Капкан для Терпсихоры 8

Глава 8. В которой Варя на себе испытывает силу настоящего искусства.
                Суббота

                ***

Варя уже несколько дней работала в театре, постепенно осваивая профессию костюмера. Было очень интересно, но трудно. Когда выпадала ее рабочая смена, то не было ни минуты свободной. Работа требовала от нее предельного внимания и постоянного напряжения. Под конец спектакля костюмерша уставала едва ли меньше самих артистов.
При всей загруженности она успела написать небольшую заметку об истории балетной пачки в рубрику «Любопытные подробности». И крокодил Гена остался весьма доволен, милостиво отпустив ее в закрытую и малодоступную театральную среду проводить разведку боем.

Сегодня давали «Ромео и Джульетту», и это был спектакль, на который Варя пришла не в качестве костюмера, а как обычный зритель. Девушка, постаравшись быть невидимой и неслышимой, притаилась за кулисами.
И вот облаченные в сценические костюмы артисты уже танцуют под бессмертную музыку Прокофьева. Смотреть из-за кулис оказалось еще интереснее, чем из зрительного зала. Особенно завораживало мгновенное преображение артистов, едва они пересекали невидимую границу, проходящую по краю кулис, из обычных людей в героев пьесы. Как менялись их лица, выпрямлялись спины, разворачивались плечи, они как будто даже становились выше ростом…

Егор тоже участвовал в этом спектакле, но, к удивлению Вари, не в роли Ромео, а в роли Меркуцио. Найдя наиболее выгодную для просмотра точку в первой кулисе, девушка смотрела с замирающим от восторга сердцем, как веселый и озорной Меркуцио зазывает друга на опасное приключение – поход на бал к кровным врагам.
Ах, какой же забавный парень, этот Меркуцио, весельчак, балагур, любитель шуток и розыгрышей! Варя улыбалась, наблюдая, как он отплясывает с хорошенькими девушками, как «заводит» всю честную компанию веронской молодежи. Насторожилась, едва на сцене появился драчун и задира Тибальд. Как же дерзко улыбнулся ему Меркуцио, как издевательски раскланялся перед врагом! Девушка невольно охнула и прижала ко рту ладошку, когда оба выхватили шпаги и зазвенел металл.

В музыке появились тревожные нотки, а противники то сходились в поединке, скрещивая оружие, то отскакивали друг от друга на безопасное расстояние. Неужели в профессиональные навыки артистов балета входит и умение фехтовать? Но бой выглядел очень убедительно.
А Меркуцио продолжал подшучивать и задирать бледного от ярости Тибальда. Для него и смертельно опасный поединок был игрой. И даже попытавшийся вмешаться Ромео не сумел остановить драку. Варя вскрикнула, когда Тибальд нанес подлый удар, воспользовавшись моментом, как только его противник отвлекся на друга! Меркуцио замер, пошатнулся, но устоял на ногах.

А дальше стало происходить ужасное: Меркуцио, словно никак не мог поверить, что умирает, все пытался продолжить поединок, даже улыбался слабой, дрожащей улыбкой, храбрился. Но силы покидали смельчака. Он спотыкался, шатался, опираясь на шпагу, движения его становились замедленными и какими-то рваными. А Варя, прижав руки к груди, расширенными от ужаса глазами, со сдавившем горло тугим узлом, смотрела на сцену.

Вот Меркуцио выронил шпагу из слабеющей руки, вот потянулся к ней, медленно наклонился, качнулся… Кажется весь зал замер и перестал дышать… Упал. Варя всхлипнула и судорожным движением смахнула со щеки выкатившуюся из глаза слезинку. Он еще силился подняться и с отчаянием обреченного смотрел в глаза застывших над ним друзей. Но вот последняя судорога пробежала по его телу, и Меркуцио застыл, распластавшись на сцене. Варя всхлипнула и закусила губу. А когда друзья подняли несчастного на руки и скорбной процессией понесли его со сцены как раз в первую кулису, а откинутая в сторону рука погибшего в черном рукаве так безвольно и мертво проплыла мимо Вариного лица, что она не сдержалась и разревелась.

