О ранее неизвестном шемахинском восстании лезгин
Походам войск Надир-шаха в Исторический Южный Дагестан посвящено несколько исследований, опубликованных в виде монографий, множество статей, при подготовке которых привлечен обширный круг источников и разноплановой литературы. К интересным информационным ресурсам о событиях 1741–43 гг. в Дагестане, все ещё должным образом не изученных, следует отнести сведения европейцев, которые побывали в регионе в 30-е — 40-е гг. XVIII столетия. В числе тех, кто оставил письменные свидетельства, англичанин Джонас Хенвей (1712–1786) опубликовавший четырёхтомный сборник «Исторический отчет о британской торговле через Каспийское море» (Лондон, 1753 г.).
Джонас Хенвей (анг. Jonas Hanway), известный в русской исторической литературе как «Ганвей», — английский купец, который в 1743 г. прибыл в г. Санкт-Петербург, чтобы работать на британскую Русскую компанию. Вскоре его отправили в Персию для оценки состояния торговли компании и расследования деятельности её представителя Джона Элтона (ум. 1751). Последний, получив торговые привилегии от Надир-шаха, работал над созданием британского торгового присутствия на Каспии. Также, Элтон, будучи опытным моряком и кораблестроителем, под именем «Джамал-бег», строил каспийский флот для шаха. Русские отрицательно смотрели на то, что он служит персидским военным интересам. В 1743 г. они обвинили его в незаконных действиях, поэтому Хенвей был направлен, чтобы оценить ситуацию из первых рук. Хенвей нашел Элтона в Гиляне, а конкретнее — в Лангаруде. Его первоначальное впечатление об Элтоне и состоянии британской торговли в Персии было благоприятным. Это подтолкнуло Хенвея к организации пробного каравана товаров в Мешхед, главный пункт сухопутного маршрута в Индию из Каспийского региона. Его поездка внезапно закончилась в Астрабаде (современный Горган), где он был задержан, и большая часть его груза была разграблена Мухаммад-Хасан-ханом Каджаром, который затем восстал против Надира. Элтон убедил Хенвея добиться реституции у шаха. В шахском лагере возле Хамадана представители Надира пообещали Хенвею компенсацию, но указали ему искать ее в Горгане. Хенвей неохотно вернулся, но получил частичное возмещение своих потерь, правда, только после трудных переговоров.
В сентябре 1744 г. Хенвей прибыл назад в Россию, а в 1746 г. русские официально запретили английским купцам торговлю на Каспии. Британия не оспаривала это решение, учитывая призрачность успеха своих коммерческих предприятий. Вскоре после возвращения в 1750 г. в Англию, Хенвей опубликовал четырехтомный сборник «An Historical Account of the British Trade over the Caspian Sea: with the Revolutions of Persia» («Исторический отчет о британской торговле через Каспийское море: с революциями в Персии», Лондон, 1753 г.). Первые два тома в основном содержат сообщения различного характера об истории и состоянии британской торговли с Востоком через Россию, повествования о поездках, предпринятых самим Хенвеем и иными лицами. Вторые два тома — это история Персии/Ирана с 1722 по 1749 год. В последующие годы Хенвей добился известности как член-основатель Морского общества, одной из первых английских благотворительных ассоциаций. Он выпустил множество книг и трактатов, но больше никогда не писал о Персии. Возвращаясь к труду Джонаса Хэйнвея «Исторический отчет о британской торговле через Каспийское море», отметим, что в четвертом томе содержится интересующая нас информация о походе Надир-шаха. События 1741;43 гг. в Дагестане излагаются в Главе XXIX, перевод частей которой с английского языка приводится ниже.
