Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 5-5

                Часть пятая

                Глава пятая. 5 декабря 1973 года.

     В Минске я оказался рано утром. Погода там стояла весьма приличная. Небо, правда, пасмурное, но облака очень высоко находились, из таких обычно дождик не идёт. Прохладно, но не холодно и ветер, если есть, то почти незаметный.  От вокзала до гостиницы "Спутник", в которой я постоянно жил, когда мне приходилось на фармацевтическом заводе работать, пешком минут пять идти. Вот я в холле гостиницы и появился, как раз, когда там пересменок происходил. Виола Петровна, до которой я три дня назад дозвониться сумел, на смену должна выйти только завтра утром, а в тот день в небольшой комнате отдыха сидели и допивали чай Ольга Нефёдовна, которая на сутки заступала и Любовь Петровна, своё отдежурившая и домой собирающаяся. Меня увидели, заулыбались:

     - Опять тебя Ванятка к нам сослали, - съязвила Любовь Петровна, - ты бы хоть стихи начал писать, как это Пушкин в ссылках делал, глядишь, нам бы по книжке своей подарил, - она всё это говорила, а сама в руках крутила коробку с конфетами "Белочка", которую я и ей и её сменщице протянул.

      "Белочку" в то время даже в Москве купить было трудно, очень они популярными конфетами были, а уж в подарочной коробке такое желание совсем в неисполнимое превращалось. На предыдущих выборах, которые весной случились, я на нашем избирательном участке этих "Белочек" десяток штук купил, вот четыре и взял с собой в Минск, дежурных администраторов порадовать.   

     - Ты, как надолго к нам? – Ольга Нефёдовна вопрос задала, когда Любовь Петровна домой убежала, а я последние глотки чая допивал.

      - Как пойдёт, - ответил я, - командировку мне выписали по 30 декабря, но я надеюсь пораньше свернуться. Я ведь даже одну только смену нижнего белья сюда с собой захватил. Хотя может так получиться, что после Нового года я снова у вас появлюсь. А, что, - вдруг забеспокоился я, - проблемы, какие с моим проживанием возникли?

     - Нет, нет Ванюша, не беспокойся. Какие могут быть проблемы? Ты у нас любимый постоялец. Честно признаюсь, таких тружеников, как ты, никогда ещё не видела. Вот и сейчас ведь сидишь из вежливости со мной, старой тёткой, а сам весь на заводе? Готов сей секунд туда лететь. Разве не так?

     - Не буду обманывать, Ольга Нефёдовна, конечно, так. Я ведь именно для этого сюда приехал. На заводе без меня не хотят основную стадию процесса запускать, а раз так, то и государственное задание может оказаться не выполненным. И ведь понимают все, и я в том числе, боятся они, что, если без меня у них что не так пойдёт, их обвинят, а если в моём присутствии, то виноватым во всём Ваня окажется.    
 
             Я сумку свою взял и к двери направился. Уж даже за ручку дверную потянул, но обернулся:

     - Ольга Нефёдовна, ко мне должна Надя приехать, да вот я не знаю, когда. Она ведь может появиться, когда я на работе буду. Вы ей тогда ключ дайте, пусть она меня в номере подождёт. Да по смене передайте, пожалуйста, - увидел, что она мне кивнула и в свой номер пошёл.

     Я специально не стал уточнять, кто такая Надя. Они все прекрасно знали, что так мою жену зовут. Телефон, по которому можно по междугородней связаться, лишь у них на столе стоял. Поэтому все мои разговоры с домом администраторши волей-неволей подслушивали и в курсе всех моих семейных дел были. Я и решил, пусть они полагают, что это жена моя надумала на недельку сюда вырваться.
 
     В открывшуюся дверь заглянул, убедился, что всё в порядке, сумку около двери на пол поставил, дверь прикрыл, дождался, когда язычок английского замка щёлкнет и с одним пакетом в руках на завод отправился.
 
     Первым делом я в Центральную заводскую лабораторию заглянул. Праздник праздником, но обычно заведующая ЦЗЛ Зинаида Павловна Кулагина, когда срочная работа на завод обрушивается, всегда на своём месте присутствует, а у меня партийное задание ей из рук в руки гостинец, моим начальством приготовленный, передать. Однако к её двери записка была прикреплена – "Я у директора" – значит, там совещание небольшое проходило, наверняка связанное всё с тем же запросом Министерства Обороны, и в ЦЗЛ я в одиночестве оказался. Я уж в цех решил пойти, но тут Людмила, инженер по внедрению, туда вошла, на ходу руки полотенцем вытирая. Меня увидела, обрадовалась и сразу же целоваться полезла. Я её остановить попытался, но легче танк руками задержать, чем Людмилу эту.