Артисты опустили на пол и поставили на ноги Меркуцио и побежали в другие кулисы, готовясь к следующему выходу на сцену. А для Егора спектакль на сегодня был окончен. Он отдышался после поединка на шпагах, стряхнул приставшую к костюму пыль и тут только заметил рыдающую девушку.
- Ты чего, Варвара? – подошел и с тревогой заглянул в заплаканное личико девушки.
- Сволочь этот Тибальд редкостная, - пробормотала Варя, пытаясь стереть льющиеся в три ручья слёзы. – Ударил исподтишка.
- Так по пьесе положено, - попытался успокоить ее артист. – А ты чего плачешь то?
- Меркуцио жалко! – всхлипнула девушка, и стала сморкаться в носовой платок.
Егор улыбнулся.
- Ну ты даешь, Аномалия! Нельзя же так близко к сердцу воспринимать все. Это же театр! Здесь все понарошку.
- А зачем так убедительно играть?! – и посмотрела на него осуждающе. – Мало того, что Шекспир, жестокий человек, обрек на гибель всех самых хороших героев, так и ты еще… Я еле удержалась, чтобы не выбежать на сцену с криком: «Ну, что стоите? Быстро вызывайте скорую!»
- Вот она – сила искусства! – засмеялся Егор и, взяв девушку за руку, повел со сцены. – Пойдем, чувствительная натура, ко мне в гримерку, кофе попьем. До конца спектакля еще долго. Посидим, поболтаем. А то ты тут зальешь всю сцену слезами, потоп устроишь, чего доброго.


В гримерной за ширмой для одежды обнаружилась тумбочка и электрический чайник.
- Чай или кофе? – поинтересовался гостеприимный хозяин гримерки, освобождая для гостьи стул от наваленной комом одежды.
- Чай.
- А чего это ты со сцены спектакль смотрела? Надо было подойти к старшему администратору, она бы тебе в зрительном зале местечко нашла или даже в ложе.
- Нет, со сцены интереснее, - ответила Варя с любопытством рассматривая обычный артистический бедлам в комнате. Все гримерки в театре были похожи одна на другую. В этом она уже убедилась.
Егор достал чашку, опустил туда заварной пакетик и налил кипятку, поставил перед гостьей.
- Пей. Только у меня сахара нет. Зато есть шоколадка, - достал из нижнего ящика гримерного стола плитку в яркой обёртке. – Я в детстве тоже любил смотреть из-за кулис, как танцует отец. Он был танцовщиком.

Уловив нотку грусти в его голосе, Варя посмотрела на собеседника. Яркий театральный грим, необходимый на сцене, на близком расстоянии смотрелся гротескно и нелепо. Но до конца спектакля, до выхода на поклоны разгримировываться Егору было нельзя.
- Ты из-за него пошел в балет? Решил продолжить династию? – поинтересовалась девушка, беря в руки чашку с чаем.
- Нет. Просто в раннем детстве я увидел на сцене «Щелкунчик» и понял, что тоже так хочу. – Егор налил себе чай в другую чашку и устроился на стуле напротив девушки.
Он сидел, положив ногу на ногу и вытянув стопу так, как никогда бы не смог сделать обычный человек: узкая изящная стопа была вытянута и развернута подъемом наружу. Судя по всему, поза эта для артиста была совершенно естественной. Впрочем, Варя уже успела понять, что обычный человек не сможет встать даже в первую позицию, прижав пятку к пятке и вывернув стопы в одну линию, просто не удержит равновесие. А эти люди с самого детства приучали свое тело, растягивая его, выворачивая ноги, делая гуттаперчевым, необыкновенно гибким. Только тогда тело становилось удивительным и прекрасным инструментом для танца.
- Это была сказка, ожившая на сцене, - продолжил Егор, то опуская чайный пакетик в чашку, то вытаскивая его, – и я, как любой нормальный ребенок, поверил в эту сказку. Заявил родителям, что хочу танцевать. Меня лет с четырех отдали в детский танцевальный кружок, а потом я поступил в хореографическое училище. Вот до сих пор танцую.

