На изломе

   За окном темно, лишь мелькают проблесками пристанционные фонари, да прожектора тревожат глаза, пробиваясь лучами сквозь нити дождя. Мерно постукивают колеса вагона на стыках рельсов, бросают из стороны в сторону на стрелках. Иногда толкает и прислоняет тело к стенке купе. Свет в проходе мерцает не ярко, но мешает спать, тревожа веки. Да изредка конвойный у купе смертников разбудит пространство шагами. Или прокашляет тяжело и надсадно. Простывший человек это страшно. Тем более часовой, он создает ненужный шум, рвет в клочья тишину, а с ней и неспокойный сон охраняемых. Скученно и душно. Их двенадцать в купе, потому арестанты на нижних полках спят сидя. Такое же количество людей, попавших в особый разряд для общества, в других отсеках. И всем нужен кислород, которого не хватает в замкнутом пространстве.

   Четвертые сутки они едут на восток. Нет более безнадежного занятия, чем рисовать в уме пустоту, нет ничего труднее, как жить в однообразие. Не знал Иван, куда везут, только начальнику караула сие ведомо. К чему себя готовить? Понятно одно - путь на восток не сулит ничего хорошего. Явно в тайгу на съедение гнусу. Это понимание тревожило, но не пугало. Дни тянулись однообразно.

   Частые остановки и длительное стояние на полустанках в ожидании подвижного состава или зеленого семафора, позволяют охране приоткрыть двери вагона и пустить живительную струю. Она прохладой сочится по ногам, медленно поднимается к верхним полкам и приносит облегчение. Слышны и звуки жизни, доносящиеся в приоткрытые окна коридора. Крик и суета поселков вдоль отдаленных путей. На первые, такие вагоны не ставят. Нет, да донесется запах пирожков, жаренных на прогорклом масле, но все равно привлекательных своей домашней обаятельностью. Потревожит ноздри, побалует воспоминаниями и развеется в пространстве. Разбудит аппетит, и невольно ожидаешь времени обеда. Тогда приносят кипяток для чая, можно размочить галеты, что от долгого хранения превратились в гранит, недоступный зубам.

   Сколько километров впереди? Одного арестанта возили два года, потерялись документы в пути, а без бумаг никто не решился принять. Так и мотало человека по дорогам страны, пока вопрос не разрешился. Прогремели буфера, состав остановился, вскоре оцепили и вагон. Надолго! И легко пришел сон, нагрузил тяжестью веки, сомкнул их и потянулись вереницей воспоминания.

   Иван родился и вырос в деревне расположенной в предгорьях Алтая. Мать одна тянула мальца из последних сил, а пацан, не успев подрасти, впрягся в сутолоку дней, искал любую работу, чтобы помочь. Сверстники собираются на рыбалку, а он соседских гусей пасет, товарищи зовут за черемухой - картошку окучивает. К любому труду привыкший, многое, даже для деревенского мальчишки, умеющий. Трудно матери пришлось, пока в армии служил, помогать некому. Только Иван времени даром не терял: служил в стройбате и работал добросовестно. Денег привез по увольнении в запас, корову купили. Мать советовала одежду прикупить, но он настоял. Вскоре с кормилицей оказались.

   Заприметив его интерес к работе со скотом, родственник пристроил гонять стада из Монголии. Работал сам, да здоровье шалило. Познакомился Иван с дядькой Семеном, что не один год по горам вес отарам нагуливал. Тот живо смекнул, такого добросовестного работника негоже терять, и вскоре бригадой уехали в сторону соседней страны. Три сезона с мая по ноябрь поднимали в альпийские луга и опускались в долины стада и отары. Животные вес прибавляют, приплод появляется. Сопровождающие пастухи шерсть стригут с овец, это неучтенный государством доход. Вот так все лето с мясом и с довеском. По прибытии считают вес и от него пляшут при начислении зарплаты и премии. Хорошо выходило на человека.

   Упрекнуть скотоводов не в чем, много забот за перегон ожидает. Зверь дикий следом за стадом идет. Не углядели - потеряли привесок. Местные препоны строят, особенно в южных районах. А уж с цыганами, чуть до войны не доходило. У них все схвачено: и увести скот могут, коли зевать будешь. Да и пастбища лучшие в пути выбирают, идут по свежей траве. А кто - следом по оборышам, разве нагуляешь вес. Самое трудное ожидание в месте назначения: скот на мясокомбинат сдавали, а для этого переправить через реку надобно. Кто деньгами очередь покупал, кто нахрапом лез. Все спешат быстрее рассчитаться: не расторопные в поле стоят. Трава вытоптана. Помытарят три дня, и прощай премия, на глазах нагулянное теряется.

   У дяди Семена расчет верный был. Прибывали позже, когда основная переправа закончилась. Дни теряли в дороге дом рядом, но выигрывали со сдачей. Ноябрьские праздники уже в родном селе отмечали. Жизнь налаживалась. Иван чувствовал уверенность, расчетлив и прижимист в хозяйстве сделался. Решения принимал взвешенные и обоснованные. Такое примечается. Приметило и руководство совхоза. Порекомендовали бригаду возглавить. Чего по горам шляться, парень молодой, семью создавать нужно. Купился на лестное, не думал, чем закончиться может такое устройство на работу. И закрутилось. Приплод, прирост, привес. Корма, прививки, как быка производителя доставить. И много других забот свалилось на молодого еще мужчину. Но получалось. Настырный и прилежный в труду, бригада молодежная подобралась. Хвалили. Мать гордилась. Все складывалось на загляденье. Сглазил кто? Усвоил в жизни одно правило: в ней всегда строишь планы, намечаешь что-то сделать, а она уходит, и догнать день невозможно. Поторапливаться и поспевать необходимо. Смелее принимать решение и жить своим умом. Не всегда это у Ивана получалось.