Перевод «Глава XXIX … Надир выступает против лезгин (Lesgees); и получает отпор в Дагестане (Dagistan). Русские встревожены приближением Надир-шаха. Лезгины желают защиты России. … 1741 год. …»:
Среди персов есть пословица: «Если какой-нибудь персидский царь глуп, пускай идет войной против лезгин», что можно понимать, как: «какой бы мощной ни была армия, ситуация в горах Дагестана такова, и люди настолько смелы, что успех похода против них должен быть очень сомнительным». Надир, которого ни один персидский царь не превзошел по тщеславию или амбициям, решил попытать удачу против них. Они совершили несколько рейдов против него, в частности во время его похода в Индию, когда его брат Ибрахим-хан был убит; Ширван (Shirvan) так и не был освобождён от их вторжений, и большая часть этой провинции была опустошена. В конце этого года Надир пришел во главе тридцати пяти тысяч человек в Ширван и оттуда направился в лезгинские горы. Чтобы облегчить свое продвижение, он заставил срубить огромное количество деревьев по обе стороны пути, стараясь сорвать любую попытку засады, которую эти татары (Tartars — прим. термин «татары» используется Хенвеем, впрочем, как и другими авторами рассматриваемого периода в отношении жителей «Тартарии» — Северо-Восточной Евразии) могли бы предпринять. Атака, которую его сын недавно совершил в Горгане (Астрабаде), сделала его более осмотрительным (прим. — подразумевается покушение на Надир-шаха, которое якобы было организовано его сыном). При этом он хорошо понимал, что лезгины столь же коварны, сколь они храбры.
1742 год. Где-то в начале этого года (прим. — Хенвей ошибается в дате. Надир вошел в Дагестан летом 1741 г.) он вступил на территорию Дагестана. Здесь он обнаружил народ совершенно иной и непохожий на индийцев, которых он совсем недавно покорил. Вместо того, чтобы идти через открытые и плодородные земли, ему пришлось взбираться по горам – во многих местах труднодоступных и служивших естественным защитным барьером для тех долин, где он мог найти себе провизию. Они защищались крепкими и отважными людьми, чья любовь к свободе на протяжении веков сделала их непобедимыми. Если бы Надиру даже удалось проникнуть сквозь ущелья, его враги все еще могли бы укрываться в горах и сделать все его попытки подчинить их тщетными. Однако страх пред его оружием побудил некоторых лезгин в южных регионах подчиниться. Часть из них он перевез в значительном количестве в Хорасан, дабы населить эту провинцию и предотвратить их будущие попытки вторжения в персидские пределы. Сделано это было только для того, чтобы досадить остальным лезгинам. Оставив одного из своих командиров с войском в восемь тысяч человек у прохода в горное ущелье, Надир двинулся вперёд в погоне за каракайтагскими (Caracaita, прим. — комментарий автора: «Данное слово означает черные сельчане. Они считаются одними из наихрабрейших людей среди лезгин») лезгинами. Последние, отступив, втянули его вглубь своей страны и предупредили жителей гор. Объединив несколько значительных войск из своих сил, они спустились ночью и привели армию Надира в полное смятение. Они даже напали на шахский шатер и забрали с собой часть сокровищ Надира и несколько его женщин. Между тем, персидский генерал, оставшийся с восемью тысячами человек для обеспечения безопасности путей к Ширвану, также подвергся яростному нападению. Лезгины застали эту группу войск врасплох (прим. — авторский комментарий: «Французский миссионер, присутствовавший в этот момент в персидском лагере, сообщил мне некоторые подробности о великой отваге персов». Под французским миссионером, очевидно, подразумевается Луи Базен), и, имея в своем преимуществе леса и положение на возвышенности, учинили расправу, прежде чем те смогли им противостоять.