- Не разочаровался?
- В чем? В искусстве - нет. Меня до сих пор на сцену как магнитом тянет, словно именно там я сбрасываю с себя лягушачью кожу и превращаюсь в настоящего принца, прекрасного, гордого, смелого, готового сражаться со злом и непременно победить. Всем нам хочется быть лучше, чем есть на самом деле, правда? – он бросил внимательный взгляд на девушку. Слезы на ее личике уже высохли, и оно казалось трогательно-милым с этой очень белой кожей, какая бывает только у рыжих, с россыпью мелких веснушек на вздернутом носике, с озорными и любопытными зелеными глазами.
- Отец, наверное, был рад, что ты пошел по его стопам?
- Нет, не был. Он то знал, что это такое – балет! Какой это каторжный труд, какая это боль. Сколько пота и крови вложено в каждый образ, воздушный и невесомый на взгляд зрителя. И какая непростая жизнь за кулисами. Сколько здесь зависти, подлости, подковерной борьбы. Он и умер, едва выйдя на пенсию, организм не вынес всех этих нагрузок. Особенно переживания и нервотрепка сказались…

Собеседник осекся, вдруг замолчав, а Варя насторожилась, почувствовав, как приоткрылась для нее узкая щелочка во внутренний мир артиста. Но Егор молчал, неторопливо прихлебывал чай и с задумчивым видом смотрел в окно.
- Я слышала, что тут иногда до драки доходит, когда распределяют роли в новом спектакле, - заговорила Варя, надеясь продолжить интересующую ее тему.
- Кто тебе сказал такое? – улыбнулся насмешливо Егор. – Кто будет играть какую роль от артиста не зависит. Все решают балетмейстер и худрук. А мы, артисты, всего лишь пешки в чужой игре, если можно так выразиться.
- Ну, руководство-то должно выбирать на роли самых талантливых?
- Если бы! Худрук человек тоже подневольный. На него сверху давят! – и выразительно поднял указательный палец к потолку.
- Кто давит?
- Господь бог! – театрально округлив глаза с заговорщицким видом сообщил Егор и засмеялся. Вот ведь шутник! – Не бери в голову, Аномалия! Пусть зритель верит тому, что происходит на сцене. А то, что прекрасная сказка – всего лишь качественно нарисованная декорация, ему знать необязательно. Пусть тайны закулисья останутся тайнами. Лучше расскажи о себе. Трудно быть костюмером? Достали уже тебя наши капризные примы, особенно Полинка Грицай?

Он старательно увел разговор в другую, более безопасную сторону. И девушка с юмором и самоиронией стала рассказывать о своих трудностях и переживаниях на новом рабочем месте. А он слушал и наслаждался: она была отличной рассказчицей, умной, интересной, с хорошим чувством юмора. Да и просто смотреть на нее было приятно, особенно на это рыжее облако вокруг головы. Отчего-то все время хотелось улыбнуться, а на душе становилось теплее.


                Годом ранее.

Дожидаться две недели приема самого известного пластического хирурга в городе Эвелина не стала. Это она-то будет ждать?! Поехала в клинику без всякого звонка, без предупреждения. Вихрем ворвалась в приемную эскулапа и чеканным шагом генерала армии-победительницы прошла мимо секретарши.
- Куда вы, Эвелина Павловна?! – Девушка вскочила со своего места и заметалась в испуге: пропустить визитершу без предварительной записи означало потерять такую престижную и высокооплачиваемую работу, а не пропустить… тоже потерять работу.

- Вячеслав Дмитриевич занят! У него посетительница!
Но Эвелине было плевать на других посетительниц. У нее самой возникла проблема, которую необходимо было решить быстро, безотлагательно. Она решительно постучала в дверь кабинета и, не дожидаясь разрешения, распахнула ее.
В роскошном кабинете, обставленном современной красивой и функциональной мебелью, за столом сидел знаменитый хирург в белом крахмальном халате. В кресле перед столом в напряженной позе застыла популярная эстрадная певица, чье лицо на телеэкране узнавал каждый зритель в стране.
- Извини, голубушка! – с нотками угрозы в голосе обронила Эвелина, подходя к столу и усаживаясь в кресло напротив певицы. – Мне очень нужно поговорить с доктором.