   Потянуло свежестью, закрутило по полу пыль. Холодная  струя принесла облегчение. Пригрезилось, что в горах, где нужно надеяться на себя и на помощь товарищей. С вольным ветром независимость и свобода ощущаются в движениях, уверенность в поступках. Ударил в лицо свежий и прохладный воздух гор, ноги дрогнули, почувствовав стремя, и мысль шальным всадником на горячем коне понеслась по склонам и распадкам. Иван в мыслях поднимался все выше, скоро скакун заводил боками и пеной покрылся. Тяжело! И всадник сбавил скорость, затем спрыгнул с седла, опустив повод. Последние метры чуть не бегом преодолел по склону и встал на уступ.

   Упругий ветер пытался сбросить с карниза, оберегая открывшуюся перед глазами красоту. Солнце обжигало кожу, так близко Иван к нему подобрался. Стебли травы клонились к земле и почти ложились на камни пушистым ворсом. Сновали между норок пищухи, не обращая внимания на пришельца. Вот где вечность соприкасалась с реальным миром, который тянулся к ней в несбыточной мечте, не понимая, что с каждой секундой сам становится вечностью. Ощущение свободы и бескрайнего умиротворения охватило душу и тело. Блаженство растекалось по жилам. Мирно щипал траву конь, понимавший, что хозяину необходимо насладиться состоянием отрешенного великолепия, схожего с горной болезнью. В такие моменты не хотелось опускаться вниз, к людям, к заботам. Но мир есть мир и для каждого у него устроен особый уголок в пространстве.

  Разбудил хрустальный звук ранее слышимый только на перевале при сходе снега в долину. Сейчас настойчиво стучался в мозг, не давая заснуть. На кухне оставили на столе посуду и она звякала от толчков вагона, оцепляемого от подвижного состава и перегоняемого на дальний путь. Этот звук камушком по россыпи катился, и казалось, конца курумнику не будет. Кто-то пошаркал тапочками по коридору и включил воду, набирая в кружку. Сразу стало душно и захотелось пить. Иван взял бутылку и сделал пару глотков.

   Невыносимо теплая вода не утолила жажды, а только разбудила воспоминания. С огромной высоты, которой он не мог ранее представить, прыгала струя воды. Несколько десятков метров в полете заставили рассыпаться ее на капли, родить радугу и нырнуть в каменную ванну, выбитую веками от работы потока. Не искупаться в таком месте просто грех. Иван, преодолевший пешком добрый десяток километров, разделся и бросил разгоряченное тело в прохладу. Обожгло холодом, перехватило дыхание, вода тысячами иголок впилась в тулово. Такого дикого восторга не доводилось ранее испытывать. Эту встречу он помнил. Вот ведь когда пришла на ум.
Его товарищ, сын совхозного зоотехника, руководил работой соседней бригады. По деревне ходили слухи, что ненадежная семья, не во всем честно поступает. Но за руку никто не ловил и не выводил на чистую воду. Потому на уровне разговоров у колодца воспринимал такие вести, вновь испеченный бригадир. Дело спорилось. Прирост и привес обеспечивала четкая организация труда.

   В один из вечеров, когда Иван остался на бригаде один, отправил работников домой в банный день. К вагончику подъехал запыленный мотоцикл, за рулем товарищ, в люльке отец, старший зоотехник. Быстро обрисовали ситуацию: кто-то написал анонимку, что во второй бригаде продают коров на сторону, и в ней недостача. С утра приезжает прокуратура с проверкой, друзья предупредили, а у товарища как раз не хватает десятка голов. Он их восстановит, но необходимо оказать помощь именно сейчас до утра. А там сын перегонит коров обратно. Ничего преступного в этом нет. Выручай.

   Как не выручить товарища? Вдруг завтра самому понадобится помощь? И в темноте ночи погнали десять голов из бригады в бригаду. Наутро прокурорские работники пересчитали поголовье во второй  - все на месте. Может, шепнул им кто, толи затеяна проверка таким образом. Приехали считать по головам в другую бригаду. Итог оказался нехороший недостача десяти животных. Что сказать можно? Иван ждал помощи от начальника и от товарища, но они благоразумно промолчали, понимая последствия такого дела. Попытка подсказать: проверьте скотину по тавро на теле у коров. Ведь в каждой бригаде свой знак ни к чему не привели. Прямо с бригады увезли Ивана. А вскоре осудили за растрату государственного имущества. Кто за парня заступится?

   Зашевелились соседи по купе, пришла пора подниматься. Сколько еще томиться в тесном пространстве отсека? Работы он не боится, привычный. Трудностей с детства насмотрелся. А вот душа! Как с ней управляться? Что-то сломалось! Еще страшнее разочарование в людях, чем его восстанавливать?

   Впереди ждал долгий жизненный путь, неизвестный и полный опасностей.