     - Вань, ну ты, что? Не рад, что ли? Чего ты боишься? Мы же здесь вдвоём, больше никого нет, и быть не может. Я сегодня специально вышла, знала, что ты приедешь. Все остальные по домам сидят, сегодня же праздничный день, а начальство у большого начальства на ковре расположилось, - она говорила и говорила, а сама при этом только что не раздела меня своими цепкими руками. И пальто, и пиджак успела расстегнуть.

     - А у меня сегодня муж на сутках, - продолжала она непрерывно говорить, - я сейчас с Клавкой договорюсь, она с Николкой подольше посидит, да за ним присмотрит, а мы с тобой на пару часов в гостиницу, в твой номер завалимся. Сегодня всё равно процесс останавливать ещё рано, вот завтра с утра – самое время будет, - она говорила и говорила, практически беспрестанно. Меня там точно не было, она сама с собой разговаривала.

     - Люд, - наконец я смог вклиниться, - давай сегодня не будем. Устал я с дороги. Почти всю ночь не спал, такой храпун в купе попался, только держись. Ты же знаешь, я храп не переношу. Каким бы усталым не был, но, если рядом храпит кто, я заснуть не могу.

     - Что ты такое придумал, интересно? Я что для тебя кукла тряпичная, которую вот так, не глядя, можно в сторону отложить? Я тут обождалась вся, когда ты вновь покажешься, а ты мне такое заявить. Ну, уж нет, Ванечка, не прокатит. А может я тебе уже надоела? – она даже руками всплеснула, - вон оно что. Другая на горизонте возникла. Так? Признавайся.

             - Людмил, что ты вечно придумываешь? И откуда, что берёшь, понять не могу.

     - Точно надоела, - уставившись в пол, продолжала она сама с собой говорить, - вот уже в Людмилу превратилась, а раньше всё Людочкой, да Людмилкой была.

            Она вдруг в мой подбородок рукой вцепилась, моё лицо к своему подтащила и прошипела:

             - Смотри Ваня, бросишь, пожалеешь.

             Затем неожиданно в обычную, привычную Людку превратилась и, улыбнувшись, залебезила:

     - Ну, может получится всё же? День впереди длинный, передохнёшь, сил наберёшься, а? – и в моё лицо уставилась.

     "Во, - думаю, - попал. Я ведь считал интрижку с ней очень удобной. Всегда здесь под рукой, скажи, как здорово. Замужняя, с дитём, которое уже в садик ходит. Что ещё желать? А, оно, гляди, как оборачиваться начинает. Ну, дела. Вчера Светка, как взбесилась, сегодня эта подруга. Давно её надо было послать, да лень заменой заниматься. То, что временами подворачивалось, было так случайно, встретились, где-нибудь на ходу, в постель запрыгнули и разбежались, даже имён в памяти не осталось. Что же с тобой делать, девица красная? – в голове мои мысли, как белки с ветки на ветку перепрыгивали, не остановишь, - но надо что-то решать, в этот Минск мне ездить и ездить. Может кончить предохраняться, иголочкой резинку продырявить, забрюхатить её, тем более что она о втором мечтает, боится только, что на меня детёныш походить будет, и дело с концом. Заодно посмотрим, на кого дети похожими родятся, - пришла напоследок такая оригинальная мысль, что я даже успокоился, - вот сегодня этим и займёмся", - и я совсем повеселел:

             - Ладно, - уже вслух произнёс я, - посмотрим, что получится, как дело к вечеру будет подходить.

             Людка совсем успокоилась:

             - В цех прогуляйся, они там тебя совсем заждались, - повернулась и к своему столу   направилась.
 