Певица, растерянно захлопав накладными ресницами, натянуто улыбнулась: несмотря на то, что ей очень захотелось убить эту наглую стерву, свалившуюся в самый неподходящий момент, ссориться с мадам Францевой, а главное с ее всемогущим мужем, было себе дороже.
- А мы как раз уже закончили беседу, - слащавым голосом произнесла посетительница и поднялась из кресла. – До свидания, Вячеслав Дмитриевич. Я приду, как и договорились, через две недели. Спасибо вам.
Едва дверь за пациенткой закрылась, Эвелина сразу «взяла быка за рога»:
- Вячеслав Дмитриевич, давайте сделаем еще одну операцию! Я согласна лечь под нож хоть завтра.
- Нет, нет и нет, дорогая моя Эвелина Павловна! – возразил специалист, привыкший к выходкам своих высокопоставленных клиентов и терпеливо сносящий все их капризы. – Мы с вами уже говорили на эту тему. Больше никаких серьезных операций!
- Но, доктор, вот тут у меня снова появились морщины! – с возмущением воскликнула Эва, указывая пальцем на свое совершенное лицо. Она не привыкла, чтобы ей отказывали в просьбах.

- Эвелина Павловна, я готов вам повторять много раз, что после стольких пластических операций еще одна может оказаться катастрофой и пустить насмарку все достигнутые ранее результаты. Кожа не резиновая, она не может растягиваться до бесконечности. Очередная операция превратит ваше лицо в маску. А красота складывается не только из совершенства линий, черт лица, но и из его мимики. Вы рискуете лишиться мимики, а значит превратиться в куклу. Вы этого хотите? На фотографии это еще может выглядеть красиво, но в жизни… Ну вспомните знаменитых актрис прошлого, переусердствовавших в стремлении к совершенству. Они же в конце концов выглядели просто ужасно, и все это замечали.
- М-да, помню…
В памяти всплыли фотографии знаменитой кинодивы в сногсшибательных нарядах, в затейливых, немного вычурных позах стройного не по возрасту тела и с тонной косметики на лице, скрывающей возраст и последствия неудачных пластик.
- Эвелина Павловна, дорогая моя, - перешел доктор на интимный тон. Он вышел из-за стола, подставил себе стул и сел рядом с креслом посетительницы, взял ее руку и поднес к своим губам, - вы же прекрасны, обворожительны, восхитительны! Глядя на Вас, божественная, возникают мысли об олимпийских богинях, Гере, Афродите, Артемиде. Поверьте, никто не замечает этих морщинок. Но если вас они так тревожат, то пара процедур у косметолога легко решат эту проблему.
- Вы не понимаете, доктор, я старею, все равно старею! – Эва вырвала руку из нежных пальцев доктора и вскочила на ноги.
- О, нет, моя дорогая, вы не стареете, вы созреваете, как райское яблочко.

В приторно сладкой улыбке доктора Эвелине померещилась издёвка. Она сразу почувствовала горячую волну, плеснувшую из самого сердца. Захотелось выпустить когти и провести ими по самодовольной физиономии хирурга, оставляя неровные кровавые полосы. Ублюдок! Мерзавец! Но она неимоверным усилием воли сдержала себя и, больше не сказав ни слова, вышла из кабинета с гордо выпрямленной спиной.
Клокотавшая в душе злость, пока ехала домой в машине, улеглась, успокоилась, уступив место беспросветной тоске. Эвелина вошла в свой дом, скинув на руки подбежавшего лакея элегантный плащ. Медленно прошла сквозь парадную анфиладу комнат, не замечая красоты и роскоши убранства. Поднялась на второй этаж в свои комнаты.