После множества безуспешных попыток Надир понял, что его армия находится в бедственном положении из-за нехватки провизии. Ширван был истощен до крайней степени и не имел возможности обеспечить его всем необходимым, а проход для караванов был закрыт. Поэтому он направился в Дербент (Derbend), жители которого вскоре почувствовали на себе роковые последствия такого соседства. Здесь Надир посчитал целесообразным использование кораблей, с помощью которых мог бы получать запасы продовольствия с южного побережья Каспийского моря. Данное обстоятельство напоминает одно событие этого года (прим. — комментарий автора: «Мы выяснили, что Элтон был в лагере Надира. См. Том I. С. 153»), касающееся поступка Джона Элтона, английского торгового агента, чье недобросовестное участие столь серьезно встревожило российский двор и поставило конец нашей каспийской торговле; но об этом уже и так много всего сказано. Могущественный завоеватель был теперь так подавлен, что остатки его жалких сил, сведенные до двадцати тысяч человек, уже бы давно дезертировали или погибли с голоду, если бы их не снабжали русские. Я бы никогда не смог и представить, что Надира увлекала даже малейшая мысль о вторжении в российские владения, но на это было достаточно оснований для опасений, учитывая, что он уже попытался покорить лезгин. Посему русскими были разосланы приказы о том, чтобы никакая провизия не передавалась в качестве товаров персидской армии. Однако астраханские торговцы, в погоне за прибылью, не смогли устоять перед искушением, как я уже об этом упоминал. Дербент находился в столь бедственном положении, что большая часть его жителей, просто померла с голоду. Продолжительное пребывание персидской армии на российских границах породило у Санкт-Петербурга опасения, что Надир собирается притязать на Кизляр, так как город строился на персидских землях (прим. — суть замечания не ясна, поскольку Кизляр располагался на левом берегу Терека, а не на правом, который формально некоторое время признавался за Персией). Шах и правда сильно оскорбился поведением одного русского чиновника по отношению к своим войскам, которые подошли слишком близко к этому укреплению. Но по данному делу императорский двор предоставил ему сатисфакцию.
При дворе в Петербурге были настолько встревожены приближением шахских войск, что был отдан приказ создать крупные военные склады в Астрахани. Сам город также находился на военном положении, и отряду численностью в двадцать тысяч человек под командованием генерала Тараканова (прим. — Алексей Иванович Тараканов (1678–1760) — в 1741 г. был пожалован в генерал-поручики с назначением командующим обсервационным корпусом, расположенным на границах с Персией по причине сосредоточения персидских войск в Дагестане) было приказано выступить в сторону Кизляра. Лезгины изъявили желание встать под защиту России после первого вторжения Надира в их страну. Империя, безусловно, была заинтересована в поддержке независимости тех храбрых горцев, которые формируют столь надежный барьер против персов. Приход русских войск расстроил планы Надира, так что он был вынужден бросить это предприятие, превосходящее его как по силам, так и по средствам. Как только русский генерал прибыл в окрестности Дагестана, лезгины обратились с ходатайством к нему. Из опасений, что Надир и дальше будет пытаться одолеть их, они написали этому генералу следующее:
«Достопочтенный генерал и главнокомандующий! Наша скромная просьба состоит в следующем: все жители Дагестана были проинформированы о том, что вы прибыли к границам Кизляра с императорской армией и что вы намерены защищать подданных её императорского величества в Эндирее (Andrewska), Костеке (Koslkoff) и Аксае (Baxan), а также всех глав и правителей земель, граничащих с владениями её императорского величества. После долгих ожиданий вашего прибытия мы отправили своих представителей от имени всего нашего народа в надежде, что её императорское величество могло бы принять нас под свою защиту и позволить нам быть её подданными. Мы полны решимости удерживать золотую оправу ее имперской мантии (прим. — подразумевается, что готовы защищать имперские границы), и, несмотря на все те беды, что могут угрожать нам, мы не станем искать никакой другой защиты и не признаем никакого другого суверена, кроме Бога и её императорского величества. За сим мы клянемся в верности её императорскому величеству, смиренно просим защитить нас от наших врагов, и, с присущим ей благородством, дать ответ на нашу просьбу. Чтобы её величество могло знать, в каком количестве состоят наши войска, высылаем вам следующий список:
Ахмед-Хан-уцмий (Achmed Khan the Ousmai) — 12 000 человек.
Племя Авар (The tribe of Aparz) — 13 000.
Ахмед-Хан владелец Дженгутая(Achmed Khan lord of Schunketin) — 2700.
В районах Унцукуля (In the districts of Kanschukul) — 8000.
В Анди (In Aby) — 5 000.
В Багулале и Калалале (In Abugal and Kalacksky) — 7000.
В Карахе (Carack) — 7500.
В районе «Кусти» (In the districts of Kusti) — 23 500.
В Келебе (In Kly) 2500 — 3 000.
В Гидатле (In Gedat) — 4 000.