     Я пакет на ручку двери кабинета начальницы ЦЗЛ повесил и в цех направился. Идти туда не так и близко. По подземному переходу минут пять шагать. Сколько уж я раз по этому переходу ходил, сосчитать невозможно, и вот, что интересно – почти всегда там пожилой маляр с ведром краски в руках трубы, которые были под потолком закреплены, красил. Их там больше десятка было, и каждая в свой цвет была окрашена. Начнём с водяных, их три, первая с холодной водой в тёмно-зелёный цвет была окрашена, вторая, в которой горячая вода текла, была салатовой, а паровая ярко красной. Затем газовые, ну этих много разных было, начиная от сжатого воздуха – синего цвета, затем жёлтая с обычным бытовым газом, затем по голубой трубе кислород тёк, по белой - ацетилен, по - оранжевой углекислота, и так далее. Самой главной трубой был спиртопровод. Его попытались запрятать в самую глубь и окрасили вроде в совсем не приметный светло коричневый цвет, но следили за ним с особым вниманием. Специальная комиссия приказом директора была на заводе создана во главе с главным инженером. В неё и все начальники производственных цехов входили. Еженедельно члены комиссии эту трубу осматривали и все врезки в неё, за это время возникшие, ликвидировали. Создавалось впечатление, что следом за комиссией тут же местный умелец, какой-нибудь дядя Вася шёл и тут же трубу вновь дырявил и сосок неприметный с краником или зажимом приделывал – подходи, кому не лень с тарой в руках и сливай дефицитный продукт. 

     Так вот, возвращаемся к этому маляру. Все на заводе к нему очень уважительно относились. Даже директор, который ко всем обычно, как это на многих производствах принято, обращался на "ты", с маляром очень уважительно разговаривал, на "вы" и по имени, отчеству – Мыкола Павлович. Любопытно мне это было, но времени вечно не хватало, вот и не мог я секрет этого пожилого маляра узнать.

     Однажды, то ли 23 февраля это было, то ли 9 мая, в общем, в один из этих праздников, я на заводе оказался. Процесс, который в огромных аппаратах по две недели идёт, нельзя попросить: подожди, мол, дорогой, мы пару дней попразднуем, вот и ты передохни чуток. Нет, там всё своим путём происходит, ждать опоздавших не собирается. Приходится нам к нему прилаживаться, а не наоборот. Когда мы только начинали эти работы, примерно каждая вторая партия в канализацию сливалась и такой выход, порядка 50% считался весьма приличным. На Западе по литературным данным в аналогичных производствах выход в 30% хорошим считался. Но постепенно мы все вместе с заводчанами секретами производственными овладевали, и потеря любой партии превратилась в ЧП. Вот-вот за них наказывать виновных примутся.
 
     В тот праздник, воспоминаниями о котором мне хочется поделиться, оказался я на смене. Смены у меня были не нормированными. Мог и двое суток безвылазно у аппаратов просидеть. В туалет только сбегать дозволялось, а поесть мне прямо к рабочему месту приносили. Так вот в тот день в заводском дворце культуры торжественная часть шла. У меня пара часов свободных образовалась, я и решил, чем так без дела в цеху сидеть, на этот торжественный вечер прогуляться, как говорится на других посмотреть, да и себя показать. Зашёл и обомлел. В президиуме столько ветеранов с орденами и медалями сидело, что в глазах аж рябить начало, а в самом центре этот Мыкола Павлович расположился, а на его груди целый иконостас. Я уже издали пяток боевых орденов различил, но возможно и ещё были, их медали, которые просто не считанными были, прикрыли.
 
             Потом я уже в них разобрался и всю его историю, вернее славный боевой путь, разузнал.

     Когда война началась, Мыколе по возрасту в армию идти было рановато, но после того, как немцы лихо по Белоруссии промчались, он в партизаны подался и на славу так повоевал. Медали ;Партизану Отечественной войны; обеих степеней по праву заслужил. Ранили его там. Тяжело ранили. Немцы они же в лес заходить боялись, так что придумали. Миномёты подтащат, да как начнут из них пулять. Бывает, что мина в дерево попадала, но чаще они в глубину леса залетали и там крушили всё подряд. Вот одна такая неподалёку от Мыкола и разорвалась. Её осколок ему в живот попал и там немного похозяйничал. Думали, что не выживет, но нет, искусные руки врачей вначале в отряде, а затем уже в тыловом госпитале, куда Мыколу в числе многих раненых самолётом доставили, ему жизнь спасли. Партизанские медали ему уже после войны вручили. Не забыли про него в отряде и внесли в списки награждённых.