Душа жаждала одиночества. Эва отослала прислугу, даже вечно мельтешащую под ногами Нюшу попросила уйти, и, сев перед зеркалом за туалетным столиком, осталась одна. Усталым жестом вытащила из прически шпильки, и черные густые волосы рассыпались по плечам. Она уже давно красила волосы черной краской, скрывая проступающую седину. Стала смывать макияж…
Всматриваясь в отражение в зеркале, холодея от страха, снова заметила, как лицо быстро покрывается морщинами, как опускаются уголки губ и глаз, как углубляются носо-губные складки, старя лицо, как нависают над глазами верхние веки… Спустя несколько минут на нее из зеркала взирала глубокая старуха. Эва закрыла глаза и потрясла головой, надеясь развеять ужасное видение. Но видение не исчезло, когда она снова открыла глаза. Наоборот, старуха из зеркальных глубин с нескрываемым торжеством вглядывалась в нее, Эвелину!
- Ты кто?! – с ужасом выдохнула Эва.
- Я – это ты, только такая, какой ты скоро станешь, очень скоро.
Старуха в зеркале не открывала рта, но Эвелина отчетливо слышала в своей голове ее голос, противный старческий голос с дребезжащими нотками.
- Нет! Такой я не стану никогда! – помотала головой Эвелина.
- Куда ж ты денешься от неизбежного? – издевалась, насмешничала старуха. – Молодость твоя прошла, ты уже на пороге старости. Мужчины уже перестали интересоваться тобой. Тот же Егор Сотников предпочел тебе, стареющей красавице, бездарную, примитивную, но молодую балеринку. Его не прельстили даже материальные бонусы, которые сулили отношения с тобой, Эва, так ты ему противна.
- Это ложь, враньё! Он просто не понимает, потому что глуп и слишком молод! – воскликнула Эвелина, чувствуя на губах соленый привкус текущих по щекам слёз.
- Именно, что слишком молод для тебя! Даже уходящие на балетную пенсию в этом году артисты годятся тебе в сыновья, дорогая моя. А те, кто только начал свою карьеру в театре, годятся во внуки и смело могут назвать тебя бабушкой.
- Замолчи! – Эвелина скомкала салфетку и бросила в зеркало. Но даже после этого отвратительное видение не исчезло. А в голове раздался злой смех.
- Правда никогда тебе не нравилась! Ты предпочла уйти из театра, бросить сцену, когда тебе перестали предлагать роли молодых роковых красавиц. А зрелых дам ты была не готова играть. Смириться с ролью королевы-матери было для тебя сродни признанию своего поражения перед неизбежным течением времени. Ты просто сбежала, спрятала голову в песок, как страус. Но время - то от этого не остановилось. Оно продолжает бежать, причем, с каждым годом все быстрей и быстрей!

Скоро болезни пустят корни в твоем пока еще крепком теле, и оно сгорбится, походка станет шаркающей, будто в ноги налили свинца, а глаза станут плохо видеть и постоянно слезиться. И с подругами ты станешь обсуждать за чашкой чая не очередные свои романы с настойчивыми поклонниками, а новые лекарства от болей в суставах или несварения желудка. Визиты врачей на дом станут более частыми, чем визиты старых друзей. Потому что твои друзья один за другим отправятся в мир иной. А встречаться с оставшимися ты будешь на похоронах и поминках, а не на свадьбах и крестинах. Мир, огромный, полный радости и удовольствия мир, замкнется для тебя в четырех стенах твоего дома, а потом и больничной палаты. И в конце концов ты умрешь, угаснешь как догоревшая свеча, оставив после себя тонкую струйку дыма воспоминаний. Но и они, эти воспоминания, быстро растают в пространстве, потому что вспоминать о тебе будет некому, все умрут. Ничего после тебя не останется, все превратится в прах и пыль.
Эва закрыла лицо ладонями и всхлипнула. Между пальцами стекали горячие капли влаги.
- Нет! – Затрясла она головой с отчаянием, не желая поддаваться панике, отрицая страшный смысл брошенных ей слов. – Фильмы, останутся фильмы, в которых я снималась! Меня любили миллионы зрителей, поклонников моего таланта. Их внуки будут смотреть мои фильмы и запомнят меня.
- Ты надеешься на старую кинопленку? – хмыкнула старуха и посмотрела на Эву с жалостью и презрением. -  Брось, душа моя, современная молодежь не смотрит советские фильмы, цинично называя их старьем. Они давно уже живут в интернете, порабощенные виртуальной реальностью. А в этой реальности нет места старым фильмам с твоим участием. Теперь предпочитают компьютерную графику, а не живую игру актеров. Так что не тешь себя напрасными надеждами. Ты уйдешь бесславно, не оставив после себя ничего, даже воспоминаний.
- Но я не хочу так! – жалобно воскликнула Эва, сопротивляясь из последних сил.
- Конечно, не хочешь. Но так будет, потому что законы жизни жестоки и беспощадны. Каждый человек, даже самый талантливый и гениальный, приходит из ниоткуда и уходит в никуда.
- Нет, я так не хочу, я так не могу… - бормотала Эвелина, размазывая ладонями макияж по мокрым щекам.

