы позволите?» - манерно спросила она. Я со смехом втащил её в квартиру. «Нет, нет! – отстранилась она от моих рук, - Я только прикурить!..» Но я-то знал, что «не только»! «С ума сошёл!.. Помада!.. Причёску испортишь!..» - пресекла она все мои попытки и лишь осторожно прикоснулась своей щекой к моей. О том, чтобы расстегнуть блузку, речи быть не могло: она была завязана бантом, и вообще: «Помнёшь!» Видя, что верхняя часть её тела мне недоступна, я, имея уже определённый опыт, решительно перешел к нижней. На Ирине Васильевне были тонкие капроновые чулки. Эти чулки вместе с тугими широкими резинками, глубоко врезавшимися в пышные ляжки, действовали на меня как красная тряпка на быка.
«Молодой человек! - веселилась она, когда мои руки забрались ей под юбку, - если вы сейчас не скажете, что вы хотите - я уйду!» Я смог только глупо ответить: «Тебя!» - в такой момент мыслительные способности у меня притуплялись до предела. Такой ответ ее не устроил: «А попонятнее нельзя?» «Не знаю», - пробормотал я. «По-русски не можешь сказать?» - «По-русски я стесняюсь». «А ты скажи! - теперь уже она напирала на меня, - русский язык богатый. Ну? Я не обижусь». И я, краснея, как школьник проговорил по слогам то, что ей, пьяной, хотелось услышать: «Я хочу... тебя... вы-е-бать!»
Она довольно усмехнулась и, отстранившись, прошла в комнату. «Ну, это другое дело... если так, то... - проговорила она как бы рассеянно, прикуривая сигарету, - поспешите, молодой человек, у вас всего пять минут».  Я бурно запротестовал, пять минут - это ничто, как же так, что можно сделать за пять минут?
Подойдя к столу и сбросив пепел в пепельницу, Ирина Васильевна повернула ко мне смеющееся лицо: «Ну ладно, уговорил - десять!» Конечно, она шутила - она просто смеялась надо мной! - о чём я мог бы догадаться и раньше, не будь я так возбуждён. С наслаждением потянувшись всем телом, она облокотилась на стол и, продолжая курить сигарету, отставила  свою крупную округлую задницу, туго обтянутую юбкой.
До меня не сразу дошло, что эта шикарная попа предоставлена в моё полное распоряжение. Жадно обхватив попу двумя руками, я попытался ее обнажить и натолкнулся на неожиданное препятствие в виде плотной юбки типа «миди», достаточно узкой и не желавшей в таком положении подниматься выше бёдер. Я пытался и так, и этак, но не выходило никак. Ирина задумчиво курила, изучала вечерние огоньки за окном, и помогать мне не собиралась. В отчаянии я упал на колени и, страстно целуя ямочки под её коленями, попросил её на секундочку выпрямиться. Против поцелуев ее ног она устоять не могла и лениво, неспешно выпрямилась, после чего у меня, наконец, всё получилось.
Юбка двинулась вверх, еще выше, ненадолго застряла на самом широком месте, то есть на заднице и, наконец, оказалась на талии. Моим глазам предстала картина, которую я не ожидал - на Ирине не было трусов! Поцеловав бархатистые ягодицы, я быстро возвратил её в первоначальное положение и с минуту (не меньше!) любовался ее «станком»: широким, мощным, округлым, за который так и хочется, поплевавши на руки и воскликнувши «Эхма!», крепко взяться и работать! работать! работать!
Я в нетерпении попытался «ей вставить». Однако удалось это не сразу. Только с третьей попытки мой член нашёл мягкий влажный вход и неожиданно легко «провалился» туда. Я сделал одно движение, ещё одно... и ещё. Ирина Васильевна замерла, потом зашевелила задом, подбирая для члена наиболее удобное положение, и начала осторожно, потом всё более откровеннее и размашистее двигать «станком».
Я «драл» ее от души и с жутким удовольствием. Она в таком же духе отвечала мне, играя задом.
Ах, Ирина Васильевна! Ты была такая!..
Наша скорость постепенно нарастала; чем быстрее мы двигались, тем тяжелее становилось наше дыхание, и тем громче, сочнее чавкало влагалище Ирины Васильевны. Каким-то посторонним сознанием я отметил, что стол наш, который сначала просто покачивался, уже ходил ходуном и стучал, стучал в подоконник.
Мы летели к пику наслаждения, оставалось не так уж много... В таком состоянии я решился на дерзость, которая нас обоих вознесла на новый виток возбуждения. Я раздвинул вспотевшие ягодицы Ирины Васильевны и пальцем трогал, гладил упругую дырочку  заднего прохода. Ирина  Васильевна  отреагировала  сразу  и положительно. «Бо-о-о-же!- почти прохрипела она, - да!.. всунь!» Не веря своим ушам, я осторожно вдавил палец в горячую тесноту и обалдел от нового ощущения: через тонкую нежную перегородку внутри женского тела я пальцем почувствовал свой снующий туда-сюда член. Ирина Васильевна повернулась ко мне лицом: глаза ее были полуприкрыты, рот тяжело дышал - она чего-то хотела... «Что, Ира?.. Что?!» - в необыкновенном приступе нежности спросил я. "Не… не оста-на-вли-вай-ся!.." – простонала она умоляюще. Я перехватил её покрепче, и... О, эти волшебные, мягкие и сочные шлепки моего живота об ее зад, от которых плыло сознание!.. Где-то внутри, а точнее, в яйцах уже проснулся жужжащий рой пчёл... Я увидел, как ее красные губы растянулись в гримасе наслаждения, и она коротко вскрикнула: «A-а!». Просторное влагалище вдруг стало тесным. Все мои мышцы тут же напряглись, а тело натянулось, как струна; она ещё раз прокричала: «А-а-а!», и я – взорвался, дергаясь и наваливаясь ей на спину, в сладостном блаженстве спуская в нее. В нее – было можно, она говорила, что у нее спираль...