Получасовые рассказики. Шурик

Рассказик девятнадцатый

               
Шурик – это Александр Николаевич Дмитриенко, младший сын моей бабушки, пятый ребёнок. Он был, как я думаю, 1927 года рождения. Ему исполнилось 18 лет ближе к концу Войны. Его призвали и отправили в танковую школу, по окончании которой он был направлен на Дальний Восток. Там он прослужил пять лет. Давно окончилась война. А он всё был и был танкистом.
 
Подробностей его службы я не знаю, но, когда они, мои дяди и тёти, собирались вместе и где присутствовало спиртное, спокойный миролюбивый человек дядя Шурик, начинал обижаться на всех и кричать, что он пять лет в танке просидел. Его понять можно, призванный в действующую Армию еще во время Войны и, прослужив после танковой школы целых пять лет на Востоке, не вылезая из танка, участником Войны или лицом, приравненным в правах к участникам Великой Отечественной Войны, он не был.

Его старший брат Владимир служил в Кавалерийской части, был военным врачом, был контужен и ранен, был меньше, чем на волосок от смерти, имел боевые награды и закончил войну в должности старшего врача полка.
    
Сестры Надежда и Анна работали по вольному найму в действующей Армии, Надежда точно была писарем (есть документ), а Анна, наверное, тоже писарем, но определённо не знаю.
    
Моя мама (Мария, Манечка), вернувшись из эвакуации после освобождения Сталинграда, тоже пошла работать по вольному найму в эвакогоспиталь, пройдя с действующей Армией до Польши. И все они были участниками Войны, а Шурик – нет.

В эвакуации, в городе Ишим, они были втроём: бабушка и двое её младших детей, Мария (моя мама) и Шурик. В моей голове крепко сидят воспоминания бабушки и мамы об этом времени.
   
Что на квартиру их поселили к добрейшей женщине, которую звали Хоня, но от какого это имени, вопрос. Бабушка сохранила о ней добрые воспоминания.
   
Что в Ишиме мама работала на военном заводе браковщицей, а ночами ходила разгружать вагоны с пятидесятикилограммовыми чугунными заготовками, «чушками», все были молодыми девчонками, они становились в цепь и передавали друг другу эти невыносимо, до жестокости тяжелые заготовки для снарядов. Потом была баня и короткий сон, во время которого мокрая мамина коса примерзала к голове. Жилье было, видимо, так себе, не очень. И морозы минус пятьдесят. Да и фена, понятное дело, не было.
    
Что дядя Шурик с другими мальчишками работали на станках, вытачивали снаряды для фронта, а кому не хватало роста, стояли на ящиках. Видели хронику тех лет? Вот так всё и было…
    
Мой дядя был добрым человеком, отличным заботливым отцом, хорошим мужем, отличным специалистом. Он был геологом, начальником партии. Работал заграницей, в Монголии. И ещё он был моим крёстным. Когда я закончила шестой класс и они с тётей Варей, его женой, приехали в гости, дядя Шурик позвал меня и торжественно спросил, перешла ли я в седьмой класс? Перешла. И он подарил мне наручные часики, «Чайка», настоящие дамские часики, изящные. Очень я гордилась таким подарком от крестного. Несколько лет носила их, но, как и все последующие часы, потеряла их. После первого курса института, на практике...