Черные разводы туши для ресниц превратили ее лицо в страшную, уродливую маску так, что она отшатнулась, глянув на себя в зеркало. Безнадежность, отчаяние опустились на ее плечи, придавив всей своей тяжестью. Эвелина с усилием поднялась на дрожащие ноги и, шатаясь, поплелась в соседнюю комнату. Достала из шкафа коробку с лекарствами, стала рыться в ней. Предсказанное ей старухой в зеркале так пугало, что тянуть дальше то, что почему-то называлось жизнью, показалось бессмысленным и даже опасным. Зачем переживать весь этот ужас, если конец все равно один? Она чувствовала за своей спиной ледяное дыхание смерти.
С раннего детства Эва слышала от близких: «красавица ты наша!», «прелесть!», «куколка!». И все зеркала мира с охотой демонстрировали ее взору прелестное создание с длинными стройными ножками, восхитительными темными волосами и очаровательными глазками. Не любоваться этим созданием было невозможно. Карьера артистки казалась ей единственно возможной еще с первых классов школы.

В театральном институте она тоже встретила восторг и восхищение в глазах не только студентов, но и педагогов. Ее красоту быстро заметили киношники и предложения сниматься посыпались одно за другим. А там очень скоро она триумфально взошла на Олимп советского кино, заняв верхнюю строчку в рейтинге популярности у зрителей и получив негласный титул секс-символа своего поколения.
Поклонники – мужчины осыпали ее подарками и цветами, в очередь выстраивались, чтобы сделать предложение руки и сердца. Первый раз она выскочила замуж еще в институте, именно выскочила за своего сокурсника, симпатичного парня Валеру Широкова. Неосознанный студенческий брак просуществовал всего два месяца и закончился столь же скоропалительным разводом. С Валерой они остались друзьями и даже пару раз вместе снимались в кино.

Потом в ее жизни был сумасшедший роман с известным режиссёром, которого она не задумываясь увела из семьи. Но жизнь двух ярких личностей с огромными амбициями под одной крышей оказалась затруднительной. Разводились оба со слезами на глазах, понимая, что каждый из них теряет. Эва долго еще страдала по своему бывшему, особенно узнав, что он снова женился на бездарной, но молоденькой актрисульке.

Вот тут-то Эвелина и пошла к пластическим хирургам. Вернуть молодость и сохранить красоту стало ее идеей-фикс. За Леопольда она вышла сознательно, оценив сколько средств требует гонка за вечной молодостью. В стране наступил перелом эпох. Актёры, даже самые известные и востребованные, в один миг стали безработными. Она – королева экрана, - вынуждена была экономить! А у Францева денег оказалось предостаточно. Да и любил он ее по-настоящему, был готов луну с неба достать для обожаемой Эвочки. Она снисходительно позволяла мужу любить себя, хотя внутренне морщилась: Лео был на пятнадцать лет старше. Когда тебе тридцать, а ему сорок пять, это совсем не заметно. Когда тебе сорок, а ему пятьдесят пять, это еще можно терпеть. Но когда ему шестьдесят пять, семьдесят пять, а тебе все еще тридцать – сорок, это становится невыносимым. Ведь вечно молодая артистка любила молодость не только в себе самой. Годы шли, а глаза ее с необыкновенной жадностью выискивали в толпе людей молодые привлекательные мужские лица и гибкие, полные силы тела.