В Куяда (In Kinjode) — 1000; и в Корода (and in Kurada) 1000 — 6000 66200 (прим. — в сноске автор указывает: «Это число, по-видимому, значительно превышает количество, которое, как они думали, смогли бы привести на поле боя. Несколько подразделений могли легко допустить ошибку касательно количества своих сил». Сумма выведена ошибочно. Должно быть 64200).
Эти люди, известные миру, а особенно персам, своей храбростью и непрестанной любовью к свободе, сразились с завоевателем Индии, самым могущественным из всех монархов Востока. Надир понял, хотя и слишком поздно, что совершил крайне опрометчивый шаг; но отступать, не ослабив свои интересы в Персии и не потеряв репутацию в целом, было уже нельзя. Более того, он понимал, что эти самые лезгины, вдохновившись его отступлением, нападут на приграничные земли и станут обращаться с персами в этих регионах как с покоренными людьми, пока он не привлечет более многочисленные силы для защиты Ширвана. Тем не менее, из двух зол самым большим была трата времени и войск в Дагестане, когда он мог бы использовать их с пользой в других важных замыслах. Посему мы считаем, что Надир втайне чувствует отвращение к российскому двору. Однако после возвращения в Персию он послал за резидентом её императорского величества, который присутствовал в армии, и заявил ему, что «был удивлен слухами о том, что он якобы намеревался вторгнуться в русские владения; с ним и правда обошлись без должного уважения, когда Россия не прислала послов поздравить его с восшествием на престол Персии; но, как он понял, в Петербурге на тот момент происходили большие перемены, и он простил эту формальность»; в то же время, он хотел, чтобы резидент послал дипломатического курьера к своему двору, дабы сообщить императрице, «что он полностью настроен поддерживать мир и взаимопонимание, существовавшее между двумя империями». На этом описание дагестанского похода Надира завершается, но в последующих главах можно встретить несколько пассажей, которые представляют научный интерес.
«Глава XXX. С. 235–236».
«Турки были в состоянии оказать поддержку лезгинам в войне против Персии, и замешательство, в котором оказался Надир в Дагестане, как раз предоставило им благоприятную возможность для этого. Тем не менее, на их радость, войска шаха встретили достойный отпор, и данное обстоятельство могло бы дать им время на сбор войск и ресурсов для их содержания. 1743 год. В феврале этого года Надир забросил свои планы по поводу Дагестана. Покинув Дербент, он двинулся в Муганскую равнину не без опасений, что турки могли бы вторгнуться в его владения прежде, чем он успеет встать во главе своих войск».
«Глава XXX. С. 238».
«Отпор, встреченный Надир-шахом в Дагестане, в некоторой степени подорвал его репутацию. Богатая добыча, приобретенная его воинами в Индии, по всей видимости, отбила у них желание воевать».
«Глава XXXI. С. 241–242».
Пока события происходили на юге, турки посчитали, что имеется хорошая возможность для попытки разжечь восстание на севере. Наиболее подходящим инструментом для этого служили лезгины: их неприязнь к персам могла бы пойти на руку. Турки понимали, что правление Надира уже приобрело одиозный характер, и что, возможно, любой претендент, которого они попытаются выдать за члена королевской семьи Сефеви, поможет им устроить диверсию. Для этой цели они наняли некоего перса по имени Сам-мирза (Saun), который притворился младшим сыном шаха Хусейна. Турки также распространили слух, будто Сефи-мирза, старший сын, был ещё жив и находился под их покровительством. Сам-мирза явился в Персию несколькими годами ранее под видом дервиша, рассказывая всем, что это одеяние служит целью скрыть его истинное происхождение: когда-то Ибрахим-хан, брат Надира, увез его, и, из чувства презрения, отрубил ему кончик носа, а затем отпустил. Этого человека с тех пор звали Бини бориде (Binnie Buride) или Отрезанный нос. Жители Шемахи приняли его с большим уважением, и вскоре он собрал армию в количестве шестнадцати тысяч человек, из которых большую часть составляли лезгины. Отважные горцы совершали налеты на окрестности Дербента с того момента, как Надир покинул город, и держали гарнизон в постоянном напряжении. Однажды, используя темное время суток как преимущество, они заложили в разрушенные части стен порох и подожгли его. Однако им не удалось захватить это место, и уловку с порохом пришлось повторять еще несколько раз. Часто они появлялись в значительном количестве, в ночи, и обрушивали град стрел на солдат, стерегущих стены, что сразу же меняло ситуацию — персы оказывались в замешательстве и не могли вести прицельный огонь из артиллерии.