     А Мыкола, после того как из госпиталя вышел, в кадровый состав попал и до конца войны автомат из рук не выпускал. Отменно воевал, об этом и два ордена Славы говорят и медали "За боевые заслуги" и "За отвагу", ордена Красной Звезды, Красного Знамени и Отечественной войны II степени, ну и куча всяких медалей, связанных с освобождением или взятием чего-либо. Смышлёного бойца учиться послали, стал офицером. Войну закончил Гвардии капитаном. После войны в институте учился, стал технологом по производству лекарственных препаратов, двадцать лет проработал на заводе, дошёл до начальника цеха антибиотиков, ещё пару орденов заслужил - Знак Почёта и Трудового Красного Знамени, но последствия того тяжёлого ранения, что в 1942 году произошло, вынудило его уйти на инвалидность. Вот и стал маляром.

    Я, когда мы с ним хорошо познакомились, задал вопрос:

     - Как это, из начальников цеха в маляры перейти?

     Ответ хорошо помню.

     - Устал я очень Ваня, мне много должностей предлагали, но там везде какая-то ответственность была, причём не от меня одного зависящая. А здесь – круглый год тепло, светло, сухо, мух с комарами нет, работай не хочу. И работа такая, что никогда закончиться не может. Я последнюю трубу докрашиваю, а мне другой наряд открывают – опять всё по новой начинать приходится.

     Как-то у меня время было, вот я около Мыколы Павловича, который как всегда находился на рабочем месте, и задержался на секунду. Руки мы друг другу пожали, да приветствиями обменялись:

     - Не надоело тебе Ваня к нам мотаться? – спросил меня Мыкола Павлович, а я ему в ответ аналогичный вопрос подбросил:

      - Надоело, Мыкола Павлович, жуть одна, как надоело, - я по горлу рукой провёл, чтоб яснее свои слова подкрепить, а потом, после небольшого передыха, продолжил:

      - Но ведь, это надо, вот и мотаюсь. Понимаю, что пока, я здесь необходим и не потому что я умею лучше работать, чем ваши специалисты, а потому что я им уверенность придаю. Ведь, в конечном счёте, я на смене только присутствую, да контролирую, а работают профессионалы, которыми ваши работники являются. А вот вам, разве не надоело красить эти трубы бессчётное число раз? – перешёл я в атаку.

     - Тоже надоело, но есть такое слово "надо", вот я этим и занимаюсь, поскольку это кому-то всё равно надо будет делать, - и он открыто на меня посмотрел, а я на него. Вот так стояли и смотрели друг на друга. Затем махнули руками, и он за ведро своё взялся, а я дальше по своим делам пошёл.

     Но в тот день, о котором я  рассказ веду, Мыколы Павловича не было, праздник всё же, как ни говори, и я без задержки в цех отправился.

      Вот где по-настоящему обрадовались, когда я там появился, так это около больших реакторов, работающих под давлением. Начальник цеха, лично снимавший показания приборов, передал лабораторный журнал, стоявшей рядом аппаратчице и пошёл мне навстречу:

     - Иван Александрович, доброе утречко. Как добрались?

     - И вам всего хорошего, Василий Несторович. А добрался? Даже не знаю, что и ответить. Нормально, наверное, добрался, если задумался, как на ваш вопрос ответить. Пока до цеха шёл, слышал, что завтра рост массы закончится и можно будет деструкцию начинать. Сегодня значит последний спокойный день? Не зря меня начальство, не успел я из отпуска на работу выйти, перед праздником в командировку погнала.

     - Верные слухи до вас донеслись Иван Александрович. К завтрашнему утру масса должна дозреть, вот сами посмотрите, - он кивнул аппаратчице, и та протянула мне лабораторный журнал.

     Я наскоро пролистнул его и вернул хозяйке:

     - Тогда я пойду, у вас здесь всё спокойно, не буду отвлекать. Номер телефона, по которому меня можно найти, вы знаете, - я пожал начальнику цеха руку, повернулся и пошёл назад в ЦЗЛ.

     Зинаида Павловна сидела на своём месте. Чашка чая стояла перед ней на столе, в а руках она держала конфету из той коробки, что в пакете лежала, который я на ручку её двери повесил.

     Увидела меня, сразу вскочила, к шкафчику, что в углу кабинета стоял, метнулась. Оттуда большую чашку достала, да вазочку с печеньем. Всё на стол напротив себя поставила и за чайником ещё совсем горячим пошла.