И Эва с радостью разделила увлечение мужа балетом. Ведь в труппе подшефного, как сказали бы в советскую эпоху, театра было много красивых молодых танцовщиков. Зажечь вот такого стройного, длинноногого красавчика и затащить его в свою спальню – разве может быть более эффективное лекарство от старости? И Эва регулярно пользовалась этим лекарством, прописав его себе сама. А искренне любящий ее муж покорно способствовал доставке лекарства на дом. Все шло прекрасно, пока она не споткнулась о Егора Сотникова.
Этот романтичный принц Дезире, этот героический, мужественный Спартак никогда не полюбит ее! В его сердце никогда не вспыхнет огонь страсти. Его сильные руки никогда не обнимут ее, губы не заскользят по ее пылающей от вожделения коже. Потому что она старая, страшная, нежеланная…

Эва достала упаковку со снотворными таблетками. В последнее время она плохо спала, и выписанные врачом лекарства помогали. Ослабевшими пальцами она суетливо выковыривала из серебристой фольги белые маленькие кругляшки, ссыпая их на столе в кучку. Как хорошо, что таблетки маленькие: легче будет проглотить. Собрала лекарства в ладонь, пошла искать чашку или стакан с водой, чтобы запить. Она выпьет таблетки и просто уснет, уснет навсегда. Это не страшно и не больно…
Ни чашки, ни стакана в ее апартаментах не нашлось. Зато в баре обнаружились коньячные бокалы. Эва всегда любила настоящий французский коньяк. Да и нервное напряжение, связанное с театральными и кино-перипетиями он снимал лучше всяких успокоительных. Врачи запрещают совмещать алкоголь с лекарствами, говорят, что он усиливает действие лекарств. Вот и хорошо! Пусть терпкий вкус благородного напитка смоет горечь разочарования в душе.

Плеснув в пузатый бокал на короткой ножке хорошую порцию янтарной жидкости, Эвелина посмотрела на горсть таблеток в своей ладони. Это не больно и не страшно: она просто уснет, просто уснет… Отчего так трудно поднести ко рту эту горстку белых маленьких шариков? И бокал в руке дрожит.
- Эва, что ты собираешься сделать?! – прозвучал за спиной неожиданно знакомый голос.
Эвелина обернулась, ее рука дрогнула, и таблетки посыпались на пол с сухим шорохом. Бледная от испуга Нюша вырвала из ее руки бокал, расплескав содержимое, и запах коньяка поплыл по комнате.
- Ты с ума сошла, Эва?!!
- Я так больше не могу-у-у! – завыла Эвелина и, заливаясь слезами, опустилась прямо на пол, на роскошный иранский ковер ручной работы, стоивший баснословных денег.
- Дорогая моя, Эвочка, - суетилась вокруг нее старая подруга, пристроив бокал на подлокотник кресла и пытаясь поднять с пола Эвелину и отвести в спальню, уложить в постель, - так же нельзя! Ну зачем так переживать из-за этого мальчишки? Зачем принимать все так близко к сердцу?

От суетливой, но искренней и трогательной заботы Нюши Эвелине стало немного легче. Она позволила себя раздеть и уложить в постель. Громкие рыдания сменились жалобными всхлипываниями и постанываниями, словно скулил незаслуженно побитый щенок. Нюша долго еще что-то нашептывала подруге на ухо, что-то ласковое и убедительное, отчего слезы на лице Эвелины постепенно высохли, а всхлипы прекратились. Спустя минут сорок, все-таки выпив одну таблетку снотворного, она уже крепко спала с глубокой уверенностью в душе, что безвыходных ситуаций в жизни не бывает, и они с Нюшей обязательно найдут выход и решат проблему и с Егором, и даже со старостью.

http://proza.ru/2021/09/17/378