Все искусство убеждения и силы были брошены на то, чтобы заставить этих татар покориться. Гарнизон совершал неоднократные вылазки и вступал в стычки с ними; обе стороны проявляли жестокость, выходящую за рамки законов войны (прим. — комментарий Хенвея: «Среди персов не было редкостью отрезать ноги лезгинам или выкалывать им глаза, тем самым с жестокой насмешкой предлагая найти дорогу домой»). Тем, кто сдавался без боя и давал клятву не выступать с оружием против шаха, сохраняли жизнь. Среди лезгин также ходил персидский указ, который гласил, что любой, кто станет торговать с персами, будет освобожден от всех налогов и пожалован документами, обеспечивающими ему личную безопасность. Но это не оказало практически никакого эффекта. Постоянные стычки держали Дербент в том же бедственном положении, что и когда Надир покинул его. Мужчины старше шестнадцати лет были обязаны носить оружие, а молодых девушек старше четырнадцати выдавали замуж за новобранцев по произволу командующего; в то же время нехватка провизии вызвала множество смертей от голода.
1744 год. В начале этого года Сам вошел в Ширван во главе войска, по большей части состоящего из лезгин. Они занимались грабежом, и Надир послал войско из двух тысяч человек с целью остановить их, но оно было разгромлено. Под страхом потерять провинцию, Надир послал своего сына Насруллу-мирзу (Nesr Ali Myrza, прим. — первое имя Муртаза-Кули) во главе двадцати пяти тысячного войска. Лезгины и многие из жителей провинции стойко сопротивлялись, но после крупных потерь они были повержены у слияния рек Куры (Kura) и Аракса (Aras), где когда-то Надир был избран шахиншахом. На этом же самом месте был воздвигнут монумент боли и страданиям человеческим: Надир приказал сложить пирамиду из человеческих голов (прим. – авторский комментарий: «См. Том I. С. 388». На стр. 388 повествуется о пирамиде на южном берегу Куры высотой 50 футов (15 м), состоящей из 282 голов персидских и татарских (т. е. дагестанских) руководителей шемахинского восстания) в знак своей победы и дабы внушить страх остальным жителям и пресечь их дальнейшие попытки к восстанию (прим. — из описания И.Я. Лерхе следует, что пирамида из отрубленных голов была воздвигнута в 1736 г. При этом указывается, что головы принадлежали семи сотням дезертиров из числа войска Надиршаха). Саму удалось сбежать с войском всего в 70 человек, но вскоре он был схвачен. Шах приказал своему сыну вытащить глаз одного из мятежников, а затем отослать к турецкому двору со следующим посланием: отнять жизнь у такого жалкого существа было бы ниже достоинства Надира, хоть нам и известно, что великий господин поддержал затею выдать Сама за потомка семьи Сефеви (Seffi, прим. — комментарий автора: «Стоит отметить, что Саму позволили сбежать во второй раз. Он глубоко верил в свое предназначение и считал, что его, таким образом, приберегли на другой случай»). Следствием этого восстания стала гибель почти всей провинции Ширван.
Здесь необходимы дополнения. К лезгинскому восстанию в Ширване, возглавляемое Сефи-Мирзой, выдававшим себя за сына шаха — Хусейна (ум. 1738), сефевида, присоединились правители Кумуха — Сурхай I и его сын Магомед-хан, а также жители лезгинских областей Кюра и Табасарана. Российский историк Е.И. Козубский (1851–1911) по этому поводу замечает:
«Воевавшіе съ Надиромъ турки, чтобы причинить ему затрудненія, выставили самозванца Сама;Мирзу, выдававшаго себя за сына хана Хуссейна и нашедшаго помощь отъ Магомета, сына Сурхая Казикумухскаго. Они овлад;ли Ширваномъ и нашли себ; приверженцевъ и въ Дербент;. Племя муганли, составлявшее часть гарнизона въ кр;пости Кабир;, принадлежащей тогда Дербенту, возмутилось и отдало кр;пость Магомету. Султанъ Дербентскій, Мегмедъ;Али;ханъ, опасаясь возстанія и въ Дербент;, вс;хъ муганлинцевъ, бывшихъ въ город;, вел;лъ осл;пить въ числ; 700 челов;къ и выгнать изъ города».