     - С праздником Иван Александрович, - поздравила меня и засмеялась, - хотя какой это праздник, если ты сегодня к нам пожаловал.

     Она чай заварила и продолжила:

     - Я сама никогда этот день Конституции праздником не ощущала. Считала его каким-то ещё одним выходным, который иногда посреди недели ни с того ни с сего появляется. Присаживайся, чайку попейте. Ты к нам прямо с поезда, или успел в гостиницу забежать?

             - Забежал, конечно. Поезд же рано приходит, вот я сумку в номере и оставил. 
   
     - Ну, что завтра часов в девять приступим к деструкции, или у тебя будет какое-то другое предложение? – спросила она, переведя разговор на деловые рельсы.

     - Да, нет Зинаида Павловна, думается, что завтра утром время будет самое то, что надо. Раствор практически прозрачным стал, полимер в плотный шар сбился, к утру процесс полимеризации обязан дойти до конца.

     - Ну, и хорошо. Иди тогда Ваня в гостиницу. Работы, небось, привёз с собой немерено, иди, ковыряйся в своих заявках, - и начала на столе убираться.

     Я в общую комнату вышел, Людмила на меня глаза подняла. Я головой мотнул, постаравшись сделать это так, чтобы для других незаметно получилось, сигареты достал и в курилку отправился. Но не в ту, которая официальной была, там уж больно прокурено всё было, а на лестницу чёрного входа. Там стояла жестяная банка для окурков и туда редко кто из заводского руководства заглядывал, поскольку официальная курилка прямо на их пути находилась.

     Я не успел толком сигарету раскурить, как Людка прибежала. Встала, немного не доходя, и стояла, на меня вопросительно поглядывая.

     - Я сейчас подумаю, - начал я, - что мне с собой взять и пойду потихоньку. По дороге в магазин загляну, хоть пряников каких-нибудь к чаю купить. В номере, - я на часы взглянул, - часов с трёх буду безвылазно. Будешь подходить, выйду встречу. Ключ тебе передам, а сам примусь администраторшу отвлекать, пока ты мимо просачиваться будешь. Хорошо?

     - Хорошо, да не совсем. Я в больницу отпросилась. Доктор меня к пяти сегодня ждать будет. Уйти я могу через полчаса и сразу к тебе. Так что сиди в парке и меня жди. Ну, а дальше всё как ты сказал. Только учти, времени у меня мало, в четыре уже уйти должна, - повернулась и пошла, попой виляя.

     Я её из-за этой попы и заприметил с пару лет назад. Всего и понадобилось парой фраз обменяться, чтоб в кино с ней встретиться, а оттуда сразу в гостиницу. Она время терять не любила.

     Парк напротив гостиницы мне нравился. Летом там белки по деревьям скакали, некоторые наиболее любопытные даже с ладошки орешки с семечками брали. На плечо с дерева такая спрыгнет или с земли по ноге вверх до плеча доберётся и, если ты открытую ладошку с орешком или семечком к плечу поднесёшь, она аккуратно так лапку протянет, лакомство к мордочке поднесёт, обнюхает, а затем ловко так, заметить не успеешь, как ореховая скорлупа уже на землю летит, а ядрышко на зубах хрустит.

     Зимой белок нет, где они зимуют, я не знаю, но и зимой там прикольно. Дворники аллейки чисто метут, с лавочек снег тоже сметают, есть, где посидеть, подымить. Вышел я с завода, и побрёл неспешно в сторону гостиницы. Воздух прохладный такой, не холодный, какой снежной зимой бывает, а именно прохладный, как будто летом в жару в подпол с картошкой забрался. Там такой бывает, только там ещё с картофельным запахом, а здесь красота – никакого запаха, даже прелой листвой уже не пахнет, на улице сушь стоит, вся влага с поверхности земли в небеса улетела. Мне даже интересно стало, у них, что здесь надоедливых осенних дождей не было что ли. Не успел я эту мысль обдумать со всех сторон – Людмила появилась. Шла быстро, почти стремительно, чувствовалось, спешит куда-то девушка. К таким на улице лучше не приставать, так отбреют, что мало не покажется. Но она, как меня увидела, сразу же темп свой сбросила чуть не вполовину и мне головой мотнула, иди, мол, поскорее, что без дела сидишь.