Повстанцы убили наместника Ширвана Хейдар-хана и захватили Ахсу. Восстание распространилось на Куба, где местные взбунтовались и передали город Сам-Мирзе и Магомед-хану. Эти опасное развитие событий было доведено до Надира-шаха, который в октябре 1743 осаждал Мосул. Надир послал против повстанцев сильную армию под командованием его сына Насруллы, зятя Фатх-‘Али-хана, командующего войсками и наместников Урмии и Гянджи. Повстанцы были разбиты недалеко от Шемахи в декабре 1743. Раненный Магомед-хан бежал в Дагестан, а Сам-Мирза в Грузию.
«Глава XXXII. С. 249–250».
Лезгины, не забыв о своем поражении в Ширване в начале прошлого года (прим. — из проставленных на полях дат следует, что речь идет о «поражении» начала 1743 г., а из контекста, что подразумевается начало 1744 г.), страстно желали стоптать в пыль заносчивого врага. Посему они послали двух представителей в Константинополь с предложением помочь туркам войском взамен на определенную сумму денег. В то же время они поведали, как храбро сражались за свою свободу с узурпатором Надиром, и что и дальше намерены непреклонно стоять на защите своих земель. Веками лезгины не покидали гор ради службы чужим правителям; также не часто заходили они дальше территорий Ширвана и Грузии в своих битвах. Однако нынешние обстоятельства вынудили их выдвинуть такое предложение и поступить на службу к туркам – как-то делали швейцарцы во Франции. Порта приняла послов с большим уважением и дала им обещания. Но мы не находим, что они были столь удовлетворительны для того, чтобы лезгины предоставили подкрепление для Османской армии; и правда, что великий господин с трудом мог собрать деньги для оплаты своих же войск.
Известно, что Джонас Хенвей не был очевидцем событий, происходивших в Южном Дагестане во время вторжения Надир-шаха. Историческую часть своего труда — тома III и IV, по мнению исследователей его творчества, он писал на основе работ Иудаса Тадеуша Крусински (1675–1756), Луи Андре де ла Мами де Кларака (1690–1752) и Джеймса Фрейзера (1713–1754). Но в отношении событий 1741–43 гг., как пишут дагестанские исследователи М.А. Мусаев, И.М. Абакаров, они не могли служить источниками информации для Хенвея. Иудас Крусински завершает свое повествование 1731 г., де ла Мами де Кларак и Джеймс Фрейзер — 1739 г. Разве что он мог позаимствовать сведения у Жоана Оттера (1707–1749), что отмечает автор известнейшей работы по истории правления Надир-шаха Лоуренс Локкарт. Но сопоставление их текстов, относящихся к описанию дагестанской кампании персидского шаха, показывает отсутствие связи.
Автор: ‘Али Албанви
На фото: Джонас Хенвей (анг. Jonas Hanway).
Литература
1. ‘Али Албанви. Четвёртый поход Надир-шаха на Южный Дагестан (1744) [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/XZUJB, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 15.09.2021). — Яз. рус.
2. Мусаев М.А., Абакаров И.М., Джонас Хенвей и Луи Базен о дагестанском походе Надир-шаха 1741;43 гг. // История, археология и этнография Кавказа. Т.15. №4. 2019. С. 556–572. . [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/X9MkC, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 15.09.2021). — Яз. рус.
3. Perry J.R. The Last ;afavids, 1722–1773 // Iran, Vol. 9 (1971). С. 59–69. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/XZXJW, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 15.09.2021). — Яз. анг.
Свидетельство о публикации №221091600296