     Я встал, ей ключ от номера отдал и пошёл. Дверь открыл, смотрю, Ольга Нефёдовна голову на донёсшийся звук подняла, меня увидела, улыбнулась приветливо. Я к ней:

             - Ольга Нефёдовна, могу с просьбой небольшой обратиться, если это вас не затруднит, конечно.

     - Ох, Ваня, вечно ты со своими выкрутасами, даже не знаешь, как их и воспринимать. Так, что у тебя там?

       - Чайку мне стаканчик не нальёте, во рту всё пересохло. Прям дождаться не мог, пока сюда не дошёл.

     Она прям ладошками своими всплеснула:

     - Так, что ж они там тебе даже чашку чая не предложили?

     - Предложили, Ольга Нефёдовна, как не предложили, но давно это было, я ж потом ещё по городу немного прошёлся, вот и снова захотелось чайком себя побаловать, - я всё это уже ей в спину говорил, пока она в свою каптёрку брела. Ольга Нефёдовна по возрасту была самой старшей из всех администраторов в гостинице, при этом была самой внимательной и требовательной. Мимо неё, как говорится, ни одна мышь не проскочит. А вот нам с Людмилой такая хитрость постоянно удавалась. Администраторы ведь только на входящих внимание обращают, а на выходящих глянут только, не вытаскивает ли кто-нибудь не свои вещи и всё, им до выходящих особого дела нет.

     Людка воспользовалась возможностью и в очередной раз не замеченной проскользнула мимо бдительной Ольги Нефёдовны, и надо сказать вовремя у неё это получилось. Не успела она за поворотом лестницы скрыться, как старушка с большим бокалом в руках из каморки вышла.

     - Спасибо большое Ольга Нефёдовна, - склонил я голову, - попью, верну.

     - Не спеши Ванечка, это у нас резервный бокал. Мало ли кто из знакомых навестить захочет.

     Дверь в мой номер была приоткрытой, но Людмилы в нём не было.

      - Люд, - окликнул я и прислушался, вроде в ванной какое-то шебуршание происходит.
     - Здесь я, сейчас выйду, - послышался оттуда голос Людмилы.

     Я решил воспользоваться предоставившей возможностью. Мигом нырнул в сумку, достал оттуда сдвоенный бумажный пакетик, в котором лежали знаменитые Изделия № 2 Баковского завода, иголку с ниткой, и по паре раз, прямо не вынимая содержимого из пакета, проткнул иголкой каждое из находившихся там изделий. "Должно хватить", - подумал я, улыбнувшись выходящей из ванной Людмиле. 

       Она заметила в моей руке знакомый пакетик и вдруг неожиданно прошептала:

     - Вань, а давай сегодня без резинки.

     Я на неё с удивлением посмотрел, она всегда так следила, чтобы всё было в порядке, чтоб ни капли не просочилось, а тут такое.

     А Людмила ко мне прижалась и на ухо мне шептать принялась, да так горячо:

     - Ванюша, чувствую я, что у нас с тобой всё скоро закончится. Не могу я вот так бегать, не девочка уже. Вот и решила рискнуть, мой ведь иногда ко мне пристаёт, не часто, но пару раз в месяц у нас с ним бывает. Будет ребёнок, выдам за его, авось не разберёт на кого он похож. Он же тебя не видел никогда, да и слышать о тебе ничего не слыхивал. Давай так, а?

    - Давай, - только и успел я сказать, как она с меня одежду прям сдирать принялась, хорошо пуговицы на рубашке выдержали, с "мясом" не отлетели.

     Вот уж оторвались мы, так оторвались. Я за её напором не успевал, задыхался даже и неожиданно почувствовал, что устал. Я полагал всегда, что могу заниматься этим беспрестанно, с небольшими вполне очевидными перерывами, но затем снова и снова, а тут вдруг оказалось, что я совсем обессилел. Самое интересное, что Людмила это чётко почувствовала и даже пожалела меня:

     - Наверное, ты был прав, и тебе после бессонной ночи надо было отдохнуть, но у меня всё внутри горело, я об этой нашей встрече мечтала не знамо сколько. Хотя знаю, - она вдруг стала совсем серьёзной, - знаю, как только я решилась завести от тебя ребёнка. Ты не думай, - она на меня посмотрела, как-то непривычно, - он будет наш, мой и моего мужа. Ты к нему никакого отношения иметь не будешь, как бы всё дальше не сложилось.

    Вдруг она вскочила и помчалась в ванную:

    - Ой, я к врачу опоздать могу. Я с ней созвонилась, как ты с завода ушёл, и она попросила не опаздывать, ровно к пяти прийти. Она на дежурстве сегодня и до пяти в отделении будет находиться, а потом с осмотром по другим пойдёт. Кабинет её пустым стоит, сегодня же день праздничный, никто нам помешать не сможет, вот она на мне какую-то новую методику и хочет испытать. Мы с ней в одном классе учились, но она в медицину подалась, а я в химию. Не виделись с выпускного, а тут устроили в школе вечер встречи, мы там с ней как бы заново познакомились, да вдруг поняли, что нам хорошо вместе. Понимаешь, - почти кричала она, так что даже шум льющейся из душа воды её не заглушал, - мы с ней оказались родственными душами. Столько лет вместе учились, никакой симпатии даже, а тут…  Мы с ней часто встречаться начали, обычно возьмём бутылочку какого-нибудь лёгкого винца, сидим, болтаем, о жизни своей рассказываем. Вот я ей о своей мечте и рассказала, но при этом упомянула, что хочу ребёнка не от мужа, он грубым, нелюдимым стал, не знаю, что с ним происходит. Был парень, как парень, а стал… Я его иногда даже побаиваться стала. За стол сядет и молчит. Я перед ним тарелку поставлю, съест и опять молчит. И в постели молчит, иногда вдруг, как стукнет, что к нему в голову, подгребёт меня под себя и всё молча. Даже страшно. 

           Шум воды смолк, и слышно её стало очень хорошо, хотя она говорить стала явно тише:

     - Я ей о тебе всё-всё-всё рассказала и выдала свою заветную мечту – ребёнка от тебя завести. Хочу, чтобы, кто там родится, был таким же умным и порядочным. Ты же на редкость порядочным оказался. Мне даже завидно.

     Она ещё о чём-то болтать принялась, но я её уже не слушал, а пытался понять, порядочный я или нет и вообще, что входит в понятие "порядочный". Вот то, что я так женщин люблю и их у меня всегда не одна, можно это отнести к порядочности или нет. Ну и о всяких прочих вещах думать надо, даже пакетики эти иголкой проткнутые сюда приплёл и вывод, который получился, меня в смятение привел. Оказывается, никакой я не порядочный, а подлец первостатейный, вот я кто. Почему-то меня это успокоило, и до меня вновь донёсся Людмилин голос:   

     - …она мне и посоветовала, прийти к ней сразу после того как мы с тобой, ну ты понимаешь. Она понять хочет, как твои живчики в моём чреве себя ведут, даже пробку специальную дала, чтобы я заткнуть там себя смогла.

    У меня даже дернулось, что-то глубоко внутри:

    - Так она, что гинеколог что ли?

    - Ну да, - удивлённо проговорила Людмила, я же тебе говорила, что она в роддоме работает. Или не говорила, - она уже почти закончила одеваться, последнюю пуговицу на блузке застёгивала, но задумалась и замерла.

     В эту минуту она мне так понравилась, что я с койки вскочил как был, к ней подлетел, обнял её и голову её гладить принялся. Она приникла ко мне, затем как очнулась:

      - Отпускай, я побегу.

      - Подожди, - спохватился я, - я тебя провожу, мне всё равно кружку надо Ольге Нефёдовне вернуть.

       Людмила на меня посмотрела непонимающе, затем сообразила:

       - Слушай, там же чай налит, а я так пить хочу. Могу пару глотков сделать?

       - Пей, конечно, только мне чуток оставь, меня тоже сушняк захватил.

     Я лихорадочно натягивал на себя брюки, застёгивал рубашку, ругаясь про себя на тех, кто столько пуговиц надумал на рубашку присобачить, а Людмила пила холодный пустой чай, и у неё такое блаженство по лицу разливалось, что мама родная. 

        Допил я тоже несколько глотков чая и вниз отправился. Пока я с Ольгой Нефёдовной стоял любезничал, мимо нас Людмила вихрем промчалась. Только дверь за ней и хлопнула.

     Оглянулся я на опустевший гостиничный вестибюль, вздохнул и пошёл в номер, там меня уже заявки заждались.

      Продолжение следует